I
Я долго думал: как же я к тебе отношусь? Раньше я думал, что только хочу тебя, но на прошлой неделе я понял, что постоянно жду тебя, а сегодня и вовсе, что люблю тебя. Я представляю тебя и горячая волна желания обладать захлестывает меня каждый раз. Я по десять раз на дню представляю во всех подробнстях нашу долгожданную встречу.
Я стремлюсь к тебе. Любая случайно встеченная машина или брошенный на меня взгляд заставляет меня сжиматься и думать что это ты. Но каждый раз я ошибаюсь. Каждый вечер поднимаясь в свою холостяцкую квартиру и поворачивая ключь в замке, я с замиранием сердца жду: вот сейчас…. Но тебя нет. И я разочарованный ложусь в постель и продолжаю ждать тебя.
Я хожу там, где могу встетить тебя, моя королева: темные ночные переулки старого города, заброшенные доки, полные пьяных опустившихся матросов, ветхие смотровые вышки, сомнительные заведения с подозрительными личностями, опийные притоны… но ты все не встречаешься мне. Нет, я не хочу насильственным путем приблизить нашу встечу, я просто даю тебе шансы найти меня, моя королева.
Я молюсь ТОМУ богу, чтобы он свел нас, но бог как всегда молчит, я так и вижу как он усмехается в свои седые усы. Он знает чего хочу я, и прекрасно может мне это дать, он медлит, он смеется надо мной.
Мы встретились первый раз, когда мне было 12, ты помнишь? Это случилось в тот момент, когда я стал тонуть. Ты дотронулась до меня, ты почти обняла меня и прижала к себе, но я испугался тебя и позволил жестким рукам отца оттащить себя. Тогда я еще не знал, что нам всё равно суждено встретиться. Уже к 15-ти годам я начал постепенно понимать, что ты, пожалуй, лучше всего отнесёшься ко мне, ты не потребуешь множества жертв, не поставишь меня на колени, ты поймешь меня, как никто другой. Тогда я, еще зеленый мальчишка, стал разрабатывать план: как мне найти тебя. Я все просчитал и понял, что мы можем соединиться в день моего 16-ти летия на Эфелевой башне. Я знал, что ты прийдешь поздравить меня. Но меня сняли со второго яруса, мне так и не дали тебя повидать.
Потом моя боль о тебе немного притупилась, я попал в Индию в военный гарнизон и часто встречал твой полувзгляд-полуулыбку, то в лесах, то в окопах, а то и просто под открытым небом у реки. Но тогда я отнесся к тебе цинично, прости. Я оттолкнул тебя. И ты, обидившись ушла на долгие 10 лет, я слышал о тебе, что ты попадалась на пути то одному моему другу, то другому, потом тебя встретил мой отец… Тогда я не ревновал: у меня была жена, ребенок. Потом жена ушла от меня. Я женился вторично, вторую жену я бросил сам и зажил один.
Прошёл год, два и на третий год, читая заметку в газете о том что один из принцев столкнулся с тобой прямо на центральной улице и ты польстила его своим вниманием, проезжая на серебрстом ролс-ройсе, я испытал острое чувство ревности: как? почему? почму он, а не я? ведь я тоже был там, но 10-ю минутами раньше… и вот с тех самых пор я стал искать тебя. Но ты, как на зло прячешься от меня.
Как-то я зашел в церковь помолиться богу и пытался ему передать просьбу о встрече с тобой через толстого священника. Священник испуганно замахал на меня руками, и сказал, что желать тебя – порочно, так говорит бог. Вот тогда я понял, что это не мой бог, что это тот бог. Притвора.
Но желание обладать тобой, нет, или даже скорей желание, чтобы ты взяла меня с каждым годом всё сильнее, я хочу чтобы ты разметала меня по постели, прижала руки и ноги горячим свинцом к простыням, заставила мучитьяся меня сладкой мукой предвкушения, а потом, медленно медленно, стала бы касаться меня, ты касалась бы меня, приближая наше слияние, а я кричал бы от восторга, что всё ближе и ближе тот момент когда я стану твоим. А потом мы бы слились, ты бы взяла меня грубо и жестко в один момент, а я бы плакал, плакал от счастья, что ты во мне…. Но если я хочу обладать тобой это значит я люблю тебя?
Да, да я пытался говорить об этом со своими друзьями… они в страхе отшатывались, они спрашивали – как, как я могу любить тебя? Я пытался их убедить, что ты вовсе не такая страшная, что ты красивая. Ты божественная. Все мои друзья сбежали от меня, соседи не здороваются со мной, соседки опасаются. Поэтому я уеду прочь… в чумной Каир, там я встечу тебя, моя голубка, моя стихия, мое призвание. Ведь любишь то к чему стремишься, не правда ли? И я найду тебя. Обязательно найду. И лягу на желтые простыни с чумными бубонами в паху и буду мучаться бредома и уйду с именем твоим на устах. И я буду обладать тобой. Я буду наслаждаться тобой. Послушай меня, я люблю тебя, Смерть.
II
Я рос слабым тщедушным ребенком, смерть стояла за моей спиной каждую минуту и казалось вопрошала меня: ну когда же когда я приду в ее объятья. Но я всегда отталкивал ее, потому что у меня была ты. Та, к которой я стремился.
Ты же всегда отталкивала меня, допрашивая с непонятным мне стремлением: почему я люблю тебя? Почему я выбирая тебя, когда кажется все таким простым и понятным: лечь в постель, не принять лекарство и утром не проснуться. Ты хохотала надо мной своей белозубой улыбкой, всегда старалась ускользнуть от меня.
Ты отталкивала меня, а я хотел тебя, хотел всем сердцем, всеми фибрами своей маленькой души и… ты отдавалась мне, ты была моей и тогда я испытывал короткие минуты счастья.
В студенческие годы было время когда я хотел оттолкнуть тебя, я часто смотрел вниз с шестнадцотого этажа своей маленькой комнатки в общежитии, я хотел подняться и полететь. Когда это желание переросло в манию ты обиделась на меня, и я попал под машину.
Что было в те полгода в больнице, я не помню. Знаю только, что я просыпался с именем твоим на устах, затем впадал в беспамятство, но снова врывался в день, желая тебя. Потом я попал в сумасшедший дом, я медленно угасал, но искал тебя: в полуразбитых зеркалах вонючей уборной, в оскалах санитаров, в своих тонких жёлтых руках. И ты, наконец, улыбнулась мне, ты пришла ко мне, когда я сбежал из этого дома скорби, пришла, сверкая мириадами улыбок, и пахнущая зеленым летнем лесом и чистыми озерами. Я вдыхал твой запах, я смеялся и плакал от счастья, смотрясь в прозрачную воду. Живя там, в лесной глуши, я постепенно обретал тебя, голос мой стал глубже, исчез хронический хриплый кашель, в глазах появился блеск. В то лето, я ловил рыбу и отпускал ее обратно. Я шел на поляны, полные цветов, но я не рвал их, я знал, что им хорошо с тобой, так же как и мне, я слушал музыку звезд и наслаждался песней ветра по вечерам.
Но пришла зима, и ты стала постепенно ускользать от меня. Заготовленной мною пищи хватило всего на два жалких месяца и в декабре я понял, что мне предется вернуться в город, к людям, к тем людям, которые ненавидят тебя и хотят тебя убить. Они ездят на быстроходных машинах, рискуя потерять тебя, они травятся никотином и наркотиками, прогоняя тебя. Они смеются над тобой и испытывают тебя, они не ценят тебя, они ненавидят тебя. А я любил тебя, любил даже тогда когда не мог поднять голову от соломенной подстилки, чтобы смахнуть с лица снег, падавший на меня через дыру в крыше, которую я не мог заделать, и не таявший.
Меня нашли и отвели к твоим убийцам – врачам. Твои убийцы сказали мне, что у меня рак, рак легких и мне не долго осталось наслаждаться твоим обществом, моя любовь. Они стали отнимать тебя у меня, они пичкали меня химией, они клали меня под лучи, которые убивали тебя. Они говорили, что так будет лучше для тебя и для меня. Сначала я верил им, потом перестал, хотя продолжал вяло подчиняться им. Они пытались отдалить тебя от меня, не понимая как я люблю тебя. И когда я понял, что еще немного и они отберут тебя у меня, я сбежал, сбежал, как тогда из сумасшедшего дома. Я убежал, чтобы найти тебя, чтобы вновь слиться с тобой в твоем искристом смехе и любить тебя, и обладать тобой, моя стихия, моя Жизнь!
III
Догорала еще одна ночь, внизу светились огоньки большого города. На шоссе ехали редкие машины. Там на верху, на самом верху на третем ярусе этой громадины стояли два человека. Каждый думал о своем.
Один из них был крепко сбитым мужчиной лет сорока с военной выправкой, на нем было черное пальто строгого покроя и дорогая шляпа.
Второй был тщедушный человек непонятного возраста, в дешовом пальто с чужого плеча, он часто и неровно дышал, забко передргивая плечами.
Они стояли и молчали.
Когда над уснувшим городом забрезжил рассвет, первый нарушил молчание.
- Странно, - сказал он. – Столько лет живу в этом городе и никак не могу привыкнуть к рассвету. Каждый раз, засыпая, мне кажется что я его больше не увижу, но он никогда не оставляет меня, я ненавижу его.
Второй кашлянул и опять передернул плечами.
- А я каждый раз боюсь что не увижу его.
Первый помолчал, а потом осторожно спросил, взглянув на собеседника:
- Вы…. вы любите?
Второй согласно кивнул головой.
Новый день неумолимо надвигался на город, окрашивая в золотой цвет верхушки зданий, город отдыхал от ушедшего дня, чтобы через каких нибудь полчаса снова начать двигаться, переговариваться с новой силой. Первый опять заговорил:
- Какой всё таки странный этот мир. Каждый человек любит, но любит совершенно по разному и совершенно противоположные вещи…
Второй несколько секунд смотрел на город, а затем тихо проговорил:
- Но ведь если бы каждый стремился к чему-то одному, то этого мира бы не было, вам так не кажется?…
Они замолчали, а город несся к новому дню, стремительно перебирая множеством своих рук и ног, смеясь множеством ртов, плача тысячами глаз, забирая и отдавая, умирая и оживая каждую секунду. С каждым.