Почему-то я закрываю глаза. Огромное темно-синее небо и белые многоэтажки вдали. Неужели этого больше никогда не будет?
Но ведь это же не так, правда? Солнышко мне еще подмигнет и звездочки раскатятся по небу. И снова в дверь позвонишь ты, я открою и улыбнусь...
И опять будет беспорядок в комнате и ты в смешном цветном халатике. И опять мы будем считать, сколько ночей провели не вместе. И будет одно кресло на двоих и бесконечность для поцелуя. Опять будут соседи за стенкой и луна над озером.
Опять будут цифры телефонов и адреса в конце тетрадки. Опять будут бесконечные дождливые остановки и пустые желтые Икарусы. Опять будут газеты в почтовом ящике и похмельные почтальоны, теряющие письма.
Будут простуженные цветы на рынке и шоколадки с орехами. Будут таинственно глубокие хризопразы, розовые ленты и неудобные коробочки с рафаэлками.
И я опять буду переводить текст про Австралию, мечтая оказаться в этой самой Австралии или даже у черта на куличках наедине с тобой.
И ты поглядишь на меня своими хитрыми карими, акварельно-голубыми, или серо-зелеными глазами. И я тебе расскажу, какие они у тебя красивые, а ты мне опять не поверишь.
И ты скажешь мне, что я романтик. А я скажу тебе, что ты глупенькая.
И мы опять будем слушать "Кострому" или Башлачева, а ты будешь недоумевать, что я нашел в строчке "...И нет никого, кто способен нажать на курок..."
И я вновь буду утыкаться лицом в снег, пряча слезы, и бесконечно долго слушать твой голос в телефонной трубке. И ты снова скажешь: "Мне плохо, приезжай.", и я буду ловить машину, пожирающую капотом асфальт летней ночи и слушать Моррисона из твоего открытого окна.
И мы будем бродить по туннелям Кругобайкалки и по сочинскому сонному пляжу, по странному Екатеринбургу и заснеженному Томску, мы опять пешком перейдем плотину и доедем на троллейбусе до Театра Кукол. И я снова буду лететь к тебе из Питера или из Мадрида, я буду ехать родным сто восемьдесят четвертым, один в купе, мечтая крепко-крепко тебя обнять.
А ты снова будешь колыхаться огоньком свечи в медленном танце и спрашивать меня, почему я грустный. А я буду растягивать губы в улыбку и виновато говорить: "Я всегда такой."
И закроются двери электрички, автобуса, трамвая или подъезда. Ты скажешь "пока" или "до встречи", а я тебе грустно кивну, повернусь и пойду на остановку. И опять уйдет таинственный красный троллейбус "гармошкой" из Солнечного, как только я выйду к переименованному проспекту, меня опять засосет оранжевый автобус с обледеневшей Волжской, а гордый "пятьдесят пятый" поспешит в Академгородок.
И дома меня будет ждать остывший ужин, кресло с клетчатым пледом, чистый лист бумаги и огромное окно, драпированное черной ночью с тоскливой татуировкой огоньков.
А потом я выключу свет и включу "Электричество". И мечтая о загадочном городе Вавилоне, засну и во сне увижу твои распущенные волосы снежного цвета или короткие темные локоны.
И будет утро, и опять я буду спешить "каждый день к девяти на работу", а ты просыпаться раньше меня чтобы сделать мне бутерброды со вчерашним хлебом.
Все это будет. Но уже в другой жизни, правда?
Я делаю шаг...
11.03.1997 г.