Доктор долго шелестел бумагами, что-то бормотал себе под нос. Наконец он оторвался от документов, внимательно осмотрел меня поверх очков и, уткнувшись в мои глаза, сочувственно произнёс:
— Да у вас… тщеславие.
И снова надолго погрузился в молчание, всё так же пристально рассматривая меня и словно спрашивая своим растерянным взглядом: «И откуда это у вас?..»
Ха! Тщеславие! Спасибо, что хоть не ужасная звёздная болезнь, против которой даже медицина бессильна.
Я уходил от доктора заметно обрадованный. Он даже удивился было: как можно радоваться столь жуткому диагнозу, и наверняка подумал, что моё тщеславие усугубилось безумием или, скорее, помешательством. Чёрт с ним, с доктором. Кто он вообще такой? Целыми днями сиднем сидит в своём кабинете за стеклянной дверью с надписью «Психолог». Психология сейчас в моде, и доктор, модник этакий, занимается психологической коррекцией личности. Чёртов выскочка!
То ли дело я. Стану-ка лучше художником. Да, именно художником, творцом прекрасного, созидателем бесценных полотен. Намалюю несколько картин, и они сразу попадут в галереи, музеи, на выставки, будут украшать самые богатые дома. И все станут преклоняться перед моим талантом, восхищаться мною и говорить: «Ваши картины божественны!»
Тогда за дело. «Простите, вы не знаете, где здесь магазин для художников? Спасибо». Отлично, сейчас куплю себе всё необходимое и вперёд. Моё имя скоро загремит по всему городу, по всей стране, по всему миру!
Ага, вон и вывеска: «Пэйнтер». А денег-то у меня собой не очень. Ничего, на кисточку и краски хватит. Что за чёрт?! Закрыто. Как, уже? Только семь вечера! Лентяи, не успело стемнеть, а они уже по домам! Ну и чёрт с вами!
В моём лице мировое искусство потеряло блестящего живописца. И ладно. Я и рисовать-то не умею. Лучше стать писателем. Да таким, чтобы книги мои сразу бестселлерами делались. Чтобы их перевели на все языки мира. Чтобы все читали их и говорили: «Это блестящий образец литературы! Талантище! Вот как писать надо! Ждём продолжения». А я буду снисходительно улыбаться и говорить: «Творческий процесс непредсказуем. Я не могу знать, как скоро меня вновь посетит Муза». Всё, решено, иду домой писать свой первый роман. Печатную машинку покупать пока не буду.
Мой дом уже близко. Один квартал— и вот он. Может, с виду и не дворец, но когда-нибудь о нём скажут: «Здесь жил и творил величайший гений нашей эпохи». Осталось только через дорогу перейти.
У, лихач чёртов! Светофоры как будто не для вас. Человека сбил! Сейчас, бегу. Как меня, наверное, будут благодарить его родственники. А я буду смущённо улыбаться и говорить: «Ну что вы, право, не стоит благодарности. Это был мой долг».
Вот это да! Так ведь это… Демерин Дрин! Знаменитый актёр! На Бродвее играет! От него все без ума. Глазам не верю! Ну да, он! Кто ещё во всём Нью-Йорке носит зелёные гетры? Он! Вот уж кто страдает звёздной болезнью в самой извращённой форме. Говорят, ему и жить-то осталось всего ничего. Придумал! Лучше стану я актёром. Афиши с моим именем будут расклеены по всему городу, я буду играть все главные роли. Меня пригласят в Голливуд, а я повыламываюсь чуть-чуть для форсу, а потом будто невзначай соглашусь: ладно, мол, уговорили. В кинотеатрах начнут показывать только мои фильмы, а в кассах не будет хватать билетов. Выстроятся длиннющие очереди: «У вас не найдется лишнего билетика? Нет? Как жаль!» Я стану популярнее самого Демерина Дрина!
Меньше болтовни, а то помрёт ещё, а мне и кусочка славы не достанется.
Ага, сегодняшняя газета! Посмотрим. «Демерину Дрину лучше». Так-так. Демерин Дрин поправляется, вчера он… ну ясно… помощь оказал отзывчивый прохожий… «отзывчивый прохожий»— это я! Та-а-ак, дальше… а имя? Где имя!.. За рулём оказался пьяный водитель, личность установлена. Это Мертен Торнелл, владелец пивного бара на Лэйкхилл Сквэр.
Что за чушь! Да тут о преступнике больше, чем о спасителе. Вот как с этой газетой надо. Порвать, помять и в урну!
Хм-м-м, как я зол. Теперь уже всем наплевать, кто спас Демерина Дрина. Зато всем будет очень интересно узнать, кто его убил! Проберусь к нему в палату, подсыплю вместо лекарства яд, и готово. Все спросят: «Кто убил великого актёра Демерина Дрина?», а я скромно выйду из-за угла и скажу: «Я». Вот все обрадуются! Скажут: «Слава великому гангстеру, который заткнул за пояс самого Аль Капоне! Ура!» И тогда мои фотографии попадут во все газеты.
Минуточку, а где сейчас Аль Капоне? Кажется, в тюрьме сидит. Не-е-ет, я не хочу. Пускай лучше он остаётся самым известным преступником.
Чёрт, как же сделать так, чтобы обо мне все узнали?! Жила вон у нас в доме неприметная старушка, а однажды упала с лестницы, и о ней даже в газете написали.
Придумал! Беспроигрышный вариант! Прыгну с Гудзонского моста в реку. То-то все скажут: «Какой смелый!». Может, даже на радиопередачу пригласят.
Скорее, пока не передумал. Спасатели у нас работают хорошо, спасти должны быстро. Раз, два, три!
— Дорогой, включи радио. Что там сегодня?
Доктор протягивает руку, включает изобретённое уже полвека назад радио, снова откидывается на спинку глубокого кресла и зажигает сигару.
— Сегодня вечером из двора дома номер 19 на 29 авеню был угнан бесколёсый «Форд» 1929 года выпуска. А на Гудзонском мосту произошёл несчастный случай. Некий Фердон Вэйн сорвался вниз и попал в паровую трубу проходившего в тот момент по реке судна. Завтра в кинотеатре «Стар» состоится премьера фильма с восходящей звездой кинематографа…
«Жаль его.— размышлял доктор, вспоминая своего вчерашнего пациента. — Это наталкивает меня на мысль, что тщеславие— опасная, даже смертельная болезнь».
Доктор выпустил кольцо дыма и, провожая его взглядом, снова задумался. «Я бы мог защитить диссертацию. А если найду лекарство, то непременно получу Нобелевскую премию».
И он подошёл к зеркалу примерить галстук, который собирался надеть на церемонию награждения.