Судьба без иронии

Ольга Кэмпбелл
О одиночество, как твой характер крут!

Белла Ахмадулина

«Эти глаза напротив чайного цвета…» зазвучала в голове мелодия старой песни. Нет, не те это были глаза, несмотря на их чайный цвет. Не излучали они ни тепла, ни света, только холодное любопытство. Гоша еще раз взглянул в лицо сидящей напротив женщины и понял, что и на этот раз «фортуна повернулась задом», как любил он иронически обозначать ситуацию, когда случался с ним очередной облом. Поиск партнерши, которая сочетала бы в себе легкий нрав, сексапильность и определенный уровень интеллекта, оказался совсем не легким делом. Гоша вовсе не искал себе жену. Жена у него была, бывшая. Снова окунаться в отношения с совместным проживанием, хозяйственными заботами и неизбежными противоречиями ему не улыбалось, однако отсутствие в его жизни в течение последнего года теплого женского плеча, к которому можно было прислониться или нежно обнять, изрядно утомило. Нет, он не был так уж неумолимо и бесповоротно одинок. Были у него друзья, коллеги, приятели. Случались даже кратковременные контакты с некими легкомысленными, но чрезвычайно практичными созданиями, приносившими облегчение его истомившемуся в одиночестве телу. Но душа его, взращенная на лучших образцах классической русской литературы, жаждала сопереживания, духовного контакта, обмена позитивной энергией.

Гоша перепробовал, казалось бы, все известные способы, предполагавшие встречу с «родственной душой», благо в Торонто для этого было много возможностей – разнообразные сайты и бюро знакомств, вечера для «одиноких профессионалов», экспресс-свидания и пр. Но нет, не встретилась ему там «прекрасная незнакомка», готовая на романтические отношения, не обремененные прозой жизни. Вот и сейчас очередная встреча грозила закончиться неудачей. Даму, с которой Гоша познакомился на одном из Интернет-сайтов, а затем в течение нескольких недель обменивался сообщениями, и, наконец, уговорил встретиться, интересовали, похоже, совсем другие материи. Пора было заканчивать свидание и подсчитывать убытки.

Вообще-то Гоша Могилевский по жизни был везунчиком. Он родился в Москве в самом начале 60-х, его родители были научными работниками, настоящими советскими интеллигентами. Гоша всегда был одним из самых способных учеников, и 5-й пункт анкеты никак не влиял на его успехи. Он закончил престижный МАИ по специальности «радиоэлектроника» и к моменту, когда стали создаваться первые кооперативы, перешел с кафедры теоретической радиотехники, где уже собирался писать кандидатскую диссертацию, в частную фирму, занимавшуюся разработкой и распространением компьютерных программ.

Перспективы открывались заманчивые. Руководитель их кооператива, знакомый Гошиного отца по НИИ, имел хорошие международные связи и обладал гениальными способностями маркетолога. Вскоре кооператив буквально был завален заказами на разработку различных прикладных программ, что хорошо влияло на боевой дух молодых и амбициозных сотрудников, а также на уровень их материальной обеспеченности. Одна южноафриканская фирма, являвшаяся клиентом московского кооператива «Вирта-Плюс», где Гоша считался одним из самых талантливых программистов, при покупке очередного информационного продукта затребовала консультанта, который бы на месте курировал внедрение новой программы, а также помог подготовке специалистов из местных кадров. Контракт был рассчитан на два года, и так получилось, что Гоша оказался идеальным кандидатом на роль консультанта. Он был молод, жаден до новых впечатлений, влюблен в молодую жену, которая только что закончила экономический факультет университета и находилась в поиске – работы и себя - и охотно согласилась следовать за мужем в далекую экзотическую страну.

О пребывании в Южной Африке у Гоши остались самые приятные воспоминания. Молодоженам предоставили уютный домик со всеми удобствами в компаунде на окраине Йоханнесбурга, выделили автомашину и периодически устраивали увлекательные экскурсии и прогулки. В ЮАР в конце 80-х, также как и в России, подули ветры перемен. Только-только пришел к власти Фредерик де Клерк, этот «Горбачев» южноафриканской республики, благодаря усилиям которого была устранена система апартеида, и в воздухе явственно ощущался дух начинавшейся местной «перестройки». К специалистам из СССР относились дружелюбно и с большим уважением, природа и климат были восхитительны, и нашему герою стало казаться, что он попал в рай земной.

Самое сильное впечатление осталось у Гоши от ночного сафари, которое однажды менеджер компании организовал для молодой семьи. На подержанном джипе в сопровождении рейнджера, чернокожего парня по имени Табо, Гоша и Юля отправились в многочасовую прогулку по дикой саванне. Свет мощного прожектора, установленного на джипе, рассекал ночной мрак и выхватывал из темноты фрагменты потрясающего мира природы африканского вельда. Этот мир, полный удивительной флоры и хищной фауны, незнакомый и жестокий, и вместе с тем такой беззащитный и ранимый - давно бы исчезнувший с лица земли, не позаботься власти страны о создании национальных заповедников - завораживал и рождал мистические ощущения.

Гоша навсегда запомнил момент, когда Табо, внезапно заглушив мотор джипа, выключил прожектор. В наступившей кромешной тьме было слышно дыхание ночной саванны с внезапно прорывавшимися откуда-то тонкими криками - какой-нибудь антилопы, не успевшей скрыться от преследований хищника - и яростным рыком и довольным урчанием этого хищника, с аппетитом уплетавшего свой, как оказалось, недостаточно быстроногий ужин. Все эти звуки рождали совершенно контрастные эмоции: от почти животного страха до восторга.

Срок контракта закончился, и пора было ехать домой. Гоша позвонил родителям, чтобы сообщить им о скорой встрече, и был ошарашен маминым возгласом: «Чтобы ноги вашей здесь не было!». Мама, конечно же, скучала по сыну и переживала за его будущее. Полная экспрессии фраза ее означала, что не следует приезжать в Москву, в которой непонятно что происходило. Обстановка в стране, все еще называвшейся Советским Союзом, не внушала ни малейшего оптимизма. Границы открылись, и народ рванул, куда только можно. В такой ситуации возвращаться в пространство, наполненное то ли угрозой гражданской войны, то ли разгулом охмелевшего от собственной наглости криминала, не было никакого смысла. Не стоило превращаться в потенциальную добычу для хищников дикого российского вельда.

Гоша никогда не задумывался об эмиграции. Да, антисемитизм всегда существовал в «великой стране Советов» - на бытовом, да и на государственном уровне, но успешный во всех своих начинаниях, касалось ли дело учебы, работы, или увлечений, Гоша никогда особо не ощущал его проявления по отношению к себе лично. Однако маму он привык слушаться, да и вообще - после жизни в ЮАР (в которой, кстати, на тот момент тоже происходило черт-те что) и общения с коллегами из разных стран, в том числе и западных, он чувствовал себя почти «гражданином мира» и был уверен, что сможет прижиться на любом новом месте.

Мама велела купить билет на самолет и лететь в Тель-Авив, где должны были встретиться все члены семьи Могилевских. Неизвестность немного страшила, особенно Юлю, но Израиль встретил молодую пару весьма дружелюбно. Таких классных специалистов-программистов как Гоша было поискать, поэтому с работой у него проблем не было. Юля тоже довольно быстро адаптировалась к новым условиям, выучив в короткие сроки новый для себя язык, и устроилась на работу в банк. У молодых Могилевских вскоре родилась дочь. Но при всей внешней благополучности Гоша отнюдь не испытывал внутреннего комфорта от жизни в этой ближневосточной стране с ее непривычным укладом, традициями и, надо таки признать, некоторой отчужденностью, если не сказать враждебностью, изредка проявлявшейся со стороны коренных израильтян к русским, как их все здесь называли, пришельцам. Поэтому когда поступило предложение поработать в американской компании, расположенной в Канзасе и нуждавшейся в тот момент в суперпрограммисте, Гоша с радостью согласился на переезд. Еще не произошел сентябрь 2001 года, и США казались намного более спокойной страной по сравнению с маленьким Израилем, окруженным враждебными арабскими государствами. Жизнь в этом окружении странным образом ассоциировалась у него с тем памятным сафари в южноафриканской саванне.

Гоше, которому довелось послужить в Израильской армии и испытать на себе все «прелести» армейской службы, вовсе не хотелось думать, что его дочери при достижении призывного возраста тоже придется маршировать с автоматом и, возможно, даже принимать участие в самых настоящих боях. Поэтому переезд он считал благом для всей семьи. Однако Юля, у которой складывалась благополучная карьера в банке, вовсе не радовалась очередным переменам в судьбе. К тому же английский (вернее, его незнание), изучением которого она не утруждала себя ни ранее, ни тем более в своей нынешней успешной фазе, мог стать определенным препятствием в новой американской жизни.

Канзас-Сити, куда прибыли Могилевские, считался крупным торгово-финансовым и транспортным центром Среднего Запада. Все-таки, не таким крупным, каким была Москва или тот же Тель-Авив. Юля теперь занималась исключительно воспитанием дочери и скучала по прежним своим делам и заботам. Новые коллеги Гоши, программисты из России, работали в США уже несколько лет, им периодически продлевали контракт, но заветную «Грин кард» получить так никто и не смог. На этот счет у руководства канзасской компании, по-видимому, были свои соображения. Поэтому Гоша, которому хотелось бросить якорь и обрести, наконец, статус гражданина какой-нибудь западной страны, решил перебраться в Канаду. Юле уже было все равно, тем более, что она понимала, что возвращаться в Израиль, где у нее остались друзья и перспективная работа, было бы в свете происходивших там событий настоящим безумием. О России речь и не заходила.

В Торонто, к удивлению мужа, у нее изменилось настроение, и возникли далеко идущие планы. Гоша с его солидным послужным списком и очень внушительным резюме не долго болтался без дел, несмотря на случившийся в то время экономический спад и избыток программистов в Канаде. То же самое произошло и с Юлей. Она основательно взялась за язык, окончила курс в местном университете и вскоре получила должность экономиста в небольшой, но быстро развивающейся фирме. Гоша и не заметил, как вскоре его жена превратилась в преуспевающую бизнесвумен с собственным распорядком дня и кругом знакомств. Когда, наконец, все трудности их жизни остались позади, и не предвиделось на горизонте новых препятствий, которые требовалось преодолевать, супруги обнаружили, что теперь их мало что связывало. К тому же Гоше стало казаться, что у его жены начался так называемый кризис среднего возраста. На самом-то деле этот кризис может произойти в любом возрасте, у любого мужчины или женщины, важно понять его причины и истоки.

Юля, ставшая вице-президентом компании, вращалась теперь совсем в иных сферах. Ее окружали успешные деловые мужчины, она прорывалась к вершинам канадского истеблишмента, и хотя Гоша никогда не был «лузером» - напротив, ему всегда сопутствовала удача в делах – ему стало казаться, что жене его гораздо приятней находиться в обществе англоязычных джентльменов. Когда он в очередной раз увидел Юлю – улыбающуюся, счастливую - в компании молодого адвоката, осуществлявшего правовой консалтинг Юлиной фирмы, он понял, что должен уйти со сцены.
 
Он оставил жене – теперь бывшей – и дочери все, что было нажито вместе. Сложил свои вещи в багажник машины и переехал в дом к друзьям, искавшим жильцов в свой «бейсмент». У него не было ощущения жизненного поражения, он даже где-то радовался тому, что его Юлька действительно добилась успеха. Гоша был благородным человеком и понимал, что винить женщину в том, что она разлюбила, некорректно. У каждого свой путь в этой жизни. Теперь вот только требовалось найти ту, которая была бы готова разделить с ним пустоту одиночества. Он уже понял, что ни канадка, ни американка, никакая другая женщина кроме той, с кем он мог бы говорить по-русски (несмотря на его прекрасный английский), не смогла бы заполнить эту пустоту.

Гоша всегда много читал, и теперь, когда у него образовалось много свободного времени, стал завсегдатаем библиотеки, где имелась хорошее собрание литературы на русском языке. Как-то ему попалось на глаза стихотворение Ильи Цейтлина, и он узнал в нем себя и собственные сомнения. Он перечитывал стихотворные строчки и понимал, что жизнь еще может измениться, и в судьбе его вновь зазвучит женский смех, появятся улыбки, легкая ирония, тонкий юмор:

Утрат невидимые пули
кромсают душу в решето.
От одиночества в июле
замёрзнешь, не спасёт пальто.
И лишь стихи – осколки речи,
надежды сохраняют нить.
Упрямо веря в чудо встречи,
и угадают, может быть...