Иногда расследование причин, вызвавших то или иное кармическое заболевание, чем-то напоминает детективное расследование. Различие только в том, что, строго говоря, здесь нет ни жертв, ни виновников преступления, да и самого преступления в обычном, земном понимании. Все эти люди – действующие лица одной сцены, участники одного спектакля, под названием Жизнь.
«Действие Третье – артистов прошу на сцену! Чей сейчас выход!» - не могу только понять, чей это пронзительный голос выкрикивает моих героев. Кто там прячется за кулисами? Лица не разглядеть, какое-то бесформенное подобие шута. Вот только маска на нем не смешная, а саркастическая, злобная. Но там еще и другой голос – чуть слышный шепот. Этот голос доброжелательно наставляет моих героев. Не всем своим актерам он успеет дать свое последнее напутствие…
Хотя, почему я сказала, что нет жертв? Как и в любом спектакле на сцене жизни умирают герои, но умирают они тоже «понарошку». Мои герои бессмертны. А мы, зрители, сидящие в зале все равно не можем удержаться от слез…
Если люди испытывают настоящую боль на этой сцене, если по этой сцене льется настоящая кровь, а герои плачут настоящими слезами, то какой же это театр? А смерть? Эта старуха крадется, выглядывая из-за спины актеров, которые даже не знают, что они должны играть, и в каком спектакле. Они так и не читали сценария…
Когда зажигаются прожекторы и в зале гаснет свет и открывается занавес, ни одному сидящему в этом зале не суждено уже остаться в стороне от происходящего. Среди зрителей также расписаны роли. Кому-то суждено проспать весь спектакль, кто-то шелестит хрустящими фантиками, то и дело справляясь о времени на часах своего соседа. Эти люди создают массовку в другом спектакле – театре теней, где отражается жизнь героев настоящей сцены. Но среди зрителей есть и активные участники. Одни аплодируют, другие топают ногами, третьи в экзальтированном порыве сами готовы кинуться на эту сцену, чтобы облегчить страдания своего кумира, умереть за него или вместе с ним…
§§§
Хоть ей и было уже за тридцать, она всерьез не задумывалась о том, что пора заводить семью и детей. Все ее сверстницы были давно в браке, некоторые из них успели развестись и вновь выйти замуж.
В детстве все ее называли мальчишницей. Она любила гонять мяч и даже была вратарем школьной команды. Если бы не подкосившая ее болезнь, она бы и теперь побежала на школьную площадку вместе с ним, со своим сегодняшним ровесником, который тоже любил футбол.
В то время она озадачила многих специалистов от медицины. Никто из них толком не мог назвать ее диагноз. Ее болезнь не была похожа ни на одну из всех известных им болезней. Родственники тогда сбились с ног, выискивая новых светил от медицины, но картина не прояснялась. Какие только лекарства не были безуспешно опробованы в попытке ее вылечить! Речь уже шла о срочной ампутации ноги, но от операции она настойчиво отказывалась.
Когда вызвали меня, болезнь обрела уже необратимую форму. Это была саркома правого коленного сустава. Мне оставалось только хоть как-то облегчить ее страдания и найти, по возможности, главные причины, вызвавшие болезнь.
Держалась она героически и стойко. Была всегда веселой, немного возбужденной – столько внимания ей раньше никогда не уделяли! Ее даже воодушевляло то, что она озадачила самых известных профессоров. Она даже не допускала мысли, что от нее просто скрывали ее диагноз. Что-то подозрительное было в ее глазах, когда я тоже выразила свое недоумение по поводу ее болезни - они вдруг блеснули вызывающе и насмешливо, а лицо выражало удовлетворение оттого, что и меня она смогла провести и озадачить.
Мысленно я собирала звенья цепочки – причины, вызвавшие эту болезнь. При тяжелой форме онкологии всегда много факторов, притягивающих это заболевание, и мне уже удалось выявить некоторые из них. Но ни одна из этих причин не была главной, ключевой, отправной точкой болезни.
На стене, прямо над ее головой висел ковер, изображающий мальчика, играющего на флейте. У него была согнута… правая нога! Именно в такой позе лежала она прямо под этим ковром. Мне показалось это изображение настоящим издевательством над больной, и я посоветовала, чтобы ковер сняли.
Чуть позже выяснилось, что ей вот уже несколько лет подряд на все праздники дарили пустые подарки: кошельки, сумки, косметички, шкатулки, портфель. Мать, увидев мое замешательство, не долго думая, тут же понесла все эти «дары» на помойку.
Сама она рассказала о том, как еще этим летом на даче она, шутя, передразнивала свою бабушку – та в последнее время стала прихрамывать… на правую ногу. Она корчила ей смешные рожи, когда бабушка, направив свой длинный указательный палец и тыча им ей в грудь, выговаривала ее: дескать, нельзя смеяться над чужой болезнью, не ровен час и себе беду накличешь… В тот же день той бабушке было отправлено длинное послание с извинениями.
Все эти звенья были дополнительными звеньями той цепи. Не было главной, отправной точки – причины, вызвавшей болезнь.
Последний раз я ее видела уже в больнице. Надежды на спасение и раньше практически не было. Врач тихим голосом объявила ее родственникам окончательный приговор.
Направляясь по аллее больничного сада к воротам, я задержалась и разговорилась с матерью больной. Решительной и бодрой походкой к нам подошел молодой мужчина. Мать представила его мне. Это был тот самый любитель футбола, друг ее дочери. Мы распрощались с матерью, и я решила вызвать его на разговор. Что-то неосознанно подсказывало мне, что здесь я смогу найти ответ на головоломку, которую пыталась разгадать уже несколько месяцев. Я так часто появлялась в их доме, почему мне ни разу не удавалось застать его там? Каждый раз мне говорили, что он только что ушел, или, наоборот, будет позже. Его время визитов было таким же непредсказуемым, как мое, но создавалось впечатление, что какая-то сторонняя сила не позволяла мне увидеть его.
Только теперь я смогла разглядеть ее кумира, человека, на которого она молилась и которым восхищалась. Но она сама никогда не рассказывала о нем. Теперь я стояла и, потрясенная его историей, молча слушала его рассказ. Именно эта история оказалась ключевой и сыграла жестокую и коварную роль в судьбе уже умирающей больной.
Два года назад ее друг попал в аварию. У него были множественные переломы рук, ног, нескольких ребер, перелом позвоночника, а лицо было изуродовано до неузнаваемости. Тогда он чудом остался жив. На его счету было множество операций, пол года больницы, а затем целый год он учился ходить заново. Все это тяжелое для него время она проводила с ним – дежурила у его постели, кормила его и с восторгом слушала, как он давал ей клятвенные обещания, что обязательно поправится и станет снова полноценным человеком.
Это был человек удивительной воли, мужественности и терпения. Изо дня в день, стискивая зубы от боли, он тренировал свое тело: все мышцы и суставы. Он был одержим только одной мыслью: как можно скорее встать на ноги и снова стать прежним. В то время, когда она, растерянная и потрясенная происшедшим, с трудом сдерживалась от того, чтобы не расплакаться, он, почти полностью закованный в гипс, пытался ее рассмешить и рассказывал анекдоты. Она была ему не только нянькой, другом, помощником, но и его восторженной почитательницей.
Каждый раз, когда она приходила к нему, он демонстрировал ей свои маленькие победы: «Смотри! Я уже могу согнуть пальцы в кулак! - и он показывал, а она смотрела на его руку. При этом только два пальца могли сделать едва заметное движение. Тогда она сама сгибала его пальцы в кулак, а он, в шутку грозил ей этим кулаком, сжатым в ее руке: «Подожди, скоро я смогу это сделать сам…». Она радовалась его маленьким победам, но ее потрясали в нем его упорство и настойчивость.
Откуда он брал этот оптимизм, эту веру в себя, эту волю и страстное желание победить свой недуг? За всю ее жизнь у нее не было более реального, более близкого и, вместе с тем, более героического примера для подражания. Он был для нее учителем, героем, ее кумиром. Какую радость и гордость за него она испытывала, когда он впервые встал сначала на костыли, впервые сделал первый шаг и уже много позже, когда его, с трудом передвигающего ноги, она впервые вывела на прогулку!
До этой истории вся ее жизнь была черно-белой короткометражной лентой. Это у других умирали близкие, рождались дети, разводились с мужьями и снова вступали в брак. Это у других были первое «мама», первые двойки, детские праздники и семейные фотографии в альбоме. Ее жизнь надолго задержалась в стенах родительского дома. Каждый день она ходила на работу и возвращалась с работы. У нее были подруги, друзья, сослуживцы, но у всех были свои семьи, и в праздники она особенно остро ощущала свое одиночество. Вот только молчаливый то ли упрек, то ли укор в глазах ее стареющей матери. Она еще могла родить ей внуков…
Мальчишница… С раннего детства она научилась ценить мужские качества: силу, волю и мужественность. Именно они покоряли ее в других, и только эти качества она воспитывала в себе. Всю свою жизнь она завидовала мужчинам: почему она родилась женщиной, – как часто она задавала себе этот вопрос… Она гордилась тем, что была другой, что пеленки и кастрюли это не ее удел. Она и в мыслях не могла допустить, чтобы унизиться до такой роли! Гордая и независимая от чужого мнения, теперь, глядя на своего друга, она восхищалась и в тайне завидовала ему. Теперь она знала - окажись она на его месте, она бы тоже смогла совершить подвиг, схожий с его воскрешением из мертвых, который изо дня в день на ее глазах совершал он. Страстная почитательница своего кумира! Изо дня в день она жадно ловила каждое его слово - теперь она знала, случись с ней нечто похожее, она смогла бы также талантливо сыграть эту роль.
Тот насмешливый и вызывающий блеск в глазах! Как я раньше не поняла, что она втайне от всех давно мечтала совершить свой подвиг и, в стремлении быть похожей на своего кумира, «пряча скрещенные пальцы» под одеялом, просто играла чужую роль в чужом спектакле по сценарию, взятому из другой, чужой жизни. Настоящий спектакль был давно сыгран, а его главный герой под восторженные овации и гром аплодисментов уже давно покинул эту сцену, на которой она осталась одна.
Совсем недавно она прикрыла собой своего героя, чтобы спасти его от последствий той аварии. Теперь ей, так же, как тогда ему, были нужны восторженные зрители, готовые броситься на эту сцену, что бы умереть вместе с ней или вместо нее…
Но только одного зрителя она признавала и только ему позволяла судить о том, насколько удалась ее роль. Ей нужен был только ее кумир, покоренный на этот раз ее игрой.
Мы стояли в аллее больничного сада и все это время, пока я слушала историю о его бесчисленных победах, я думала о том, что он ни разу не упомянул о ней, так, будто ее не существовало вовсе. Его рассказ был очень выразительным – он то и дело жестикулировал, издавал возгласы и, засучив рукава рубашки и задирая брюки, демонстрировал мне свои шрамы.
В моих глазах он не выглядел героем… Всего в пятнадцати метрах от нас, в больничной палате на первом этаже умирала она. Какие жуткие и кровавые подробности он то и дело вплетал в свой рассказ! Его рассказ чем-то смахивал на заезженную пластинку… В каких еще, более жутких красках и какое бесчисленное число раз он преподносил ей подробности той катастрофы? Более благодарной слушательницы, чем она, он вряд ли мог найти… Но среди множества своих подвигов он не отвел ей даже крохотной, второстепенной роли.
Этому герою, оставшемуся в живых, уже не суждено было узнать, что она погибла, приняв на себя смертельный удар, который предназначался тогда ему…
1991 г.
http://analogos.nm.ru