Автор Елена Карелина
Из жизни растений.
Мондина проснулась, когда солнечные лучи еще только скользили по оконному стеклу, не решаясь заглянуть в комнату. Было слишком рано. За окном набирал силу жаркий летний день. Еще один тоскливый бесконечный день в чужом городе, без друзей, без вымощенных тесаным камнем, тенистых улиц Еревана. Год назад родители Мондины уехали оттуда. Город был лишен электричества, тепла, газа. Работать стало негде, и люди двинулись с места.
Разъехались по разным уголкам России, примкнули к своей многочисленной родне, долгие годы живущей на чужой земле и уже считающей эту землю своей родиной. С трудом продержавшись долгую и холодную зиму, пока Мондина заканчивала школу, отец и мама, собравшись однажды на промерзшей кухне, написали несколько писем в разные концы России с просьбой принять своих попавших в беду родственников.
Ответ пришел из небольшого южного города. Им предложили здесь временное жилье и, главное, отец смог устроиться на работу по специальности. Теперь, надеялась Мондина, отошли в прошлое дни с единственной тарелкой супа и черствыми лепешками к чаю из сушеных смородиновых листьев.
И еще, Мондина надеялась, что вместе с холодом неустроенности, уйдет в прошлое и ее одиночество. Может быть, в этом теплом и уютном городе она встретит человека, который сможет ее понять, оценить и … нет, так далеко Мондина не решалась заглянуть, хотя, в восемнадцать лет многие армянские девушки уже выходят замуж. Они обзаводятся кучей милых, пухлощеких ребятишек и вечно ходят друг к другу в гости…
Солнечные лучи уже прокрались в комнату и теперь шаловливо пытались заглянуть в лицо Мондины. Она зажмурилась, а потом приоткрыла один глаз. Семейство кактусов, стоящее на подоконнике было освещено солнцем. Только этот свет был неполезен. Оконное стекло задерживает ультрафиолет, который необходим растениям для жизни. Мондина толкнула створки и распахнула окно. Вместе с утренней прохладой в комнату хлынули запахи наступающего летнего дня. Мондина привычно провела рукой над кактусами, не касаясь их ощетинившихся колючками тел, и задержала ладонь над своим любимцем.
Этот кактус, высотой чуть более двадцати сантиметров, напоминал своею формой цилиндр, слегка расширяющийся кверху. Его тело сплошь было усыпано мелкими колючими иголками, которые прятались под длинными густыми волосками. Эти волоски, словно облако кремовой органзы окутывали прямой ствол кактуса. Не известно, какую роль они играли в жизни кактуса, но с их помощью он вполне успешно мог продемонстрировать свое настроение.
Одно время Мондина не могла поверить в это чудо. Она даже боялась, что у нее начались галлюцинации. Но потом привыкла, и ей даже понравилось. Он так забавно и обидчиво ерошился, если Мондина уделяла ему, по его мнению, недостаточно внимания, так заносчиво распрямлял свои пушинки, когда она укоряла его в нежелании цвести, и, так нежно касался раскрытой ладони Мондины, когда она хотела приласкать его макушку. По крайне мере, кактусу можно было рассказать все и при этом получить в ответ именно ту реакцию, которую ожидаешь.
Нет, она, конечно, очень любит своих родителей, но иногда создавалось впечатление, что они были людьми из другого измерения. Они настороженно относились к периодам глубокой задумчивости, которым была подвержена Мондина, удивлялись ее нежеланию выходить из дома, чтобы завертеться в бестолковом потоке бесконечных пустых встреч, знакомств и болтовни среди бьющей через край молодости. И они совсем не благоговели перед кактусами, этими загадочными неземными существами…
Что же касается ее любимца, то необычное растение это попало к Мондине совсем обычным путем. В начале ее увлечения кактусами, она была очарована великолепными, яркими, экзотическими цветами, которые появлялись на этих неуклюжих мохнатых толстяках. Мондина часами могла бродить по цветочному рынку среди прилавков, уставленных крошечными горшочками с шишковатыми и колючими фигурками, так непохожими ни на что на свете.
Она любовалась и восхищалась ими, а потом, неожиданно для себя, купила пару растений. Но оказалось, что уход за этим чудом требуется совершенно особенный. Он скорее походил на борьбу за выживание. Причем, казалось, что они игнорируют все усилия Мондины и стремятся к гибели только затем, чтобы доказать свою независимость.
Кактусы оказались необычайно хрупкими и капризными созданиями. При малейшем отклонении от условий, которые они считали для себя благоприятными, начинали болеть.
Мондина перечитала гору литературы по уходу за кактусами, но во всех этих книгах не было основного: живого общения, возможности задавать вопросы и делиться сиюминутным опытом, а также и, быть может, это было одним из главных недостатков печатного слова – возможности часами говорить о них.
Тогда, в самом начале, после тщетных усилий угодить своим новым подопечным, Мондина в панике бросилась на поиски советчиков. Вернее, в таковых дефицита не было. Подобных доброхотов везде великое множество. Но Мондине нужны были настоящие специалисты, люди, фанатично преданные кактусам. Тогда- то судьба и свела ее с Самвелом – человеком, в жизни которого было место только для этих очаровательных уродцев.
Самвел, сколько себя помнил, интересовался кактусами. Он ухаживал за ними так, как за своими детьми не ходит иная мать. Он выводил новые, совершенно удивительные сорта. Именно у него Мондина впервые увидела мохнатое чудо, покорившее ее с первого взгляда. Тем более что на этом чуде тогда, при первой их встрече, в самом центре плоской макушки, распустился дивный цветок.
Он состоял из пучка тонких алых лепестков, которые у основания как - будто были, перетянуты белой лентой. Лепестки нахально топорщились, призывая полюбоваться их экзотической красотой, а сам кактус, казалось, вытянулся в струнку и старался держаться ровно, что бы никаким случайным наклоном ни опорочить, вдруг, ту красоту, что пышно распустилась на нем. Ничего подобного в своей жизни Мондина никогда больше не видела. Она влюбилась в этого маленького гордого Нарцисса сразу и бесповоротно и не сводила глаз с необыкновенного цветка.
Сам вел, хозяин самой замечательной коллекции кактусов, что видела когда-нибудь в своей жизни Мондина, заметил ее зачарованность и сказал усмехаясь: - Я подарю тебе его. У меня есть еще один экземпляр.
Он тоже цветет? – Замирая, не веря своему счастью, спросила Мондина.
Нет, пока. Но может. Они часто цветут, если полюбят. Цветут даже мужские экземпляры.
Тогда Мондина не предала особого значения его словам, но последующие события показали, как ошибалась она в своей невнимательности. А тогда, получив в руки заветный горшочек, она примчалась домой и начала искать место для своего любимца.
Сначала водрузила кактус на верхнюю полку специальной подставки, где размещалась ее коллекция. Нет, там слишком высоко. Будет неудобно любоваться на него, каждый раз, когда захочется. Куда бы поставить драгоценный горшок?
Пожалуй, сюда. Мондина передвинула несколько плошек с цветами и поставила кактус на полку, которая находилась на уровне ее груди. С одной стороны теперь соседями новичка были игривые бегонии с ярко-красными листьями, с другой - вольно распушилась традесканция. Сочные листья бегонии и традесканции окружили кактус багрово- зеленой рамкой и обрамили экзотическую красоту дивного цветка. Они сразу признали превосходство нового жильца.
Мондину всегда забавляли эти взаимоотношения бессловесных растений. Она придумывала и представляла их так, как будто ее питомцы были людьми. Эмоциональными , страстными, полными симпатий и антипатий, со своими привязанностями и неприязнью.
Вот, например, гортензия. Она явно была неравнодушна к офиопогону. Иначе, зачем бы она каждый вечер нежно склоняла свою душистую головку к его плотным темно- зеленым листьям, и на мелких белых цветках ее появлялись крошечные капельки сладкого сока, так похожие на слезы.
Кактусы с разноцветными прививками вели себя совсем иначе. Они хвастливо задирали свои шишки красного, желтого, оранжевого цветов и, как бы, слегка поворачиваясь из стороны в сторону, демонстрировали свою оригинальность.
Мондина с теплотой засмотрелась на этих милых хвастунишек. Вдруг запястье ее пронзила боль. Боль была несильной, но весьма ощутимой. Инстинктивно отдернув руку, Мондина взглянула на запястье. На тонкой белой коже виднелись крошечные следы уколов. На некоторых из них уже выступили алые бисеринки крови.
Что это могло быть? Мондина внимательно осмотрела притихшие растения. Она стояла, задумавшись, протянув руку к любимому кактусу, и, наверное, в задумчивости, неосторожно прикоснулась к нему. Но чем он мог уколоть ее? Под пушистыми длинными волосками совершенно не заметно колючек.
Девушка наклонилась и внимательно осмотрела растение, затем, нежно прикасаясь к стволу, осторожно, кончиками пальцев раздвинула невесомый пух и увидела коварные иголки, которыми был усыпано все тельце кактуса. Они пучками гнездились в небольших углублениях, воинственно выставляя острые кончики.
Ах вы, забияки! – Ласково проговорила Мондина. Спрятались так, что не найдешь!
Осторожно расправив смятые пушинки, она указательным пальцем пощекотала мохнатую макушку кактуса. – Вооружился! От кого, малыш, защищаешься? Разве я тебя обижу?
Тут микроскопические капельки крови на ее руке набухли, слились в одну довольно крупную каплю и, сбежав по запястью, упали прямо на кактус. Охнув, Мондина охватила запястье свободной рукой.
Надо - же испачкала тебя, продолжая обращаться к кактусу, огорченно проговорила Мондина.- Сейчас вытру. Она начала поворачиваться к кровати, где на тумбочке, около лампы лежала начатая пачка одноразовых салфеток, но вдруг застыла неподвижно. Тонкие, мягкие ворсинки кактуса раздвинулись, и красная капелька исчезла под бежевым пухом. Продолжая стоять неподвижно, Мондина несколько раз моргнула, пытаясь избавиться от наваждения. Потом наклонилась к полкам. Все было по-прежнему. Никаких следов крови ни на кактусе, ни рядом. Никаких изменений в других растениях. Может, показалось?
Мондина перевела взгляд на руку. Нет, вот они, четыре малюсенькие точки- следы уколов. Легкое жжение подтвердило реальность их существования. Надо на всякий случай обработать ранки. Она достала йод из аптечки, и еще раз внимательно осмотрев запястье, смазала поврежденную кожу йодом.
Правда, ей вдруг показалось, что в одной из дырочек торчит полупрозрачная малюсенькая иголочка. Девушка поднесла руку к свету и еще раз внимательно осмотрела ее. Поврежденная кожа слегка припухла и покраснела, но, кажется, никаких колючек в ранках не было.
День прошел как-то обычно. Никаких особых происшествий больше не случилось. Ну, а вечером, перед сном, как всегда, прощаясь с цветами, Мондина подумала об утреннем происшествии как о причуде своего богатого воображения.
Ночь была неспокойной. Мондину сначала знобило так, что она встала и набросила сверху на легкое одеяло еще шерстяной плед. Долго потом лежала, плотно закрыв глаза и стараясь уснуть. Когда же, наконец, уснула, ей приснился странный сон.
Она оказалась вдруг в прекрасном храме с золотой росписью и темными ликами святых на стенах. Она шла вдоль стен, вглядываясь в эти лики, и не могла узнать никого из них. А ведь Мондина в душе гордилась тем, как усвоила уроки своего дядюшки Ваграна - священника маленькой провинциальной церкви. Он не жалел времени, чтобы просветить свою юную племянницу, которая приезжала к нему на лето из города.
Стены, бесконечно длинные и темные стены, какие бывают только во сне. Они тянутся и тянутся, и Мондина идет и идет вдоль их неровной каменной кладки, с каждым шагом ощущая приближение чего-то ужасного. Но, как это бывает во сне, она не может остановиться и неотвратимо движется к источнику своего страха, не в силах повернуть назад.
Наконец, стена обрывается. Здесь алтарь. Тяжелые золотые ворота распахнуты. Перед ними стоит кто-то одетый в элегантный черный костюм. ( Кто-то?) Мондина не знает, кто это, но видит широкое затянутое в черный бостон плечо и белоснежную гвоздику в петлице. Это жених - понимает она. ( Жених?) Где же невеста?
Она оглядывается вокруг. Кругом только душная, уходящая вдаль, чернота пустого храма. Тут ее взгляд падает вниз, и она видит подол роскошного подвенечного платья с кринолином, свои руки в кружевных перчатках, сжимающие свадебный букет. Она - невеста! Эта невеста, что идет к алтарю – она! Чувство близкое к панике охватывает ее.
Мондина хочет проснуться, но не может, а ее ноги продолжают свое обреченное движение вперед. Страх тяжелой волной окутывает ее голову. Становится трудно дышать, сердце громко стучит в груди, как молот в пустой бочке, наполняя своим гулом все пространство.
Но вот, к счастью, конец пути. (Сейчас она узнает, что страх ее был напрасен.) Медленно, медленно поворачивается жених и подает ей руку в перчатке. ( Как же трудно дышать!) Так же медленно Мондина протягивает ему навстречу свою трепещущую руку.
Она всем существом, почему- то, противится этому движению, но рука живет своей отдельной жизнью и не зависит от желания Мондины. Борясь с ужасом, ледяным панцирем, сковавшим ее тело, она заставляет себя поднять глаза.
Взгляд скользит вверх по лацканам элегантного пиджака, по белоснежной манишке, задерживается на тугом узле галстука и тут ужас с новой силой охватывает ее. Она чувствует, как мгновенно становится мокрой от пота, как перехватывает ее дыхание и не в силах сопротивляться этому леденящему страху, крепко зажмуривает глаза.
Монотонное бормотание священника отчего-то кажется ей знакомым. Надежда просыпается в ней. Через опущенные ресницы Мондина тихонько глянула в бледное лицо. Это лицо дядюшки Ваграна. Но оно не истощено болезнью, как запомнила его Мондина в последний свой приезд к нему. Тогда дядю уже почти съела раковая опухоль, поселившаяся у него в голове, а то, относительно молодое лицо, то которое Мондина пыталась удержать в памяти и которое воскрешает мысленно каждый раз, когда думает о нем.
Да, это, несомненно, Вагран, его голос, его монотонное, почти лишенная выражения привычка прочитывать молитвы. Но вот он умолкает. Повинуясь движению руки, Мондина поворачивается к незнакомцу, который только что стал ее мужем. Черные перчатки осторожно откидывают легкую вуаль.
Сейчас последует поцелуй. ( Боже, как страшно!) Надо посмотреть ему в лицо. ( Надо, надо…) Сделав такой глубокий вздох, что стало больно в груди, а бешено колотящееся сердце, вдруг, негромко стукнув, остановилось, Мондина широко открытыми глазами глянула прямо в глаза своего избранника…
Громкий крик ее разбудил родителей. Они примчались вдвоем, взъерошенные со сна и перепуганные, долго тормошили Мондину, расспрашивали ее о сне, но всхлипывающая девушка только дрожала и нечего не говорила.
Тогда, напоив дочь горячим чаем, и, оставив включенной лампу, родители ушли. А она, наконец, слегка придя в себя, бросила боязливый взгляд на подставку с цветами. Там все было по –прежнему: все горшки стояли на своих местах, цветы, казалось, спали и ничто не нарушало оцепенения глубокой ночи.
Это всего лишь ночной кошмар убеждала она себя. Только кошмар. Но, мой Бог, как все реально: и дядина церковь, и дядя, и жених… без головы. Точнее, у него на месте головы и лица был…
Мондина вдруг слабо улыбнулась. Сейчас, при ярком свете лампы ночной кошмар казался нелепой выдумкой, дешевыми ужастиками. Но, к счастью, все позади. Такое скорее может рассмешить, чем напугать. Так решила она, покачиваясь на волнах приятной дремоты.
Спустя несколько дней, Мондина вдруг почувствовала недомогание. Оно было похоже на то, что случилось с нею в ночь, когда приснился кошмар, но в этот раз все было гораздо серьезнее. Температура поднялась, тело сотрясал озноб, горячий пот струился по телу. Мондина чувствовала себя настолько плохо, что позвала маму. Да, вдобавок, раненая рука вдруг разболелась и опухла.
Примчавшаяся на зов мама испугалась, захлопотала вокруг. Она засунула под мышку Мондины термометр и не смогла сдержать тревожного восклицания, при виде взлетевшего вверх серебристо блестевшего столбика.
Боже мой, боже мой, причитала она. - Доченька, где болит? Что с тобой?
Потом вдруг взяла себя в руки и начала распоряжаться твердо и спокойно, хотя в глубине ее глаз Мондина видела спрятанную тревогу.
Надо позвонить Ашоту. У него жена-врач. Не стой столбом. Прикрикнула она на застывшего в дверях мужа. Иди, звони. Проси, чтобы приехала.
Может вызвать «Скорую»?- робко предложил отец.
Делай, что говорят! - энергичный взмах руки поставил точку в несостоявшейся дискуссии и отец быстро удалился.
Как сквозь туман Мондина слышала приглушенный телефонный разговор в прихожей. Она чувствовала, как заботливые мамины руки обтирают ее и кладут холодный компресс на раскалившуюся голову. Ощущение прохлады было приятным. Мондина застонала и благодарно улыбнулась.
В набегающих волнах бреда она видела уродливую голову кактуса на плечах, затянутых черным. В глазницах плескалась темно-зеленая жидкость, а щель рта скорбно кривилась. Потом вдруг, кактус склонился так низко, что Мондина поняла, что сейчас последует поцелуй
Она брезгливо сморщилась и попыталась отклониться, но тело ее не повиновалось. Девушка изо всех сил зажмурилась. Мерзкое существо приблизилось и укололо ее. Только пахло оно почему-то эфиром и спиртом и говорило незнакомым женским голосом.
Сейчас должно стать легче. Температура упадет, но я все-таки беспокоюсь. Утром обязательно привозите девочку ко мне в отделение. Очень все здесь странно.
Волны бреда становились прозрачнее и уже не душили Мондину. Она теперь легко дышала полной грудью, а на смену горячке пришел благодатный сон. Сон без кошмаров и вообще без сновидений. Он принес отдых измученной Мондине.
* * *
Мондина вытянулась на мягкой кровати. Усталое тело охватила приятная истома. Сегодня весь день пришлось таскаться из кабинета в кабинет, долго ждать под дверью результатов анализов и бесконечных обследований, которым ее подвергла знакомая докторша.
Утомила ее и мать, своими бесконечными причитаниями шепотом и заламыванием рук. Она успокоилась лишь тогда, когда консилиум строгих врачей в белых шапочках, надвинутых на глаза, вынес однозначное решение: девушка здорова, и за исключением странного темного пятна на рентгеновском снимке в области запястья, величиной с небольшую монету, у нее все в порядке.
Мондина улыбнулась, вспомнив бурную реакцию мамы и слегка ошарашенные взгляды, которые бросали на них окружающие. Как хорошо, что все уже позади: волнения, тревоги, суета. Сейчас нужно только хорошенько выспаться и все будет в порядке.
Сладкая дремота смежила отяжелевшие веки, комната закружилась и унеслась куда-то. Она вновь оказалась в душной темноте храма. По спине и вискам стекали холодные струйки пота. Сон начался откуда-то с середины Руки, затянутые в черные перчатки поднимают вуаль с ее лица. Сейчас последует поцелуй.… Не н-а-д-о! Собрав все силы, девушка попыталась разорвать липкую паутину сна. Рассыпавшись на мелкие осколки замысловатой мозаики, он исчез, растворился в ярком свете прочной реальности.
Мондина всхлипнув, села в кровати. Ну, что за кошмар! Бред какой-то! Сколько можно! В ответ на эти мысли что-то кольнуло ее в запястье, потом эхом отозвалось в плече и где-то под лопаткой. Мондина поморщилась и приблизила руку к глазам.
Под воспаленной кожей вспухал крошечный бугорок. Так созревает головка вулканического прыща – бича всех подростков. Но она уже миновала этот сложный и забавный возраст, да и место не совсем подходящее. Насколько помнила Мондина, эти безобразные создания любили открытые места, где они могли бы покрасоваться во всей красе. А здесь - запястье. Легкий укол опять и уже под лопаткой.
–Это от неудобной позы. А вообще, что-то я залежалась, - решила Мондина и, осторожно встав с кровати, чтобы избежать головокружения, отправилась в кухню, откуда давно доносились приятные запахи корицы и ванилина.
* * *
Ночь прошла спокойно. Наутро Мондина вновь отправилась в «Приют скорби», как она успела про себя окрестить больницу. Сегодня впечатление от темных коридоров и множества лиц с затаенным и явным страданием в глазах было еще острее. Опустив голову и стараясь не смотреть по сторонам, Мондина быстро прошла к знакомому кабинету.
А, пришла! Ну, заходи, заходи приветливо встретила ее доктор. - Как спалось? Как самочувствие?- Доброжелательные дежурные вопросы, на которые никто не ждет ответов.
Уже все нормально вяло ответила Мондина. На нее вдруг накатила страшная усталость. Ей почему-то показалось невыносимым находиться в этой душно- прохладной комнате с опущенными жалюзи. Летний день с его горячим обольстительно веселым солнцем показался утерянным раем.
Что с тобой, Мондина? Тебе плохо?- сквозь ватный туман услышала она голос докторши.
Откройте окно, преодолевая слабость, попросила Мондина.
Там очень жарко. Солнце сейчас палит прямо в окно. Хотя, может быть на сквознячке будет получше.- Торопясь и искоса поглядывая на Мондину, врач подняла жалюзи и распахнула створки. – Ну, как?- заботливо спросила она через некоторое время.
Спасибо! - Мондина слабо улыбнулась. Ворвавшийся в кабинет воздух был очень горячим. Он напоминал раскаленную атмосферу горячей духовки, пах пылью, какими-то увядающими травами и разогретым железом. Зыбкая струя июньской жары достигла Мондины и охватила все ее поникшее тело.
Под действием этого тепла и солнца, залившего кабинет и ее, сидящую близ окна на стуле, Мондина ожила. Через минуту она почувствовала прилив сил, распрямила согнутую спину и прояснившимся взглядом взглянула на докторшу.
Та внимательно наблюдала за состоянием девушки. Увидев перемену к лучшему, облегченно вздохнула:
Отошла? Вот и хорошо. Затем, приглядевшись внимательнее при обнажающем солнечном свете, спросила: - Что это у тебя? Похоже на аллергию. Только странная какая-то. Она внимательно рассматривала щеку Мондины. А вот еще тут - властным жестом повернула ее голову к окну. И здесь… - оттянула лямку сарафана. - Какие-то красные, четко очерченные пятна, похожие на бляшки. Все тело покрыто этими бляшками. Давно они у тебя появились?
Да вот с тех пор, как заболела, Мондине было очень хорошо. Она ощущала себя полной сил, энергии, жизненных соков. Хотелось встать, выпрямиться, потянуться. Она с трудом подавила в себе этот импульс. - Я, пожалуй, пойду, если не возражаете.
Иди. Купишь в аптеке вот эти таблетки и будешь принимать их три раза в день и одну на ночь. Это лекарство от аллергии. Если будешь чувствовать себя хорошо, то придешь показаться через неделю.
Ладно - уступчиво согласилась Мондина, мечтая только об одном: поскорее выбраться отсюда. Тем более что страшно захотелось пить.
* * *
- Мама, пить, - с порога крикнула она, войдя, домой и невольно поморщилась от прохладного сумрака, охватившего ее за захлопнувшейся двери.
Компот или водичку? – откликнулась мама.
Просто воды.- Мондина с наслаждением глотала прохладную чистую воду с мелкими кусочками льда на поверхности. – Кажется, опять поднимается температура. Пойду прилягу.
Она шагнула в налитый солнцем воздух своей комнаты и подошла к окну. Кактусы стояли на подставке стройными рядами, замерев в ожидании. Они ждали ее, ее реакции. Мондина улыбнулась: «Ну, что притихли, глупенькие?». Я вернулась и по- прежнему люблю вас. Она привычно провела рукой над их мягко-колючими макушками и затаившиеся, было, растения встрепенулись.
Нет, они, конечно, не совершали никаких движений, ни резких, ни плавных, но Мондина явственно ощутила легкий взрыв восторженного энтузиазма, исходящий от кактусов после ее мимолетной ласки.
Казалось, они выпрямились и приосанились. Особенно ее любимец. Он выглядел победителем, а остальные послушно признали его превосходство и правоту. (Правоту?)
Мондина, дочка, ты же хотела полежать, а сама застыла как истукан. Уже почти час прошел, я думала ты спишь. Что случилось?- Мама вошла в комнату, нарушив очарование внезапного немого диалога и наполнив комнату раздражающим шумом.
Говори потише, - поморщилась, не удержавшись, Мондина.- Голова болит.
Ну, что ты, девочка моя, - забеспокоилась мама. - Приляг, приляг, - засуетилась, поправляя постель.
Настойчиво тронула за локоть: - Боже, ты опять горишь. Ложись, я принесу аспирин.
С трудом проглотив горькую таблетку, Мондина улеглась в кровать, только бы избавиться от навязчивой опеки матери. Она закрыла глаза и постепенно погрузилась в прозрачную глубину легкого забытья. Ей приснился тот же сон, про церковь.
Но теперь стоящий рядом жених уже не казался столь отвратительным и ужасным, как тогда. Теперь Мондина находила даже некий легкий шарм в его очаровывающей обходительности, а грядущий поцелуй внезапно взволновал и она, закрыв глаза, замерла в ожидании…
* * *
Через неделю навстречу пришедшей докторше вышла встревоженная мать.
Я ничего не понимаю,- делилась шепотом она своею тревогой. – Почти ничего не ест, только пьет воду и часами простаивает у окна, около своих кактусов. Вот, посмотрите.
В приоткрытую дверь врач увидела застывшую фигуру перед странным сооружением, напоминающим этажерку. На каждой из полочек, в ряд, стояли небольшие горшочки с кактусами разных форм, размеров и цветов.
Самый крупный из них был не более десяти сантиметров высотой. Но не это удивляло. Странной казалась абсолютная неподвижность девушки. За то время. Пока они смотрели на нее от дверей, та ни разу не пошевелилась. Не дрогнул ни один мускул, не послышалось ни единого вздоха.
Вот так и стоит все время. Уже отекать начала.
Доктор обратила внимание на слегка раздувшиеся ноги и руки Мондина. Впрочем, видно было плохо. Только темный силуэт на фоне окна, в которое били косые солнечные лучи. Преодолевая внезапно появившееся чувство страха, женщина шагнула в комнату. Навстречу ощетинилась колючками армада кактусов. Предупреждение: впереди опасность, не ходи! Напряжением наполнился воздух в комнате, тревогу можно было осязать как нечто материальное, преграждающее путь. Не ходи. Тревога, тревога, тревога…
Усилием воли, стряхнув наваждение, женщина вошла и быстрым шагом пересекла комнату. Не останавливаясь, старательно подавляя вдруг охватившую ее панику, она протянула руку и дотронулась до плеча неподвижно стоящей девушки.
Ладонь ее что-то чувствительно кольнуло сразу в нескольких местах. Резко отдернув руку, она встряхнула кистью. Еще раз, еще. Потом поднесла ладонь к лицу. Розовую поверхность сплошь покрывали крошечные бисеринки крови. Еще не веря себе, приблизила глаза к шее Мондины. Она с ужасом увидела, что кожа на шее вздулась и натянулась, как на барабане, подпираемая снизу разросшейся плотью.
Но и это было не все. Раздувшаяся кожа приобрела нежный оттенок молодой зелени. Она оказалась покрытой множеством мелких светло- коричневых иголок, растущих пучками. Острые бесцветные кончики их злобно щерились на удивленно- испуганный взгляд человека.
Холодея, но уже не в силах остановиться, женщина обошла Мондину и заглянула ей в лицо. На опухшем, подернутом прозеленью лице, слепо чернели впадины глаз с плещущей в них зеленой жижей…
«Резкое возрастание числа направленных мутаций, увеличивающаяся скорость их проявлений позволяет нам с большой долей вероятности предположить появление на Земле, вы самое ближайшее время, новых биологических форм жизни….»
Журнал «Science», № 2, 2000 год.