Исповедь Исуса.
(отрывок из повести «Рождение солнца»)
- Но разве ты – это не ОН?
- Как видишь – нет. Хотя многие готовы поклясться в обратном. Я, Иисус из Назарета единственный из ныне существующих Хранителей души еврейского народа. Других нет. Я родился и вырос в семье Хранителей. Сразу после того, как к власти в нашей стране пришли монотеисты, они начали истреблять нас. Отряды подвластных им стражников приходили в наши храмы и рушили статуи богов! Хранителей и священников Храмов – убивали на месте. Испуганные ученики наши только тем и могли спасти жизнь свою, что признать единственно правильным бога Яхве, которому поклонялись монотеисты.
И советом Хранителей было принято решение - скрываться. Не из страха, но ради спасения истины, Хранители, оставив Храмы свои, и взяв с собой священников скрылись в пустоши, где надеялись переждать неминуемую смерть.
Я родился в семье одного из таких скрывающихся священников.
Детство свое, я запомнил как некую череду непрерывных перемещений. Привычным было, когда вся семья среди ночи срывалась, и, погрузив скудный скарб на ослов, вновь и вновь бежала, спасаясь от неминуемой гибели.
А потом на новом месте, мы начинали все сначала. Отец работал плотником. Я – помогал ему. Но больше всего я любил читать книги, скрываемые от посторонних глаз отцом. Когда я читал их, то мир открывался перед моими глазами.
Но они гнали нас. И, наконец, настал день, когда нам стало негде искать пристанища. Все Хранители и священники народа моего оказались убиты или под пытками отреклись от Родной веры в пользу монотеизма.
И впервые тогда я увидел, как плачет отец:
«Это конец. Мы ошиблись, сынок. Ошиблись тогда, когда Совет Хранителей решил искать спасения в бегстве. Сила Хранителя в Храме. А опора Храма в Народе идущем в него. Решив скрываться, мы лишились и силы и опоры».
А потом я остался один.
Потому что священники истинной, Родной веры не остаются в живых, если умирает их Вера. А в душе отца уже не было ни веры, ни надежды.
Я бежал в чужие края, прихватив с собой только книги.
И нашел я там учителей для себя.
Потому что в чужих краях не было власти монотеистов.
И всюду стояли Храмы. И Хранители, и священники вели неспешные беседы, помогая и исцеляя страждущих.
И их Родные Боги были вместе с народом их.
А мой народ умирал под пятой Яхвистов-монотеистов.
И тогда решил я отдать свое сердце народу.
И назвал я себя Хранителем. И ушел я в пустыню и там, в тишине раскрыл свою душу.
Три месяца я говорил с собой, спрашивая себя о том, кто я.
Мое тело иссушилось и загрубело под солнцем, а ум стал острым, очистившись от мелочной суетности.
Я открыл свою душу и создал Храм!
Ведь вы знаете, что Храмы могут быть построены лишь из души Хранителя?
И я сделал это.
Это был лучший храм, из когда-либо созданных!
Двенадцать богов души моей открылись мне.
И из двенадцати Богов создал я храм свой.
И двенадцать священников призвал служить в нем.
Боялся ли я тогда? Наверное, нет. Я был молод и смерть не страшила меня. Я не забыл судьбу Хранителей, судьбу своих родителей.
Но я знал, что только в этом служении мое предназначение. Не судьба не фатум, а именно предназначение. То, которое выбираем себе мы сами.
И если ошибемся с выбором, то, как бы успешны мы небыли потом, все равно проводим большую часть жизни в сожалениях и безуспешных попытках забыть.
Я стал Хранителем, потому что не мог не стать им.
И я пошел к людям.
Моему храму не нужны были кумиры – эти олицетворения богов. Богов нес я в душе моей., моему храму не нужно было место, потому что куда шел я, туда шел и мой храм.
Я пошел к людям, и говорил с ними. И они радовались, что солнце вновь взошло над нашей Родиной.
Они называли меня царь, потому что боялись произнести запрещенное монотеистами слово Хранитель.
И везде, где проходил я, приходили ко мне те, кто хотел истинной жизни. И давал я её им.
Толпа народа, сопровождавшая меня и священников Храма моего, с каждым днем росла, и когда размеры её стали более велики, чем ярмарка на великий праздник, надежда вошла в мое сердце.
И если в первые дни моего служения, я считал себя лишь овцой, обреченной на заклание. Жертвенным агнцем на ноже монотеистов, призванным смертью своей зажечь свет Истинной Родной веры, то, увидев, сколько людей, жаждут живительной веры нашей Родины, я обрел надежду что, моноцерковники не посмеют тронуть меня.
И приходили к нам люди и исцеляли мы их. Их жаждущие души принимали всю красоту этого мира, что не дано мрачным увечным душой монотеистам.
Слава моя росла. Все больше людей приходили ко мне, чтобы прикоснуться к Родной вере, истинной вере предков.
Или это Истинная Вера возвращалась к ним?
Славься! Славься народ Мой, вновь обретший Родную веру!
Но, к сожалению, торжество наше было недолгим.
Монотеисты, уже тогда подмявшие под себя государственную машину нашей страны, не оставили нас в покое. Это только в сказках, всенародно любимый герой, едва появившись, легким движением руки побеждает злобных чудовищ. В жизни, обычно, все обстоит совершенно по-другому.
Конечно, жрецы Яхве не посмели тронуть меня сами, потому что толпы народа сопровождали меня и священников моего храма. И если бы кто-то попытался причинить мне зло, то его бы просто растерзали.
Но ведь был еще Рим, власть которого держалась на копьях и мечах сотен тысяч легионеров и была воистину безгранична.
И монотеисты оклеветали меня перед Римом.
Я не боялся римской власти, потому что понимал, что, в отличие от владык моей Родины, римляне сохранили свою Родную веру и боги души их народа – множественны и взгляды их мудрецов – неоднозначны.
Единомышленников, а не противников видел я в римлянах и потому смело пошел на разговор с прокуратором.
Я запретил священнику бога боя Петру, владевшему многими единоборствами и легко побивающему на мечах два десятка противников, защищать меня.
Я приказал Иуде, священнику бога хитрости, предательства и изворотливости вступить в переговоры с верховными иерархами монотеистов.
Я приказал Священнику бога памяти Павлу начать писать книгу рассказывающую правдивую историю нашего Храма.
Римский прокуратор призвал меня к себе, и я пришел к нему. Потому что Хранитель Храма не имеет права отказывать в беседе страждущему.
И мы встретились. И мы говорили. И мы поняли друг друга, и возрадовался он тому, что, наконец, встретил среди еврейского народа истинного главу храма.
И сказал он:
- Я счастлив, что встретил тебя, ты великий ученый муж и душа твоя светла и дух твой велик. Не ожидал я встретить среди народа иудейского столь великого человека несущего веру во многих богов. Ты – свет, что развеял тьму над Иерусалимом. Я рад этому свету, но, к сожалению, вынужден погасить его.
Потому что твой народ всего лишь пылинка в вечности, и не важно светлым ли будет его жалкое существование. Потому что превыше всего интересы Великого Рима, которому не нужна война в этой жалкой провинции.
Вот так сказал он.
Потому что, несмотря на всенародную любовь к возрожденной Родной вере власть в Иудее все-таки принадлежала Яхвистам-монотеистам.
Освободить меня значило для него – развязать войну. А это было не нужно Риму.
И имперский чиновник победил в прокураторе человека.
И римляне распяли меня.
Как раба.
Казнили позорной казнью.
И вместе со мной умер мой храм.
Потому что после смерти Хранителя храм всегда прекращает свое существование.
Священники такого храма разбредаются кто куда, и на вопрос «Где Хранитель и храм твой» отвечают «Нет у меня храма, и не знаю я никакого Хранителя». Это старый обычай. После смерти хранителя священник храма его становится обычным человеком.
Конечно, когда Родные храмы были везде, такой священник мог перейти в новый, только что созданный храм. Или стать Учителем, воспитателем для молодежи.
Но теперь они были никому не нужны, и потому нить истории их жизни потерялась среди нитей и судеб других людей. Никто не знает, что случилось с ними дальше.
А потом пришло время легенды.
Вы знаете, как создаются святые?
Те, что считаются образцом веры и заступниками перед «единым» богом?
Не знаете?
Так вот, в большинстве своем они делаются историками монотеистами из умерших врагов.
Жил человек, и умер. И пока жил – казалось ему, что память о такой «важной» персоне как он – нестираема.
Но вот не стало его.
И через малое время люди забыли, кем он был.
И тогда приходят те, кто заново, с чистого листа рассказывают «правдивую историю его жизни».
Таким образом, мир однобожьих «святых» в основном состоит из мертвых противников монотеизма и забытых родноверческих богов.
И так случилось, что одной из первых жертв этой подлой лжи стал я.
Убив меня, жрецы Яхве не смогли убить идею. Хранителя не стало, но популярность его росла. Все новые истории о чудесах и пророчествах вплетались в историю моей жизни народной молвой.
И тогда Яхвисты взяли творение легенды в свои руки.
Пошли по дорогам их проповедники называющие себя «учениками Хранителя», а позже «учениками Спасителя» и учениками моих учеников.
И полилась ядовитая ложь с их языков.
И только тогда я окончательно умер.
И из костей моих родился ОН. Великий символ, Сын «Единого» Бога носящий мое имя, и говорящий от моего лица.
Великий кумир.
Мертвец, пообещавший поднять мертвецов. И поднявший их.
Учение, разносимое ими от моего имени, ширилось. Очень уж сладкой казалась предлагаемая ими приманка – воскрешение из мертвых и новая, свежая, и благоухающая жизнь.
Конечно, сильные люди понимали, что это всего лишь ложь.
Но ведь слабых всегда было больше.
Так я последний Хранитель Родной веры моего народа был посмертно повержен моими противниками.
-Но если ты Хранитель, почему ты сейчас среди мертвецов, а не слит с высшей творящей силой, как и положено настоящему Хранителю?
- Потому что образ, созданный агитаторами и призывами поверивших в НЕГО, настолько силен, что не смог я оторваться от него и уйти в мир творящей силы.
Он как плитой придавил меня к реальности живых мертвецов воспеваемой его последователями.
Ведь люди, обращавшиеся к нему – обращались, по сути, ко мне. В их сознании мы оказались слитыми воедино. Я стал носителем той заразы, которую ненавидел всем сердцем.
- То есть ты хочешь сказать, что….
-ДА! – голос Древнего вдруг загремел, растекаясь по окружавшим нас скалам, - ДА! ЭТО Я! Я – ВЕЛИК И ЕДИН И НЕТ ИНОГО БОГА! И ЧТО БЫ ВАМ НЕ ГОВОРИЛ ЭТОТ ЖАЛКИЙ СЛИЗНЯК!
- Это уже не Хранитель! Это чудовище, поселившееся в его теле! Убейте его, пока оно не убило нас!
- Нельзя. Родноверы не убивают богов. Даже таких – ничтожных и не в меру зарвавшихся. Убить его значит убить тех, кто веками вкладывал в него свою душу, считая это единственно верным.
-Но что же мы должны дать ему, если не смерть?
- Увидишь.