Туман стоял обложной. Научно-исследовательское судно "Океан" двигалось в сплошной пелене, и с мостика не было никакой ориентировки. На бак послали для наблюдения матроса, который время от времени переговаривался со штурманом по спикеру. Корабль шел с обоими включенными локаторами. Зима, февраль; палубы, поручни, надстройки и даже колокол на мостике - все обросло слоем льда.
Курс "Океана" пролегал на север. Но не как всегда, по меридиану с исследовательскими целями, а в зону промысла дальневосточного рыболовного флота, к острову Кадьяк в районе Аляски. Там в означенных координатах находился транспортный рефрижератор "Ушаков", согласившийся поделиться топливом - две недели назад при заходе в канадский порт Ванкувер получить его по какой-то причине не удалось.
Если днем при тумане и относительном безветрии волнение было не более двух-трех баллов, то к вечеру ветер несколько усилился и разогнал туман..
В темноте обозначились огни рефрижератора. "Ушаков" почти дрейфовал, малым ходом держась против волны. "Океан" подошел к нему сзади, вахтенные - штурман и рулевой мастерски держали дистанцию. Матросы приняли брошенный с рефрижератора конец, затем трос, за который вытащили на палубу шланг.
Еще до начала связки начальник синоптического отряда принес кэпу принятую по радио факсимильную карту и сообщил, что надвигается центр циклона. На немой вопрос главного синоптика, стоит ли спорить со стихией, капитан Мельников, за глаза "папа" или "Юра", в свои неполные сорок лет рисковый по натуре, процедил:
- Надо, Витя, надо, - и назначил-таки вести прием топлива. Тянул до последнего.
Перед полночью стало совсем невмоготу: качка усилилась, корабль швыряло - того гляди оборвет шланг или, не дай бог, произойдет столкновение - матросы шланг сбросили.
Как зачастую бывает, сначала проблемы решаются простым путем, а потом правильным. Потратив несколько часов на сближение, промучившись с приемкой шланга и так и не перекачав нужного количества топлива, капитаны договорились идти на северо-восток, к Аляске, под прикрытие американского берега, где штормило не так сильно. Огни "Ушакова" медленно удалялись, за пеленой мокрого снега казавшиеся размытыми.
До места «стыковки» предстоял большой переход. И если по спокойному морю такое расстояние преодолевалось за сутки, в жестокий шторм говорить о сроках ... Сроки удлинялись...
...Судно медленно и круто взбирается на волну и затем, обнажив нос, стремительно падает в бездну. В момент удара передней части о воду оно содрогается всем корпусом, вибрация бежит к корме и долго не успокаивается - ощущение, что судно вот-вот переломится... К слову, это была 13-я экспедиция "Океана", хотя на ее номер никто никакого внимания не обращал. Однако полученное недавно сообщение НАВИМ (навигационное извещение мореплавателям), что на Каспии в подобных условиях разломились пополам два танкера "Волгонефть", радости не прибавляло.
Двери на палубу задраены, выход запрещен. Ночью не все свободные от вахты могут уснуть - хотя у койки, как у колыбели, подняты бортики, тело скользит по ней вперед-назад, пока его хозяин не упрется в переборки головой и ногами. Но так не долго терпится. Кого-то мутит, даже второй штурман, несущий самую тяжелую - «собачью» - вахту (с нуля до четырех утра), достает из кармана "аэрон".
На завтрак в кают-компанию и столовую приходят немногие. В каютах темно - на иллюминаторы навинчены броняшки - в палец толщиной металлические крышки, но при ударе волны вода все равно брызжет из-под них ручьем. Даже вызванный на помощь матрос, используя монтажку, не может устранить течь.
С мостика видна толчея огромных водяных холмов, не имеющих ни определенного направления движения, ни какой-нибудь упорядоченности. Брызги от разбивающихся о форштевень волн летят в иллюминаторы рубки, и вахтенные невольно вздрагивают, когда они ударяются о стекло перед самыми глазами. Через обычные иллюминаторы плохо видно, и штурман включил вращающиеся. Выдвинутая с бака вперед в виде бушприта стальная ферма-стрела для научных приборов, такая обтекаемая, не выдержала ударов стихии и крючком изогнулась вверх. На баке сорвало волной ящик с переговорным устройством, и он катается, искуроченный, по палубе. Матрос оттуда уже давно отозван и стоит на подветренном крыле мостика, завернувшись в прорезиненный плащ и спрятавшись за край рубки.
Громадные валы "выше нашего сельсовета", как пишут первогодки домой в деревню - высотой более десяти метров накатываются на судно, и тогда оно, не успев подставить волне нос, проваливается в пучину, заваливаясь на борт. Крен достигает тридцати восьми градусов - совсем немного до критического. Вместо страха какое-то возбуждение и азарт: корабль, наклонившись, на секунды замирает, и сознание щекочет мысль: пойдет ли он обратно... Ощущение на мостике в разъяренном море - как на ралли при бешеной скорости или скачках на диком жеребце: руки на поручнях, и только успевай удерживать равновесие. В штурманской летят на пол карты, линейки, циркули...
Нелегко экипажу - качка изматывает. Все работы - только по минимуму - только по управлению судном. Ремонты - в крайнем случае. Матросы при необходимости выйти на палубу надевают монтажные пояса и пристегиваются к тросу. Волна заливает даже шлюпочную палубу, вода кипит. Белая пена с гребней волн стелется почти горизонтально. Чайки не могут вылететь против ветра. В другое время такие виртуозы, они, измучившись, срываются с ритма полета и врезаются в гребни...
В прямой видимости берега волнение уменьшилось, "Ушаков" уже находился в условленном месте. Была вахта старпома. На руль встал любимый матрос кэпа, его ровесник Миша Аскаров, понимавший Юру с полуслова, и поэтому Мельников всегда швартовался только с ним.
Начало швартовки было хорошее, "Океан" медленно приближался к "Ушакову" слева сзади. В нужный момент старпом, как и положено, чтобы свести угол между судами на нет, скомандовал:
- Лево руля!
"Океан", напротив, поворачивался вправо, будто собираясь таранить рефрижератор: Миша крутил штурвал не в ту сторону! Все, кто был на мостике, ощутили это, кроме Миши. Он же (вероятно, сказалась напряженная бессонная ночь) с усердием, будто так и надо, "валил" судно на правый борт.
- Лево руля!!! - закричал уже капитан, врезал матросу по затылку и унижающе выругался. В сердцах оттолкнув Мишу от рулевой колонки, он рявкнул:
- Вон с мостика!
Зло бросил старпому:
- Быстро к штурвалу!
Штурман, к тому же первый штурман, встал на руль. Капитан весь кипел. Старпом побагровел, злясь на себя, на матроса, на неудачу. С ним, пожилым опытным моряком, из-за оплошности матроса младший по возрасту капитан обошелся как с мальчишкой! По рации с "Ушакова", где уже поняли, что "поцелуя" не миновать, несся отборный мат.
Борт рефрижератора, на котором в качестве кранцев висело несколько огромных (от "БелАЗа") автопокрышек, неотвратимо приближался. Развешанные редко кранцы не помогли - нос "Океана" врезался в кран-балку, на которой висела шлюпка, смял ее, прижав шлюпку к надстройке. Затем по ходу сорвал несколько бортовых стоек и покорежил борт. Со стороны «Океана» обошлось без потерь: спас высокий ледокольный форштевень, приняв удар на себя. Правда, кто-то в каютах набил шишек да моторист в машинном отделении стукнулся о железяки.
После швартовки кэп, прихватив из артелки подарки (а прихватить было что - недавно из Ванкувера), отправился к капитану "Ушакова" пить "мировую". Надо сказать, работяги - рыбаки, транспортники, особенно кто не ходил за границу, белые пароходы - "науку", гуляющую по всему миру, недолюбливали. "Ушаков" же был "невыездной".
Вернулся Мельников к вечеру, объявил о цене: отдать пару баллонов ацетилена (для ремонта порушенного), столько-то водки (из его представительских запасов) да ящик свежих ванкуверских огурцов. Плата за топливо была отдельной.
Когда, взяв солярку и сбросив швартовочные концы, "Океан" начал отходить, разомлевшие ушаковцы, уже бывшие под «мухой», вытащили на палубу свой подарок - ящик селедки. Но добросить на борт судна не смогли - ящик полетел в пучину...
* * *