Спор близнецов

Анатолий Лернер
Анатолий Лернер


СПОР БЛИЗНЕЦОВ.


Тянут, тянут на себя одеяло оба братца. Никак не угомонятся. Вот и луна в окошко заглядывает. Один ей улыбается, другой - язык показывает. Спать пора, а сон не идет. А вот и мама. Шаги ее родные, мягкие. Такие шаги ни с чьими другими не спутаешь. Входит. Одеяльце поправляет.
- Мам, а мам, - просит старший, что побойчее, - расскажи нам сказку.
- Расскажи, мам, - вторит другой.
Смотрит на них мать сонными глазами. Смотрит, улыбается.
 - Ну, так и быть. Только глазки закройте. Закрыли? Вот и ладно. А теперь слушайте.
  Жили-были два брата. Близнецы. Один старший, а второй брат непоседа. А так, -  ну очень они похожи были. И вот старший сказал:
- Сделаю-ка я небо. И все, что в небе.
 А младший сказал:
 - А я сделаю  землю и все, что на земле.
 И оба старались. И устали, потому что дел было много. И посмотрел младший брат на то, что сделал старший и промолчал, потому что позавидовал он брату своему.
 И посмотрел старший брат на то, что сделал брат меньший и сказал:
 - Это хорошо...
 -... Что хорошо? - удивился младший брат. А сам чуть не плачет. Потому что все, что он создал  - не живет.
- Все хорошо. И земля, и вода, и трава, и звери. И даже, этот вот, человек, что на нас с тобой похож. И небо им всем одно я придумал. Будут жить они под ним. Жить  и о нас помнить.
- Не будут. - Капризничает младший брат. - Ни помнить не будут, ничего не будут, потому, что не живые.
И тогда улыбнулся старший брат. Улыбнулся не со зла, а так, по-доброму. С любовью улыбнулся. И вдохнул он во все, что создал его брат душу, и значит -  жизнь.
Ожило все. Красиво так стало. Солнышко светило на землю. Вода поила землю и небо. Звери кормили друг дружку и человека, а человек смотрел в небо и чего-то ждал...
... Сопят братья, во сне одеяло каждый на себя тащит. Спит и мама. Устала, намаялась. А в окошко чьи-то глаза любопытные заглядывают. И смех, чей - не понятно. Толкаются, друг дружку тузят два брата, спорить не прекращают.
- Хорошая у меня получилась земля, - радуется младший брат. - И человек получился хороший. И впрямь на нас с тобой похож. Только кому из нас двоих служить он будет?
- А никому, - успокаивает его старший.
- Как так - никому?! - возмутился брат. - Я создал его.
- Ты, брат, создал одно только тело.
- Вот пусть тело его и служит мне. Ты сам сказал, что это тело прекрасно!
- Оно действительно прекрасно. Но любая красота - ничто, если в ней нет любви. А любовь, любовь высекается, словно искра. Высекается из двоих. Когда двое не могут друг без друга, и вместе тоже не могут... И, кажется, проще умереть, чем так сражаться... И сражение это долгое, трудное и мучительное. Многие не выдержат его, хотя каждому отпущено ровно столько испытаний, сколько он в состоянии выдержать. Но едва он выдержит их, едва только почувствует предвестие победы - разгорится, забушует все очищающее пламя любви. Огромное пламя из робкой и маленькой искры, имя которой страсть.
 А едва только человек опомнится от удивления, едва только придет к нему осмысление, - защекочут душу его нетленную язычки пламени. И возникнет у него желание сгореть. Не за кого-то или что-то, а во имя. Вот тебе, брат, и душа.
- Сгореть - это, значит, не быть, а человек не настолько глуп,  чтобы хотеть умереть. Особенно когда он познал всю радость любви... Любви физической.
- А это ли не радость?! Это ли не счастье, обладание? Пусть даже чьим либо телом.  Или... Радость владения телом собственным... Радость угождать этому телу, любить его, холить, украшать...
- Тело - лишь вместилище души. Вспомни, как грустен был вид твоего создания, пока я не вдохнул в него жизнь. Душа, покидая самое распрекрасное и совершенное тело, делает его мертвым, тогда как сама она не что иное, как жизнь. Жизнь, брат, бесконечна. Если она рождена от любви.
- А мой человек - совершенен, брат. И совершенству нет предела. И нет ему границ... И потому, - решил младший брат, -  не станет служить человек никому из нас двоих. Он так и будет блуждать, и путаться у нас под ногами. Мудреть и делать глупости. Исправлять их и делать новые...  И страдать. Страдать так, как можем страдать только мы. Мы, творившие нечто величественное, а сотворившие несовершенное подобие самих себя, таких похожих, и таких абсолютно разных...
Ничего не ответил старший брат. Лишь взглянул он на брата своего как-то по особенному.
И по лицу младшего пробежала божественно-мучительная мысль. И по лицу старшего пробежала божественно-мучительная тень. И оба брата тяжело вздохнули. И вздох этот перешел на спящих малышей, а от них - к их маме, а от мамы спящих малышей - к маме братьев-близнецов...
 И вздыхала до утра природа и думала о своем несовершенстве, и вторил ей человек, думая во сне о собственном ничтожестве, и смотрели с вышины на них боги и завидовали им, ведь впереди у человека и природы целая вечность совершенства и стремления в высь.

Август 98. Кацрин.