Как известно, внутри каждого человека находится механическая кукла. В анатомии ее принято называть "скелетом" или, шире, "опорно-двигательным аппаратом". Замечательной особенностью куклы является то, что она растет одновременно с самим человеком. До недавнего времени считалось, что она по своей природе является деревом, теперь же можно с уверенностью утверждать, что кукла обладает сознанием, примерно на уровне собаки Павлова.
Гипотез о происхождении механической куклы существует несколько - столько же, сколько и о происхождении человека. Заслуживает внимание теория академика Опарина о внеземном генезисе куклы. Согласно Опарину, куклы летают в безвоздушном пространстве в виде спор, пока не найдут подходящую для обитания среду. Попав в такую среду, то есть в человека, они закукливаются, а потом постепенно развиваются во взрослую куклу.
Срок жизни куклы составляет в среднем шестьдесят-семьдесят лет. Куклы недолговечны и непрочны. После смерти куклу хоронят в деревянном гробу, помечая его каменной плитой с именем связанного с куклой человека.
В последнее время, в связи с бурным развитием науки в последней четверти прошлого века, появилось множество спорных терминов, таких как "куклокультура", "куклопсихология", "куклофизиология" или же просто "культура", "психология" и "физиология", поскольку сейчас само слово "кукла" настолько прочно вошло в обиход, что употреблять его в виде приставки уже излишне. Не будем вдаваться в критику этих понятий, они отражают нашу эпоху так же, как век двадцатый отразился в "ноосфере" - сфере, снаружи заселенной людьми.
Издревле мистики полагали, что у куклы есть сакральное предназначение, некий туманный путь. Утверждалось, что после смерти человека некоторые куклы не исчезают, а встают из гроба и блуждают по земле, пока не найдут себе новое пристанище.
Свою механическую куклу Петорофу-сан обучил грамоте лет в пять. Петорофу-сан был терпеливым учителем и никогда не кричал и не топал ногами на своего маленького "Механикуса", как он любил его называть. Механикус был не очень прилежен и больше всего любил забраться куда-нибудь за диван и ковырять там пальцем в носу.
Когда Механикусу исполнилось девять лет, Петорофу-сан достал из кладовки бамбуковое удилище, обрезал его, отшлифовал напильником края, инкрустировал рукоятку лаком для ногтей и стал обучать Механикуса искусству кэндо. Механикусу понравилась бамбуковая палица, и он довольно скоро научился виртуозно вертеть ею, вызвав однажды хрустальный дождь из люстры в гостиной родительского дома.
Еще Петорофу-сан подарил Механикусу старое кимоно старшего брата, дзюдоиста, показал ему цуки и гири из потрепанного учебника, используя большого, набитого соломой, мишку в качестве макивары.
Летом Петорофу-сан и Механикус гостили у бабушки в деревне. Петорофу-сан заставлял Механикуса стоять по колено в холодной воде пруда и, закрыв глаза и стуча зубами, внушать себе, что ноги греет песок пустыни, а через макушку по позвоночнику в копчик перетекает прохладная голубая струя космической энергии, сворачиваясь в копчике золотистым змеевиком, похожим на спираль кипятильника. Когда Механикус заболел бронхитом, Петорофу-сан сварил ему безвкусное чудодейственное снадобье из малиновых веток и сделал прижигание тлеющим пучком травы. Механикус лежал в жару, часто-часто облизывая губы, Петорофу-сан же озабоченно щупал его лоб и рассказывал загадочные истории о лисицах и оборотнях. Лисицы, по словам Петорофу-сана, превращались в прекрасных девушек и соблазняли молодых людей, готовящихся к написанию сочинений для соискания должности начальника заставы.
Лет в одиннадцать Механикусу пришлось под диктовку Петорофу-сана записать свое первое танка. Звучало оно так:
Слышу голос.
Дух будущего
Строго спрашивает меня,
Все ли я сделал,
чтобы стать воином.
Иногда Петорофу-сан уезжал по делам в Эдо, брать уроки икебаны у одного мастера и, чтобы Механикусу не было скучно, брал его с собой. Тогда уже Механикус твердо усвоил, что белый цвет - это цвет печали, а "яма" - не яма, а гора.
Будними осенними утрами Механикус ходил в школу, и Петорофу-сан сопровождал его, но всегда неохотно. Он не признавал новшеств и полагал, что воину обязательно в совершенстве знать лишь искусство меча и поэтов древности. Он поощрял Механикуса прогуливать уроки руссокй литературы с тем, чтобы идти вдвоем любоваться игрой полуденного солнца в сизых призмах виноградных ягод на крыше школьной пристройки, а потом съедать эти призмы вместе с пойманными солнечными лучами и муравьями.
Однажды мать повела Механикуса в церковь, где Механикус, щурясь от попавшей в глаз воды, невольно принял обряд крещения. К тому времени он уже умел говорить на человеческом языке и спросил Петорофу-сана, что означает крестик, который повесил ему на шею бородатый владыко в черном кимоно. Лицо Петорофу-сана сделалось жестоким. Он посмотрел на Механикуса примерно так, как самурай из фильма смотрел на свою жену, походя изнасилованную случайно проходившим мимо разбойником. Потом он смягчился:
- Запомни, шатей, у воина один Бог - его честь.
Улыбнувшись, он рассказал Механикусу о том, что раньше Бог был, но потом пришел один самурай и прогнал Бога, потому что Бог мешал ему сосредоточиться на мандале.
Как-то раз слегка захмелевший от рисовой водки Петорофу-сан сказал, что пора стать мужчиной, и вечером они пойдут к гейшам. Он одел Механикуса в чистое белье и синее кимоно, подобающим способом завязал ему волосы, и они отправились в квартал Макуцу. Петорофу-сан постучал в одну из дверей.
Дальнейшее Механикус вспоминал отрывками - седая хитрая старуха, с поклоном открывшая дверь, гэта и циновки; отрывистые, похожие на команды, слова Петорофу-сана, расходящиеся в стороны стены с волшебным, подобным трещинам на фарфоровой чашке, паутинным рисунком. Просторная комната. У дальней стены сидя спит женщина, странно склонив, как будто у нее сломана шея, голову к стоящему перед ней дымящемуся котелку. Они садятся напротив, Механикус пытается заглянуть ей в глаза и вздрагивает, видя покрытое белилами, давно знакомое ему лицо - лицо фарфоровой куклы, которое он иногда краем глаза замечает в зеркале, вытирая голову после ванны, и которое тотчас исчезает, стоит взглянуть зеркалу в глаза. Оно неподвижно, как морда пахнущей нафталином лисицы из зоологического музея. Петорофу-сан крутит что-то за спиной фигуры, там где выступает плотно собранный узел ее кимоно. Фигура оживает, скрипит поясницей, улыбается лисьей улыбкой и треплет Механикуса по щеке скользкой фарфоровой кистью.
Механикус бросился бежать. Он бежал минут десять и остановился, запыхавшись и осознав, что наставника нет рядом с ним. Тогда он сел на деревянное крыльцо какой-то харчевни, обхватил голову руками и стал монотонно бормотать, повторяя и повторяя:
Фарфоровое лицо
Увидел я, глядя в зеркало.
Оказалось - смотрю с изнанки.
Наверное, он потерял сознание и был в забытьи до того момента, когда его нашел Петорофу-сан.
Обнаружив Механикуса неподвижным и увидев, как холодная осенняя вода с карниза затекает ему за шиворот, Петорофу-сан заплакал, бережно поднял его и понес.
После этого случая Механикус переменился, замкнулся, стал прятаться в кладовке и отказывался разговаривать. Петорофу-сан часами ходил около, пытался заглянуть в щель между дверью и косяком, но ничего не мог увидеть и ничего не мог поделать. Примерно через полгода Механикус стал мычать, а через год речь вернулась к нему, но он заговорил стихами. Петорофу-сан с отвращением узнал четырехстопный ямб с убойной онегинской рифмой.
Еще через год у Механикуса обнаружилось влечение к философии, но не к чистой и понятной, а к заумной и страшной. Механикус утверждал, что человечество уже вымерло, что никакой человеческой культуры нет, а есть субкультура сверхчеловеков, то есть механических кукол. Петорофу-сан пытался с ним спорить, но вскоре обнаружил, что его собственная правильная философия пути бедна аргументами и не может в этом сравниться даже с зачаточной казуистикой Механикуса. Особенно злила его снисходительность Механикуса и то, что когда они спорили, Механикус старался нарочно замедлить темп своей речи и повторял свои слова разборчиво и по нескольку раз.
Видя, что наставник бессилен совладать с ним, Механикус обрел уверенность и позволил себе протест: он отказался есть палочками, объясняя это тем, что вилкой есть удобнее.
Не по дням, а по часам становился Механикус увереннее и решительнее, а Петорофу-сан как-то усох, сник, стал даже сам больше похож на куклу, которая целыми днями деревянно сидела на диване, уставясь в репродукцию с плакучими ивами. Механикусу же, после того, как он увидел, что его наставник не только не является серьезным противником в спорах, но даже не понимает и десятой доли того, что говорит он, Механикус, доставляло удовольствие издеваться над Петорофу-саном, как бы снисходя к материям примитивным и хоть как-то понятным последнему. Он садился рядышком, положив ногу на ногу, закуривал "Портогас" и очень углубленно, задумчиво вытягивая слова, обращаясь к потолку:
- А вот интересно, Бог все-таки есть?
Петорофу-сан делал движение рукой, пытаясь извлечь меч из ножен, забывая, что подарил его Механикусу на совершеннолетие, вскакивал, топал ногами, терял лицо, и кричал:
- Нет никакого Бога! Дашь ты мне помереть спокойно или нет?
Одним прекрасным вечером Механикус вернулся домой (он уже давно не брал Петорофу-сана с собой) и заявил, что женится. Петорофу-сан молча удалился в ванную, долго вглядывался там в зеркало и щипал себя за локоть. Зеркало давно перестало отражать его, но ему все еще мучительно хотелось где-нибудь существовать, все равно, где, хоть бы и в этом покрытом водяными каплями стекле.
Однажды утром, проснувшись, Механикус обнаружил на тумбе окровавленный кухонный нож, аккуратно завернутый в чистую белую тряпку с круглым красным пятном, и записку из одной строки:
Теперь это твоя проблема. Банзай.
Потянувшись, Механикус отправился в ванную, чтобы обнаружить там в зеркале Ивана Петрова, студента факультета философии, счастливого новобрачного и будущего отца.
Остается упомянуть еще один интересный взгляд на проблему механических кукол и людей. Некоторые ученые головы утверждают, что кукла - это набор костей, соединенных хрящами, и что в этом смысле она совершенно тождественна человеку.