Мне снился серебряный сон. Серебро и алмазные стены длинного-длинного коридора, серебряный свет в конце тоннеля. И тонкая фигурка в серебряной дымке плавно движется мне навстречу. И вот я уже различаю милые и до боли знакомые черты – ты улыбаешься, берёшь меня за руку и ведешь за собой.
Серебряный свет обнимает меня, обволакивает, и я становлюсь такой же серебряной. Мы поднимаемся вверх; появляется чудесное чувство покоя и нежности… и я просыпаюсь.
Время ещё не пришло, наверное. Господи, как давно это было…
Больничные кровати, крикливые медсёстры в грязно-белых халатах, утреннее позвякивание градусников в литровой стеклянной банке, наполненной вонючим раствором хлорамина.
В полседьмого утра проснувшиеся первыми опухшие тётки неопределённого возраста, повязанные пуховыми платками для тепла – в палате жутко холодно, шаркают стоптанными тапками по протёртому линолеуму, отправляясь по своим утренним делам.
Казенный быт палаты, вялые разговоры – почем нынче сахар и кого выберут в президенты. Глупая иллюзия продолжающейся жизни.… В онкологическом корпусе не бывает живых.
9.00 Редкой струйкой население палаты тянется на завтрак. Холодная застывшая манка вызывает моментальный рвотный позыв. Ты кое-как запихиваешь в себя две ложки и понуро идешь обратно. Доктор, приятный мужчина лет тридцати пяти, сказал, что тебе надо есть, чтобы быстрее поправиться. Как маленькому ребёнку. Но ты отчаянно хватаешься за жизнь и стойко выполняешь все дурацкие предписания врачей.
10.00 Рентгенотерапия, от которой постоянно тошнит, выпадают волосы, и шелушится кожа. Тётки, стоящие в очереди у рентген кабинета, шушукаются и косятся в твою сторону. Им, воспитанным в духе соцреализма, не понять наши с тобой отношения. “ И что за молодежь пошла? В наше время такого и не было… ”, – долетает до тебя чей-то свистящий шёпот. Ты отворачиваешься и бессмысленно смотришь в стену.
Дуры, какие вы все дуры! Какое вам дело до чьей-то жизни? Которой скоро не будет…
В обеденный перерыв я врываюсь в палату, волоча за собой огромную сумку с книгами, фруктами и приготовленной утром едой. Хотя в последнюю неделю ты почти ничего не ешь и не читаешь. Просто лежишь и смотришь в окно. Опять тучи и ветер. Из окна дует, ты заворачиваешься в одеяло и садишься на кровати. Улыбаешься мне, и я вижу, как осунулось твоё лицо. Снимаешь заколку, смоляная волна волос рассыпается по застиранному больничному пододеяльнику. Огромные карие глаза лихорадочно блестят, и матовая бледность кожи ещё больше подчёркивает это. У тебя опять поднялась температура.
Я целую твой горячий лоб, и пытаюсь говорить бодрым голосом. Слёзы тугим комком подкатывают к горлу, я наклоняюсь, чтобы разобрать сумку и пытаюсь взять себя в руки.
Получилось. Я чищу мандарин и кормлю тебя. Болтаю о разных глупостях. Ты смотришь на меня, и маленькая капелька влаги дрожит у тебя на ресницах. Я обнимаю хрупкое тельце, дрожащие худенькие плечи и медленно баюкаю тебя.
Девочка моя.… Сколько мы ещё будем вместе?
Январь плавно перешёл в февраль, начались оттепели вперемешку с вьюгами. Тётки в палате куда-то исчезали, вместо них появлялись другие. Всё так же звенели по утрам градусники, всё те же крикливые медсёстры поднимали всех утром на процедуры. Ты худела, бледность стала отливать воском. Волосы выпадали клочьями, и от былой смоляной копны почти ничего не осталось. Болей ещё не было, твоя болезнь со сложным латинским названием пряталась в глубине.
Ты всё больше отстранялась от меня, а я приходила домой и часами рыдала в подушку. Господи, ну почему это случилось с нами?
Первого марта ты посмотрела в окно и сказала:
- Я хочу увидеть цветущую вишню.
Ты очень любила цветущие вишни. Больше всего на свете.
Утром восьмого марта, с огромным букетом роз я влетела в твою палату. Твоя кровать была безукоризненно застлана серым казенным одеялом. Не помню, как я оказалась в кабинете главврача, и высокий мужчина в белом халате потупив глаза, пытался сказать, что тебя уже нет. Белые розы лежали на грязном полу больничного коридора…
Прости, я так и не принесла тебе ветку цветущей вишни…
Я не была на похоронах. Я очень хотела запомнить тебя живой. Моей серебряной девочкой. Брюнеткам идёт серебро. И ты это знала…
В том году вишни зацвели буйно: неделя белого безумия, и в одну прекрасную ночь все лепестки осыпались…
Жаль, что ты не увидела этого. Но там, я знаю, у тебя есть вечно цветущая вишня. Её подарила тебе я.
Серебро и алмазные стены длинного коридора. Ты целуешь меня и растворяешься в серебряном тумане. И когда придёт моё время, я знаю, ты будешь ждать меня там…