Я не могу назвать себя впечатлительным человеком: холодным - да, бесстрастным - да, но не впечатлительным. Нет. Я другой.
Бабочки, жуки и змеи - они умирают не так как умирают кузнечики. Убивать - это искусство, которому я научился, чтобы жить в мире убийц. Нет, я не преувеличиваю, я этого не умею.
Наглый, бесстыжий, бессовестный тип - а я еще и не начинал себя хвалить. Бесчувственный - ну, это чистой воды цинизм. Просто я очень хорошо умею убивать. Я - убийца. Почему я не могу быть им? Если это получается у меня лучше всего. Я могу убить дождь, могу человека, могу чувство, могу себя - какое кому дело. Неплохо было бы называться: "ангел-убийца", хотя нет, лучше - "темный ангел". Глупо, да?
Я могу хотеть и не хотеть убивать, в конце концов, могу и не убивать.
Хорошо когда твоя работа, интересы и призвание (?!!) совпадают…
В тот вечер я снова убил себя, использовав традиционный способ - 4 литра пива. Не совсем конечно убил, так, подстрелил. Впрочем, вечер получался довольно-таки сносный: мне показалось, что я, наконец-то нашел ту зыбкую грань между убийством, самоубийством и пивом. Этакая новая философия жизни (смерти?).
В голове почти ничего не было - лучше всего у меня получается убивать мысли, которые потом с сухим хрустом падают на пол (люблю ими шуршать).
С очень небольшим количеством людей я мог говорить без убивающей улыбки. Пардон, не пояснил: убивающей чувства улыбки - а то еще возникнет представление обо мне, как о некоем гибриде Медузы Горгоны и Васи Батарейкина (Вася Батарейкин - это одна из моих жертв, один из самых нелюбимых мною типов самоубийц: умирать и рождаться на бумаге - брр, какая гадость!).
Не так сильно как мне хотелось, но я убил в себе желание слушать, потом, получая просто таки мазохистское удовольствие - убил желание слышать. Почему? - Да потому что мы попросту занялись массовым убийством тишины (помните расстрел горного эха?). Звуками, господа, звуками. Теми самыми, которые некоторые называют языком, а я - оружием массового поражения.
- Тебе не кажется, что ты убиваешь себя? - вопрос наконец-то прозвучал как утверждение.
- Я? Убиваю? Себя? - что конкретно ты имел ввиду?
- Твои способности.
- Конечно, знаю, вот совсем недавно во мне умер великий художник. Только извини, не помню где могила.
- Ладно, господин Убийца, у меня для тебя кое-что есть, и он протянул мне лист бумаги.
Но уже через секунду снисходительная улыбка сползла с моего лица.
Это был рисунок, простой рисунок, выполненный карандашом на бумаге. В нем чувствовалась рука мастера. Сама по себе живопись меня волнует мало, но не в этом случае. На рисунке было изображено здание театра, моего любимого театра. Солнце садилось, поэтому причудливость теней создавала какую-то нереальную картину, но… но не это было главным. Над готическими крышами театра высилась высокая заводская труба, из которой шел дым. И от этого картина приобретала какой-то вовсе зловещий оттенок, и в голову настойчиво лезли мысли о крематории.
Я оторвался от рисунка.
- Ну и что ты этим хотел сказать?
- А разве ты не понял?
- "В том то и дело что понял" - мысленно согласился с ним я. Ведь это мой рисунок. Точнее мой сюжет. Именно такую картину я увидел однажды. За театром находился завод, но в тот момент его не было видно, только труба, из которой шел дым. И в тот момент мне жутко захотелось нарисовать все это. Но, несложно догадаться, правда? - Я убил в себе это желание.
- Ты же знаешь, что я не умею рисовать.
- Как же, как же, помню твою жуткую историю, о том, как в школе ты, решив доставить удовольствие своей первой любви, нарисовал ее, а потом она с тобой не разговаривала три месяца.
Я криво улыбнулся в ответ:
- Вот видишь - ты сам задаешь и сам отвечаешь. Подожди, - я остановил его жестом, - ты же меня знаешь, я верю в судьбу.
- Да, это по все видимости единственное, что ты не смог еще убить.
Мы вышли в холодный вечер.
- Чертова зима - ни снежинки.
Словно отвечая на его реплику, задребезжал зуммер телефона. Люблю я посекундный тариф - он дает мне возможность убивать секунды.
- Привет это я. Если ты в центре могу подбросить к дому.
- Договорились.
- Тогда через десять минут, возле бара, где мы сидели в прошлый раз.
- Окей.
- Оби, - буркнул я, меня иногда раздражало это словечко.
Повернувшись, чтобы попрощаться, я никого не заметил. Он ушел не прощаясь. Правильно, наверное. У меня так не получается, - я прощаюсь и не ухожу.
Подъехавшая машина мигнула фарами, и я ворвался в теплый уют салона.
- Хорошо посидели? - она задала мне вопрос вежливости.
- Неплохо. Как дела? - Когда-то давно я помог ей убить время. На самом деле для меня это очень легко - убивать время, даже легче чем мысли.
- Нормально, я сегодня…
Я слушал ее в пол уха. Иногда бросал реплики, часто даже смешные - мне нравился ее смех. Мы оба наслаждалась ездой. А ночной город мягко несся нам навстречу. И вдруг, из темноты, прямо под колеса нам метнулась темная тень. Раздался глухой стук и …мы поехали дальше. Целую минуту висела напряженная тишина.
- Это была собака, - жестко выговорила она чуть дрогнувшим голосом.
- Да это была собака. И снова тишина придавила нас стуком мотора.
- "Белая с рыжими подпалинами собачонка, она метнулась нам прямо под колеса, рванула из темноты не оставляя ни единого шанса".
- Сволочи, почему не работают фонари, - зло сказала она.
- Наверное, судьба у нее была такая, у этой собаки.
Тишина давила, давила на виски. Как при погружении на глубину. Мы подъехали к моему дому и остановились. Она повернулась и посмотрела мне в глаза. И вдруг я провалился. Провалился прямо в их бездонную глубину.
Мы занимались любовью неистово, как-то даже страшно и яростно. Это было как вспышка - никогда со мной не было ничего подобного. У меня было ощущение, что я убиваю весь мир - яростно, с удовольствием и сумасшедшей радостью. Убиваю, убиваю, убиваю…
Ее волосы щекотали мне щеку.
- Что с тобой? - удивленно спросила она.
- Что со мной? - механически переспросил я, - да вроде ничего, - и осекся.
Действительно, что-то происходило. Происходило с моим лицом - точнее с моей щекой - по ней медленно, набирая скорость, катилась слеза. И вдруг я понял: понял резко и отчетливо.
- Я знаю, что со мной - твердо произнес я, - я больше не убийца.