Слёзы радости и счастья скатились по моей щеке, испугав
кошку, которая чуть не захлебнулась в соседней комнате. И пьянящие волны радостной истомы сотрясли моё бренное тела в невыразимых по приятности своей конвульсиях, настолько я был рад. Настолько, что слабые крики соседей, которых завалило обломками моего дома, не выдержавшего моей радости, почти меня и не смущають. Ощущение было подобно приезду Герцена к Пушкину, когда последний за свою противозаконную антипровительственную агитацию был сослан к себе в имение, где терпя муки заключения и общения с невежественными мужиками, попивал молочко и пописывал пёрышком гениальные свои, прославившие его имя во веки веков и Россию в целом, произведения.
Помнится, сидели мы с ним как-то, а на улице был мороз и метель выла в трубе подобно ведьме, собирающейся лететь на шабаш, но попавшей под обстрел зенитной установки и падающей вниз, оставляя за собой чёрный инверсионный след и крик боли. Пили мы как всегда молочко, да и чего ещё ожидать от деревни? И закусывали солёненькими огурчиками,
потому что бывший тогда в моде шарлатан по имени Поль Брегг говорил, что это полезно. Время от времени мы удалялись по очереди в уборную, которая находилась в соседней комнате, что и не препятствовало продолжению нашего интересного разговора. Опустошив уже по паре кружек молочка, беседа наша принимала всё более фривольное русло, как вдруг, со двора послышались собаки, выстрелы и бричка Герцена.
Александр Сергеевич хотел было спрятаться, оправдывая своё
отступление тем, что, дескать, ему надо снова в уборную, проверить бухгалтерию, принять рапорт своих подчинённых мужиков и ещё Бог весть чем, но я напомнил ему, что сегодня моя очередь прятаться от Герцена, чем немало его огорчил и заставил остаться в горнице. Сам же я открыв потайную дверцу лихо прыгнул в секретный подземный гараж, приземлившись рядом со своим мотоциклом прямо на копчик. Оправившись слегка от невыразимой боли в заднице и смахнув какой-то валяющейся по близости грязной тряпицей красную пелену с глаз я разглядел на тряпице бездарно нарисованную рощицу с бревном и сидящими на нём медведями. Внизу было подписано Репин и дальше неразборчиво: mailto:PenuH@usa.net. Подумав, что речь здесь идёт о фирменном поезде, колесящем время от времени между Петербургом и Хельсинки, я с омерзением отбросил от себя пропаганду буржуазной жизни и не в силах перенести такое глубокое оскорбление, пощёчину моему патриотизму, выхватил мушкет и нимало не медля приставил его к виску. Раздался оглушительный лязг и огромный снаряд, вылетев из помпового мушкетона разнёс мою башку на мелкие части. Испугавшися поднятого мной шума и немного пораскинув мозгами, я вдруг понял, что могу привлечь в свое убежище вороватого Герцена.
Итак уже не первый раз, после его посещений, Арина Родионовна жаловалась: то серебряная ложечка пропадёт, подарок Александру Сергеевичу от Петра Первого, то блюдечко фарфоровое, подаренное ему в знак признательности Японским Императором Йокохамой 60, то ещё чего. А потому я повесил на потайную дверцу в потолке гаража большой замок, чтобы Герцен её не обнаружил, наступив случайно. Когда я закрывал этот самопроизвольный люк, выяснилось однако, что парочка мужикоф, ввалившихся вслед за мной в гараж уже висят на шипах, торчащих внизу, поэтому Герцен, падая вслед за ними, только слегка порезался и проникающие ранения живота оказались совсем неопасными в сравнении с тем, что ждало его, не будь на шипах мужиков. Вышвырнув великого критика обратно в горницу я предоставил его заботам
величайшего поэта, художника русской словестности, сел на свой мотоцикл и занялся записями. Страсть к ним проснулась во мне давно. Ещё в те времена, когда путешествуя по Мексике и обучая Дона Хуана, я натолкнулся на бездарного студентишку какого-то американского университета, кажется его все называли Карлито. Этот мальчишка обожал всё записывать и из него вышел бы непревзойдённый репеортёр
или же КГБ"шник. Посмотрев на то, с каким рвением он записывал каждое слово моего ученика, я решил надосуге попробовать записать что-нибудь сам. И у меня конечно же без труда это получилось. С тех пор я никогда не расставался сначала с блокнотом, а чуть позже с лап-топом (notebook). Вот и сейчас, включив его в потайную розетку и
заведя для пущей маскировки двигатель на полные обороты, я включил свой волшебный компьютер. Свет в гараже стал вялым и слабым, что объяснялось мощностью моих мыслей, мотоциклов и записей. Где-то наверху послышались стоны Герцена и молоденькой служанки. Через огромную дыру в потолке в гараж хлынула кровь и упали несколько очередных мужиков. Я цикнул на них, взмахнув своей мотоциклетной плёткой, и они спешно ретировались по углам и щелям. Настала пора великой поездки. Подняв с пола пульт управления удалённым доступом к
гаражным дверям я с бешеной скоростью защёлкал его кнопками.
Огромная железная дверь с лязгом откинулась наружу, придавив собой весело за минуту до этого печального происшествия распевавшего какой-то шлягер негрятёнка. Я всадил шпоры в своего железного коня и помчался навстречу новым приключениям! Навстречу счастью.
Как хорошо, что я не забыл надеть глухой шлем, подумал я, смахивая со стекла очередную размазавшуюся по нему ворону. Бабочки ещё куда ни шло, но эти! Как они меня раздражают. Я мчался по широкой гладкой и пустынной трассе с пригорка на пригорок и с холмика на холм. Противно чавкали кошки и собаки, наматавшиеся мне на колёса и шею и свисающие с неё теперь как-то вяло, наподобие шарфа. Вокруг от края и до края горизонта расстилались зелёные луга, летали бабочки, цвели цветы и паслись коровы. Вспомнив о том, что я припрятал от Герцена в бензобаке пару солёных огурчиков, я остановился с твёрдым намерением подоить корову. Вытерев колёса и шею всё той же буржуазной тряпкой с медведями, я бодрыми шагами направился к близлежащему стаду. Кинув
пастуху пару баксов, я уединился с одной из его коров в ближайших кустах и стал её доить, подставив вместо ведёрка свой шлем. Доил я её долго и самозабвенно, постепенно наращивая ритм. Корова угрюмо мычала но давала. Молоко. Под конец я свалился на землю совсем обессиленный, зато рядом со мной стоял шлем, наполненный до краёв молоком и валялась задоенная мной корова. Напившись молока и закусив немного провонявшимися бензином огурчиками я удовлетворённо рыгнул.
Заплетающимися шагами я добрался до мотоцикла. Мне было
необыкновенно хорошо и тепло и даже тот факт, что я забыл слить остатки молока перед тем как надеть шлем на голову меня не особо смущал.
To be continued...