Глава 1
Урсус, вождь племени вельков, проснулся оттого, что его укусил комар. Очень неприятно, в лодыжку. Зуд не проходил долго, а когда утих, спать вождю расхотелось. Было раннее утро. Рассвет, пробиваясь сквозь щели, смешивался с отсветом очага.
Рядом похрапывала Лилия. В полумраке рисовалась её необъятная задница. «Отъела, однако,– подумал вождь, – давно Толстушку обогнала. При Клыкастом так не наедались». Немного поколебавшись, не вставить ли ей прямо сейчас, вождь всё-таки решил, что лучше пойти прогуляться. У очага сидел Барсук, следил, чтобы огонь не погас. Вождь сделал Барсуку знак «не обращай на меня внимания» и вылез из землянки. Гав поднял голову и снова положил её на лапы. Ночную вахту этот раз нёс Нюхач. Он сидел на камне возле догорающего костра и плёл корзину. 3 готовых стояли рядом.
– Хорошие прутья? – спросил вождь, чтобы начать разговор.
– Ага. Днём снова схожу, нарежу.
– А брал у Чёрного ручья?
– Да. Там хорошие. Не спится, вождь?
– Последнее время стал что-то рано просыпаться. Старею. Пойду, пройдусь.
Вождь вышел за пределы стойбища. Солнце ещё не взошло, но уже осветило верхушки сосен и елей. За ночь зелени явно прибавилось, особенно на черёмухе. Вождь потрогал молодой листок, зачем-то лизнул его.
Вождь любил весну. Это была уже четвёртая весна, которую он встречал вождём. Тогда все долго спорили. Клыкастый был плохим вождем. Люди голодали, особенно зимой, и всем было ясно, что дело именно в неумелом и неумном руководстве. Но менять Клыкастого долго не решались. А кто его знает, будет ли новый вождь лучше? Барсук первым высказал вслух мысль о том, что племени необходим другой вожак. Его поддержали Горбун, Ива, Ёрш, Художник, Изобретатель. Клыкастый, естественно, возражал, доказывая, что он-де справляется не хуже, а лучше, чем любой другой на его месте, мол, обстоятельства против него: зима была суровая, зверь ушёл, но народ продолжал бузить. А Сосенка, тогда ещё совсем сопливая, крикнула: «Клыкастый, уходи». Кое-кто, конечно, был за Клыкастого, что говорить-то легко, а вот делать… И что нет в племени человека, который справился бы лучше. И тут Урсус понял, что настал его звёздный час. Он встал и спокойно, но с достоинством сказал: «Я. Я готов стать вождём». Все замерли на мгновение, а потом снова стали яростно спорить. «Куда тебе?! – кричал Крот». «Пусть Урсус будет! – спорил с ним Мерзляк. – Надоел Клыкастый. Тебе-то, Крот, от него какая польза?» Урсуса, в основном, поддержала молодёжь. Старики боялись перемен. Однако последнее веское слово сказал Лось, самый старый охотник. «Пусть Урсус попробует» – сказал он. Лося очень уважали и после того, как он высказался, Урсуса поддержали и те, кто сначала сомневался. В конце концов, большинство проголосовало за него.
Урсус шёл вдоль реки. От воды поднимался пар. Из-под ног выпрыгивали лягушки. Урсус чувствовал во всём теле весёлую бодрость. Настроение было великолепное. Вот шагает он, Урсус, вождь племени, отличный вождь, может быть, лучший за всё время существования племени. Может быть, даже лучше, чем Палёный Волк.
Отойдя от стойбища на приличное расстояние, Урсус запел. Песня складывалась на ходу. Конечно, её можно было бы назвать нескромной и даже хвастливой, но ведь вокруг никого не было.
О, какой я вождь великий!
Жизнь я племени наладил,
Люди сыты и довольны,
Много мяса есть у нас.
Много рыбы, много ягод,
И грибов мы здесь находим.
Люди радуются жизни.
Ах, какой я славный вождь!
Наши люди не болеют
Иль болеют очень редко.
Мы больных тотчас же лечим.
Травки даст им наш Шаман.
Ах, какой я вождь великий!
Люди сыты и здоровы,
И никто не умирает
Вот уже пятнадцать лун.
Это была правда. Поразительно долгое время в племени никто не умирал. Зимой, было, старая Нявга собралась было отдать концы, оклемалась, однако. Ходит, ворчит на всех.
И рожают бабы часто,
Потому что много пищи.
Ах, какой я вождь чудесный!
Скоро будет много нас.
Мир кругом и только радость.
Мы с соседями не в ссоре,
Не бывать войне, покуда,
Правит Урсус, мудрый вождь.
При Клыкастом воевали ещё как. И зимой, и летом. Много хороших охотников так погибло. И не только охотников. Особенно часто воевали с хюхтами. Воинственное племя, злое. А вот Урсусу удалось уладить дело миром. Хюхты ушли дальше на восход и больше не появлялись. А двое остались жить среди вельков. Тангун хороший охотник. И мужик хороший. А Наа… Тут и говорить нечего. Баба что надо. Груди – во! Уже двоих родила. Как знать, может, и от Урсуса. Старший, говорят, похож.
Мы построили землянку,
У огня тепло в ней людям,
На огне мы жарим мясо,
Это очень хорошо.
Есть загон и в нём коровы,
Подоить всегда их можно.
Молоко и мясо будет,
Это очень хорошо.
За это за всё, вообще-то, следовало бы сказать спасибо Изобретателю. Этот молодой человек каждый день придумывает что-то полезное для племени. При Клыкастом у него было другое имя: Неумеха. Никто не слушал его, не принимал всерьёз. А зря. Ну, не всем же быть великими охотниками, как Барсук или Нюхач! Зато, какие идеи! И землянку построили, и коров приручили, и злаки уже собирают не по дальним полянам, да ещё найти надо, а в двух шагах от стойбища. А какие он силки придумывает, да капканы!
Есть у нас Изобретатель.
Это я его приметил.
Он придумал нам землянку
И загоны для коров.
Процветает наше племя
Ах, какой я вождь великий!…
Тут вождь неожиданно заметил, что он не один. Из-за кустов малины на него смотрела Капелька. Вождь смутился. Не хватало ещё, чтобы кто-то услышал его хвастливое пение. Урсус действительно был хорошим вождём, но был у него один маленький совсем, недостаток. Ему нравилось, когда его хвалили, когда им восхищались. Грубую лесть он, кстати, не любил и всегда сразу распознавал. Его любили и хвалили довольно часто, но ему хотелось ещё и ещё. Он понимал, что это нехорошо и поэтому пел свои хвастливые песни вдали ото всех. А тут – Капелька. Ой, как неудобно-то!
Капелька приветливо помахала рукой.
–Ой, какого я зайчика видела! Маленький-маленький.
«М-да, – подумал Урсус, – при Клыкастом на зайчиков не любовались, а хватали камень или палку и… А теперь еды вдоволь, можно и зайчику умилиться, и птичку послушать»
– И что сказал тебе зайчик?
Капелька только улыбнулась в ответ.
– Я тут всякую ерунду пел, так ты не обращай внимания…
– Почему же ерунду? Всё правильно. И мясо есть у нас, пшеница, и Изобретатель молодец, и ты…
– И я хвастун.
– Нет, Урсус,– ласково сказала Капелька, – ты не хвастун, ты действительно очень хороший вождь, и все тебя любят. На! –
Капелька протянула Урсусу несколько цветков мать-и-мачехи. Урсус погладил девочку по голове. Они пошли рядом, болтая о пустяках. Капелька иногда останавливалась, обращая внимание Урсуса на что-нибудь красивое или забавное, то забегала вперёд, сверкая голыми ягодичками (стало тепло, и они оба сняли с себя то, что на них было: Урсус – волчью шкуру, Капелька – накидку из лисьих шкур). «Хорошая девчонка – думал вождь, – хорошая женщина из неё вырастет. Ещё немного – и её можно будет мёпать». Он любовался её стройными ножками, маленькими, ещё не сформировавшимися грудками, нежным пушком ниже живота. «Какая баба будет скоро!».
Они подошли к берёзе, возле которой валялись сломанные силки.
Было видно, что силки изначально были поставлены неправильно.
Зверь ушёл.
– Кто это так ставил, интересно? – покачал головой Урсус.
– Попрыгунчик, ясно. Он всегда так ставит.
– Придём – устрою ему взбучку.
Капелька усмехнулась. Какую взбучку? Ласково пожурит и всё. Урсус не был грозным вождём. При этом его слушались, потому что уважали, знали, что он умный и всегда говорит дело. А Попрыгунчика он любил. И Капельку, и Сосенку, и вообще молодёжь и детей. Клыкастый на молодых только рявкал, Урсус не считал для себя зазорным бегать с детворой наперегонки или
играть в прятки. А то посадит на плечи пацана или девчушку и катает на себе по лесу.
Поднималось солнце. Дул тёплый весенний ветерок. А в низинах дотаивал последний снег. Оттуда тянуло сыростью, но песчаные пригорки уже нагрелись и пахли тёплой хвоей. Крупный шмель легонько стукнулся о плечо Урсуса и полетел дальше по своим шмелиным делам.
Урсус и Капелька шли по лесу и пели о племени вельков, обо всех вельках и о Художнике, который так красиво расписал столбы в землянке и рыжую скалу, о великом охотнике Барсуке, о Толстушке, как она любит покушать и её новорождённом Крепыше, о весне, о любви и радости…Кто придумал, что древние люди почти поголовно были экстрасенсами и пророками? Что за чушь? Ни Урсус, ни Капелька не чувствовали надвигающуюся беду. Им не перебегала дорогу чёрная кошка. Кошек ещё не приручили. Не встретилась женщина с пустыми вёдрами. Не было ещё вёдер. Тем более не встретился монах. Откуда монаху взяться в Каменном веке? Но беда уже была в пути и совсем близко. Неслышно подбиралась она к стойбищу
вельков. Ещё немного, и…
Глава 2
Подходя к стойбищу, Урсус и Капелька чуть не споткнулись о две пары ног. Попрыгунчик и Веснушка, подстелив большую медвежью шкуру, разлеглись на солнышке и с наслаждением мепались.
– Попрыгунчик, это ты силки у берёзы ставил? – спросил вождь,– Ну, оторвись на секунду.
– Трудно оторваться, – сказал Попрыгунчик, не поворачивая головы, но фрикции прекратил,– У какой берёзы?
– Ну, у реки, выше по течению. Большая берёза, на ней ещё гнездо грачиное.
– Я, а что?
– Кто же так ставит?! – возмутился Урсус и пустился в технические подробности, которые автор опускает, поскольку сам в этом ни хрена не понимает. – Зверь-то твой ушёл.
– А что за зверь был? – спросила Веснушка,
– Волк, думаю.
– О! – восхитился Попрыгунчик. – Я чуть волка не поймал!
– Чуть! Ладно. Я поговорю с Барсуком, он тебя научит. Ты продолжай, а то видишь, девушка заскучала.
Урсус и Капелька пошли дальше. За их спинами раздался сладкий стон Веснушки.
Потом они увидели Шамана. Шаман сидел на корточках. Перед ним, в одному ему ведомом порядке были разложены какие-то палочки, камушки, корешки. С сосредоточенным видом он перекладывал их с места на место. Урсус дождался, пока Шаман поднимет на него глаза
– Шаман! Как думаешь, дождь будет?
Шаман посмотрел на вождя, на Капельку, на свои камушки-палочки, на небо, на пальцы ног и сказал
– Не. Не будет.
На завтрак была жареная телятина с кашей. Кашу придумал совсем недавно Изобретатель. Предложил сварить пшеницу на молоке – получилось вкусно. Ай да молодец! Каждый день что-нибудь придумывает.
После завтрака Изобретатель рассказал вождю о своём новом изобретении.
– Вот дым от очага уходит в дырку в потолке. В дождь очаг заливает, и вообще, вода в землянке через эту дырку течёт, хоть мы её и отводим... А зимой – снег. А часть дыма в землянку идёт. Я вот что придумал: из камней или глины сделаем сосуд для огня. Большой, такой, до крыши. А из него – трубу наружу. Да, ещё сбоку дырка, чтобы дрова класть.
– А через эту дырку дым в землянку не пойдёт?
– Ну, всё меньше. И потом дым идёт больше вверх.
– Что тебе нужно для этого?
– Дай мне дней на пять Силача. Он согласился.
– Ладно. Дам. Самому мне он нужен, конечно… Так, говоришь, на пять дней?
– Точно не знаю, как получится.
– Возьми ещё Попрыгунчика. Всё равно на охоте мало от него толку. А так, глядишь, может быть, ты его чему-то научишь.
– Давай Попрыгунчика,– согласился Изобретатель.
Вождь походил по стойбищу, отдал ещё несколько распоряжений по
поводу завтрашней охоты (теперь, когда пищи было вдоволь, охотились не каждый день, только силки и ямы проверяли каждый день), дошёл до коровьего загона, побеседовал с Рябой, доившей коров. Внимание его привлекли шум и смех, доносившиеся с поляны.На поляне вождь увидел Шамана, который пытался вымепать Топтушку. У Шамана ничего не получалось. Гуй не стоял. Вокруг собралось человек шесть. Каждый пытался дать совет.
– Ты дыханье не задерживай, – говорил Лис.
– А попробуй-ка её сзади, – подсказывал Мерзляк.
– Нет. Когда не получается – лучше спереди. Только потрочить надо сперва.
– Давайте я ему пососу, – предложила Ротик.
Шаман вытащил Гуй из Топтушкиной бисды, и Ротик взяла его в ротик. Сосала она долго и с удовольствием. Мерзляк же пока вставил пальцы в бисду к Толстушке, чтобы та не остыла. На лице у Шамана отражались напряжение и мука. Ротик устала сосать. Гуй не встал.
– Ладно, Шаман, отдохни до вечера. Вечером отмепёшь её или кого-нибудь ещё. – Сказал Мерзляк.
– У него и вчера не получилось – сказала Топтушка.
– Да, Шаман. Это тебе не с духами разговаривать. Вымепать бабу это уметь надо, – рассмеялся Ёрш.– Иди-ка ты в лес, мепи там духов.
Ох, не следовало Ершу говорить это! Шаман поднялся с Топтушки, мрачно глянул на собравшихся и молча пошёл к лесу. Его место тут же занял Мерзляк, и Топтушка почти сразу завизжала от удовольствия. Лис вставил Ротику сзади, а Ёрш в рот. Вельки занялись полезным и очень приятным делом.
«Обидели Шамана, – подумал Урсус, – будто с каждым такое случиться не может». Он хотел догнать колдуна, но тут на поляну выбежала Рябая.
– Скорее сюда. Корова чёрная телиться собралась. Телёнка надо тянуть.
И все, кроме тех, кто мепался, побежали на выручку.
***
А Шаман шёл по лесу и злился. Они смеялись!!! Над ним!!! Над великим Шаманом! И вождь не вмешался! А говорил: «уважает»!
Шаман пнул мухомор, разворошил муравьиную кучу, бросил камнем в дятла, но не попал.
– Ну, всё! Я вам этого никогда не забуду. Попляшете вы у меня. Кровью умываться будете, землю жрать! Нет! Не землю! Друг друга сожрёте, а я станцую на ваших могилах!
Шаман плюнул в сторону стойбища и зашагал в глубь леса.
Глава 3
Наступило лето. О случае на поляне все забыли, кроме Шамана, конечно. Жизнь в племени шла своим чередом. Вельки ходили на охоту, ловили рыбу, собирали грибы, ягоды, мёпались. В землянке поставили глиняную печь. Рябая родила девочку.
Назвали Незабудкой.
В один из очень жарких дней мужчины пошли на охоту. А с охоты принесли израненного Барсука. Красноносик и Художник несли его за руки и за ноги: носилок тогда ещё не было. Барсук только ойкал от каждого неосторожного движения товарищей. У Барсука была разодрана кожа на всём теле. Особенно пострадали попа и гуй.
А произошло вот что: охотники гнались за оленем, Барсук споткнулся и полетел с откоса прямо на куст шиповника. Женщины забегали, запричитали вокруг раненого. Стали оказывать первую помощь по всем законам древней медицины. Промыли раны, приложили подорожник.
Позвали Шамана. Тот принялся колдовать над раненым: «Термопсис! Бессалол! Акомол! Седуксен!» - бормотал он непонятные слова. Вельки почтительно поглядывали на него.
– Шаман! – обратился к нему Кривой, – вот Барсук, он – лучший охотник племени, никого не обижает, духов чтит, всегда идолов жиром мажет. За что же духи его наказали? Ну, так гуй повредить!
Шаман не знал, за что духи наказали Барсука. Но отвечать было необходимо, иначе вельки перестали бы считать его великим шаманом.
– Духам гуй его не понравился, – нашёлся Шаман.
– Как это?????
– Отличный гуй! – сказала Ива, а она-то в гуях толк знала.
– А духам вообще на гуи смотреть неприятно. И на бисды тоже.
– Чего бы это вдруг?
– Ну, вот так они мне сказали.
– И давно они тебе это сказали?
– Только что.
– А почему наказали именно Барсука?
– Это – предупреждение.
– Так что же делать теперь, Шаман?
– Прикрывать гуи.
– Чем?
– Шкурами, естественно.
– Жарко же!
– Терпите.
– Нет, Шаман – усомнился Художник,– я не согласен шкуру в жару таскать.
– Как хочешь,– Шаман пожал плечами,– шиповника в лесу много, да и других неприятностей хватает. Не боишься – ходи голый.
– А как мепаться?
– В землянке.
– А купаться?
– В шкурах. Можно в коротких.
– Купаться, в шкурах?!!!
– Можешь без шкур. Если не боишься, что щука гуй откусит.
– Но это же не жизнь!
– Моё дело предупредить.
– А сам чего голый?
– Вот сейчас пойду, оденусь.
– Подожди, а писать, какать как?
– М-м-м, я сейчас…
Шаман накинул шкуру и пошёл в лес советоваться. Вскоре вернулся.
– Перед тем как пописать или покакать в лесу, надо громко
сказать: « Духи, отвернитесь».
Шаман ещё раз 5 бегал в лес. Картина вырисовывалась удручающая. Духи решили совсем доконать бедных вельков. Духи не только не хотели видеть голых людей. Они также запрещали людям видеть голыми друг друга. Исключение только для процесса мёпания. Ну, ещё разрешалось не одеваться совсем маленьким детям. Всё равно шкуру описают.
А вот и самое неприятное. Каждому мужчине надлежало выбрать только ОДНУ женщину и всю оставшуюся жизнь мёпаться только с ней. Женщине же надлежало мёпаться только с ним и ни с кем другим. Это вызвало вполне естественную бурю протеста. Часть вельков поверили Шаману, кое-кто – нет. Громче всех возмущался Ёрш, который и раньше Шамана не жаловал.
– Слышь, Художник! Теперь тебе выбирать придётся. Возьмёшь Толстушку, всё, к Осе не суйся, а выберешь Осу – забудь о Лилии. А как мы вчера славно с вождём их троих… Как делить будем? Жребий бросать? А себе, Шаман, кого присмотрел? Бери Нявгу, советую. Опыт у неё какой! Еще с Палёным Волком мёпалась.
А Шаман продолжал вещать о том, что нравится духам, а что нет. Всю эту придуманную им белиберду он назвал словом «нравственность».
– И если мы не будем нравственны, говорил он, то нас ждут неудачи в охоте и в других делах, болезни, а женщин – бесплодие. А после смерти мы попадём в нижний мир, где злые духи с рогами будут нас мучить, резать, жарить, и пожирать. А если будем, – попадём в верхний, там добрые духи с крылышками будут гладить нас, ласкать и кормить мясом.
На следующий день по настоянию Шамана, заручившегося поддержкой вождя, вельки на охоту не пошли. Они стали строить отдельные землянки, чтобы один вельк не видел, как мепётся другой.
Глава 4
А потом были свадьбы. Первыми в истории человечества новобрачными стали Квак и Зайчиха. Шаман заставил Квака надеть медвежью шкуру, а Зайчиху – белое покрывало из заячьих шкурок. Всё племя собралось поглазеть на церемонию. Шаман прочёл прочувственную речь о том, как теперь хорошо будет Кваку и Зайчихе вместе, выразил надежду, что их семья (новое слово, которое он сам придумал) будет крепкой и станет полезной составной частью племени, пожелал им счастья и побольше деток, а Кваку успехов в охоте и рыбалке. После этого он торжественным голосом спросил:
– Квак! Согласен ли ты, взять в жёны Зайчиху и быть с ней вместе в горе и радости, пока смерть не разлучит вас?
– А чё! Можно,– ответил Квак.
– А ты, Зайчиха! – гремел Шаман,– согласна ли ты, взять в мужья Квака и быть с ним вместе в горе и радости, пока смерть не разлучит вас?
– Ну, а зачем же я тут торчу в этой накидке?!
– Как шаман племени я объявляю вас мужем и женой.
Слова «муж» и «жена» Шаман придумал ещё вчера. В завершение церемонии Шаман напялил Кваку и Зайчихе на головы специально сплетённые для этого случая из прутьев ивы головные уборы (по сути дела, корзины), украшенные перьями, листьями и костями.
Следующими брачевались Крот и Кусака, за ними Силач и Колокольчик, потом Слюнявый и Ромашка.
Ёрш, Сосенка, Художник, Изобретатель и ещё некоторые жениться не собирались. В голом виде они сидели на поваленном тополе, и ухохатывались над церемонией.
– Эй, Слюнявый! А не боишься с Ромашкой не справиться? Ей на день раз 20 нужно. Боюсь, больше тебе на охоте не бывать.
– Ничего. Когда гуй сотрёт, побежит на охоту без него. На охоте гуй ни к чему.
– Это точно. Духи гуёв не любят. Вот Барсук пошёл с гуем на
охоту, и что вышло?
– Шаман! А давай всем гуи отрежем! Сразу духи нас полюбят. Будет много мяса, рыбы.
– Слюнявый! – кричала Сосенка,– ещё не поздно передумать. Не женись на Ромашке! Женись на мне! У меня бисда, сам знаешь какая…Эх, поздно! Ну, что же ты наделал. Теперь ты, до старости, кроме Ромашкиной бисды, ничьей не увидишь.
– Люди! А вам идут эти корзины. Так и ходите!
– Шаман! А сам-то на ком женишься! Возьми Нявгу. Такая пара
будет! Она тебе ещё нарожает детей.
– Нет. Шаман только с духами лесными мепётся.
– Духи же гуёв не любят!
– А разве у Шамана гуй? Где ты у Шамана гуй видел? Это так,
прыщик.
Шаман злился. Просил вождя, чтобы тот утихомирил хулиганов. Вождь несколько раз обращался к Ершу с компанией с просьбой не мешать. Те кивали головами и через несколько минут начинали по новой. После свадеб был праздничный обед. А после обеда новобрачные побежали по новым землянкам мёпаться.
Землянки были сделаны наскоро. Узкие, мелкие, без печей («пока»). Напоминали могилы на двоих, покрытые сверху тонкими стволами и дёрном. Тоже «пока».
На следующий день было еще 6 свадеб. В том числе женились вождь на Радуге и Шаман на Змейке. На следующий день ещё 5, потом 8, потом 4, потом 7.
Барсук поправлялся. Он тоже женился: на Тёплой. Доели все запасы. Но было не до этого. Вельки выясняли отношения.
Глава 5
Договориться, кто же на ком женится, было не так просто.Проблема выбора никогда раньше не стояла вообще. Любой мужчина мог вымепать любую взрослую женщину, если она сама не была против, ну, и конечно, если оба были свободны от охоты или другой работы. Теперь каждому вельку предстояло выбрать одну и на всю жизнь. Некоторые определились быстро. Часть из них (меньшую) составляли те, кто действительно готов был прожить с одним человеком всю жизнь, причём, ясно, с кем именно. Другую часть составляли те, кому было всё равно, с кем мепаться. Была бы дырка (или, наоборот, гуй). В основном же, в первые дни поженились те, кто не осознавал всей серьёзности своего поступка. Некоторые, как уже было сказано, не пожелали принять новый порядок и продолжали жить по-старому, к великому неудовольствию Шамана. Большинство же вельков привередничало.
Вельки вели со своими потенциальными избранниками (избранницами) длительные переговоры, спорили, ссорились, даже дрались.
Храпун закатил Лилии оплеуху, когда та отказалась стать его женой. Храпуна осудили, а Лилия вышла за Коня. Красноносик и Нюхач подрались из-за Вороны. Здорово друг друга отмутузили. Нюхач выбил Красноносику два зуба и из носа кровь пустил, а Красноносик подбил Нюхачу глаз и тоже пустил кровь из носа. Разняли. Отругали. А Ворона предпочла Рыбоеда. Сорока и Красавка подрались из-за Кедра. Расцарапали друг дружке лица, истаскали за волосы. Разнять их оказалось труднее, чем Нюхача с Красноносиком. А раньше ведь были не разлей вода. Гусь подсыпал Мерзляку в кашу песку.
Ветер обещал Луне жениться на ней. Та была согласна. Узнав об этом, Топтушка закатила Ветру истерику, грозилась утопиться Ветер испугался, пожалел Топтушку и пообещал, что женится на ней. Луне же сказал: так, мол, и так, прости, ты очень хорошая, но я женюсь на Топтушке, иначе она покончит с собой.
Луна шла по лесу и плакала. Ей повстречались Ёрш, Изобретатель, Художник, Сосенка, Попрыгунчик и Веснушка. Они шли с охоты и несли убитого кабана. Последнее время только они и охотились и рыбачили и кормили племя, хотя Изобретатель и Попрыгунчик были охотниками никудышными, но очень старались.
Луна, захлёбываясь от рыданий, рассказала о своей беде.
– Ветер меня красавицей называл. Я – краса-а-авица!, – рыдала Луна, – А эта дура неуклюжая. Уродина. Волоса повыдераю.
Охотники принялись её утешать. Попрыгунчик гладил её волосы, говорил ей, какая она красивая. Художник подобрал кусок глины и вылепил из него забавного щенка. Веснушка и Сосенка вплетали ей в волосы лесные цветы.
– Проклятый Шаман! – Ёрш сжал кулаки, – сколько горя он нам приносит. Убью его.
Тут уже все стали уговаривать Ерша не делать этого. Ещё убийства им в племени не хватало.
– Эх, вы! – сокрушался Ёрш, – Ничего-то вы не понимаете. Всего девять дней, как Шаман придумал эту дурацкую нравственность, а насколько жить стало хуже! Луна и Топтушка, они же всегда дружили, а теперь ненавидят друг друга. А Нюхач и Красноносик! А Сорока и Красавка! Поймите, если Шаман и дальше будет измываться над нами, мы все перессоримся и поубиваем друг друга. Э-эх!…
– Но мы-то не поссоримся,– возражал Изобретатель, – Мы друзья, мы ходим голые и мепёмся, когда хотим. И мне не мешает, что ты мепёшь Сосенку и Веснушку и что Попрыгунчик их мепёт и Художник.
– Да, братцы. Нам надо держаться вместе, – сказал Художник, и они все обнялись.
– Луна, ты с нами?
– Да. – Луна всхлипывала на плече у Изобретателя.
– Надо поговорить с вождём – сказал Попрыгунчик,– Он умный и
добрый. Это Шаман его задурил. Изобретатель, поговори с ним, он тебя уважает.
– Я тоже пойду к Урсусу, – сказал Ёрш.
– А я поговорю с Ветром и Топтушкой,– предложила Сосенка.
– Вместе пойдём, – предложил Художник,– Топтушка сейчас
невменяема.
Вечером друзья уже сидели в покинутой остальными большой землянке. Ветер, Луна и Топтушка были с ними. Все были голы. Луна и Топтушка сидели, обнявшись, а Ветер целовал то ту, то другую. Все трое благодарили друзей, за то, что те спасли их от беды великой. А потом все долго и с упоением мепались. И всем было хорошо.
Но победа эта была ограничена. Большая часть племени всё же поверила Шаману. В эти дни на свет родилась злобная и хищная, «ненасытная и всеядная» химера, имя которой – Ревность.
Продолжение следует