Сильно напрягая глаза в тусклом свете коптящего факела, секретарь зачитал приговор, и заключённый превратился в осуждённого.
— Твоё предсмертное желание,— не глядя ему в глаза спросил прокурор.
— Я хочу провести свою последнюю ночь с самой красивой женщиной города.
— Не бывать тому!— прокурор резко повернулся к осуждённому спиной. Во всём городе самой красивой женщиной считали именно его жену.
— Что ж,— смягчил своё пожелание осуждённый,— тогда приведите хоть какую-нибудь.
— Тьфу!— отплёвывался прокурор, когда они с секретарём уже покидали тюрьму по сутулым плохо освещённым коридорам.— Какое кощунство— предаваться плотским утехам накануне казни!
— А по-моему,— хихикнул секретарь,— вполне нормально для головореза.
По желанию осуждённого к нему в подвал привели первую кокотку, которую стражники встретили на улицах города.
Тяжёлая деревянная дверь захлопнулась, кокотка посильнее укуталась в платок и крепко прижалась к двери спиной.
— Не бойся,— послышался из тёмного угла тихий голос,— С тобой ничего не случится.
В отблеске факела блеснула улыбка.
— Ты бы не стояла у двери, там крысы бегают.
Кокотка вскрикнула и отшатнулась к каменной стене. Открылось маленькое дверное окошко, в нём показались сальные глаза стражника, послышался смешок, и окошко вновь захлопнулось.
— Подходи ближе, не бойся.
Кокотка сделала несколько шагов от холодной стены и присела на большой прямоугольной формы камень, покрытый соломой.
— Меня завтра казнят,— вяло проговорил осуждённый, ковыряя в зубах соломинкой.— На рассвете.
В глазах кокотки он прочитал немой ужас.
— Да не дрожи ты так. На вот, накинь,— он бросил ей грязное рубище.
Кокотка набросила на плечи ветошь.
— Разве здесь холодно?.. Я, должно быть, привык…— грустно сказал осуждённый.— А как там, на воле?
— Так,— неопределённо ответила кокотка, пожав плечом.
— Ясно, не на много лучше, чем здесь! Ха-ха-ха!— засмеялся он.
Смех резко прервался и осуждённый хмуро сказал:
— Какая ты у меня неразговорчивая.
— А чего говорить-то,— оправдывалась она.— Делай своё дело.
— Прыткая какая. Ещё успеется.
Он подсел ближе, заглянул ей в лицо и прошептал:
— Это палач завтра ждать не будет, а ты погоди.
И громогласно рассмеялся.
Вновь открылось окошко.
— Пшёл прочь!— рявкнул на стражника осуждённый и швырнул в дверь обглоданную кость.
— Ты мне кого-то напоминаешь,— задумчиво произнёс осуждённый, внимательно разглядывая лицо кокотки.— А знаешь, ты красивая. Лучше даже, чем прокурорская жена.
— А ты её видел?— голосом обиженного самолюбия спросила кокотка.
Женщины не терпят сравнений.
— Нет, но так говорят. Да ну её к чёрту, чужую жену!— воскликнул осуждённый и радостно добавил: — До рассвета моей женой будешь ты!
— Вот ещё,— презрительно бросила кокотка и отвернулась.
— Да мы ещё и с характером!— засмеялся осуждённый.
Он поднялся, подошёл к кокотке, опустился перед ней на колени и снова заглянул в глаза. Его лицо теперь было освещено игривым пламенем факела.
— Не пойму, кого ты мне…
— Неужели…— прошептала кокотка, подняв наконец взгляд на осуждённого и впившись глазами в его небритое лицо.
— Мари?..
— Жан?..
Она тоже бросилась на колени и крепко замкнулась в его объятиях.
Проскользнуло несколько незамеченных минут, прежде чем они сели рядом на свалявшуюся солому.
С тех пор как Мари и Жан расстались, прошло чёрт знает сколько времени. Они не успели пожениться. Кто-то кому-то объявил войну, и Жан, обычный сельский паренёк, ушёл солдатом. Оставшись одна, сиротка Мари едва сводила концы с концами. Нетрудно догадаться, что вскоре ей пришлось перебраться в столицу, где сводить с концами концы стало гораздо сподручнее, нежели в опустевшей без мужского населения деревушке. Жан, вернувшись с небольшим ранением с войны и обнаружив свою деревню сожжённой, подался в разбойники. Благо, война уже научила его убивать и грабить.
Вскоре леденящие душу рассказы о кровожадном Жане облетели всю округу. Мальчишки, подражая знаменитому разбойнику, резали соседских кур, а бандиты помельче тоже старались не отставать и организовывали свои шайки, именуя их «бандами Жана», что, впрочем, не сильно ужасало обывателей, знавших, что Жан орудует в одиночку.
В одиночке он теперь сидел, ожидая исполнения приговора. За его голову была назначена крупная сумма, которую теперь, по всей видимости, получит не кто иной, как прокурор, ведь это он сумел отличить подлинного Жана от его многочисленных двойников.
Теперь на главной площади сооружён помост, вокруг которого соберётся толпа зевак, желающих поглазеть на казнь самого громкого преступника. Обещался быть даже кто-то из важных персон. Незабываемое зрелище сулило неплохой доход от продажи билетов, если бы вход на казнь был платным.
— Бежим отсюда! Я отвлеку стражу, а ты…
— Нет…— Жан заметно погрустнел.— Чёртово желание. Лучше б заказал себе богатый ужин и нажрался бы до отвала!
— Что ты!— как в горячке шептала Мари.— Не говори, не говори так! Бежим! Мы снова будем счастли…
Она запнулась, вспомнив о своей болезни.
— Ты не знаешь того преступления, за которое меня казнят.— твёрдо произнёс Жан.— Оно было столь страшным, что я сам пришёл с повинной.
— И ты думал, тебя пощадят?— прижимая ладонь к губам, спросила Мари.
— Нет,— качал головой Жан.— За такое не может быть пощады.
— Что же ты совершил?— срывающимся голосом спрашивала Мари.
— Убил.
— Ха-ха-ха-ха!!!— беззаботно рассмеялась она.— Да все убивают!
— Я убил не ради наживы,— продолжал он, не обращая внимания на слова Мари.— а ради удовольствия.
Мари примолкла. Шершавый взгляд ощупывал её лицо, спускался к шее, охватывал её невидимой ладонью и пробирался ниже. Ей сделалось жутко.
— Ну тогда убей и меня.
Жан лениво-недоумённо взглянул на обострившиеся черты её лица.
— Так жить я тоже больше не желаю. Думаешь, мне доставляет удовольствие цацкаться с потными, волосатыми, вонючими и плешивыми мужланами? Думаешь, нужны мне такие деньги? Эти стеклянные бусы, поддельное золото? Убей меня… сколько мне жить-то осталось.
Жан цокнул языком и плотно сжал губы.
— Хочешь умереть, убей кого-нибудь.
— Я люблю тебя,— попросила Мари.
Жан кивнул головой, указывая на угол.
— Видишь тёмный комок? Это моя крыса. Она тоже меня любит, потому что ждёт от меня объедков. Ты меня любишь, потому ждёшь, что я убью тебя.
— Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной?!
— Угадала!— оживился Жан.— В точку! Да, я получаю наслаждение от мысли, что меня завтра казнят.
— Ты лишился рассудка сидя здесь.
— Послушай: они думают, что это ОНИ меня завтра казнят, что ОНИ мной завладели! Ха-ха!
Он плюнул себе под ноги.
— Это Я,— сверкая диким взглядом продолжил он,— Я! Я завладел ими! Я пришёл к ним сдаваться, потому что так захотел. В этом МОЯ воля, а не ИХ!
— Но ведь ОНИ казнят тебя!
— А это уже логический финал. Я хочу быть казнён, потому что чувствую вину, и я буду казнён. Они лишь приводят в исполнение мою волю.
— Ты спятил,— Мари обиженно отвернулась.
— Они— как крыса, которая ждёт от меня объедков, а я…
Жан потерял мысль. Слова Мари не сразу дошли до него.
— Я спятил?.. Не знаю… Не думал об этом.
— Так ты будешь меня убивать?— надменно спросила Мари.
— Нет,— простодушно отвечал Жан. — Это не входит в мои планы.
— Ах так! Не хочешь, чтоб было по-моему, так не будет и по-твоему!
В её руке сверкнул маленький ножик, который она всегда носила с собой. Стражник насилу вырвал нож из её рук и с трудом оттащил забрызганную кровью Мари.
Казнь была испорчена. Мари обвинили в срыве мероприятия, нарушении общественного порядка и повесили вместо Жана. Надо было как-то оправдать ожидания важных персон.