Окно Первое
СКИТ
Там, где вечернее июльское небо смыкается с пеленой камыша. Там, где запах мёда плывет над поймой. Там, где ряска, где цветущая вода, где ты — только часть окружающего...
Войди в воду. Вот она, древняя плоскодонка с облупившейся краской — всего в двух шагах.
Отступление. Обманчивая вода. Такая молочно-приторная, теплая, полная бесконечного танца водомерок и запаха всеобъемлющей Воды — у поверхности. Такая холодно-мертвенная, затягивающая, черная и опасная — на глубине.
Вставь весла в поскрипывающие уключины. Они не пригодятся тебе. Медленное течение сделает всё само. Но — таков порядок.
Взгляни в предвечернее выцветшее небо. Два солнца. Одно — там, где ему полагается. Второе — на линии, размежающей гладь реки и неба. Тебе недолго плыть. До той самой заводи, где ты не был никогда. Или — ты возвращаешься?
Отступление. Так и плывёшь. Так и смотришь на уходящие берега. На сменяющиеся причудливые картины. Всё силишься понять — где грань, отделяющая воображение от реальности. Всё удивляешься, когда дымчатый берег начинает меняться — вслед за ходом твоих мыслей. Нет грани. Чёрное и белое — удел систематиков и дальтоников, пораженных куриной слепотой.
Ты не ошибешься. Тебе — туда. Он один здесь, крест. Он один здесь — Крест. В полтора роста человеческих. Подсушенный временем, поросший мхом. Простой. Деревянный. Тебе туда, к правому берегу, к полуразрушенным скользким сходням.
Отступление. Крест-итог. Крест-символ. Крест-Сфинкс. Крест-эмоция. Крест-Надежда.
А скользкая глина мешает тебе держать равновесие. Отлогий берег — как взойти? Не стесняйся, воспользуйся всеми четырьмя. Да, ты человек. Да, негоже так — по-собачьи, всползать на зеленоватый склон, цепляя землю ободранными ладонями, вгрызаясь в ил потерявшими товарный вид ногтями, оставляя грязные текучие разводы на коленях. На коленях, которые ты не привык приклонять.
Отступление. Тебе не нравится поза? Ты не хочешь даже краем сознания зацепить — а почему так часто в жизни своей ты находишь себя на четвереньках? Хотя — этого никто не видит. Даже ты сам. Но ты-то знаешь себя лучше.
Ты можешь пройти мимо Креста. Тропинка суха, широка и удобна. Как же это... Ноги сами несут тебя к основанию. Зачем? Он всё равно ничего не скажет. Он нем. Но нем ли ты?
Отступление. Встав в его тень, ты можешь раскинуть руки. Тогда тебя не достанет солнце. Ты станешь похож на большую птицу, изготовившуюся для полёта. Вы будете подобны, Крест и ты — по форме. Спроси себя о содержании. И не криви лица, услышав единственно возможный ответ.
Смотри под ноги. Тебе остаётся всего сотня шагов. От Креста до Скита. Он там, за поворотом. Его не видно отсюда. Если его не видно — значит, его нет? А если так, кто мешает тебе повернуть назад?
Почему каждый шаг так долог? Куда девалась твоя прыть? Твоя скорость? Твоё эго, привыкшее к беспрекословности и однозначности соответствий? Почему, делая шаг, ты оказываешься не ближе, а дальше? Кто ответит? Какова цена твоя, ответ?
А ведь всё так просто. И ты знаешь. Не нужно этой гримасы. Не нужно дерзости во взгляде. Не нужно — ощущения правоты и превосходства. Не бывает правых и левых. Такие же как ты выдумали их от безысходности. От навек застывшей гримасы презрения на четко очерченных волевых лицах. Сбрось шелуху. Вот она, пыль под твоими ногами. Шелуха спеси станет пылью как только ты сделаешь следующий шаг.
Ты можешь не слушать себя. Но — тогда ты и за миллион шагов не пройдешь расстояния в эту последнюю сотню.
Восемьдесят. Шестьдесят. Тридцать пять. Всё.
Он вырастает из ниоткуда. Высокий, ладный. Крашеный в розовое. Гладь вереска ласкает его подножье. Высокие облака, кажется, обходят его стороной. Над ним всегда прогалина чистого неба.
Ему три сотни лет. Шесть поколений, так и не увидевших истины. Свои — жгли, но Он не горел. Чужие — взрывали, но непросто бороться с двухметровыми стенами, игнорирующими ненависть. Свои и чужие, попеременно — открывали кровавые реки, обтекавшие Его стены. Его нельзя замарать — ни идеей, ни своеобразно трактуемой любовью к человечеству, ни нечистотами, ни кровью.
Отступление. Ты можешь рассуждать и дальше. Но не лучше ли сделать единственно возможное? Принять Его — как есть. Без трактовок, без понятий, без возбужденного блеска собственных очков. Может быть, тогда?..
А дверь, единственная дверь, выкрашенная простой зеленой краской — она открыта. Там, внутри, — келья, венчаемая куполом. Тебя не пригласят внутрь. Туда, в холодное тесное пространство, водят экскурсантов. По трое, больше не помещается. Вот их — приглашают.
А тебе — нужны ли тебе приглашения? Подумай. Не ошибись. Не обрати свои сто шагов в прогулку по окрестностям.
Прижмись щекой к камню. Ты узнаешь, как камень, покрытый поблекшей известкой, станет живым и теплым. И не от твоего дыхания.
Без слов. Постой. Не пойми — прими. Успокойся. Успокой-ся. Успокой — себя. Тогда руки поднимутся и птицей, готовой к полету, ты взмоешь в это бездонное небо, уже ставшее твоим. Ты будешь парить, не сдвинувшись и на микрон в трехмерной сетке зажимающего тебя пространства.
Отступление. Почему ты так любишь себя? Почему ты так ненавидишь себя? Почему ты не видишь себя?
Ты, конечно, вернешься. Но другим. Прошедшим сто шагов.
***
Окно Второе
СЛОНЫ
шаги. свет. мелькнуло. косяк. свет. шуршание. бархат. темнота. горло. щекотно. сигарета. тумбОчка. Наощупь._язычок. опалило. чешется. бровь.
циферблат. белый. тень. полночь? БЫЛь._
дни. недели. неизбежность. нога. проволока. спица. гиря. TV. пульт. треск. рябь. поздно.
дыМ. сладкий. гОрький. слеза.
жарко. саднИт. уколы. Много._бЕдро. желваки.
окно. темнота. облака. позДно. завтра? вчера? нет. всегда. сегодня.
пепел. горячо. грудь. выдох. сдул. И?
вода. лед? Нет.
тогда. там. железо. кровь. много. гул. Смерть. они. ужас. смотряТ. плачут. Всмятку. всЕ. одиН. я...
пепельница. до краев. зачем? альтерНатива?.. снЫ...
тогда. железо. автоген. снег. вытащили. снег. небо. навзничь. колесо. ребра. больно.
наушники. орган. нет. транс. нет. рок. нет. что?..
тогда. рентген. реаниМация._зачем? положено... кем?
громче. громче. громче! мало... забыться. забыть. шалишь...
еще. Дым. всё — дым. все — дым.
шоРох. свет. нина. шприц. ватУ. саднит. «спи...»
сплю. стадо. слоны. Горы. считаю.
нОга. чужая. швы. спицы. гиря. пятка. пролежень. плевать. Мысли.
90о. стрелки. угОл. цифры. тень. слоНы._водоПОй. мноГо.
зИма. всегда. теперь.
тогда. там. ты? ты?! ты??? тишина. всё. прощай.
капля. капля. пауза. капля. кран. простыня. свалилась. плевать.
Бык._ потоЛок. тень. подушка. затылок. гУл.
днем. пришли. Черные. водка. режим? ка-ко-о-о-о-й?!! к чертям. дней. девять. пальцев. десять. фото. оставьте. ну! оставьте! хоть...
живой. зачем?
слоны. пьют. стадо. горизонт. циферблат? солнце? ночь...
свет. Шприц. «спи...»
тогда. там. висок. прядь. слиплись. смотрю. нЕ_дают. смотрю. навсегда.
Боль. вдох. пауза. вЫдох._ слоны... водопой. да. пить.
тогда. там. подняли. погрузили. увозят. менЯ._ лес.
четыре. холодно. один. нина. компресс. «спи...» место. время?
тогда. поздно...
пять. сон? ДА...
***
Окно Третье
FL(A/E)SH
Лондон. Вечер. Восемь. Февраль. Тепло.
Каждый день — пиджак на спинке стула, галстук, запонки. Контора. После шести — джинсы, улицы, пешком, легкий свитер. Хард-Рок-Кафе. Мабл-Арч. Сигара. Маленький игрушечный отельчик. Опять утро.
Две недели. Пролетели. Домой. Хочется. Последний день. Последний вечер. Последняя ночь. Через два часа — Хитроу. Первый терминал. Люфтганза. Франкфурт. Люфтганза. Шереметьево-два. Кривой рейс.
Лондон. Вечер. Восемь. Пора прощаться. Легкий гармент в багажнике. Всё свое ношу с собой. Майк за рулем. Тезка. Хайвей. Очки Майка поблескивают в свете фонарей и встречных фар.
Через два часа — пора. Ну что, пойдем? Пойдем. В ресторанчик? Куда угодно, тезка, только не в паб. Хорошо, я знаю место. Мне там нравится. Понравится и тебе.
Стоянка на десять машин. Странно, есть место — как раз для нас. Всего два этажа. Остроконечная крыша, старый камень. Под девятнадцатый век. Что? Ошибаюсь? Настоящий восемнадцатый? Бывает.
Месяц светит. Ярко. Где облака? Где туманы? Где? Иссиня-черно-глубокое небо. И звёзды. И мы — вдвоем, одновременно, со смехом — дергаем за ручку и слушаем перезвякивание колокольчика. Динь-дон, динь-дон, мы пришли, встречайте.
Лампы под зелеными абажурчиками на столах. На столиках. На стенах. Картины. Картиночки. Картинки. Фотки. Пальма в кадке. Выше человеческого роста — по периметру — резной деревянный балкончик. Стеллажи. Древние, покосившиеся. Тысячи бутылок покрыты пылью. Эту пыль нельзя стирать. Она настоящая. Может, еще с прошлого столетия.
К стойке бара. Ты будешь эль? Буду, если будешь ты, но ведь ты за рулем. Эх, дурак, а такси на что? Машину заберу завтра. Тогда вперед — и во все тяжкие, как тогда, в Москве, когда я провожал тебя. Поменяемся ролями.
Первая кружка проскочила. Горько, сухо и тепло. Вторая. Начнем третью? Ребята, ваш столик готов. Как удачно. В полутьме, в углу. Лицом ко всем.
Так ты говоришь, Стефена переводят? Ну и? Что сказал Джеффри? Весь хлам с твоего стола в закутке — на стефеновский? И ты молчал? А Луиза знает? Сюрприз? Смотри, как бы за такие сюрпризы она тебя на радостях не выперла из дому! За два года — два раза, и все по нулям. А тут!
Неее! Третью — до дна! Райт нау! За тебя! Новый глава маркетинг департмент! Это не самогон, который ты мужественно цедил всю ночь — твою первую ночь в Москве. Почему я тогда не пил? А на тебя смотрел, думал — когда этот пузатый сломается. Помнишь — «Ой да не вечер, да не ве-е-е-че-е-е-р...»
Ну что ребята, я вижу, вы готовы? Эль — замечательно, а кушать что будем?
Как в кино. Где-то сзади — прожектор. Нет, опомнись, это не прожектор. Это просто лампочка так светит. Копна волос. Опомнись, какая там копна! Это просто — удлиненное каре. Вязкий, вязкий воздух. Сердце — тук. И тишина. Вот кто-то открыл дверь. Он делает шаг. Почему нога повисла в воздухе? Почему такая нерезкая картинка? Кто убрал звук? Сапожник! Прекрати! Где следующий кадр? Нет — где мое сердце? Где следующий удар?
Тук. И опять — пауза. Только нога в ботинке, там, в прямоугольнике двери, сдвинулась — немного, неуловимо. И эта копна волос. И шум в ушах. Надо было прожить тридцать лет, чтобы узнать. Как останавливается мгновение.
Эээ-й! Юноша! Это я вам! Вот он говорит, что вы любите стейк с кровью. Эээ-й?! Где вы?
Где я? Почему я не вижу ее лица? Почему меня слепит этот проклятый прожектор? И почему так дрожит рука?
Я знаю! Я буду весь вечер смотреть на этот прожектор, закрывая его только очередной кружкой эля. Тогда — тогда мои глаза перестанут видеть. Только — сполохи. Только — цветные пятна. Тогда — я спасен.
Тогда — я не увижу ее лица.
Еще три глотка. Каждый раз, как последний. Эгей, Ми-и-шья, ты почему ничего не ешь? А, да, салат. Ну конечно. Так что сказала Лу, когда ты притащил эту собаку? Ну и? Вот весело! Я от нее не ожидал! Эх, Майк, ты бы с ней полегче, она ведь у тебя золотая женщина...
И еще четыре глотка. Нет, так дальше сидеть невозможно. Надо подняться, чтобы не лопнуть. Вот она, дверь заветная, там, справа от стойки. Только надо улучить момент. Так, сначала — две минуты смотрим на лампочку. До разводов, до кругов. Потом — быстро, быстро, в своей слепоте, наощупь, мимо стойки. Желательно — бегом. И желательно, когда она окажется в противоположном конце зала.
Удачно. Повезло. Порядок. Спокойно. Сейчас ты пойдешь назад. Ха-ха. В реструме лампы дневного света. Они, они, они — они меня не слепят! Это невозможно. Лицо под струю прохладной воды. Еще, еще. Сейчас я дерну дверь — и все будет хорошо. Она точно будет на кухне, а я успею добежать до столика и опять уставиться в этот прожектор. Черт с ним, что лампочка. Эта лампочка — мое спасение.
Дверь на себя. Шаг вперед. Полутьма у стойки. И — широко открытые серые глаза, удлиненное каре, легкая каштановая челка. Маленькая родинка на левом виске. В полуметре от меня.
Как я просчитался. Я все вижу. Нет больше кругов в глазах. Опять этот шум в ушах. Теперь только он может меня спасти. Но мне не пройти. Очень узко. А она стоит напротив, теребит свой белый передник — и смотрит, смотрит, смотрит. Мне в глаза. А здесь узко. А веки не прикрываются. Я парализован. Я не могу отвести взгляд.
Опять шум в ушах. Что-то тикает. И опять нет следующего удара сердца.
Майк, давай обойдемся без десерта. Мне что-то не по себе. Я — на улицу. Подышу немного, хорошо?..
Если она подойдет принимать заказ на десерт, я этого не вынесу. Майк, как ты не понимаешь? Пузатик, дружок, милый, родной, добрый, мне бежать надо отсюда — сейчас, немедленно, навсегда!
Снова — до боли — прожектор, прожектор, прожектор. Это мой мартини? Туда его. Это мой коньяк? Следом! Это опять эль? И его туда! Ладно-ладно, нечего ржать! Кушай свой чизкейк, я на улице подожду. Охолонюсь. Да кончай ты ржать, маркетинг департмент! Как Лу с таким придурком уже седьмой год под одной крышей живет?!
Улица. Фонарь. Где аптека? Правильно, посмейся. Над собой. Тебе это сейчас не повредит. Раскатай губы, растяни пьяную рожу в ухмылке. Посмотри на себя в зеркало — там, в машине. Ка-ко-е зрелище будет! Уродец! Быстрее прячься в машину, уткнись лицом в колени и сиди тихо-тихо, пока пузатик ловит кайф от своего пирожного. Потом подойдет такси, быстро — перебежкой — в кэб. Только чемоданчик не забудь.
Идиот. И-ди-от.
Какого лешего он закрыл машину? Где ключи? Там, на столе. Но туда нельзя. Вот так, подержись за столб. Пусть все видят — ты просто пьян. Это бывает. Со всеми.
Что там, за спиной? Почему так жжет затылок? Я обугливаюсь от взгляда. Я уголь древесный. Мне больно. Вот опять — отнимаются руки. Потом ноги. Я превращаюсь в статую командора.
Я превращаюсь. Я вращаюсь. Я поворачиваюсь. Против своей воли. У меня нет воли. У меня больше ничего нет, кроме этой челки, этого белого передника, этих серых глаз. В десяти сантиметрах от меня.
Краем угасающего сознания — довольный толстый с гортанным воплем вываливается из дверей, делает шаг нам навстречу. Глохнет, смотрит сквозь нас и идет к машине. Пузатик, возьми меня за руку, дерни, выдерни меня отсюда! Пожалуйста, сейчас!
Сердце остановилось. Сердца больше нет. Транс. Серые глаза в пол-иссиня-черного бездонного неба. Тишина. Время остановилось. Расстояние остановилось.
Нет, оно меняется. Там уже нет десяти сантиметров. Там пять. А теперь — два.
Четыре теплых мягких невесомых подушечки пальцев касаются моей жесткой небритой горяче-ледяной скулы. И останавливаются. А глаза закрывают всё небо. Конец.
И когда я забываю как меня зовут, потому что всё заполняет тепло, запах волнистых каштановых волос, она говорит охрипшим голосом. Кантри-код. Эреа-код. Номер телефона. Она не двигается. Я не двигаюсь. Ее пальцы прожгли отверстия в моей щеке. Плоть кипит, плавится и каплями падает на тротуар. Не больно.
Резким движением Майк дергает меня за руку и пинками забивает, утрамбовывая, на заднее сидение кэба. Машина трогается. Толстый, вместо того чтобы травить очередной анекдот, почему-то отворачивается, молчит и сопит в стекло. Стекло запотевает.
Я не знаю ее имени. И семь лет, каждый день — пытаюсь забыть номер телефона.
1997