Солдат лежал в окопе. Лежал и ждал приказа о наступлении. Рядом с ним находились такие же солдаты как и он. Они были даже чем-то похожи на него. Все, как и он, носили одинаковую униформу, имели одинаковое оружие, и лица у всех были одинаковыми. Вернее, то были даже не лица, а серые маски из придорожной, замешанной на поте и крови, пыли. Под этой маской нельзя было прочитать эмоции, - это была маска равнодушия и усталости. Однако, одна вещь рознила Солдата от других - стихи. Солдат любил стихи, любил их читать и сочинять. Наверное, из-за этого на его лице-маске можно было иногда увидеть улыбку или грусть. Но про свое увлечение Солдат никому не рассказывал - некому было. Здесь, на передовой, настоящих друзей у него не осталось. Так, что приходилось поэтизировать для самого себя. Но свои творенья ему не очень-то нравились. Они казались Солдату какими-то корявыми, не причесанными. А вот чужие стихи он очень любил. Сейчас он начал вспоминать Бернса:
« Где-то девушка жила.
Что за девушка была!
И любила парня славного она!…»
Вдруг, где-то справа раздался хлопок. Солдат повернул голову и увидел уходящий в небо красный огонек. Наступление началось. Необходимо было добежать до лесосеки, пересечь ее и выбить противника из поселка. С неохотой Солдат вылез из окопа и побежал через поле. За время пребывания на войне он разучился спокойно ходить по открытой местности. Он теперь умел только по ней бегать и ползать. Таких жертв требовал инстинкт самосохранения.
В лесосеке Солдат продолжил вспоминать стих:
"…Но расстаться им пришлось
И любить друг друга врозь
Потому, что началась война…»
Тявканье вражеского пулемета прервало его. Пулемет стрелял из окна какого-то обшарпанного домика с сорванной крышей. Он стрелял долго и как-то лениво, словно решал, стоит ли иметь дело с теми, кто прячется за деревьями, или нет. Все начали переползать в другое место. Остались только два снайпера, чтобы заткнуть пулеметчика, и Солдат для прикрытия этих снайперов в случае - чего. Но как только снайпера начали обстреливать окно, вся леность у пулемета пропала, вместо нее появилась какая-та ужасная злоба, остервенелость. Солдат успел спрятаться за дерево. Рядом свистели пули и с каким-то садистским звуком входили в древесину. Солдат закрыл глаза. Стрекотанье пулемета, свист пуль, стоны деревьев, клацанье затворов снайперских винтовок - все слилось в какую-то дьявольскую симфонию. От этой музыки кровь бешено стучала в висках, и всё тело охватывал жар и время, казалось, остановилось.
И вдруг тишина. Пулемет заткнулся. Где-то там вдалеке искал свою жертву еще один пулемет. Но этот молчит. И Солдат стремглав бросился бежать к домику. Нужно было успеть, пока не ожила эта «чертова флейта». Солдат бежал и кричал, что есть мочи:
«… За морями, за холмами-
Там, где пушки мечут пламя-
Сердца воина не дрогнуло в бою…»
Ворвавшись в дом Солдат начал стрелять. Он прицеливался, нажимал на курок, кидал гранату, падал, вставал, бил штыком инстинктивно, подчиняясь своему подсознанию и желанию жить. Когда дым рассеялся, стало ясно, что пулемет вряд ли уже будет стрелять.
Солдат присел и устало прошептал:
« …Это сердце трепетало
Только ночью в час привала
Вспоминая милую свою»
Осадчий А.Б.