Somebody

Денис Тоом
Большая белая машина с пыльными крыльями отвозила меня на лето на дачу. Кошки мяукали в коробках.
С утра я спускался со второго этажа и в окно на повороте лестницы видел желтые подсолнухи и ртуть, поднимающуюся на градуснике.
Однажды это окно было заставлено солнечными пузырьками с надписью живая вода. В этот день папа оживлял скелет. Под высокими елками на сарае висел большой деревянный скелет. Папа в тренировочном костюме и в кедах приближался к нему с баночкой и брызгал на него живой водой. Рука скелета поднимается, и он глухим голосом представляется.
С пиратским флагом в руке мы с папой отправляемся вниз по реке. Я в сомбреро сижу на борту лодки. Падаю и в ужасе барахтаюсь потому что еще не умею плавать. Мы проплываем круглый остров с высокой травой, за которым странный с остроконечной крышей домик с маленьким окном и трубой, высасывающей воду из реки. На сухом серебристом дереве без коры сидит вурдалак в детской курточке. Мы подплываем к плотине. На воде появляется пена. Из бани красного кирпича вытекает мыльный ручей.
В клубах папиросного дыма в своей комнате лежит «Баба», моя прабабка. При солнечном правлении Кипсы, моей бабки, Баба была серым кардиналом. Она била меня березовой палкой, после которой оставались красные следы и привязывала за ногу к столу, занимаясь со мной французским языком. У нее из за этого страшные скандалы с Кипсой, которая меня обожает, называет ангелом и делает мне королевские подарки. Меня отправляли с шофером в дом игрушек что бы я там выбрал то, что захочу (я выбирал двуствольный винчестер) одобренный шофером. Кипса показывает мне на фарфоровые часы в виде замка и говорит что я их получу после ее смерти, как и все что на даче.
В бабиной комнате пахнущей папиросным дымом шкаф с ее имуществом. Мешочек с нафталиновыми сухарями, черствый рогалик, половинка от ножниц, бирюльки (микроскопическая деревянная посуда, которую надо выуживать палочками), бильбоке (резиновый конус в форме песочных часов, который надо подбрасывать на веревке, крокет и другие вымершие игрушки. Еще чемодан с готовым кукольным спектаклем. Пьесу сочинила сама баба. Представление я не застал, оно делалось может для моего папы. Но самодельные декорации из картона и конфетной фольги и актеры сохранились. Это куклы, которые одеваются на руку, – «бибабошки». Король Видивам Пом Поль, Кот Видивам Пом пот, Принцесса-видивам-помпессса, Собака-видивампомпаха и так далее.
В своей комнате просыпаются на кровате красного дерева, покрытой листами самиздатовского романа, красивые как греческие боги Катя с Мишей, мои тетя и дядя. Им по 18 лет. Мишу я обожаю, из его светлых волос сзади получается такая косичка, которую я рисую у пиратов, но в жизни до сих пор никогда не видел. Он ходит в брезентовых штанах. Это лето любви. На террасе, где висит сомбреро и вьетнамская соломенная шляпа, весь пол засыпан фантиками от жвачки. Друзья Кати и Миши ходят в рубашках завязанных спереди над худым пупком на узел. Кажется вот за полем лес, а там уже Америка. И мое будущее, и я счастлив, я живу пока блаженно на даче в преддверии своей жизни.
Я выпросил у мамы металлический рубль и уронил его в щель в подоконнике.
Я играл что меня пытают и заставляют есть песок. Я объелся песка и заболел, меня накормили манной кашей. Я лежу больной с журналом PIF, на обложке которого скелет человека, на который накладываются прозрачные пленки, одевая его сначала в мышцы с кровеносной системой, потом в кожу и потом в костюм.
За окном елки и за ними аллея. По аллее быстро проезжает на каталке человек в черном. Некто. Somebody.
Папа придумывает разные типы приведений. Мы с ним стоим со свечками под простынями на дорожке под освещенным окном кухни, но никто не пугается. Баба потом его ругает, что он дал ребенку свечку под простыню, которая могла загореться.
В другой раз ему вздохами и уханьем удается ночью сорвать с кровати суеверных Катю с Мишей, , и встретить их уже на лестнице белым призраком, и они только тогда немного успокаиваются, когда видят под простыней кеды.
Однажды я у Кати украл старинную пластинку. На черной этикетке золотыми буквами написано: “VICTORIA”.
Поздно вечером ставлю ее тихонько на проигрыватель.
На аллее появляется SOMEBODY он идет между деревьев. За ним лес. В белесом тумане стоят деревья. Он удаляется вглубь леса туда, где пар поднимается от остановившейся реки. Между деревьями загораются огоньки. Шекспир на стене приподнимает руку с пером. Английские часы стрекочут, собираясь пробить. Храпит в чулане домработница Дуся. Спит под лестницей пес Тим. Пластинка останавливается. Все останавливается. SOMEBODY исчез, ушел в лес. Тишина комнаты. Я один. Все спят.
У меня в комнате полка с книгами: «Работа актера над собой», серый сталинский тяжелый том. Закат падает на корешки книг. Закат протекает сквозь стволы сосен как масло Я закрываю глаза но он протекает сквозь ресницы.
Когда я просыпаюсь произошла революция. Империя Кипсы закончилась. Она умерла. Голые стены. Все распродано. Пахнет маковой соломкой.
На кухне дети (мои двоюродные братья) в шкурах на худых телах нарезают ветчину. Окно распахнуто в ночь с флоксами. Слепая баба склонилась слушая телевизор. В голубой экран бьется мотылек.
Я стою на балконе. На проигрывателе кружится “Лестница в небо” Led Zeppelin.
С берез слетают желтые листья, которые как PUZZLE складываются на земле.