Хозяин любит спать у меня в ногах. Диван от этого получается совсем не таким просторным, как может показаться. Но я терплю. Такова моя собачья судьба.
Я думаю, что он боится быть один. У двери есть хороший коврик, но он ни за что туда не ляжет. Вон, похрапывает. Съел пять бутербродов с колбасой и выхлебал поллитра молока.
Выгуливала его часа два, проголодался, а теперь умаялся, сердечный. И бормочет, Нинку зовет... Как будто нам без нее плохо.
Я бы от такой подальше. Аппетит у нее... - так и норовит все припасы подчистить! Как бы по миру не пойти. А хозяин говорит, что это у нее от избытка жизни. Как будто жизни может быть много. Мне, например, ее всегда не хватает. Никак не могу выспаться. Присматриваю за всем.
Хозяин проснется - и ну давай ногами шевырять - тапки ищет. Он у меня совсем ребенок: приходится совать чуть ли не в нос. А он, мало того, ворчит: ты бы, говорит, еще мне их на голову одела. Совсем глупый: разве ж налезут?! Да и тапка два, а голова только одна.
Трудно с ним. Не руки, а крюки: все из них валится, - не успеваю подавать. Нинка совсем заморочила ему голову. Придет, и ну давай ворковать и лизаться, а сама на холодильник смотрит. Я все вижу, а ему невдомек, душа нараспашку, готов последнее выложить. А кризис? Совсем ни о чем не думает. Как я его прокормлю при таких обстоятельствах?
Любовь, говорит... И что за радость такая любовь? Одни убытки. Она уйдет, а мне потом успокаивай. Ахи да охи. Утром на работу собирается - сам себя не видит. Пыхтит, сопит: переживания у него, видите ли, а без сна какой из него работник?
A когда Нинка остается ночевать, тут и вовсе никакого житья. Я демонстративно ухожу на кушетку, потому как места на диване совсем не остается; да и они что-то там делают непонятное: все трясется, будто на вулкане.
Поначалу она все спрашивала: "А собака не кусается?". Он говорит: "Да нет, ты что!" А я себе думаю: зубы у меня что ли выпали? Чего бы мне не кусаться? Конечно, я что попало не кушаю, а уж Нинку мне и даром не надо, сто лет бы не видеть.
Собачья жизнь!