Что есть наш современник?
Проблема, которую я нынче намереваюсь мимоходом затронуть, уже настолько у всех навязла на зубах, что, кажется, возвращаться к ней в энный раз глупо и бессмысленно. Однако, я нахожу, что ее рассмотрению все еще не наступил последний предел и степень ее изученности все еще далека от совершенства. Мой очерк я, в свою очередь, планирую сделать кратким и далеким от детального разбора проблемы – общетеоретическим, что ли. Уже по одному этому могу заранее заявить, что в подобном виде он не ответит сполна на все поставленные вопросы. Я попытаюсь всего лишь дать самые общие свои заключения, порожденные эмпирическим, а также теоретическим наблюдением жизни современной (главным образом) в некотором ее сравнении с жизнью несколько более отдаленной (в качестве подспорья). Саму цепочку размышлений, породившую определенные выводы, не предлагаю, ибо это налагает на меня дополнительные обязанности, а равно грозит утомить внимание читателя.
Итак, проблема: ЧТО ЕСТЬ НАШ СОВРЕМЕННИК?
Объект размышлений – русское общество порога нового тысячелетия (точнее, уже первых его дней, коих минуло пока слишком мало для выводов о веке двадцать первом и, тем более, новом тысячелетии) на примере повседневной жизни рядового россиянина.
Параметры размышлений:
А) ориентиры и ценности;
Б) жизнь трудовая;
В) духовные запросы, досуг и интересы;
Г) жизнь личная;
Д) установки и цели на будущее;
Заключение: социальные характеристики русского человека рубежа ХХ-ХХI веков.
А) Говоря об ориентирах и ценностях современного русского человека, легче всего сказать, что таковых не существует. В самом деле, современная эпоха дает множество, казалось бы, подтверждений подобной мысли. Однако, для лучшего ее понимания кратко остановимся на мировоззренческом состоянии русского человека не столь далекого прошлого в сравнении с ситуацией современности. Дабы была у нашего тезиса хоть какая-то почва и чтобы он не был голословным.
Дореволюционный отрезок ХХ века русское общество в основной массе действительно безо всяких положительных ориентиров и установок. Основную массу населения составляло тогда крестьянство, в целом весьма далекое от смысложизненных вопросов, жившее по установке «Бог на небе – царь на земле» и помыслы свои устремлявшее не на теоретическое осмысление действительности, а более на хлеб насущный. Это подтвердил опыт двух революций, когда «народ» рвался исключительно к «землице» и когда именно его руками, в согласии с этой установкой (с чьей подачи – вопрос иного порядка), было разрушено весьма многое, собиравшееся веками – государственность, культура, духовность и пр. «Народ» оказался рассвирепевшим разрушителем, который, не зная в своей жизни иных установок, помимо утилитарных, не сумел сказать чьим-то замыслам «нет» и не рассмотрел, к каким последствиям может привести его жизненная позиция. Иного рода запросы были у той части страны, которая, в противоположность «народу», звалась «обществом»: бюрократии, интеллигенции, буржуазии, духовенства и пр. Словом, у всякого просвещенного и мало-мальски мыслящего (главным образом, городского) обывателя. Здесь мы могли увидеть всю палитру устремлений, которая составляет культурный арсенал нормального современного человека: политических (к сожалению, занимавших, неадекватно своему реальному назначению, первое место в ряду прочих), экономических, научных, духовных (литература и искусство в разных их проявлениях, философия и пр.). Носителей этого богатства, однако, было слишком мало, и большинство из них, не нашедшее опор в «народе», было тем или иным способом изведено (эмиграция, физическое уничтожение, вынужденное молчание и др.). Всего этого многообразия мы во многом лишились под влиянием «Великого Октября». Настал советский период, унифицировавший русское мировоззрение (несогласным были либо зажаты рты, либо они глаголали вдали от родины) и в значительной степени обеднивший отечественную культуру. Однако, на советском этапе нашей истории ХХ века мы можем наблюдать в рассматриваемом нами отношении (ориентиры в повседневности) одну положительную тенденцию – превращение культуры в массовое достояние. Конечно, в значительной степени в это время русское общество лишилось своей былой углубленности, возможности альтернативной постановки вопросов о собственном назначении, но существовала и другая сторона медали. Страна была вдохновлена (или одурманена – читайте как хотите – факт от этого не меняется), одушевлена идеей построения нового типа общественных отношений. Менялись установки, способы и цели воспитания. Перевоспитывалась вся страна (конечно, при сохранении некоторых достижений прошлого). Каждый учился мыслить. Для ребенка считалось зазорным не состоять в «кружке» и не фантазировать на темы будущей профессии. Взрослые посещали партсобрания, ходили в кино и театр, в музей и на выставку, читали книги, газеты и журналы. Много говорили и спорили (хотя и в рамках дозволенного). Люди имели МЕЧТУ (хоть во многом, быть может, неверную по направлению и неосуществимую). Процветала атмосфера коллективизма в обществе, сдобренная монументальностью его стремлений и общностью идеалов. Люди были добры и одушевлены. Конечно, никто не прощался и с мечтой об обретении стандартного набора земных благ в виде «зарплаты, богатой жены, квартиры, дачи, машины» (ибо никакой строй не пересилит заурядного в человеке), но этим не исчерпывались цели бытия. Люди хотели лететь в космос. Они разрабатывали новые технологии и внедряли их в производство. Они чтили ветеранов войны и вставали при исполнении национального гимна. Они пеклись об общем благе. Но в один «прекрасный день» (исчисляемый, правда, несколькими годами) всё это рухнуло. Нынче тот, кто считался передовым коллективистом, превратился в индивидуалиста до эгоизма, а проще говоря, в рвача, хапугу и взяточника. Тот, кто бессмысленно цитировал наизусть Пушкина, считает теперь дурным тоном не ввернуть в «светском» разговоре фразу из очередного боевика или не восхититься новым париком Киркорова. Бабушки охают над сериалами, а дети таращат глаза в Бивиса и Баттхеда. На смену герою пришел «браток», а страна в целом неимоверными темпами из «кузницы гигантов» обернулась большой «малиной». Человек алкает доллара и не хочет видеть препятствий на этом пути – даже в виде жизни ближнего.
Факты можно множить, но не в этом, как я говорил, моя задача. В итоге здесь можно констатировать одно: современный русский человек, как и человек советский, в массе своей не имеет установившейся системы ориентиров и ценностей. До революции ситуация была несколько иной (применительно в первую очередь к верхам общества, в которых своя культура нарабатывалась веками), но 1917 год знаменовал здесь очевидный разрыв преемственности. Можно говорить, что каждая эпоха если не заново вырабатывает, то по-новому корректирует старые ценности, но вот именно в отношении нашего общества этого не видно. В России всегда была слишком тонка прослойка людей, не привыкших бросаться в крайности и умеющая задумываться о своих поступках «с точки зрения вечности» – с позиций объективной ценности своих мыслей и дел. Критерий объективности? Он ясен как день – высшая мерка запросов и требований самого человека. То, что мы привыкли называть идеалом. Это то, за что многие из нас еще по инерции ценят понятия «добро», «любовь», «ценность личности», «уважение», «культура». Это все то, по причине чего многие верят в Бога. То, что укладывается в незамысловатое на первый взгляд, но очень ёмкое слово «порядочность».
И этим качеством в России всегда обладали немногие. Культурная прослойка России дореволюционной была не воспринята «массами» и при их непосредственном участии была «выведена в расход» («народ» и «общество» тогда являли два фактически изолированных и несоприкасающихся мира). Заслуга советской власти была в попытке экстраполировать культуру на страну в целом, но воспитывать она взялась тот самый «народ», который веками был воспитан на иных ценностях (приходилось отталкиваться от «нулевого уровня»), да и сами воспитатели были в основном из той же некультурной, а зачастую – чужеродной (главным образом, евреи) среды. Нынче ориентир взят в принципе верный, но «воспитатели» остались прежними, а ценности преподносятся в извращенном варианте (индивидуализм оборачивается тривиальным рвачеством и «войной всех против всех»).
При всем этом русское общество, особенно в советский и постсоветский периоды выказывает невиданную податливость и пластичность в деле привития новых ориентиров. Не из недр общества, а от власти исходят доктрины и формулы, а общество только послушно глотает их и «исполняет указания». Если общество дореволюционное было выведено советским режимом «из тени в свет» – и этим можно хоть отчасти объяснить легкость приятия им чужих по сути установок, то чем объяснить легкий переход от ценностей советских к современным? Только тем, что советский период нашей истории явил идеальную «стартовую площадку» в деле окультуривания масс для дальнейшего их перехода к более высоким материям? Или тем, что за советское время общество столь устало от социального экспериментаторства и так размякло, что легко проглотило бы любую новую иерархию ценностей? И в том, и другом взгляде есть доля истины. Я же склоняюсь к третьему ответу.
Русское общество всё еще находится пока «в процессе формирования», у него нет пока своих оригинальных взглядов, оформленной самостоятельной концепции развития. И СССР, и современная Россия дали небывалый толчок к ее развитию в МАССОВОМ масштабе, но пока «процесс идет», и ни о каких выводах на сей счет говорить нечего. «Православие, самодержавие, народность» и «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» более не жизнеспособны; понять же, что такое культура, мы еще пока не можем. Как всегда: «уже – нет», но и «еще пока не …» Наша (если не говорить об элите не в опошленном, а подлинном понимании, а вести речь о «массах») извечная промежуточность.
Конечно, я не говорю о «квартире, даче, машине» и т.п., которые, в том или ином виде, присутствуют у любого человека на любом этапе развития общества. Речь о том, что мы до сих пор не научены ценить объективные ценности и ощущать свою сопричастность развитию общества, общность своей индивидуальной судьбы с судьбой его как целого. Наш прежний идейный коллективизм в этом плане был, очевидно, чем-то наносным, извне привнесенным – в «приказном порядке». Легкость, с которой мы нынче оказались «каждый сам за себя», подтверждает это. Русское общество до сих пор не выработало ВНУТРЕННИХ механизмов «прикрепления» индивидуального к общественному. Итак, У СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО ОБЩЕСТВА ДО СИХ ПОР НЕТ СВОИХ САМОБЫТНЫХ ОРИЕНТИРОВ.
* * *
Теперь я более сконцентрируюсь непосредственно на сюжетах современности. Широкие параллели, к коим я прибегал в пункте предыдущем, объяснялись самой природой проблемы, рассматривавшейся в нем. Теперь же все станет проще и нагляднее. Итак,
Б) ТРУДОВАЯ ЖИЗНЬ НАШЕГО СОВРЕМЕННИКА.
Всем нам хорошо известен хрестоматийный рабочий день простого работяги. С утра – на производство. Несколько часов работы и сонно-лихорадочного ковыряния в изготовляемом изделии. Обеденный перерыв. «Твоя-то, Петрович, как?» – «Да ничего». – «А у тебя, Иваныч, дочка никак на сносях?» – «Именно. А этот мерзавец жениться не хочет. А я ему ельтематум …» – «А ты, Михалыч, на гарнитур-то скопил?» – «Заканчиваю. На днях в мебельный» – «Ну, энто хорошо. Выпьем. Всехошнее здоровье». Следует распитие «для тонусу», после чего – возвращение к станкам и ковыряние в изделии до вечера. После фабричного гудка, конечно, – в придорожный трактир с последующим возвращением к супруге и детям «на развязях», а наутро – процедура повторяется. В КБ. Неохотное черчение, перебиваемое бесконечными «чаями», вызовом к начальству и дрожью в коленках. Обмен мнениями на предмет просмотренных вчера телепередач. После шести – кафе, вино и пиво. В «офисе». Прием сонным голосом телефонных звонков, чай, кофе, бутерброды и сигареты. Вечное прятание за компьютером и спешное переключение с порнографического файла на рабочий документ при появлении в дверях начальника. Вздох облегчения при его исчезновении. Вечером – в бар: пиво и «деловые переговоры». В любом ином месте картина схожая. Результат «выработки» везде хромает, поскольку всем – лень. И как ни кричи бригадир, мастер, директор, как ни сбивай он размер зарплаты, через некоторое время разгильдяйство возобновляется.
Однако, прежде чем приступить к работе, необходимо на нее устроиться. В прежнее время процедура была достаточно простой. Получавший высшее образование становился инженером, учителем, врачом, адвокатом; со средним люди шли как правило на производство, после чего частенько проходили «курсы повышения квалификации» и имели повышение по должности; даже окончивший восьмилетку не задерживался как правило в дворниках и со временем замещал какого-нибудь «повышенного» слесаря. Существовала государственная система распределения рабочих мест, и имеющему надлежащий профиль было обеспечено место, постепенно растущая зарплата, а главное – чувство уверенности в завтрашнем дне. Теперь ситуация поменялась резко. Нынче никто не заботится о твоем обеспечении, и государственная система, хоть и действует в обозначенном направлении, но главным образом на бумаге. Каждый нынче обязан многие месяцы обивать пороги приемных и канцелярий, прежде чем за плату, близкую к мизерной, где-то обустроиться. И то – результат не гарантирован. Мне могут возразить чем-нибудь из серии «кто ищет, тот всегда найдет», сослаться на безграничность нынешних возможностей по поиску работы через различные негосударственные конторы, через средства электронной связи и т.п. Могут сказать пару дарвиновских реплик о «естественном отборе». Возражение не выдерживает критики, поскольку оно неприменимо в МАССОВОМ отношении. Далеко не каждый россиянин, нуждающийся в рабочем месте, несмотря на повальную компьютеризацию, обеспечен «средствами электронной связи». Наш человек, долгие годы привыкший жить по указке «барина» в лице государства, не в силах уследить за всем многообразием негосударственных форм трудоустройства и выбрать подходящую из них. Тривиально, но факт: далеко не у каждого есть способность адаптироваться к резко изменившимся условиям существования, и государство здесь выступает большим подлецом, бросая граждан на произвол незримых обстоятельств. Дарвиновские же категории следовало бы вообще оставить, поскольку любой человек уже по факту своего рождения и принадлежности к определенному обществу имеет право на определенный минимум благ – то, что известный философ конца прошлого столетия В.С. Соловьев назвал «правом на достойное человеческое существование», и каковую концепцию развил вслед за ним философ и правовед П.И. Новгородцев. Человек теперь попросту дезориентирован и сбит с толку. Если же некто наконец обретает вожделенное место, то никто не возьмется обещать ему, что завтра же он не полетит с него ясным соколом по причинам необъяснимым, таинственная сущность каковых кроется чаще всего в личных прихотях лица вышестоящего. Отсюда при приеме нового сотрудника в штат той или иной организации продолжают процветать разного рода протекции, шашни и кумовство – явления, в принципе, столь же старые, как и сама Россия. И вышибить эту традицию из нас пока не удается никаким «Интернетом». Наиболее способным, конечно, в чем-то везет, в чем-то они просто умеют настоять на своем, но талантами наделен не каждый из нас. А кушать хочется всем. Примерно то же наблюдается в отношении социальных гарантий, которые в нынешнее время (особенно на предприятиях частных) отсутствуют практически окончательно. Мне самому не раз приходилось удивляться обилию людей, выходящих из станций московского метро и устремляющихся к автобусным остановкам примерно в 10-11 часов вечера. У всех на лице – серьезность и тревога. Пьяных не слишком много. Следовательно, люди возвращаются в основном с работы. Рабочий день нынче достигает 12 и даже выше часов, кое-где он и вообще не нормирован. Социальные гарантии в виде возможности взять отгул или больничный, оплачиваемого отпуска и др. есть далеко не везде. Что такое профсоюз и в чем заключаются его функции, большинство современных русских граждан вообще позабыло. Стоит получить производственную травму или просто надолго заболеть – и ты чаще всего «за воротами». Стоит женщине забеременеть – считай, что потеряла рабочее место (вот и удивляйся после этого падению рождаемости!). И т.д., и т.п. и мн. др. Остается только дивиться государственному равнодушию в отношении своих граждан и их собственной вялости и долготерпению.
То же можно сказать в отношении неопределенности самого профессионального статуса нашего современника. Нынче сам человек, в отличие от прежнего, намечавшего себе жизненную стезю с юношеского возраста и знавшего, что его не оставят в этом многозначащем деле, чаще всего попросту не знает, чего от него требуется. Благо, если есть надлежащие способности – гуманитарные ли, естественные или технические. В этом случае, не слишком заботясь о будущей профессии, человек машинально поступает в определенный институт на близкий его пристрастиям факультет. «Васька, а после института-то чего?» – «А хрен его знает, тетя Маруся. Сейчас главное от армии откосить, а там – видно будет …» Не имеющий способностей, но имеющий бицепсы, идет в охранную контору или просто в воровскую шайку. Заметили, какой героический почти ореол обрело в последнее время слово «бандит»? В то время как бандит есть член преступного сообщества, имеющего целью подрыв государственного и общественного порядка. И подобные люди поднимаются нынче на щит … Многие подаются в торговлю, коя в нынешней ситуации также мало отличается от воровства. Не имеющий ни мускулов, ни извилин в лучшем случае устраивается сторожем или уборщиком, но и эти места в наше время также ненадолго остаются вакантными. «Спасибо товарищу Сталину …» А что говорить о тех случаях, когда по сокращению штата, по закрытию общественно значимых производств (взять ту же «оборонку», переквалифицировавшуюся сначала на выпуск кастрюль, а теперь по большей части вообще «вставшую») множество людей остаются безработными? А что насчет академиков, метущих снег в парке или инженеров, торгующих огурцами? Что по части зарплаты заведующего университетской кафедрой в 1.500 рублей и зарплаты работника автосервиса в 20.000 в месяц? И смех, и грех ...
У общества, конечно, у самого «рыльце в пушку». Мы не гнушаемся взятками или «ценными подарками», порою внаглую вытребываемыми за оказание той или иной услуги. Мы не устоим перед затуманиванием мозгов клиенту или перед прямым обманом, если надо сбыть неходовой или испортившийся товар (ср. с вошедшим до революции в поговорки «купеческим словом», имевшим кардинально противоположный смысл). У нас отсутствует элементарная профессиональная этика. Конечно, она существует в протоколах собраний разных АОЗТ и ПБОЮЛ, и продавщицы в магазинах научились уже перед занятием прилавка надевать улыбку. Однако, действительной – ВНУТРЕННЕЙ – этики, основанной на сознательном ощущении каждым своей причастности – посредством трудовой деятельности – к судьбам общества и государства, необходимости увеличения их благосостояния через дело собственного универсама, завода, ЖЭКа, автосервиса, университета и т.п. – не наблюдается, и до оформления ее еще, видимо, далеко. Это к разговору об отсутствии или зачаточности в нашем обществе жизненных ориентиров. А заодно – к сведению директоров и рядовых работников «торгово-промышленной» и «бытовой» сфер.
В итоге, когда затуманены действительные, внутренние побудительные мотивы работы, трудовой деятельности, остаются лишь мотивы внешние, и на первое место выходят исключительно ДЕНЬГИ, которые добывать, как оказывается, можно любым способом – даже откровенно преступным. Вплоть до угроз, шантажа, воровства и даже убийства конкурента. «Рынка с человеческим лицом» у нас не выходит именно из-за несознательного отношения граждан к трудовой деятельности. Средства к жизни теперь превратились в ее цель. Вина за это – как на государстве, так и на самом обществе. Хочется верить, что это явление временное. Но перспектив для радужных прогнозов пока не видно – ни в прошлом, ни в настоящем. И в этом плане мифический рост производства на 3 % в год при повышении цен за истекший год на 100-200 % – видимо, только очередной призрак.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ