На веранде.
К одиннадцати часам, как и положено, в больнице стало тихо. Больные укладывались спать или уже спали, сотрудники разъехались по домам, и в ЛОР-отделении остались только дежурные врач и сестра, да ночная нянечка.
Все трое были заняты какими-то мелкими делами. Врач заперся у себя в каморке и заполнял документы, медсестра, почитывая один из женских журналов что-то стерилизовала в автоклаве, а нянечка, полная, с вечно обиженным лицом, старушка небольшого роста, возилась на складе.
Склад располагался внутри большой веранды, пристроенной к правому крылу здания. У левого крыла была такая же веранда, и в ней сейчас происходили страшные беззакония и нарушения порядка, и, вообще, зрел заговор.
- Вон, видишь ту улицу? – Тыкал пальцем в темноту за окном шестилетний мальчик с турундочками в носу. – Она упирается в школу. А я живу у школы. Я следующей ночью убегу, переночую и полшестого вернусь – никто и не заметит.
- Я бы тоже сбежал, - сказал другой мальчик, Алеша, - но мне до дома надо ехать на автобусе, а у меня нет денег.
Он замолчал и полез на окно. Окна были огромные. Он встал на подоконник и, держась за ручки на оконных рамах, прошел по нему до угла веранды. Рядом с этим углом на улице стоял фонарь и освещал небольшую часть внутри веранды. Здесь сидели еще четверо малолетних нарушителей и играли в карты, в дурака – пара на пару.
Алеша ухватился, раскинув руки, за ручки на соседних окнах, и, склонив голову вправо, свесился над играющими.
- Эй, обезьяна, перевисни на другое место, - свет загораживаешь! – воскликнул один из игравших, Димка.
- Ха-а-а-а! «Обезьяна»! – Заржал Колька, второй играющий. Он всегда смеялся над Алешей и над словами «обезьяна», «свинья», «балбес». Сейчас ему было вдвойне смешно, он даже давился. А Алеше – вдвойне обидно, и он решил не «перевисать».
Старшая из двух игравших девочек, Света, оторвала взгляд от карт и оценивающе посмотрела на Алешу.
- Нет, он не на обезьяну похож, а на Иисуса Христа на распятии.
- А кто такой Иисус Христос? – Спросил Алеша, боясь, что его снова обзывают.
Света не ответила, только махнула рукой и снова углубилась в игру.
Повисев немного над играющими, Алеша слез с окна и вернулся к первому товарищу. Тот по прежнему стоял и смотрел в сторону своего дома.
- Завтра ночью придут мама и папа и украдут меня. Я утром позвоню им и попрошу. – Сообщил он Алеше.
- Ты же говорил, сам убежишь! – Сказал Алеша.
- Так ночью темно, наткнусь один на что-нибудь, или нянька заметит, будет ругаться, а мама с папой меня у нее отнимут.
- А пойдем за нянькой следить! – Предложил Алеша.
- Пойдем! – Алешин друг взглянул последний раз в сторону дома и они перешли на левую сторону веранды. В тридцати метрах от них, как уже говорилось, на соседней веранде копошилась старая нянька.
Ребятам был виден угол веранды, заставленный несколькими сотнями детских горшков. Во всей больнице обычно лежало не более тридцати детей, и непонятно, зачем было нужно такое богатство.
Электрическая лампочка, освещавшая веранду изнутри, иногда выхватывала двигающуюся между столбцами горшков женщину. Та делала что-то непонятное – приседала, перекладывала что-то с места на место; слышно было, как позвякивают горшки, и как она потихоньку ворчит.
- Да что она там делает? – Воскликнул Алеша.
- Горшок твой ищет! – Буркнул Димка. – Как найдет, сделает тебе сто уколов в одно место! («Ха-а-а"! – Колька мгновенно отозвался на слово «горшок» и тут же получил от Димки подзатыльник, потому что смеялся слишком громко.)
- Сдавай, придурок. – скомандовала Света.
Сидевшая до сих пор тихо четвертая участница игры, татарская девочка со странным именем Кязюля, вдруг запела вполголоса какую-то песню на родном языке.
- Да вы что, с ума походили? – Толкнул ее в бок Димка. – Услышат – всыпят как следует, а первая – твоя нянька прибежит!
- Ничего она не моя! Я просто татарский танец знаю, хочешь, покажу?
- Не надо!
- А нянька видела, ей понравилось!
- Да знаем мы твой танец, Кязюля, играй давай!
Кязюля – она сидела «под дураком» – Колькой – бросила карту.
Они сыграли еще одну игру и вновь мальчишки проиграли. Но лишь только Димка сгреб карты, чтобы сдавать снова, все насторожились. В больничном коридоре недалеко от веранды раздались шаги. Димка сунул карты в карман больничного халата, и все попрятались по углам, боясь, что идет нянька. Дверь на веранду открылась, и вошли дядя Саша, пациент из «взрослой» палаты и дежурная медсестра. Дядя Саша нес гитару и больничный радиоприемник.
- Кязюля! – Прошептала медсестра. – Ты где, певица?
- Да вот они, по углам попрятались. – Разглядел ребят дядя Саша. – Вылезайте!
Дети с неохотой вышли к ним.
- Вы что, телевизор не смотрели, песню «Спокойной ночи» не слышали? – Полустрого – полу-в-шутку спросил он.
- Нет! Нет! – зашептали все.
Он передал сестре приемник, артистическим жестом подставил себе стул, сел, привычным движением перехватил гитару и тихо запел, вполне обходясь в аккомпанементе тремя аккордами:
Спят усталые игрушки,
Книжки спят.
Одеяла и подушки
Ждут ребят...
Допев по честному до конца, он выпроводил их с веранды.
Они разбредались по палатам, а вслед им доносился тихий гитарный перебор.
«Им можно, а нам нельзя!» – думал каждый из детей, укладываясь потом спать.
Через полчаса они затихли.
Сначала перестала звенеть гитара; ненадолго стало совсем тихо: потом подозрительно громко зазвучало радио.
На складе все ворчала старая нянька.