Чтобы это ни было, но Солнце светит слишком ярко, чтобы видеть то о чем ты знаешь.
- Как это странно и чудесно, - думал Он, - понимать все на свете. Знать, почему бежит по лесной тропинке муравей и почему на небе зажигаются звезды.
При этой мысли Он почувствовал инстинктивный ужас: звезды были хоть и далеко, но почему то пугали своей загадочностью и некоторым безрассудством.
Вообще то жизнь для него была вопросом очень и очень философским, ведь в конце-концов Он знал ответы на все в мире вопросы.
- Можно было бы, - умиротворенно думал Он, мысленно отгоняя назойливые солнечные лучи, - попытаться рассказать кому-небудь обо всем, но есть большая вероятность того, что все это никому не нужно.
"Веселое и беззаботное отношение ко всему" - это можно было бы поссчитать за кредо, но это "все" портило абсолютное безразличие Его к чему бы то нибыло.
Его точка зрения была проста: глупо верить в то, что ты знаешь. Исходя из этого: очень сложно верить вообще, если ты знаешь все.
Из своего необъятного знания Он извлек определение веры.
"Вера - это оправдание того, что мы не понимаем".
А кроме того, Его беспокоила сложность. Сложность нахождения доводов дальнейшего существования, которая постоянно вставала перед Ним словно кость в горле, предательски нашептывая Ему о глупости поступка действия.
Поэтому для Него практически невозможно было заинтересоваться сменой привычного места нахождения в данном времени и пространстве.
Слишком долгое время Он был один. Это знание давало ему один выход - Смерть. Но Он знал о смерти все и поэтому Она не виделась ему направлением дальнейшего движения. Потому как Смерть - это само по себе прекращение движения, остановка в любом Ее проявлении. А как Он мого идти дальше, если Он знал все на свете, если давным-давно Он утратил нечто важное и нужное, если Он потерял интерес, интерес к чему-либо…
…Багрово-черные знамена подобно бушующим морским волнам затопили окружающие холмы. И словно чувствуя к ним некую ревность, вдали мрачно вздыхал океан, заставляя наливать своим гневом свинцово-серое небо.
Шум надвигающегося войска смешиваясь со спокойной яростью, создавал совершенно потрясающий и невообразимый эффект.
Мрачные и уверенные.
К последнемк рубежу некогда великой Империи, шли организованные неведомой силой Темные Легионы. Казалось их ведет сам Хаос.
Последние Холмы.
Они высились, покатыми громадами источая безнадежие. Безнадежие павшей Империи. Империи, которая рухнула под своей собственной тяжестью пороков, разврата и своеволия.
И только Последние Холмы ожесточенно цеплялись за свое отчаянье, словно бросая вызов самим себе.
Последние Холмы - место ссылки и опалы, место разбитых надежд и стремлений, место, куда была сослана честь некогда великой Империи. Они - завоевавшие пол-мира, они - перед грохотом доспехов которых склонялись континенты, они - лучшие полководцы этого мира были сосланы в Последние Холмы. Были сосланы, ибо честь и прямота не находили места на лакированных паркетных приемных дворцов.
Проходили годы, а они дремали на задворках Великой Империи влача мирное существование.
Их мышцы одрябли, глаза потеряли былую зоркость, а грозные некогда доспехи вели отчаянную борьбу с пылью и ржавчиной.
Темные Легионы. Они пришли из ниоткуда, сея смерть и разрушения. Империя - этот колосс на глиняных ногах рухнул под мощными толчками этой темной и организованной силы.
И вот теперь они стояли, подпираемые отчаяньем Последних Холмов. Они - герои рухнувшей Империи.
Вновь, как в старые времена, они вышли на бой, вышли, сгибаясь под тяжестью легких некогда доспехов, вышли ведомые их Герцогом, человеком, выше которого была только его честь.
Стройные шеренги Темного Легиона застыли в отдалении, нерешительно медля перед последним рывком, перед последним усилием. Они были уверены в себе как никогда - что могла противопоставить им кучка жалких стариков? Им - темным и организованным, им - стойным и непобедимым - ответ, казалось, сам тянул их ноги вперед, ибо он был только один: "Ничего".
Наконец, под дикий рев и ужасающий грохот фанфар, Темные Легионы двинулись к своей последней победе, к своему триумфу.
Герцог резко привстал на стременах и окинул взглядом молчаливые шеренги своих воинов. Странное дело - в их глазах, онувидел слабые отблески огня. Того самого огня, перед которым ложились ниц империи и разбегались непобедимые армады войск. Он почувствовал, как его старый боевой конь выпрямился - широкими ноздрями втягивая запах приближающейся битвы. он почувствовал это разом, полностью, целиком - словно его пронзила молния. Миг, и слова полились из его уст, полились, чтобы в бурном потоке увлечь за собой, чтобы заставить глаза видеть, а сердце чувствовать:
- Братья! Я знал, знал все эти годы, знал то, что в этот момент чувствует каждый из вас. Я верил, верил в то, что мы не можем умереть иначе, нежели в бою. По другому быть просто не может. Ибо только в бою мы можем жить, только сражаясь мы можем дышать, только в битве мы можем умереть, умереть, чтобы получить бессмертие. За нами ничего нет и казалось бы интриги придворных хлыщей выбили из нас все: славу, покой, надежду.
Я незнаю: есть ли у нас Родина? Я не могу верить в нее, но я вижу ее. За нами только Океан, Океан и Последние Холмы. Холмы, которые действительно стали для нас последними: в жизни, в бою, во всем, что дорого нам и прежде всего в нас самих. Они одни не отвернулись от нас, ибо только последний млжет понять того, кто когда то был первым.
И вот мы снова, как в былые времена, вдыхаем пьянящий воздух приближающейся битвы, вновь наши руки ласкают теплые эфесы наших клинков. И пусть они затупились и поржавели, но они не забыли вкуса крови поверженного врага и в них не остыло желание вновь быть острыми и яростными.
Я вижу пылающий в вас огонь, огонь, которыйпотушить просто невозможно, огонь, остановить который может только смерть.
Но что нам смерть! Нам, тысячу раз глядевшим в ее костлявое лицо, нам, Последним Героям Империи!
Вперед, Братья! Вперед к бессертию!
Они сошлись на перепутье грозовых туч: огонь и вода, свет и мрак, честь и бесславье. Сошлись, чтобы в яростном пламени битвы дать жизнь новому мипу, миру, воспитанному победителем.
Герцог первым врубился в стройные шеренги врага, беспощадно ломая их законченную прямоту и темное совершенство. Казалось силы, долгие годы копившиеся в этом уже дряхлом теле ослепительной вспышкой сверхновой вернули ему молодость. И этот огонь, подобно лесному пожару, зажег его воинов - они знали: пути назад нет, да для них его никогда и не существовало, они просто не знали такого понятия: путь назад.
Они занали, что это их последний бой, последняя схватка со смертью, но это была "их" смерть, не подкрадывающаяся ночью к постели, а смерть, склоняющаяся перед ними изрубленными рядами врагов, смерть, прямо, на равных смотрящая им в глаза, бросая вызов по всем правилам чести, вызов, дающий право на бессмертие.
Врага было много - очень много, но они никогда не считали своих противников, им было безразлично их количество, ведь им нужно было сделать невозможное: им нужно было победить саму Смерть.
Казалось враги не иссякнут никогда, казалось сам воздух порождает их, но они бились. Они яростно сражалисьведомые своим герцогом. Бились, несмотря на потерю товарищей, бились, не глядя на бесконечные ряды врага, бились, чтобы лязг их клинков пел поминальную песнь павшим.
Казалось само Время остановилось, в немом изумлении глядя на них. Остановилось, чтобы увидеть как остался один, только один. Последний и непобежденній, тот кому біло суждено увидеть то, чего не дождались его товарищи, самое сладкое для них зрелище - спины своих врагов. Спины, ярко освещенные выглядывающим из-за туч Солнцем.
Силы, швырнувшие его в бой , уходили, алой кровью заливая груды поверженных впрагов. Но Герцог не видел этого, он в последний раз вдыхал свежий морской воздух, он в последний раз чувствовал ласку теплых солнечных лучей, он в последний раз пил пьянящее вино победы, он в последний раз жил…
…- "Но ведь это же невозможно, - потрясенно думал Он, - я же знаю, что этого не может быть! Ведь мне известно все на свете!
Новое и неведанное доселе для него слово: "потрясение". Нет, Он знал это слово раньше, понимал его значение, но как оказалось для него была скрыта СУТЬ этого слова. Как оказалось понимать и чувствовать - это две большие разницы.
- "Они не могли победить! Не могли! Чисто физически это невозможно! Их не стало больше, они не стали неуязвимыми, в их руках небыло силы, а разумы одряхлели так же ка и их тела. Но они победили, они выиграли дуэль у самой Смерти - они пошли дальше, дальше чем смерть, далбше, чем сама жизнь.
Он знал, что дело тут в таких словах как: честь, отвага, сила духа, но ему было дано только знание, знание - пустое и застывшее, знание - строгое и совершенное, знание - холодное и безжизненное.
Герцог преподал ему хороший урок, урок разбивающий холодную пустоту знаний на секунду приоткрыв Ему двери в мир чувств.
Он знал - впереди у него Вечность, поэтому Ему можно было и не спешить. А Он и не должен был спешить в силу своей сущности, сущности , которую он знал, но которая уже была изменена. Изменена тем, что произошло вокруг Него, тем, что явилось в Нем зародышем нового, неведомого Ему доселе ощущуния. Ощущуния не всего вокруг, а самого простого и сложного одновременно - Его самого. Могло пройти миллион лет, прежде чем этот зародыш превратился бы в чувство.
Но Он НЕЗНАЛ этого, ведь Он был камнем, простым камнем. Камнем на который опустился изрубленный, но непобежденный Герцог. И имнно он, в жаркой схватке победивший смерть, именно он, силой своего духа утвердивший жизнь, заставил холодный и разумный, невозмутимый и знающий все на свете камень, понять разницу между знанием и чувством, подарил ему право на жизнь…