Произвольный рассказ о себе.
В уютном уголке своей жизни всегда найдется место для глупости, в которой постоянно приходиться что-то делать. Обычно лень мучает меня скукой, но в тот день я сел за компьютер и двумя пальцами стал набирать текст. "Что ж - подумал я, набрав пару предложений, - если начало обрело движение, то возможно будет и финал, в виде не большого рассказа о человечке".
Первого июня, в день защиты детства от зануд и высокого начальства, девочка лет пяти - шести нарисовала на асфальте голову мифического персонажа. Чтобы как-то обозначить центр в овале, она достала из кармана небольшую блестящую монету и положила ее туда, где, по ее мнению, должен быть нос. Так появился пятачок, и странная двуглавая птица, перевернутая вверх ногами, превратилась в ноздри. Немного отойдя и посмотрев на то, что получилось, она решила нарисовать глазки, но почему-то вместо больших и распахнутых для жизни глаз получились узкие щелочки с вертикальными зрачками. Добавив красные щечки, что по ее мнению, говорило о здоровье и доброте человечка, она нарисовала тонкие губы, и когда лицо их обрело, то услышала маленький рассказ:
НАЧАЛО
Когда мне было два месяца, я заболел, и нас с мамой отвезли в детскую больницу. Мама с взрослыми тетеньками находилась в своей палате, а я лежал в каком-то отстойнике, где пищали и сопели собратья по болячкам. Уж не знаю, что я тогда сделал или сказал, когда в нашей палате появилась одна тетя в белом халате (вряд ли я тогда понимал, что белое - это белое), но после моего осмотра, она сразу же побежала к взрослым и грозно спросила: " Юра Бахарев, чей ребенок?" Мама робко ответила: "Мой". "Не по годам развитый мальчик", - сказала она и ушла. Что я тогда сделал, мама не пояснила, но мне кажется, что я как-то узорно на тетю пописал или даже какнул художественно, выражая свое творческое начало. С течением времени оно превратилось в маниакальную потребность найти свой конец ... и желание описывать процесс его поиска.
- Что ж, - решила девочка, - если он умеет говорить, тогда надо нарисовать и тельце. И чтобы долго себя не мучить поиском реализма жизни, пририсовала к голове еще один овал, но уже большего размера. Вспомнив, что у нее есть две розовые титечки, нарисовала их и ему. Подошедший мальчик, который рисовал рядом танк с натуры, спросил: " Он, что - гермафродит?" И захихикал, радостно удивляясь своему остроумию и вовремя его озвучиванию. В это время танк ожил и, гремя траками, подъехал к памятнику какому-то дяденьке с протянутой рукой. Он прицелился ему в голову и выплюнул красную краску. Памятник покраснел, и все поняли, что ничего из человеческих чувств ему не чуждо. " Если ему за что-то стыдно, - решили все, - то пусть побудет таким". Так красная краска продемонстрировала акт коллективного сознания, но поскольку людям было некогда, то каждый из них превратился в индивидуальность и побежал по своим делам. Девочка, не обращая внимания на происходящее, пыталась понять, что такое гермафродит, и не могла найти этому слову применение. От напряженного думанья она прикусила нижнюю губу и, почувствовав боль, услышала еще один рассказ:
ЛЮБОВЬ
Ко многим своим недостаткам я был еще и влюбчив. И вот какой случай мне поведала мама. В детском садике я был влюблен в воспитательницу и не знал, как ей это объяснить. И вот однажды, когда она сидела на крыльце, я подошел к ней сзади и в порыве страсти обнял за шею, а так как любил я ее крепко, то и обнял соответственно. Все ее попытки разорвать мои объятья я каким-то правильным чутьем воспринимал как типичное женское "нет" и потому сжимал свои ручки все сильнее и сильнее. Наконец, она почти сдалась и как-то странно захрипела, что мне не очень понравилось, но тут еще одна воспитательница из соседней группы увидела эту сцену и поспешила к ней на помощь. Я так и не понял, за что мне наподдавали, но, плача, я сказал замечательную фразу: " Че дерешься, я ведь тебя люблю ",- с ударением на первое "ю". С тех пор, добавляю я сейчас, все женщины как-то чувствуют, что я, в порыве, могу и придушить от большой любви, и как-то избегают меня. Впрочем, я уже не говорю: " Я тебя люблю" с ударением на первое "ю" и даже не понимаю, за что их можно любить.
Еще улыбаясь от услышанного, девочка стала рисовать дальше. Чтобы показать его силу, она сделала предплечья тоже овальными. Согнув свою правую руку и потрогав бицепс, она удовлетворенно покачала головой, решив, что человечек сильнее ее, и что он может все. Что означает все, она еще не знала, но, продолжив рисовать руки и, закончив их, как у всех, пятью пальцами, она поняла, что все - это все, и ни к чему придумывать еще что-то. Так в руках человечка оказалась пустота, которую мы называем душой. Душа вздохнула, увидев, какое тельце ей досталось, и стала в него прорастать, решив, что нужно жить, и что жизнь прекрасна, даже если это рисунок и ему не хватает места для нормальных ножек. Они упирались в нарисованный танк мальчика и получились коротковатыми. Видя это несоответствие, девочка сказала: "Я нарисую на твоих ногах красивые туфельки, и тогда все поймут, что чувство красоты и гармонии у меня есть. Мне просто мешает другой рисунок, но это не помешает тебе стать героем моих сказок, которые я рассказываю своему коту, и, конечно, спасти меня, от кого, я еще не придумала". Но вместо туфелек она нарисовала резиновые сапожки. Солнце, отражаясь от их гладкой поверхности, играло лучиком на лице девочки и что-то ей шептало. Вслушиваясь в его бормотание, она услышала:
БЕГ
Весна. По ручьям запускаются всевозможные щепочки, коробочки и даже бумажные кораблики, о которых уже столько спето. Вслед за ними идут малыши, возбужденно галдя от радости первооткрывателей соседней лужи. Но это детский сад, а вот за домом, в неглубокой ложбине, где растут толстые березы, уже много талой воды: почти озерцо, и на нем маленький плотик, похожий на крейсер или, лучше, на ледокол. Каждую весну на этом озерце появлялся плотик, и мы, гребя занозистыми досками или отталкиваясь длинными палками, воображали себя синдбадами, а толстые березы - циклопами. Как лупила меня мама за промоченные ноги, об этом умолчу. Это теперь я понимаю, что мокрая обувь тут ни при чем, а тогда я думал именно так, и мне не очень хотелось попасть под мамину руку. Мы (мы - это один незнакомый мальчик и я), что есть силы гребли от берега, где стояли несколько взрослых ребят, желающих покататься. На их радость и на нашу беду, ветер пригнал все льдины на наш берег. Плыть к чистому берегу, - значит, кое-что получить, а к своему - не давал лед, и я побежал. Нет, я не "бегущая по волнам", но по небольшим льдинам, не останавливаясь, перепрыгивая с одной на другую, бежать можно. И когда до земли оставалось метра три - четыре, я провалился по пояс, не заметив, что в том месте плавала мелкая крошка, в сумерках похожая на обыкновенную льдину. Я, расталкивая лед руками, вышел на берег и, вылив из сапог воду, пошел домой, ожидая хорошую взбучку. На мое счастье, родители были в гостях. Когда они пришли, и мама проверила сапоги, то мне достались несколько легких подзатыльников, ее ворчание на тему о здоровье и папина понимающая улыбка. Но я тогда был готов и к худшему. Ведь тот мальчик, побежав вслед за мной, прыгая с льдины на льдину, добрался до берега без всякого ущерба для себя. И я, чувствуя себя первопроходцем, ничего не боялся.
Еще слушая этот рассказ, девочка увидела, как фигурка человечка оживает и становится объемной. Его душа, прорастая жилами и венами в тело, билась комочком слизи, становясь все больше и больше. Пальцы рук дрожали, и из-под ногтей текла кровь на горячий асфальт. Она запекалась коричневыми кляксами, по которым ползали мухи. Девочка поняла, что еще немного и человечек обретет плоть. И тогда она не сможет выиграть конкурс на лучший детский рисунок. Она быстро стерла башмачком его ножки и сказала: " Без ног ты не станешь настоящим человеком и никогда от меня не уйдешь. Даже если ты попытаешься уползти, то я успею пририсовать к твоей голове рожки, и, когда ты начнешь думать, между ними возникнет высоковольтная дуга. Люди увидят вокруг твоей головы нимб и скажут, что ты святой. Они прибьют тебя к гербу нашего города вместо пьяной лошади, бегущей за очередной бутылкой водки в ближайший магазин, и ты все равно останешься только рисунком. Только таким ты будешь жить, пока не умрет наш город, а на асфальте ты умрешь уже вечером". Человечек вздохнул, и вместе с выдохом из него вылетела душа - и пустота, став просто расстоянием между рук, перестала жить. В этот момент к ней подошел тот мальчик и, сказав: "Так не бывает", - положил между оставшимися ножками корявую ветку с желтым прошлогодним листком. Он еще думал о том, на что теперь будет жить памятник, облитый краской. Ведь до этого на его вытянутой руке висела на веревочке консервная банка, и он, гуляя с родителями, не раз клал в нее монетки разного достоинства. На эти деньги бомжи опохмелялись и, говоря: "наш Ильич", кланялись ему. Теперь же банка исчезла, и мальчику казалось, что его вытянутая рука сгибается, и пальцы складываются в троеперстие, словно памятник хочет перекреститься и кому-то поклониться. Теплый летний ветерок, играя возле него пылью, увидел желтый лист на земле, и, оторвав от веточки, понес его к мусорной куче, нашептывая девочке такую картинку:
Там была осень
Снова осень. Снова яркие пятна листьев кружатся на ветру. Снова мелкий тоскливый дождь. Осень. В ней всегда есть что-то от вечности, простой и непонятной. Осенью всегда легко думается, и вечность, забыв время и пространство, теряет напряженность мысли, и что-то тихое и печальное льется в душу. Когда почему-то другое время года, я смотрю в окно и представляю, как желтые листья медленно или бешено кружась, в зависимости от настроения, ложатся на землю, сразу в большие кучи. Как неизвестный, но всегда присутствующий ребенок, украв спички из дома, поджигает листья, и тяжелый дым стелется по земле. Картина настолько реальна, что я назвал ее "Там была осень". Осенью мне всегда хочется протиснуть пальцы сквозь волокна мышц и ребер грудной клетки и, согнув их множеством вопросов, рвануть, что есть силы, чтобы вывернуть наизнанку то вечное, мучительное, что заставляет меня жить. Я смотрю на руки, ощупываю узловатые пальцы и понимаю, что снова ничего не могу. Со временем я придумываю новые детали, как с тем ребенком. Иногда в этой картине идет снег и становится так тихо, что слышен стук собственного сердца. По аллее идет пара, они о чем-то говорят, но их не слышно, потому что это сокровенное. Впрочем, мне больше нравится дождь. Капли разбиваются о подоконник, и кажется, что кто-то большой и добрый стучит в окно. Этот Некто не любит слова, как и я, и мы молча пьем чай, глядя на огонь в камине. Нам не нужно говорить, чтобы понять мелодичность дождя, тихое потрескивание дров и громкое в этой тишине соприкосновение чашек с блюдцами.
Девочка убрала сучок с тельца человечка, решив, что если он человек, то не важно, что у него между ног. И чтобы как-то его утешить, стала писать рядом с ним: " Бахарев Юрий Львович, 1967 года рождения, травму получил в марте 1986 года. Инвалид 1 группы. Стал писать стихи с весны 1989года. Издал на свои деньги два сборника стихов: "По реке По" в 1995 году и "Из тишины в тишину" в 1997 году. Делает свой третий сборник с рабочим названием "Дар Неги". В 1998 году стал дипломантом краевого конкурса в честь 10-я ВОИ "В будущее смотрим с оптимизмом", в этом же году стал дипломантом российского литературного конкурса "Инвалид и общество". Печатался в местных газетах и журналах. Занимается спортом. Пятикратный чемпион России, трехкратный победитель "Спартакиады трудящихся и инвалидов" и трехкратный чемпион "Парасибириады" по настольному теннису. Мечтает написать четвертую книгу к 2003 году и больше никогда ничего не писать". В это время к ней подошли две женщины и что-то пометили в своих блокнотах. "Наверное, это жюри, - подумала девочка и, посмотрев на них, спросила, - а какое место я займу?" Женщины улыбнулись и, ничего не ответив, пошли дальше. "Какая разница, - умирая, думал человечек, - какое она займет место. Все равно, пройдет дождь или поливальная машина - и от меня ничего не останется. И хорошо, что не успею ничего сделать. И так уже много напридумано". Повинуясь его желанию, теплый ветерок пригнал к вечеру огромную тучу, и ливень смыл все детские рисунки. Так нить повествования, износившись, рассыпалась пылью по углам памяти, и я, взяв веник, смел ее в кучку и по маленьким щепоткам высыпал в помойное ведро.
1999 год.
***********************************