1.
Ну, блин, достал! Несет и несет…
– Да помолчи ты! Посмотри, горы какие, небо, речка внизу. Дома наговоришься.
Николаев сказал это, сдерживаясь. Он понимал, что стоит дать себе волю – не остановишься… Согласился на свою голову, черт побери.
Вадим замолчал после досадливых слов Николаева, слегка надулся. Но не надолго.
– Смотри, кустик какой! Дай-ка я сфотографирую… Погоди минутку, я быстро.
Он, Вадим, считал себя хорошим фотографом, хотя на самом деле им не был, подражал бессовестно какому-то известному мастеру, с которым был знаком, и просто-напросто выпендривался со своим зеркальным цифровиком, который купил на дурные, халявные деньги. На арчу, как и вообще на природу, ему было глубоко наплевать. «Кустик!» А вот сделать фотку так, чтобы его похвалили – это в кайф.
И как я мог согласиться? – с тоской думал Николаев, остановившись, переводя дух (они все время шли в гору), пока Вадим, скинув рюкзак, козликом прыгал по камням к искореженной ветрами и действительно очень живописной арче. Ей-богу, лучше было выехать из города на электричке, просто походить по лесу, посидеть на поляне. Раньше Николаев много ездил, где только ни побывал, но теперь все это осталось в прошлом. Здоровье-то крепкое, но вот цены на билеты сумасшедшие, пенсия грошовая, а все накопления ухнули в начале 90-х. Жена от него ушла, друзья и знакомые включились в гонку, вот только Вадим почему-то периодически появлялся, а неделю назад предложил эту «Экспедицию за Мечтой», как он выразился в обычном своем выпендрежном стиле. Николаев делился с ним мыслями, показывал уникальную свою коллекцию, Вадим знал, что Николаев специалист высочайшей квалификации в своем деле – когда-то считавшийся одним из лучших специалистов по чешуекрылым в стране, а сейчас, как и множество таких же увлеченных людей, остался забытым, невостребованным, никому не нужным. Возможности поддержать приличное существование даже в этом дьявольском карнавале прохиндеев разных мастей, конечно, были, но все они так или иначе предполагали включение в карнавал. А это перечеркивало весь смысл. Красота не продается, увлеченность делом не продается, наука не имеет права служить интересам каких-либо хозяев. А если продается и служит, то это не красота, не увлеченность и не наука. А просто служение Сатане.
И вот парадокс! Одна из редчайших бабочек, которую Николаев так и не смог изловить за всю свою многолетнюю практику и которая теперь олицетворяла его Мечту, называлась так: «Дельфиус менандр, форма САТАНАС». Семейство Парусников, а род – Парнассиус, включающий знаменитых Аполло, названных так в честь Бога искусства и света в Древнегреческой мифологии. Дельфиус – это, вероятно, в честь древнего города Дельфы, а вот форма САТАНАС – за сатанинскую, мистическую красоту: черный, с кроваво-красными пятнами на крыльях, что особенно удивительно, потому что почти все аполлоны, как правило, белые или даже прозрачно-белые. Хотя и с красными и черными пятнами, но – белые. А этот черный абсолютно. Встречается только в горах, только на высоте около 3000 метров. И очень редко. Красота несусветная, мистическая, сатанинская красота! Этакий странный загадочный символ.
Всего два раза Николаев видел Его в естественном ареале, один раз даже чуть не поймал, едва не свалившись в пропасть, причем изрядно вывихнул ногу и едва добрался до места стоянки. Сатанинская бабочка не давала ему покоя, являлась во сне, иногда приходили мысли, что он не сможет считать свою жизнь удачной (как иногда все же считал), если не поймает Дельфиус менандр САТАНАС!
Поэтому он и принял предложение Вадима.
Вадим не был ни энтомологом, ни путешественником, но он все еще считал себя другом Кости, к тому же у него появились деньги, и он хотел сделать приятное Николаеву.
И они отправились на самолете в азиатский южный город, а там на попутках – к заветным горам. Когда-то, не так уж и давно в сущности, это была часть огромной страны, их Родины. Теперь заграница.
Шли всего-навсего второй день, а уже было невмоготу. Другого выхода, правда, не было – у Николаева нет денег, а Вадим разбогател на какой-то дури с автомобилями – покупал-продавал, – и сам предложил поехать в горы. За бабочками. Вернее, за одной, редчайшей, – это была давняя голубая мечта Николаева Константина, путешественника, коллекционера-любителя, профессионала энтомолога, недавно вышедшего на пенсию и живущего почти впроголодь, потому что прежняя счастливая яркая жизнь разрушилась, а продавать ни свою коллекцию, ни себя он не собирался. Вадим был моложе аж на 20 лет, но это не мешало их дружбе раньше, пока не начался этот всеобщий Армагеддон, эта дурная фантасмагория, которую почему-то назвали рынком и спасительным капитализмом, но которая на самом деле оглоушила людей и превратила многих друзей во врагов.
Тем не менее, деньги Вадима делали чудо. И вот уже второй день путешественники поднимались вверх, переночевав в легкой палатке на высоте около двух с половиной тысяч метров над уровнем моря в долине горной речушки и приближались к местам, где Николаев когда-то – в прошлом веке! – бывал не раз и дважды видел сатанинскую бабочку.
Проблема была в том, что вся эта экспедиция и все окружающее их обоих сейчас, было для Константина в высшей степени свято. Это божественная медитация, это движение к Красоте, это служение Высшему. Священнодействие! А Вадим явно не осознавал. Хотя и усиленно старался показать, что осознает. А от этого только хуже.
В палатке ночью Вадим нес абсолютную чушь, рассказывая о своем прошлом и жизни сейчас. Да и раньше, когда только начали пеший путь, распростившись с последней автомашиной и Николаев уже погрузился в привычное состояние просветленности, растворения в окружающей благодати, Вадим время от времени продолжал изрекать такое, от чего у Николаева начинали дрожать руки и темнело в глазах. Он с трудом удерживался, чтобы не врезать по роже этому бывшему нормальному человеку, а теперь так называемому бизнесмену, который по какой-то странной случайности считал себя его другом. Он больше молчал, сдерживался, с чувством, похожим на ужас, видя, что этот бизнесмен ни черта, ну просто совсем ничего не понимает ни в своей жизни, ни в жизни страны, в которой живет, ни в чем вообще. И только хорохорится, хорохорится, хорохорится повторяя глупости, ставшие «жизненным кредо» для большинства в последнее время. Что с ними со всеми произошло?
– Слушай, ты человек или кто?! – только раз сорвался Николаев, когда тучи, висевшие над горами, раздвинулись, и брызнувшие лучи солнца осветили картину прямо-таки фантастическую. – Ты что, не видишь того, что вокруг? Ты что, всю жизнь здесь околачивался, что ли? Тебе это все не внове, да? Глянь же вокруг, черт побери, на эту красоту. Постарайся почувствовать! Неужели ты не…
И он умолк, видя, что Вадим, как малый ребенок в свои 40 лет с гаком, как-то виновато потупился и начал послушно оглядываться по сторонам.
А теперь вот с этой арчой… Да, она была красивая, живописно искореженная, сравнительно высокая, случайная на такой высоте среди тоже весьма живописных, но невысоких порослей обычной стланиковой арчи, но Константин почему-то не сомневался, что по-хрену она была Вадиму, а просто он хочет продемонстрировать свою «внимательность», свою «увлеченность фотографией» и свою ловкость в прыганье по камням. Ну что же это такое, Господи…
Если бы он всегда был таким, тогда ладно. Но тогда он не был бы приятелем, а уж тем более другом Николаева. В том-то и дело! Раньше он был вполне нормальным человеком, и его детскость, мальчишество вовсе не выглядели неестественными. Наоборот! Он живо реагировал на все и на природу в том числе, что и сблизило его с Константином, который искренне симпатизировал открытому, эмоциональному парню. Дьявольский карнавал последнего времени поглотил человека, скрутил мозги, соблазнил погоней за «зеленью». Его словно подменили – шкала сместилась. И только временами, приходя к Николаеву по старой памяти, он как бы возвращался к себе прошлому. Почему Николаев его и терпел. Теперь уже только терпел. И согласился на экспедицию он только потому, что надеялся: атмосфера гор вернет Вадика к самому себе, приведет в чувство. Пока что-то не видно.
Черт побери! Дельфиус менандр сатанас! Ау! Его, пожалуй, и не увидишь в дурацком злом состоянии. Да он и на глаза не покажется – шарахнется в сторону от испуга за километр!
– Давай посидим, Вадим. – Николаев попытался взять себя в руки, когда фотограф-виртуоз, сияя, вернулся. – Посидим чуть-чуть. Ну, ты снял? Доволен? Молодец. Понимаешь… Понимаешь, ты, мне кажется, не осознаешь, зачем мы приехали, зачем в гору тащимся, как ишаки. Не в бабочке одной дело, понимаешь ты, нет? Хочется, чтобы… Даже если мы ее не встретим… Или не поймаем, но встретим… Не в этом дело, не только в этом! Мечта – это… Ну, не формально же, понимаешь…
– Да понимаю, конечно! – живо откликнулся Вадим. – Чего ж тут не понять. Поход главное, ясно. А ты пока ее не видел, нет? А она уже может встретиться? Мы на какой высоте? Трех еще нет?
2.
Вадим действительно не понимал. Он искренне не понимал, чего это Костя злится. Они здесь, где он хотел. Он же мечтал об этом! Вадим хотел сделать ему приятное, благо бабки есть, и потратили уже круто, хорошо, что взял много. Скучновато, конечно, горы голые почти, камни одни да арча эта за ноги цепляется. Холодно, ветер. Какие тут бабочки? Там, внизу, еще куда ни шло, там бабочки красивые летали, а здесь камни одни, осыпь паршивая…. И вообще лучше бы к морю поехали. Девок взяли бы, да и бабочек там полно всяких, если уж на то пошло. Зачем ему эта «сатанинская», как он сказал? Того, что уже истратили, хватило бы не только на Турцию, а и в Испанию съездить! Да еще и злится. Чего ему надо? Воспитатель, блин. Скорее бы встретили эту его менандру, сатану, честно говоря, уже надоело. Ладно еще, если бы эту его бабочку продать можно было за хорошие бабки – он же говорил, что она очень дорого стоит, – но он их не продает из принципа. И все равно дома они у него хранятся, никто их не видит, какой смысл? Зачем связался? Маху дал, если честно. Не деньги жалко. Время. И нервы. Правда, что лох. Говорил Валерка, что зря еду, в Турцию приглашал. Теперь уже никуда не денешься. Хоть бы поскорее поймать сатану эту…
Николаев отчетливо видел, что его воспитательная речь не подействовала. Вадим, как обычно, делал понимающий, согласный вид, кивал многозначительно – Да, ты прав! – но было видно, что все впустую. «Сколько людей – столько мнений» – вспомнилась Николаеву модная нынче поговорка, которую он ненавидел. Не потому, что считал, будто разных мнений не должно быть. А потому что не раз убеждался: своих мнений у большинства людей нет, а демонстрируют они то, что им впендюрили – авторитет какой-нибудь или правительство. Это они и выдают за свое. И – хорохорятся, выпендриваются, самоутверждаются. «Сколько людей – столько претензий» - вот это правда. Так и создали мир такой, в котором жить не хочется. А теперь и мы свою нормальную в прошлом страну под заграничную хрень подгоняем. Свобода! Вот и носится любое ничтожество со своими «мнениями». А жизни нет. Радости настоящей что-то ни у кого не видно. Сплошной выпендрёж.
Вадим, разумеется, не был согласен с Костей. В палатке и после он нес не такую уж чушь. Это с точки зрения Николаева была чушь, а Вадим считал ровно наоборот. Он уважал Николаева, но был совершенно уверен теперь, что тот просто наивен. Время изменилось, и жить старыми принципами смешно и глупо. Ну, сидит Костя со своими коллекциями, всеми забытый. И что? Так и умрет ведь. А Вадиму открылся весь мир. Бабки есть – ты свободен. А заработать сейчас, слава тебе, Господи, можно.
Чем дальше шли, тем острее вспоминалось Николаеву то, что говорил Вадим ночью в палатке, а иногда и раньше, перед поездкой, и тем яснее становилось ему, что на самом деле это не чушь вовсе. Это хуже. Потому что – позиция. Убийственная жизненная позиция существа, которое, с точки зрения Николаева, назвать себя человеком просто не имеет права. Человек – это существо мыслящее, он не должен вести себя, как животное, которым движет лишь инстинкт выживания и продолжения рода. Каждый человек в потенциале – личность. Он должен быть верен себе, а не подчиняться послушно тому, что ему внушают. Считать бабло мерилом счастья смешно, а подчиняться «капиталу» - дико. Деньги – не цель, а средство. И если отсутствует достойное «ради чего», то никакого смысла в деньгах нет. Да, Вадим финансирует их поездку, но делает он это по инерции, по старой дружбе с Костей и отчасти из самоутверждения – вот, мол, какой он крутой стал. Но настоящего понимания «ради чего» у него нет, это становится все яснее. Он не в состоянии понять Николаева и видно, что не пытается даже.
А Вадим между тем расчувствовался и стал исповедоваться Константину и даже как бы убеждать его, совершенно не думая о том, как Николаев воспримет эту чудовищную, с его точки зрения, исповедь. Неужели он действительно думает, что раз Костя, бывший его друг, согласился «поехать за Мечтой» на его, Вадима, деньги, значит он будет теперь согласен со всем, что бы его «спонсор» ни исповедовал?
Но – поехали. И что же делать теперь?
А пейзаж вокруг был фантастический! Они шли по небольшому плоскогорью, которое было как бы ступенькой на склоне огромной горы, стена которой высилась справа от них, закрывая полнеба. Но слева и сзади распахнулось бескрайнее серо-голубое пространство с вершинами небольших гор и хребтом, напоминающим что-то бесконечно древнее, изначальное – целомудренную девственность планеты, когда не было ни людей, ни животных. Или это, наоборот, окоченевшие останки когда-то обитавших здесь гигантских фантастических динозавров? Возникала мысль о бессмертии, бренности случайного человеческого существования, и трудно было сдерживать желание немедленно подойти к краю ступени, оттолкнуться, взлететь… Истинная жизнь – вот она. Все оставшееся внизу казалось ничтожным, не имеющим абсолютно никакого значения - мельтешение двуногих существ, вообразивших себя «царями природы», вызывало даже не смех, а кривую ухмылку. Смерти нет, все вечно, истина здесь, в величии этих скал, вершин, бескрайнего неба и воистину живых облаков, ослепительного, горячего света…
Но, черт побери, все как-то увядало, скукоживалось, едва Николаев оглядывался и видел приземистую, косолапую фигуру Вадима. Даже когда Вадим молчал, из него, кажется, источалось что-то тоскливое, угнетающее, и Николаев особенно злился от того, что никак не мог это преодолеть. Да ведь как преодолеешь, если вынужден так или иначе реагировать на то, что его «друг» рядом, держать контакт и порой даже отвечать что-то. Не ссориться же сейчас «из идейных соображений»!
– Понимаешь, я только в последнее время почувствовал, что могу, что чего-то значу на самом деле, а не просто служу кому-то. Мне все по-хрену, если бабки есть, а они у меня теперь есть, я научился. Свобода, понимаешь! Плевать мне теперь на все. Куда хочу, туда и лечу. И тёлку могу купить вполне клёвую. Пусть не надолго, пусть за бабки, а все же. И - перспектива есть, главное. Понимаешь, перспектива! За деньги все можно!
Вадим бормотал негромко, как бы даже для самого себя сначала, и только при последних словах поднял голову и победно глянул на Николаева. И улыбнулся радостно, с явным ожиданием аплодисментов.
Константина прямо-таки взорвали последние его откровения. «Тёлку купить… Плевать на все… Перспектива! За деньги все…» Это же черт знает что! У него потемнело в глазах и затошнило. «Какая же перспектива, интересно?» - хотелось ему спросить, но у него сжалось горло. Зачем, зачем он согласился принять этот чертов «подарок», поехать… Ведь кощунство это все, профанация… Отвечать, объяснять, злиться абсолютно бессмысленно сейчас. Он пробовал многократно. Как об стенку! И вот, вынужден слушать, как-то реагировать… И получается, что отчасти он как бы согласен с Вадимом потому, что поехал на его бабки…
Вернуться? Все бросить, извиниться перед щедрым «спонсором» и вернуться? Раз и навсегда прекратить отношения с этим новоиспеченным «капиталистом»? Да, он знал, что личная жизнь у Вадима не сложилась – хотя и породил двоих пацанов, но с женой расстался, дети остались с ней, отношений никаких не поддерживает, только деньги дает. Детство у него тоже было тяжелое (а у кого оно лёгкое?), и только теперь, став «бизнесменом», он смог купить себе в долг квартиру, машину, прилично одеться – о чем всегда мечтал, – но толку-то что? Раньше книжки читал, природу любил, интересовался многим, реагировал по-человечески – почему они и сдружились с Костей, – а теперь ни до чего такого нет дела. Бабки, бабки, бабки… И бабы еще, то есть, по-теперешнему «тёлки», причем за деньги. Естественно, что все равно это безрадостно, уныло, убого, потому что – не настоящее.
– Но ведь ты… Но ведь бабки твои хваленые, которыми ты так гордишься, – из воздуха! – не удержался все-таки Николаев. – Воровство это на самом деле, ложь, спекуляция! Ведь ты ничего не производишь, не создаешь! Сам говорил, что на прохиндействе все держится! Ничего толкового не делает ваша фирма, не создает ничего, паразитирует только! Это же… Потому и тёлки твои никудышные, потому ты и…
Больше он не мог сказать ничего, сердце заломило. И уже досадовал, что не сдержался.
– Да, ты в чем-то прав, я понимаю, – неожиданно спокойно ответил Вадим. – Но по другому… По другому-то как? По другому не получается, ты сам хорошо знаешь. Жизнь такая.
«Жизнь такая!» Они все теперь кричат это: жизнь такая! А кто эту жизнь делает? «Это вы такие, а не жизнь! Жизнь какая была, такая и есть – люди, мужчины и женщины, природа… Чем жизнь виновата, что вы на деньгах с ума съехали? Совесть, честь, правда, любовь как были так и есть, только вы это на бабло разменяли!» - вихрем крутились мысли в голове Константина, но он понимал отлично, что если выплескивать это сейчас, все кончится дикой ссорой. И поездка их медным тазом накроется, и, конечно же, дружба. И он действительно не совсем прав, потому что такое чувствовал и раньше, но вот же имел глупость согласиться поехать на неправедные деньги Вадима, и что же теперь… Да и Вадима все-таки жалко. Был хороший, добрый парень, а вот, охмурили его, как многих, увы, очень многих. Хотя доброта в нем осталась – вот ведь, не пожалел денег… Беда в том, что не понимает он, и надежды Кости, что сама поездка как-то поможет Вадиму, вернет его к самому себе, по всей видимости не оправдываются, и получается, что он, Костя, тоже виноват – в том, что никак не может объяснить своему бывшему другу…
– Подожди, – сказал он. – Отдохнем чуть-чуть. Время есть.
Тучи рассеялись, пейзаж опять изменился. Пространство и вовсе казалось бескрайним, стало хорошо видно, как кое-где реяли птицы. Ни души вокруг, точнее – ни тела человеческого. Если не считать, конечно, двух тел - Николаева и Вадима. А вот душ на самом деле полно… Это и птицы, и растения, и облака, и горы – конечно, горы! – и Небо, и великое наше Светило – Солнце! А воздух? И мы, конечно, не знаем, сколько всякого-разного нас окружает, сколького мы не видим, не осознаем…
С высоты на дне ущелья видна была крошечная их палатка – решили не брать с собой, оставили там и кое-какие вещи. И раньше-то здесь редко можно было встретить кого-то из коллекционеров или геологов, а сейчас тем более. Да и жулики среди тех людей, что бывают так высоко в горах, встречаются очень редко.
Сели на два разных камня. Сняли легкие рюкзачки, положили рядом сачки. Солнце пекло, но воздух был прохладный, почти холодный, чистейший. Слегка-слегка пахло арчой.
Вадим, слава Богу, молчал, жмурясь от солнца, смотрел на горы. Сделал несколько снимков. Николаеву легче не стало. Видно было, что Вадим считает себя по большому счету правым.
Николаев почувствовал, что его собственное лицо стало как маска. Слезы наворачивались сами собой, он едва сдерживался. Что же произошло с людьми, что произошло с его великой страной, его Родиной? И ничего-то так и не понял друг его, бывший друг. И, похоже, не поймет никогда. А может быть ровно наоборот? Может быть, это Николаев не понял? Не понял, что прежний Вадим не был настоящим, а просто подчинялся тому, что тогда было принято, а теперь опять не настоящий, а просто подчиняется тому, что принято большинством сейчас? Ау, Вадим, где ты, человече?
Вадим, сидел на большом сером валуне, но этот округлый серый валун казался сейчас Николаеву более близким, родным, чем его бывший друг. Более живым, это уж точно! На камне даже травинки и крошечные кустики растут кое-где, а в ложбинке бегает крошечный жучок… Небольшой, крошечный, можно сказать, но – настоящий мир. В этом валуне и в том, что на нем, и в том, что его окружает – правда существования в чудесном, огромном солнечном мире. А в Вадиме нет. Вадим олицетворял сейчас собой ложь. Не человека, дитя природы, Бога, а – ложь. Комплекс противоестественных, сочиненных людьми понятий, которые, как проверено веками, не приносят счастья. Откуда возникла сатанинская эта инфекция в огромной, богатой, достаточно развитой стране, где люди учились, читали нормальные книги, мечтали о путешествиях, любили, а не тупо «занимались любовью», изучали природу, сочувствовали друг другу, а не пытались объегорить ближнего любыми путями, а если и лгали кому-то отчаянно и упорно, то правительству, которое отчаянно и упорно лгало им. Инфекция эта казалась Николаеву могущественной и смертельной, как рак или СПИД, но, к тому же еще и коварной, ослепляющей человека, делающего его истинным зомби, лишенным души. Немногие в состоянии были противостоять ей… Николаев смотрел на Вадима и не представлял себе сейчас, как они будут существовать вместе дальше. Не там, в городе, а именно здесь, в горах – ведь они собираются идти выше, дальше…
Даже поимка Дельфиуса не казалась сейчас желанной. Ведь не в бабочке ценность, а в символе. Красота великой природы, ощущение поразительного ее разнообразия, путешествие, поиск, связанный с усилием, риском - знанием! Преодоление страха, лени… Вот же смысл! И люди раньше понимали это. В частности, сами коллекционеры. А теперь? Истинных коллекционеров-любителей почти не осталось. ЛЮБИТЕЛЕЙ не осталось. Все – на деньги. Да, за границей Дельфиус Сатанас и сейчас стоит весьма не дешево в переводе на «бабки» - сотни долларов наверняка! Некоторые из коллекционеров и сейчас очень хотели бы его получить. За «бабки».
Подумав об этом, Николаев усмехнулся криво. Что он наделал, Господи, что он наделал! Зачем поехал…
– Ну, что? Пойдем? – Вадим смотрел, как ни в чем не бывало.
– Да, только сначала сачки соберем, здесь бабочки вряд ли будут.
Оба сачка были разборные – круги с кисеей отвинчивались от палок и складывались пополам, чтобы можно было прикрепить к рюкзачкам, а палки на пути играли роль «посохов». Вообще-то Вадиму сачок был на-фиг нужен, но он очень хотел не отстать, и Николаев в конце концов отдал ему запасной – пусть чувствует себя настоящим охотником. Сейчас им предстоял довольно крутой и местами даже опасный подъем, так что нужно к нему подготовиться.
Как-то автоматически Николаев поднялся, разобрал свой сачок, помог Вадиму и пошел вперед. Бодро Вадим зашагал за ним. И опять начал бормотать что-то свое.
Николаев вдруг остановился, повернулся к Вадиму, внимательно и строго посмотрел, останавливая его словоизвержение, и сказал:
– Сейчас помолчи. Дальше будет круче. Ты сможешь?
После этих слов Кости словно какой-то чертик заплясал в голове Вадима. Он да не сможет?! И он тотчас со значительностью и даже с какой-то презрительной ухмылкой кивнул утвердительно:
– Конечно. Зря, что ли, пошел с тобой. Смогу.
3.
Это произошло как-то легко и естественно. Можно даже сказать, незаметно. Они поднимались по склону горы, слегка огибая ее, но ступень, по которой шли, вдруг сузилась. Нужно было обогнуть крутой узкий выступ, а внизу распахнулась глубокая пропасть, и оттуда пахнуло холодом… Николаев шел первым, а Вадим почти вплотную за ним, продолжая все-таки что-то бормотать время от времени. Николаев сделал привычный финт, как бы слегка приобняв скалу, повернувшись спиной к пропасти, и шагнув. В правой его руке была палка сачка, она задела за что-то сзади, Николаев инстинктивно дернул, оттолкнулся, продвинулся боком еще, подтянул вторую ногу и… оказался по другую сторону выступа.
Он едва успел поднять голову и глянуть вперед, как увидел… САТАНАС!
В первый момент он почувствовал нереальность происходящего - словно во сне или во хмелю, особенно потому, что Менандр Сатанас показался ему необычайно большим. Огромным! Он сидел шагах в трех от него на кустике какого-то маленького растеньица – отдыхал – и слегка пошевеливал крыльями, словно ожидая и приглашая…
Это было фантастическое, необычайное зрелище, такого просто не могло быть, потому что Дельфиус очень пугливая бабочка, чуткая, поймать ее можно исключительно на лету да и над голыми камнями, над осыпью, а тут… И – величина! Дельфиус таким не бывает! Черный! С кроваво-красными круглыми пятнами! Огромный! САТАНАС!
Не чувствуя своего тела, ног, рук, Николаев автоматически выхватил из-за спины сложенный пополам круг сачка, мгновенно скрепил, надел на палку, сделал машинально два шага, взмахнул, и… Успел накрыть то, что в первый миг показалось ему видением…
Сначала, не отпуская палки сачка, перехватывая ее и медленно приближаясь, он видел уже, что там что-то есть, что-то шевелится под кисеей и даже просвечивает, что-то темное. Осторожно приблизившись, присев, дрожащими руками медленно, осторожно – профессионально! – нащупав ЭТО пальцами левой руки, едва превозмогая сердцебиение, сдерживая зачем-то дыхание, осторожнейшим образом, постепенно правой кистью стал приподнимать край сетки… Он! Дельфиус Менандр, форма Сатанас! ОН! Не видение! На самом деле!
Главное было сейчас не помять его, не сломать фантастически прекрасные крылья, не сдавить брюшко слишком сильно и в то же время не отпустить. Он! Парнассиус Дельфиус менандр, форма Сатанас! Неужели?! Неужели он, Николаев Константин, коллекционер и любитель природы со стажем, неужели он наконец-то, после стольких лет бесплодных мечтаний поймал его? Неужели?!
Конечно, он был нормального размера, вполне стандартного, это в первый миг он показался Николаеву огромным только потому, что уж очень он, Николаев, хотел его увидеть, а в тот момент, едва преодолев выступ, вовсе не ожидал… Неужели? Неужели, наконец… Он хотел радостно крикнуть «Вадим!», обернулся.
Вадима не было. Был выступ, из-за которого он, Николаев, вывернулся вот только что, а Вадима не было. Остался там? Испугался?
– Вадим! – все же крикнул Николаев, но никто не отозвался.
Только приглушенное эхо.
Странно, однако он вдруг почувствовал облегчение. Ясно, что Вадим струсил, остался там, за выступом, но зато здесь… Здесь так хорошо! Николаев присел на теплый живой камень, еще раз внимательно рассмотрел свой трофей, бережно пристроил Дельфиуса в пакетик, испытывая почти уже и забытую радость победы, уложил пакетик в коробку, упаковал ее в рюкзачок. И огляделся, переполненный счастьем.
Теперь ему очень захотелось поделиться своими чувствами с Вадимом. Он как бы разом простил Вадима за все, за его дурную «идеологию», и ощутил явную благодарность своему другу. Конечно, Вадим, сидит там, за выступом, не решаясь, изнывая от страха. Ну и ладно. Сейчас Костя чуть-чуть посидит и вернется к нему. Здесь так хорошо! Сурово, холодно, ветрено. Но – Царство Духа. Великая, могучая энергия, казалось, переполняла тело.
Николаев еще раз вдохнул полной грудью. Здорово! Не зря, не зря поехали! Надо же, сколько лет он мечтал поймать Менандр Сатанас, и ездить тогда было легко и просто – доступно! – но это не удавалось, а удалось только теперь, в тяжелые мрачные годы, когда казалось уже, что все в прошлом, приехать сюда уже не удастся – заграница! - и пора окончательно расстаться с мечтой. А вот же однако… Вот оно, истинное счастье! Все родное, живое вокруг, родные горы. Они подарили ему Мечту!
Пора было, однако, вставать и как-то наладить все-таки связь с Вадимом. То ли помочь ему перебраться сюда и продолжать путь, то ли… Зачем? Цель экспедиции достигнута, а что хорошего еще может быть?
Николаев встал, потянулся, огляделся счастливо еще раз, открепил от палки сачок, прицепил его к рюкзачку, сунул руки в лямки, взял «посох» и направился назад, огибать скальный выступ.
Осторожно, не спеша, старательно обогнул… Вадима не было.
– Вадим! – крикнул Николаев, как бы в никуда.
Чувствовал он себя пока еще облегченно и хорошо, но в сознании поднялась муть.
– Вадим! – повторил он, вглядываясь в том направлении, откуда они пришли, хотя понимал уже, что нужно смотреть не туда, а… вниз.
«Не может быть!» – вспыхнуло в нем опять, но теперь совсем по другому поводу.
4.
В настоящих горах Вадиму раньше бывать не приходилось. Вообще-то он бывал в разных туристических поездках и считал себя вполне выносливым. Тем более интересно было поехать с Костей в настоящие горы за его экзотической бабочкой, которая встречается на высоте не менее 3000 метров, как он сказал. Круто! Но чем дальше они шли, тем менее интересным ему все казалось. Холодно, растительности мало, камни, щебень под ногами. И все вверх и вверх. Что тут бабочкам делать? Снимки кое-какие он сделал, но особой радости не испытал. Да и Костя хмурый какой-то и опять со своими нотациями. Все ему не мило, ничем не угодишь, ей-богу! Настроение испортилось, все время хочется то есть, то пить, то спать, а то и все сразу. Ради чего? Понятно еще, если бы тропики, а тут что хорошего?
Когда шли по уступу, настроение Вадима совсем испортилось, хотя он и продолжал говорить что-то, скорее, по инерции. А когда стали приближаться к выступу, у него в буквальном смысле начали дрожать коленки. А Костя, черт бы его побрал, шел, как ни в чем не бывало! И даже не оборачивался. Слева открылась бездонная пропасть, страшно было глянуть туда, дыхание начало перехватывать, в голове муть. Вообще-то он, Вадим, считал себя храбрым, выносливым, сильным, но тут… Все хорошо в меру. И непривычно же! Возникло едва преодолимое желание остановиться, крикнуть Косте, что дальше он, Вадим, не пойдет, на-хрен ему эта чертова бабочка, лучше он вернется назад, к палатке. Но крикнуть так – значит показать свою слабость. Что Костя о нем подумает?
Он по инерции продолжал что-то говорить – так было менее страшно, – старался повторять движения Кости, но вот… Уступ заканчивался, дальше был выступ скалы, Костя уже обхватил его и, словно черепаха, стоящая на задних ногах, переползал туда, непонятно куда. А Вадиму стало панически страшно – пропасть слева распахнула свою бездонную пасть и прямо-таки затягивала… Он инстинктивно, отчаянно, рванулся к Косте, успел даже слегка ухватиться за его «посох» как за что-то надежное и спасительное, но Костя смотрел вперед и, очевидно, не понял. Он дернул свой «посох», вырвал его из рук Вадима и исчез за краем выступа. Левая нога Вадима сорвалась, он пытался охватить выступ, как Костя, но растерялся, засуетился, не успел даже крикнуть и ощутил, что летит… Удар, хруст… Темнота.
Когда Николаев глянул вниз, он сначала ничего не увидел. Ничего, кроме распахнутого пространства, ущелья и русла высохшей речушки далеко внизу. Почти сразу от его ног начинался отвесный скальный обрыв метров сто высотой, на котором был еще один выступ, похожий на тот, на котором он сейчас стоял. Вадима там не было. Николаев чуть подвинулся к краю и увидел еще один небольшой скальный выступ не так далеко, метрах в двадцати от края. Эта «ступенька» была густо покрыта стланиковой арчой, как длинноворсовым зеленовато-серым ковром. На ней и лежал Вадим. Он лежал на боку, свернувшись калачиком. И не шевелился.
Разные мысли вспыхнули в сознании Константина. Одна тревожная, естественная и жуткая. Жив ли? Вот же беда, Господи! И что теперь делать, как до него добраться? Другая… Другая странная.
Почему-то вдруг вспомнились их разговоры, натужные и нудные словоизвержения Вадима, его постоянный дешевый выпендрёж, его паразитический «бизнес» и мельтешения сегодняшнего бездушного «рынка». «Вот тебе и крутизна!» – сформулировалась в голове фраза, от которой стало и вовсе тошно.
Потому что сейчас главное было, конечно же, то, что внизу на уступе лежит человек, его спутник, его друг. И надо что-то делать немедленно. Что?
– Эй! – крикнул Николаев туда, вниз. – Ты как, Вадим?
Жутким эхом откликнулся его голос, усиленный, очевидно, откосом горы за его спиной.
Вадим чуть-чуть шевельнулся. Или это лишь показалось? Что же делать?
5.
Узор. Голубовато-зеленоватый, чешуйчатый. На голубом. Дебри. Как доисторический лес, наверное. Такой он был в те давние времена, интересно? Острый пряный аромат… Где я?
Ослепительная, огненная вспышка боли и опять темнота.
Снова узор… Он не умер? Он сильно разбился, но пока что не умер, наверное. А то бы… Он вдруг понял, что шевелиться нельзя. Даже пытаться голову приподнять нельзя. Вспомнил, что читал где-то: шевелиться нельзя. Но почему-то отчаяния не возникло. Ничего не возникло – он просто смотрел на стланиковую арчу, которая была рядом с его лицом и дальше вперед, и ощущал что-то похожее на детскую радость. Да, он вот-вот умрет, это скорее всего. Он совсем не чувствует тело свое, даже не чувствует боль. Дело плохо. Главное все же не шевелиться.
Странным образом вдруг четко вспомнилось все, что было совсем недавно – как они шли с Костей, как он, Вадим, сорвался, оказался вот здесь, потерял, очевидно, сознание от удара, но оно вот вернулось (не надолго), чтобы подарить ему этот сказочный, волшебный узор арчевых листьев на фоне неба и зарослей. И аромат. Тела у него больше нет, это ясно, но почему-то совсем не страшно. И лучше не двигаться. И наслаждаться арчой. Это странно, однако возникло совершенно искреннее детское чувство подарка – видение арчи и мысли, появившиеся тут же. Но и взрослое понимание, что подарок этот – последний в земной его жизни. И совсем уж странная мысль, что жалеть ему абсолютно нечего, потому что вся жизнь его была абсолютным недоразумением, несвободой и ложью. Главное же то, что он почувствовал это очень давно – когда отец погиб в «группировке», мать фактически свихнулась от этого, и ничего не оставалось, как принять правила этой игры, где все врут друг другу, жизнь разменяли на деньги, и того счастья, о котором он мечтал в детстве и читал в книгах, просто не может быть. Он это почувствовал, но сам себе не поверил и постарался забыть. Закончил школу, где его тоже почти всегда заставляли врать, потом занялся «бизнесом», как все, и как помогли ему бывшие отцовы друзья, стал иметь деньги, получал за них уважение (а точнее – лесть и страх), даже что-то похожее на любовь от женщин, но не надолго. Женился по глупости, зачем-то народил двоих пацанов, которых сам ничему толком не мог научить, расстался с семьей, остался один. Вообще-то он всегда чувствовал правоту Константина, едва лишь познакомился с ним, хотя и не всегда признавался. Но искренне его уважал. И не знал, как… Как вылезти из лжи, в которой сидел «по самое не хочу». И старался, метался… Потому что очень хотелось все-таки, чтобы его уважали. Чтобы любили его и ценили. А как?...
Но сейчас… Этот узор. Этот аромат. Эти доисторические заросли… Мгновенно он понял Костю, Его Мечту. Счастливый человек Костя. Его мечта достижима. Она достижима в материальном потому, что она есть в духе. Потому Вадим и не пожалел денег. А Вадиму что делать? Но вот же – УЗОР. Он УВИДЕЛ его. Он ПОЧУВСТВОВАЛ. Может быть, это и есть СЧАСТЬЕ?
А еще ведь неизвестно, что будет ТАМ. Говорили же, что…
И тут он услышал легкий треск и шорох. Узор перед его лицом пополз в сторону, одна из веточек поцарапала щеку, другая проехала по глазам, хотя он и успел зажмуриться, третья погладила губы… Он сползал.
Выступ был наклонный, арча сначала удерживала его тело, но не очень долго. Еще треск, уже сильнее. Громкий, свистящий шорох, грубое царапанье по лицу, и…
Невесомость, ветер в лицо, удар, ослепительный взрыв боли и… Темнота. Но… Он летел в темном тоннеле, а впереди разгорался золотисто-голубоватый, теплый свет…
6.
Увидев тело Вадима и совершенно не представляя, как помочь ему, Константин на миг присел на теплую поверхность ступени.
Что делать?
С одной стороны… С другой стороны… Да, за все хорошее в этой жизни приходится платить. Наконец-то он поймал Дельфиуса, о котором мечтал, это казалось истинным счастьем всего несколько минут назад, но вот она и расплата. Почему, Господи? Да, он виноват, потому что поверил Вадиму, поверил в его очередной самонадеянный выпендрёж, потащил его по этому склону, перегороженному барьером скального выступа… Но в решающий, самый опасный момент не только должным образом не помог ему, а, может быть, даже усугубил. Он ведь почувствовал, что палка зацепила за что-то…
И тут с отвратительным, мерзким чувством он вдруг осознал, что не оглядывался, во-первых, и дернул палку неосторожно, а во-вторых, был раздражен, разозлен тем, что Вадим достал его своей болтовней, жалким своим выпендрёжем – потому и дернул. Не исключено, что поэтому и…
Вот тебе и Дельфиус Сатанас, материализованная Мечта.
Константин вдруг опомнился, тряхнул головой. Надо же немедленно что-то предпринимать! Веревку они не взяли с собой – осталась в палатке - из-за того же! Потому что гармонии и согласия не было между ними, вот же в чем дело! С собой буквально ничего нет, что могло бы помочь вытащить Вадима даже если он жив. Но он… Немедленно спускаться к палатке за веревкой?
Снизу послышался легкий треск. Константин тотчас вскочил, осторожно приблизился к краю, глянул…
Тело Вадима уже подползло к краю уступа и вдруг сорвалось, полетело вниз. До следующего уступа метров семьдесят. Гладкий камень. Все кончено. Даже здесь был слышен удар. Нет, скорее шлепок. Ясно, во что превратилось тело. «Тот камень, что покой тебе подарил…» – явственно зазвучали в сознании слова Высоцкого. Прости, Вадим…
Константин отошел от края, сел. Слезы выступили, все расплылось перед глазами. Что же делать теперь, господи, что же делать – все теперь бесполезно. Отчаяние, ощущение ужаса и абсолютной беспомощности. Ясно, что Вадиму уже ничем не поможешь, абсолютно ничем. Он и на первом уступе вряд ли был жив, а теперь…
«Что сделали они с нами, что сделали! – загорелись вдруг в мозгу слова огненными письменами. – Что мы с собой сделали сами?! Вот же почему все, вот же почему… Исчезла гармония, исчезли связи между людьми, исчезли ценности истинные… Ведь поддался Вадим этой сегодняшней «философии» гребаной, поддался! Философии «рынка» - бандитского рынка! И кто только выдумал эту подлую чушь, что он, рынок, мол, «все наладит»? Людям объединяться надо, сочувствовать друг другу, любить, помогать, уважать друг друга, а эти «экономисты-капиталисты»… Ну, да, товаров тьма, большинство из которых вовсе не нужные, развлекалки-догонялки, стрелялки-убивалки… Деньги, деньги, деньги! И что? Много счастья, да? Хоть во что-то верили раньше, а что теперь? Работать на хозяев сегодняшних – лживых, подлых, алчных, бездарных? Чтобы они яхты покупали одну за другой, замки, имения, самолеты, чтобы ненавидели нас, а мы их, чтобы рушилось все, а люди превращались в биороботов, дебилов и обезьян? Почему мы терпим? Почему большинство людей принимает этот чудовищный «новый порядок», не сопротивляясь ничуть?!
Он еще раз подошел к краю, глянул. Да, вне всякого сомнения там – лепешка. Доигрались. Какая же сволочь он сам, Костя, что… Это наказание, наверняка наказание и ему… Чудовищное… Но…
Он же старался! Не поддавался, не считал для себя возможным принять этот воистину бандитский «рынок», этот новый «орднунг» - как когда-то в Германии, только наоборот. Там фашисты строили величие своей страны, а здесь так называемые «демократы» страну свою безжалостно разрушают! Он был у Белого дома! Оба раза. В первый раз с надеждой и верой. Второй – от отчаяния и в ненависти к тем, кто предал. Сволочи! Он писал письма в инстанции. Он в интернете выступал. Все бесполезно! Они захватили все! Оккупация! И дело не только в самых главных. Почему люди в массе приняли, подчинились? Почему, как ни в чем не бывало, блаженствуют «победители»? Ну, ладно сначала не поняли, не разобрались, к чему идет. А теперь? Едят, спят, растят детей – таких же бесчувственных, бездумных, как сами, – мечтают о шоппинге, балдеют от дебильных шоу, ради шальных «бабок» не брезгуют ни чем, голосуют дружно за тех же… Суетятся, врут, ненавидят друг друга, не видят, не чувствуют ничего, кроме жажды обогатиться, выпендриться, обогнать, порвать... Во что превратились? Исчезло понимание и сочувствие, торжествует сатана, дьявол… Вот, и друг его бывший…
А у Вадима, между прочим, жена, дети! Ребята, правда, почти взрослые уже, но… И дело даже не в том, что Вадим теперь не сможет давать им деньги, а Костя сам живет на грошовую пенсию и помочь им реально не сможет. Дело в том, что… Смысл! Именно это слово горело теперь в мозгу Николаева: СМЫСЛ.
Ради чего все? Какой смысл был в жизни Вадима, какой смысл в жизни его жены, детей? И что их, оставшихся в живых, ждет? Парней Вадимовых он, Костя, хорошо знает – не о науке, не о космосе, не о чем-то таком мечтают они. И уж тем более не о величии своей Родины. О бабках, о бизнесе, о карьере, о том, чтобы за границу слинять… И - чтобы «всех порвать». Это – смысл?
Да, но что-то надо делать. Что? Ничего себе «Экспедиция за Мечтой»! Как быть теперь?
Да, Вадим уже похоронен здесь, на скальной ступени, под чистым азиатским небом БЫВШЕЙ РОДИНЫ, и нет никакого смысла пытаться достать его бесформенный труп, везти его зачем-то в Москву… Даже если бы это было возможно, - а это фактически невозможно – никто не станет посылать сюда вертолет или группу альпинистов-спасателей. Да и правда – зачем? Лучшей могилы, чем эта – в родных когда-то горах, под чистым небом бывшей Великой Родины… Лучшей не будет. «Тот камень, что покой тебе подарил…».
Самому вернуться в Москву – не проблема. Билеты обратные есть, остались в палатке. Возможно, в вещах Вадима и деньги какие-то есть – естественно, он отдаст их жене. Вот только что ей скажет…
А Вадиму он уже не поможет ничем. Как и себе. Как и Родине. Да и поздно уже. Для него поздно. Он со жгучим удовольствием взорвал бы всю эту нечисть сегодняшнюю, которая продолжает развращать, губить людей, он не пожалел бы жизни своей ради святого дела. Но – поздно. И нет сторонников. Они, конечно, где-то есть, наверное, но их мало. Подавляющее большинство смирилось…
А какой смысл в жизни его самого теперь, подумал он еще. Да, был институт, аспирантура, кафедра, степень. Лекции, статьи, рассказы даже, пара книжечек для самых маленьких – о бабочках, о красоте природы. И что? Теперь это все как будто бы никому не нужно. Теперь не природа вокруг, не красота – окружающая среда. Источник для прибыли, арена битв за бабло. Какая там красота! Мечта одна – деньги.
Да, его личная жизнь все-таки удалась. Он не подличал, не врал, не поддался пляшущему Армагеддону, остался верен себе. И вот, даже осуществил Мечту. Все-таки! Благодаря Вадиму, да. Поймал желанную бабочку. Аполлон Сатанас – так тоже можно ее назвать. Это – символ! Гармоническое сочетание двух начал – Бог Света и царство тьмы. Единство и борьба противоположностей в одной живой бабочке. Победа Жизни! Символ! И не купил он ее – поймал. С риском для жизни. С помощью бывшего друга, который…
Да, он все-таки виноват. Прости, Вадим, ты хороший был парень, а моя вина в том, что и я отчасти ПОДДАЛСЯ, поехав на твои деньги. Не надо было. Прости. Даже если не сачок, все равно. Прости.
Он встал, потянулся. Охватил взглядом всю эту огромную ширь, залитую сейчас солнцем, снял свой рюкзачок, вздохнул глубоко, раскинув руки… Да, это был бы самый легкий путь. Вместе. До уступа, на котором лежит тело Вадима, не меньше ста метров СВОБОДНОГО ПОЛЕТА…
Радостное, ослепительное ощущенье будет наверняка – пусть лишь на миг! А потом – удар и… все. И никаких забот, никаких мучений. «Тот камень, что покой тебе подарил»… Вместе… Тем более, что, как и многие сейчас, он, Костя, подозревает, что ТАМ не кончается все. А если даже и кончается...
Но… Все ли он, Костя, сделал, чтобы…
Новая внезапная мысль вспыхнула ослепительно, и Константин даже вздрогнул. Да, ВСЕ ли? И вот так уйти? Чтобы вся та нечисть… Взгляд его пал на рюкзак, и ему показалось… Сверху на рюкзачке, живая бабочка, с раскрытыми крыльями, трепеща, словно приглашая… Он даже головой тряхнул и глаза протер инстинктивно… Нет, конечно же, показалось. Она упакована – в специальном пакетике, да еще и в коробке! Она внутри, в рюкзаке - Бабочка Мечта… Да, из-за нее все… Нет! Не из-за нее вовсе. Наоборот! Они отнимают мечту – вот в чем дело! Они отнимают мечту.
Ни за что! Теперь – тем более! Ни за что! Что-то все-таки можно сделать, наверняка что-то всегда можно! Не бывает безвыходных положений, выход можно найти всегда! «Пока живу – надеюсь» - хорошо сказано. Ни за что! Мечта должна жить, страна должна быть – пора и опомниться! И люди найдутся – не все ж биороботы стали! Не может быть, чтобы…
Прости, Вадим, я сделаю все, я постараюсь… Не знаю, что именно, но сделаю, я тебе обещаю! «Не смеют крылья черные…» За нас обоих! За Родину. «Поля ее просторные не смеют затоптать…» Прости, друг. Мир праху твоему, оставайся здесь. А я… Не знаю, что, но… Мечта должна жить! Люди должны опомниться!
Надел рюкзак и медленно, осторожно, стал спускаться к палатке.