Другая жизнь.
-Нет, вот ты скажи мне, Петрович, в чём смысл жизни?- спросил Лёня, опорожнив последнюю бутылку пива. Он сидел на поваленном, высохшем уже деревце. Рядом валялась пустая бутылка из-под водки, а чуть в стороне - с десяток пивных бутылок, тоже пустых. Петрович сидел рядом, уткнувшись лицом в колени и лишь изредка поднимая голову, с судорожным героизмом пытаясь вникнуть в суть Лёниных слов.
-Нет, ну вот ты послушай, Петрович,- медленно, запинаясь - видимо, от волнения, продолжал Лёня.- Чем мы, человеки, в сущности своей занимаемся? Ну, не то что вообще, а так, по жизни. Почти все свои лучшие годы гробим на что: пашем, как лошади, чтобы прокормить семью - по полсуток, спим – тоже, считай, по полсуток – устаёшь ведь после работы, как собака последняя, в остальное время – ешь, пьёшь, семью воспитываешь. Вот и считай, сколько времени на себя остается. Отдохнуть-то времени едва-едва наскребешь! И что это за жизнь такая? Не жизнь это, Петрович, а сущ... сущее... существование! Надо ведь как ее прожить-то, жизнь – чтоб потом не было мучиться больно. А у нас в деревне что? Ни тебе культурно образоваться, учебников там каких почитать... Вот если бы, Петрович, была бы наша, то есть человеческая, физиология – устройство то бишь внутреннее, устроено по-другому – чтоб ели мы раз, скажем, в двадцать реже и меньше, чтоб за дитятами ухаживать много времени не требовалось – родил его, а он встал и побежал, чтобы работать не нужно было, потому что всем и так и сытно, и тепло было бы и зимой и летом – вот тогда совсем другая жизнь бы на селе пошла! Мы б все книжек умных начитались, передач образовательных насмотрелись, новостей там всяких... Да и отдохнуть бы времени поболе было бы – посидеть, песни попеть, о жизни поговорить, ну и рюмашечку-другую пропустить не стыдно: все бы по-культурному обставили, на столе закуска всякая – пирожки там, яблочки, колбаска...
-А пиво?- внезапно проснулся Петрович, уставившись в Леню мутным взглядом.- Пиво будет?
-Ну так я ж тебе говорю, чудак-человек – все по-культурному! Это же еще ученые открыли, что водка с пивом организмой лучше усвояется, чем без пива.
-Что открыли?- хмельным голосом переспросил Петрович.
-Кто открыл?
-Ученые...
-Пиво ученые открыли, дурья твоя башка! Да ты слушай, не перебивай. Так вот – на столе закуска, бабы там приодетые, расфранченные, в вечернем туалете...
-Почему вв-вечернем?- опять некстати влез Петрович.
-Да что же тебе не молчится-то, ядрить твою налево!- не выдержав, в сердцах воскликнул Леня.- Туалет – это по ихнему, по иностранному – одежда!
-А одежда, значит, по ихнему – это туалет?
Леня окончательно вышел из себя.
-Нет, Петрович, ты как нажрешься, так от тебя спасу нет! Я те говорю про жизнь культурную, про то, как хорошо мы все зажили бы, если бы физиология наша поменялась, а ты... Все, пошли домой.
Кое-как поднявшись с деревца, они, пошатываясь и держась друг за друга, побрели по едва различимой в сумраке заходящего дня тропинке в сторону дома.
-Лень,- вдруг заговорил Петрович, когда они уже подходили к деревне,- мне таким в дом идти нельзя. Дашка не пустит. Ты же знаешь мою – как водку от меня почует, так живьем загрызет, не побрезгует.
-Ладно,- вздохнул Леня,- пойдем к пруду, приведем тебя в приличное состояние.
Подойдя к пруду, Леня втащил Петровича на деревянный помост, сунул головой к воде и, плеская ему в лицо прохладной вечерней водой, крепко натер его уши. Посидев немного, они, уже немного протрезвевшие, пошли домой.
-Слушай, Лень,- приостановившись, сказал вдруг Петрович.- Ты вот жалуешься, значит, что времени тебе не хватает, чтоб культурную жизнь вести. А я вот тебе байку сейчас расскажу.
Жил однажды один мужик. Жил он в городе, квартира махонькая такая была – не разогнешься, а тут еще и семья большая. Места не хватало – жуть. Мужику уже невмоготу стало жить в такой теснотище – мочи нет. Пошел он, значит, к начальству городскому и говорит – так мол и так, поможите квартирный вопрос решить. А начальник ему и говорит: «Квартиру я тебе дать не могу, закончились все - сам в пятикомнатной каморке ючусь с женою, из солидарности с трудовым народом. Могу тебе только совет дать – хочешь, чтобы стало тебе легче, просторней в своей комнатушке – заведи в ней козу». Так и сказал – козу. Ну, мужик, конечно, пригорюнился, а делать нечего – купил козу, привел к себе в квартиру. Что тут началось! Шум, гам, коза по комнате бегает, гадит везде – супротив своей козлиной природы не попрешь, детишки кричат, смеются, теща с женой орут, ругаются – словом, не жизнь, а колючка. Ну, со временем, конечно, жизнь наладилась – попривыкли все к козе, и она к хозяевам тоже. Особливо к хозяину зверюшка привязалась, да и он в ней души не чаял. Так они и жили – не тужили. Но вот однажды повстречал мужик начальника, который ему совет дал. Ну, поздоровались, а мужик-то ему и говорит: «Что же ты совет-то мне дал такой непутевый! Я, конечно, к козе своей попривык, но жить мне лучше и просторней в своей квартирке не стало». А начальник ему и говорит: «А ты теперь продай козу, и сам увидишь – просторнее, свободнее жить станет».
Ну, мужик послушался, продал козу – жалко, конечно, но что делать – жилплощадь дороже. И как козочка исчезла, стало в комнате и просторней, и свободней – ни тебе шерсти козлячьей по углам, ни помета, да и места поболе. Но только мужику это все уже не в радость. То, бывало, придет домой: дети орут, визжат, жена ворчит, теща пилит – так он к козочке подойдет, пригладит, поиграет с ней – и на душе легче. А как козочка исчезла, так спасу от семьи своей не стало. Тут мужик совсем загрустил, спился и умер. Вот такая вот история.
Леня помолчал.
-Петрович, а мне-то ты к чему эту байку рассказывешь?
-Да я к тому веду, что ты вот жалуешься – времени тебе на жизнь культурную не хватает, так может тебе тоже животную какую завести? Ну, козу, может, дома держать не стоит, а вот собаку там какую-нибудь крупную, или медвежонка...
-Я вам сейчас дам медвежонка!- раздался пронзительный знакомый женский голос. Леня и Петрович и не заметили, как за разговором подошли к Лениному дому, у калитки которого, скрестив руки на груди, с угрожающим видом стояла жена Лени – Марьяша.- Я вам, алкоголики проклятые, такого медвежонка задам, что неделю будете ходить, лапу сосать.
-Марьяш, да ты чего?- примирительно сказал Леня.- Мы ж так просто разговаривали, о жизни, о культуре...
-О культуре!- возмущенно развела руками Марьяша.- Да ты когда брился-то в последний раз, философ хренов!
-Я тебе о духовной культуре говорю, а не о телесной,- важно сказал Леня.- Вам, бабам, вообще важна только внешняя сторона бытия. Мы, мужики – хранители истинной, внутренней духовности.
-Вот насчет духовности ты верно сказал! У тебя сейчас из пасти такая духовность прет, такие ароматы – и ты, мужик, - ее хранитель! Подарочек, наверное, жене любимой заготовил – духовность свою показать!
-Ну и острая же у тебя на язык баба,- пробормотал тихо Петрович.- Настоящая бестия.
Петрович не знал, что у Марьяши был очень острый слух. Она живо обернулась к нему:
-А ты, корешок мужа моего, лучше бы молчал. Я завтра с Дашей твоей поговорю – потом ходи, лечи зубы. А ты, герой нашего времени, пошел-ка в дом. Нечего тут стоять всей деревне напоказ, людей смешить.- С этими словами Марьяша схватила Леню за шиворот и втащила в дом, захлопнув за собой дверь.
-Ну и ведьма же ты, Марьяша,- бормотал Леня, уставившись в пол.- Тебе бы языком дрова пилить... Я ведь хотел такого переустройства жизни, чтобы...
-Это я-то – ведьма?!- вскричала Марьяша в ярости.- Сижу каждый вечер, глаз не смыкаю, жду этого козлодоя, и это я-то ведьма? Ну, ты у меня получишь ведьму!!!
Марьяша, вне себя от гнева, схватила первый попавшийся под руки предмет – им оказалась старая увесистая чугунная сковородка, и не жалея сил вдарила Лене по голове.
-Вот ведь ведьма,- успело пронестись у Лени в голове. В глазах потемнело, и он рухнул на деревянный пол, аккуратно застеленный чистенькими половиками.
Когда Леня очнулся, было уже светло. Он лежал раздетый на кровати, прикрытый одеялом. Марьяши видно не было.
-На огороде, наверное,- подумал он.
Поднявшись с кровати, он оделся и бесцельно походил по комнате. «Надо пойти поесть чего-нибудь»,- решил он наконец. Подойдя к печи, он заглянул в стоявшую на ней миску – обычно в ней лежали испеченные Марьяшей блины. На этот раз в миске лежала отборная чистенькая морковь.
«Вечно у нее какие-нибудь причуды,- подумал Леня.- Ну ничего, не беда, пойду посмотрю, что есть в холодильнике».
Когда Леня открыл дверцу холодильника, глаза у него чуть не вылезли на лоб. Весь холодильник был забит точно такой же, только аккуратно связанной в пучки, морковью.
«Да что же это такое творится,- ошарашенно подумал Леня.- Она что, кроликов, решила тут разводить? А на мужа голодного уже, значит, плевать! Пойду посмотрю, что в кладовке». На этот раз он не угадал – в кладовке плотными рядками были выложены небольшие упругие кочанчики капусты.
-Да что же это такое, господи ты боже мой!- в сердцах закричал Леня.- В собственном доме нечего пожрать! Все, надоело, пойду к Марьяше и скажу пару ласковых!
На огороде Марьяши не оказалось - не было ее ни среди рядов тщательно окученной картошки, ни на грядках со свеклой, морковью и капустой, ни около узких полосок зелени - укропа, лука и петрушки.
«Где же ее черти носят,- раздраженно думал Леня.- Ну, попадись она мне! Куда же она все продукты подевала? Ладно, жрать-то все равно охота. Пойду к Петровичу. У него для друга всегда поесть найдется».
Идя по деревне, Леня не мог отделаться от мысли, что вокруг что-то не так. Местность была все та же, знакомая, но что-то в ней было новое, непривычное, вот только он никак не мог понять, что именно.
В доме у Петровича было темно – все окна были занавешены. Петровича видно не было. Тут Леня услышал какие-то звуки в углу комнаты. На большой кровати, стоявшей там, что-то шевелилось под одеялом. Постепенно Леня смог разобрать кряхтение кого-то и довольное повизгивание Дашки.
-Петрович! Это ты?- ошалело ляпнул Леня. Он не мог поверить в увиденное – Леня точно знал, что Петрович уже пять лет физически не в состоянии выполнять свой супружеский долг.
Кряхтение прекратилось, одеяло отдернулось, и из-под него вылез Петрович. Он был почти полностью раздет: на нем были лишь широкие трусы в полосочку и черная бабочка.
-Петрович, это ты?- изумленно повторил Леня.
-Да, я. Здорово, Лень,- совершенно невозмутимо сказал Петрович, словно не заметив глупости вопроса.
Пригнувшись к уху Петровича, Леня зашептал:
-Ты это как это... так, вдруг... ну, в смысле, с Дашкой-то... Ты ж сам говорил, что того... уже пять лет...
-А, это-то,- все так же невомутимо сказал Петрович.- Это все морковь. Морковь надо чаще есть. Она в этом деле ох как помогает. Вообще в ней очень много витаминов. Да и вкусно, к тому же. Кстати, если хочешь, угощайся морковкой – она у нас сладенькая, вкусненькая – вон у окна, ты бери, не стесняйся.
-А бабочка? Бабочка-то тебе на фига?
-А, это-то,- опять сказал Петрович.- Забыл снять. Это мы с Дашей в гости к Зубовым ходили.
-Ну и что?
-Ну так не пойдем же мы так, неприодетыми. Некультурно все-таки.
Леня ошарашенно посмотрел на него. Что тут, пока он очухивался, все с ума посходили?
-Ну ладно, Петрович, я пойду...- Лене нужно было время, чтобы переварить услышанное.- Еще вечерком увидимся.
-Хорошо. Кстати, Лень, ты сегодня со мной не хочешь по бабам пойти?
-Петрович, это ты при Дашке...
-А что, Дашка тоже одна ночью не останется, правда?
-Уж конечно,- жеманно улыбнулась высунувшая голову из-под одеяла Дашка.-Я сегодня к Ваське Митрофанову иду.
Леня почувтвовал, что сходит с ума. Пробормотав наскоро: «Ну ладно, бывай», он опрометью бросился на улицу. Пробежав несколько домов, он опешил: на лавочке возле колодца сын Петровича, Иван, нисколько не стесняясь, трахал Ленку Березову, которая на днях должна была выйти замуж за Витьку Григорьева. Еще несколькими домами дальше на пеньке сидела семилетняя дочка Петровича Глаша. Она смотрела на проползавшего под ногами жука и меланхолично грызла морковку.
Леня обхватил голову руками. Что же это происходит, господи?! Он вдрогнул и, не глядя по сторонам, опрометью бросился к своему дому.
Вбежав в дом, он увидел Марьяшу, стоящую перед зеркалом в белом кружевном нижнем белье.
-Ну что, милый, я тебе нравлюсь?- лукаво улыбнулась Марьяша.- Может, побалуемся?
С этими словами она собралась уже сбросить то немногое, что на ней было, но Леня остановил ее, поспешно схватив за руку.
-Марьяша, ты чего? Какая муха тебя укусила? То у тебя не допросишься – пить, мол, меньше надо, а работать больше, а то вон – сама в кровать прыгаешь!
Марьяша будто и не слушала Леню.
-Ну почему сразу в кровать? Лучше на свежем воздухе, на травке. Кстати, милый, ты, может, голоден? Я сварила вкусненький морковный супчик. Можешь пойти покушать.
-Да что же это творится!- в сердцах выкрикнул Леня.- В деревне, кажется, только и делают сейчас две вещи – или жрут морковь, или трахаются! Может, хоть ты объяснишь мне, Марьяш, что тут произошло, пока я спал!
-Ты не спал, милый,- жеманно улыбнулась Марьяша.- Просто ты назвал свою женушку ведьмой, а я немного обиделась и немножко побила тебя. Но ты не думай плохого, мой зайчонок, это все от любви. А вообще ты прав – на самом деле я действительно ведьма. Твоя любящая ведьмочка. После того как ты потерял сознание, мне стало так стыдно за то, что я сделала. Я подумала, и решила, чтобы хоть как-то загладить свою вину перед тобой, сделать тебе приятное. Я вспомнила, что ты мечтаешь о том, чтобы люди жили совсем по-другому – чтобы у них не было проблем с едой, не нужно было работать, было много свободного времени, которое можно провести как захочешь. Я не настолько умелая ведьмица, чтобы самой создать такой мир, поэтому я сделала по-другому, попроще. Я превратила всех нас в кроликов. Да, милый, не смотри на меня так. Ты теперь – мой самый любимый, самый симпатичный кролик. Конечно, у меня есть и другие любимые кролики – ведь мы, крольчихи, не моногамны, но ты, дорогой, всегда будешь моим самым любимым кроликом!
-Если мы все кролики,- язвительно спросил Леня,- то почему я не вижу ни у кого ушей, шерсти и хвоста?
-Это очень просто, милый. Ты по привычке воспринимаешь все окружающее глазами человека. Ты очень консервативен, дорогой. Хотя у меня, как и у тебя, есть и длинные кроличьи ушки, и мохнатые лапки, и кругленький хвостик, ты по привычке видишь меня как человека. Очень жаль, что ты не видишь, какой у меня симпатичный розовый носик и мягенькая пушистая попка. Даже нашу норку ты по-прежнему воспринимаешь как свой прежний дом. Кстати, я что-то очень проголодалась.- С этими словами Марьяша подошла к столу и жадно накинулась на большую тарелку, заваленную морковью. Когда с морковью было покончено, Марьяша облизнула губы и стала умываться левой лапкой.
-Марьяша, а что это ты там такое про других кроликов говорила?- сурово спросил Леня.- Ты же меня знаешь – если что увижу...
-Ну конечно знаю, милый. Ты только забыл – сам же меня ведьмой называл. Так что если ты себя будешь плохо вести, милый, я из кролика превращу тебя в аппетитную красную морковочку, и тот кролик, который будет со мной, с удовольствием отведает ее.
-Вот как, да?- угрюмо сказал Леня.- Мужа родного, значит, на погибель готова отдать? Вот она, любовь ваша, бабья. Не зря в народе поговорка ходит: коварней женки бабы нет!
Марьяша весело рассмеялась:
-Да что ты, милый, я шучу все. Неужели ты думаешь, мой глупенький крольчонок, что я променяю своего любимого толстенького пупсеночка на кого-то еще? Забыл, я ж на деревне первой красавицей была – так до двадцати лет в девках ходила, тебя разводила – ты тогда был такой скромный. За это я тебя, Леня, и полюбила.
-Не такой уж я и толстенький,- пробормотал Леня.
-Ну ладно, милый,- вздохнула Марьяша.- Пора мне – подружка одна в соседнем селе просила порчу снять. Это, наверное, опять Лесовик навел. Так он добрый, мухи не обидит, но как напьется – ходит по деревням, буянит, колдовством развлекается. Надо будет мне поговорить с ним, мозги вправить. Кстати, милый, забыла сказать: к семи часам приходи к Митрофановым – они прием устраивают, и нас приглашают. И оденься поприличней, побрейся – неудобно все-таки плохо одетыми в свет выходить.
-Что устраивают?- ошарашенно спросил Леня.- Прием? Какой такой прием?
-Глупенький мой крольчонок,- ласково сказала Марьяша,- у нас же теперь в деревне совсем другая жизнь пошла. Мужики теперь не пьют, ведут себя культурно, одеваются прилично. Времени теперь куча – моркови в огороде растет тьма тьмущая, за детишками следить не надо – вон, на лужайке бегают, резвятся. Так что, милый, теперь у тебя куча времени – весь день свободен. Хочешь – развлекайся, хочешь – книжки читай, дело твое. Ну ладно, милый, мне пора. Не забудь – в семь у Митрофановых.- С этими словами Марьяша достала из-за печи веник, что-то прошептала над ним, села на него и вылетела в распахнувшееся перед ней окно. Леня долго смотрел ей вслед, широко раскрыв рот.
Чтобы как-то успокоиться, Леня вышел на крыльцо, сел и закурил. Внезапно из-за деревьев – дом Лени был крайним в деревне – вышел приземистый мужичок с метр ростом. Кожа у него была зеленоватая, из волос то и дело пробивались зеленые травинки и листики, на правом плече выбивался полевой цветок. В руках мужик держал бутылку водки. Чуть позади мужика за ним бежал вперевалочку небольшой медвежонок. В зубах у медвежонка тоже была бутылка водки.
«Наверное, Лесовик»,-подумалось Лене.
-Здорово, Лень,- сказал зеленый мужик, откуда-то знавший Ленино имя.- Ты это... третьим будешь?
-Не, не могу,- грустно сказал Леня,- у меня жена строгая, если увидит – мигом в морковку превратит.
-Да...-понимающе вздохнул мужик.- Она может. Ну, бывай тогда,- закончил он и вместе с медвежонком ушел обратно в лес.
Докурив, Леня подумал, что до семи часов еще времени много, а заняться особо нечем. Раньше он прошелся бы по деревне, посудачил о том о сем с мужиками, но теперь он боялся опять наткнуться на трахающихся как кролики... то есть, нет, на трахающихся кроликов... Леня никак не мог свыкнуться с мыслью, что и он сам, и все окружающие – это не люди, а кролики, со своими кроличьими радостями и проблемами. Он решил вернуться в дом и посмотреть телевизор, чтобы хоть как-то потянуть время.
По телевизору показывали новости. Большой кролик в очках, с ярким синим галстуком на фоне серого пиджака, говорил:
-В последнее время в окрестностях села Кукуево участились случаи нападения вооруженного зубами Серого Волка на мирных кроликов. Отряды сводной кролиции делают все возможное, чтобы поймать и обезвредить бандита.
«Видимо, на телевизор мой обман зрения не распространяется»,- подумал Леня.
Потом кролик в синем галстуке стал рассказывать о сборе урожая моркови и капусты в области, привел слова главы кроличьей администрации о том, что в этом году по области собрано моркови на три процента, а капусты на пять процентов больше, чем в предыдущем и вообще наша область опережает другие области почти по всем показателям.
Лене стало скучно, и он переключил телевизор на другой канал. По другому каналу шел фильм ужасов «Кролик-мутант». Огромный кролик-мутант с красными глазами и щупальцами вместо ушей ходил по городу и пожирал обезумевших от страха горожан-кроликов, пока не появился Суперкролик. Добрый герой со смелым сердцем и могучими лапами легко одолел злодея-мутанта, но потом оказалось, что перед смертью тот успел укусить Суперкролика, и вместе со слюной при укусе герою передался страшнейший вирус. Супекролик разросся в размерах и страшно распух, после чего превратился в Антикролика. Антикролик доел тех горожан, которых не успел съесть кролик-мутант, а потом, когда есть больше было некого, сожрал и себя. В общем, все умерли.
За просмотром фильма Леня не заметил, как наступила половина седьмого.
-Пора идти к Митрофановым,- вздохнул он.- Конечн, боязно даже нос сунуть за дверь – Марьяша тут такого наколдовала, что с ума сойти недолго. Но если не пойду, еще чего доброго превратит меня в морковку, а потом сама же и съест. Ей недолго, она баба заводная.
-Да,- вспомнил Леня,- Марьяша же говорила, чтобы я поприличней оделся.
Он одел свой единственный костюм. В мягких черных брюках было удобно, но пиджак Леня снял – он решил, что в нем ему будет слишком тесно. Вместо пиджака он одел легкую импортную спортивную куртку синего цвета. Потом он надел коричневые лакированные туфли и вышел из дома.
Проходя мимо дома Березовых, Леня заметил молодую парочку, занимающуюся любовью на травке перед калиткой. Раньше он их не видел.
«Наверное, к Березовым родственники из города погостить приехали»,- пронеслось в голове у Лени.
-Здравствуйте,- вежливо поздоровался парень, не прерывая своего основного занятия. Девушка же лишь кивнула Лене, ничего сказать она не могла – одновременно с занятием любовью она с аппетитом жевала большой капустный лист.
-Здравствуйте,- тоже вежливо сказал Леня. Подобные встречи его удивляли уже не так сильно, как раньше. «А девчонка-то ничего,- заметил он про себя.- Симпатичная. И грудь красивая».
Уже подходя к дому Митрофановых, Леня вдруг понял, что же казалось ему таким странным в облике деревни. Нигде не было мусора. На дороге не валялось мятых пачек из-под дешевых сигарет, фантиков от конфет и жвачек, сплющенных жестяных банок, скукоженных окурков и выцветших пакетов. Напротив, все везде было чисто и ухожено – трава аккуратно скошена, вдоль дороги росли цветочки, заборы вдоль всех домов были покрашены, а на двери дома Петровича вместо ржавой замызганной ручки красовалась новая, из бронзы, с красивым резным узором.
У Митрофановых Леню уже ждали: на лавочке возле дома сидел Васька Митрофанов, задумчиво покусывая большой лист лопуха. Одет он был в твидовый пиджак, из рукавов которого выглядывали белоснежные манжеты рубашки.
Леня с изумлением смотрел на Ваську. Васька отродясь не носил такой одежды – говорил, это все для фрайеров.
-Вась, ты чего это так вырядился?- спросил он.
-Так ведь прием все-таки,- сказал Вася, доев лист лопуха.- Мы ж все-таки культурные люди!
-Кролики,- поправил Леня.
-Что – кролики?- спросил Васька.
-Мы – кролики.
Васька прыснул со смеху.
-Ну, Лень, ты, может, и кролик, а за других не говори. Если мы кролики, то зачем же нам одеваться? Ты же одет. Зачем тебе одежда, Братец Кролик?
Леня не нашелся, что ответить. Он почесал затылок. Действительно, зачем? Может, это тоже оптический обман, а на самом деле никакой одежды на них нет, а есть только теплая кроличья шерсть?
-Нет, ты погоди, Вась,- упрямо сказал он.- Ладно с ней, с одеждой, а вот ты скажи, с каких это пор в нашей деревне народ стал трахаться прямо на траве, у всех на глазах?
-Уморил ты меня, Леня, ох, уморил!- еще сильнее загоготал Васька.- У нас же теперича капитализм, перестройка , а значит, и сексуальная революция. Избавляемся, так сказать, от пережитков прошлого, раскомплексовываемся. Зато ты посмотри, как чисто в деревне стало – ни одной сориночки!
-Ну, хорошо,- упорно не сдавался Леня,- а куда же в деревне вся жратва подевалась – все только и едят, что морковь с капустой? Где мясо, колбаса, яйца?
-Что ты, что ты, какое мясо!- испуганно замахал руками Васька.- Мы теперь вегетарьянцы – к нам в деревню недавно умные люди приезжали, все в зеленом, так они разъяснили нам, дуракам, что нельзя убивать своих младших братьев, это жестоко!Мы все и решили – мы же культурные люди, пора завязывать с мясом.
-Вот ты, Вася, что хочешь говори,- возмущенно сказал Леня,- а я своими глазами видел, как моя Марьяшка на венике летала. Ведьмица она, вот что я тебе скажу!
Васька, схватившись за живот, просто заливался от смеха:
-Вот с этим, Лень, я спорить не стану. Марьяшка твоя – ведьма натуральная, за словом в карман не полезет! Ну ладно, хватит спорить, пошли в дом – все уже заждались, небось. Марьяша, кстати, уже там.
В доме у Васьки уже было полно народу: за столом сидели Петрович, одетый в белый смокинг, его жена Дашка в черном сверкающем вечернем платье, жена Васьки, Нюра, одетая в розовое платье с большим вырезом на спине, ее брат Колян в дорогом светлом костюме с женой Галиной, наряженной в длинное белое платье, а также чета Емельяновых – худенький, маленького роста Васильич и подвижная остроглазая Матрена. Марьяши среди них не было.
На столе, искусно сервированном умелой рукой, стояли морковный, капустный, огуречный и зеленной салаты в красивых керамических мисочках, чаша с молоком, большая тарелка с картофельным пюре, несколько блюдец с блинчиками, а также огромных размеров графин со свекольным соком.
Васька любовно посмотрел на стол:
-Правда, красиво? Ну что ж, раз все в сборе, можем начинать!
-Погоди, Вась,- влез Леня,- а где же Марьяша?
Вдруг рядом с Леней раздалась вспышка, и около него очутилась Марьяша. На ней были блестящие кожаные штаны и куртка. Длинные черные волосы были распущены, что придавало Марьяше особое очарование.
Леня схватил Ваську за руку:
-Нет, Вась, ну теперь-то ты видел? Убедился, что она действительно колдовать умеет? Вон, только что ее не было, и – раз, появилась!
-Может, фокус какой,- беспечно ответил Васька.
-Здравствуй, милый, соскучился?- томно поздоровалась Марьяша с Леней.- А я тут слетала к подружке...
-Все, хватит пока разговоров – успеется еще, всем приниматься за еду!- громогласно крикнул Васька.
Только Васька договорил, все будто с цепи сорвались. Торопливо отталкивая друг друга, чавкая и повизгивая, все: и Васька с родственниками, и гости, и даже Марьяша жадно набросились на еду. На Леню никто не обращал внимания, лишь Марьяша на секунду обернулась и с набитым ртом проговорила, не переставая жевать:
-Извини, милый, но я что-то так проголодалась!
Лене стало вдруг очень неприятно находиться радом с этой жующей, чавкающей и мычащей толпой, и он выбежал на улицу, на свежий воздух.
На улице было прохладно. Леня решил пройтись по деревне, чтобы проветрить мысли и отойти от увиденного. Он прошел несколько домов, когда внезапно услышал чей-то громкий крик:
-Помогите! Помогите!!! Волк в деревне!
Потом раздалось несколько глухих хлопков, и через минуту из-за одного из домов выбежал Боря с пистолетом в правой руке. Боря работал милиционером и имел звание старший сержант. Вид у него был дикий, милицейская форма – порвана. Левой рукой Боря вытирал платком кровь с подбородка.
-Что, Борь, подстрелил волка-то?- испуганно спросил Леня.
-Ага,- промычал Боря,- обезвредил.
Он постоял с минуту, мотая головой и пытаясь отойти от произошедшего. Наконец взгляд его прояснился.
-Вот что, Леня,- решительно сказал он,- пойдем-ка ко мне в дом, надо составить протокол, будешь выступать в качестве свидетеля!
-Ну что ж, надо, так надо,- с готовностью согласился Леня.- Чего ж родной милиции не помочь.
Впустив в дом Леню, Боря почему-то выглянул на улицу и осмотрелся по сторонам, после чего плотно прикрыл дверь и запер ее на несколько засовов.
-Ну так что, Борь,- спросил Леня,- что писать-то?
Боря вдруг изменился в лице. Лицо его приняло хищное выражение. Он вытащил из кобуры пистолет и громко, от души расхохотался.
-Ты что это, Борь?- испуганно спросил Леня.
Боря заржал еще сильнее:
-Ха-ха! Уморил ты меня вконец! Наивный дурак! Никакой я не Боря, я – искусно замаскировавшийся Серый Волк, которого уже вторую неделю разыскивает вся кролиция области, с ног сбивается. И сейчас, мой бедный глупый кролик, я полакомлюсь твоим мясом!
Поняв, что лже-Боря не шутит, Леня ринулся к окну и завопил что есть мочи:
-Помогите! Помогите, убивают!
Боря лишь усмехался и подходил все ближе и ближе.
-Никто тебе не поможет, Леня! Сейчас я тебя съем!
Боря поднял руку с пистолетом и прицелился в Леню. Леня похолодел, колени у него подогнулись. Он приготовился к смерти.
«Прощай, Марьяша, любовь моя!»- лихорадочно проносилось у него в голове.-«Прощай, милый дом, прощай, Петрович! Не выпивать нам с тобой больше на двоих. Прощайте все, не поминайте лихом».
Вдруг перед лже-Борей раздалась вспышка, и из нее выскочила Марьяша с побледневшим, испуганным лицом.
-Марьяша, родимая!- обрадованно закричал Леня.- Спаси меня, ты же можешь, ты же ведьма!
-Ведьма-то ведьма,- озабоченно крикнула Марьяша,- да только одна я не справлюсь! Надо позвать на помощь двух моих знакомых ведьмаков!
-Ну так зови же, родная, только побыстрей!
Марьяша взмахнула руками, и рядом с Леней очутились двое рослых, широкоплечих ведьмаков в белых балдахинах. Они схватили Леню под руки и выбежали с ним из дома прямо сквозь стену.
-Спасибо вам, ребята,- благодарно плакал Леня,- я уж думал, верите, конец мне пришел! Спасибо, родные, век не забуду!
Один из ведьмаков укоризненно покачал головой:
-Нельзя столько пить. У тебя же жена, ее бы хоть поберег!
-Да что вы!- закричал Леня со слезами на глазах.- Я же ни капли в рот не брал – только у Митрофановых сока свекольного глотнул, и все!
-Я тебе сейчас, алкоголик проклятый, устрою и свекольный сок, и яблочный, и ананасовый!- раздался сзади возмущенный голос подошедшей Марьяши.- Совсем, совсем спился!
С этими словами Марьяша топнула ногой и врезала со всей силы Лене по скуле.
В голове у Лени помутнело. Когда он открыл глаза, вокруг были лишь смутные, расплывчатые образы. Постепенно образы принимали все более четкие очертания, пока не приняли формы лиц двух дюжих санитаров в белых халатах, стоящих около кровати, на которой лежал Леня, и с ухмылкой глядящих на него. Рядом с ними стояла Марьяша и разговаривала с доктором, лысым усатым мужчиной средних лет в распахнутом халате, из-под которого виднелся серый пиджак.
-Что поделаешь, уважаемая,- доносились до Лениного слуха обрывки их разговора,- белая горячка...
Леня облегченно вздохнул:
-Ну и ну! Так это все мне только пригрезилось!
-Конечно, пригрезилось,- добродушно кивнул один из санитаров.
-Нельзя же столько пить,- с укоризной добавил другой и, достав что-то из кармана, участливо предложил Лене:
-Морковку будешь?
Роман Вересов