Конец мая. В художественной школе выдача свидетельств об окончании и выпускной вечер. Корочки мне не очень нужны, хоть там одни пятёрки, - для себя учусь. Да и уходить из школы не собираюсь, частным образом продолжу обучение. Преподаватель рад не расставаться хоть всю жизнь - любимая ученица всётаки.
Но с ребятами, что уходят, хочется попрощаться. Повеселимся, как следует, напоследок. Учитель прекрасно играет на гитаре и баяне, будем петь-плясать. Весело уже от предвкушения праздника!
Угощение решили приносить кто что хочет. Я напекла целый таз хвороста. Он получился аппетитный - румяный, извилистый. Посыпала сахарной пудрой щедро и в два огромных пакета аккуратно переложила.
Этот день я решила отметить походом в салон красоты, чтобы в памяти одногруппников остаться не лохматой, перемазанной красками замухрышкой, в вечно-зелёном свитерке, пропахшем скипидаром, а ухоженной и нарядной красоткой журнальной внешности.
Мои мучения в салоне длились четыре часа и заметно вдарили по финансам. Бигуди, сушилки, злые расчёски, килограмм вонючего лака на волосах и другие сомнительные удовольствия - заставили пожалеть о затее, но... раз решила сменить имидж - выстою до конца. Кто-то же целыми днями с салонах красоты живёт, и ничего.
Макияж, маникюр, педикюр...
Наконец, пытка закончилась.
Мой новый образ завершала одежда, которую моя сестричка-модница выбрала для меня спецально к выпускному: новые, очень тесные джинсики какого-то мудрёного розово-бордового цвета с лохматой отделкой по поясу, почти прозрачная коротенкая блузочка, с завязками спереди, оставляет полуголым живот, босоножки на каблуке демонстрируют лак на ногтях в тон брюкам. Тёмные, блестящие и аккуратно завитые локоны спадают ниже плеч и, кажется, стучат друг о друга, при движении, как подвески у люстры. На мои сомнения в салоне ответили, что сейчас так модно. Ну, что ж, красота требует жертв, как говорится...
Иду домой за хворостом. Ловлю на себе заинтересованные взгляды прохожих и, особенно, мужчин. Да, похоже идеал женщины, похожей на Барби, внушён нашему народу глубоко в подсознание.
Дома, увидев себя в зеркале в привычной обстановке, еле смогла побороть желание залезть в ванную с головой, смыть этот дурацкий парик и весь этот непривычный образ и натянуть старый зелёный свитер. Но время уже поджимало, в салоне продержали дольше, чем я рассчитывала.
Вызвала такси.
Водитель, молоденький парнишка, с восхищением посмотрел на свою пассажирку и помог сесть. Загрузилась со своими пакетами, набитыми хворостом.
Ещё оставалось немного времени до начала торжественной части вечера. Я решила забежать в магазин, ещё к столу что-нибудь купить. Попросила остановить у подземного перехода.
Стала осторожно спускаться по выщербленной лестнице.
Из тёплого солнечного дня я попала в полумрак и сырость. Мои изящные босоножки тонкими каблучками всё время попадали на какие-то камешки, выбоины, цеплялись за выбитую плитку. Я торопливо шла, глядя под ноги и стремясь скорее выбраться из мрачного подземелья.
Вдруг откуда-то из глубины перехода донеслись звуки нежной, невероятно чистой музыки, просто какая-то ангельская песня. Своей неземной грустью она проникала в душу и звала за собой. Ноги сами понесли меня вперёд. В полумраке, в середине перехода, прислонившись к стене, сидела девушка лет шестнадцати и играла на флейте.
Её светлая рубашка белым пятном выделялась на серой стене. Мои глаза уже привыкли к сумраку и я разглядела её лицо. Оно было такое нежное, задумчивое и глаза такие грустные, что я невольно остановилась и стояла перед ней со своими пакетами, слушала эту небесную музыку и не могла никак уйти.
Перед девушкой стояла какая-то коробочка, в ней лежали несколько мелких монеток. Увидев эти жалкие гроши, я вспомнила сколько денег только что оставила в салоне красоты, ради мелочного желания произвести фурор среди одногруппников.
Мне ужасно захотелось сделать что-нибудь для этой девушки. Но почему-то я не могла заставить себя кинуть в её коробочку деньги. Мне казалось, что это будет оскорбление её чувств и таланта, а талант у неё был несомненный.
Мимо, второпях, проходили люди, мельком взглянув на двух девушек. Одна из них, со светлыми волосами, в скромной белой рубашечке, играла на флейте, чуть касаясь её нежными пальцами, а другая - в дорогой одежде, с накрученными как у Мальвины волосами, и сама похожая на куклу, застыла и слушала, неотрывая взгляда от чудесной музыкантши, одиноко сидящей на сквозняке подземного перехода.
Не знаю сколько длилось это оцепенение, но вдруг, не отдавая себе отчёта, я шагнула к девушке и села рядом с ней на корточки, прислонившись cпиной к шершавой стене. Холод сразу проник сквозь прозрачную ткань блузки. Но мне почему-то стало легче на душе.
На лицах прохожих было непомерное удивление, когда они глядели на нас. Кто-то кинул монетку. А девушка всё продолжала играть. Казалось, она не замечала ничего вокруг.
Мне было так хорошо, словно я не в грязном и холодном подземном переходе, а где-то в другом мире, в моём, родном. Я, как заворжённая, слушала мелодию и не замечала ни холода, ни грязи, ни шарканья торопливых ног прохожих.
Внезапно музыка оборвалась и девушка повернулась ко мне с немым вопросом в глазах.
Надо было что-то говорить.
"Привет",- сказала я. - "Ты очень здорово играешь".
Она улыбнулась, немножко смутившись вниманию, обращённому к ней.
Я стала расспрашивать её и она сказала, что учится в музыкальном училище. Я рассказала, что иду на выпускной и сразу вспомнила про свой хворост. Говорю: "У тебя пустой пакет есть?"
Девушка видать совсем растерялась от такого внимания расфуфыренной и странной девицы. Растерянно посмотрела на свои вещи и подаёт мне пакет. "Держи за ручки", - говорю, и высыпаю туда полпакета хвороста. Сквозь удивление на её лице я заметила и радость, видать долго она уже тут сидела. "Не стесняйся, - говорю, - ешь, сама пекла!". И сама первая взяла хворостину. Уговаривать не пришлось.
Мы сидели и грызли хворост, как давние подружки на завалинке. Мне было легко и даже как -то весело, и у девушки не было уже той грусти в глазах, что я увидела в первые минуты.
Правда, ноги у меня онемели. И вдруг я вспомнила, по какому поводу моя обувь такая неудобная, и вскочила: - "Ёлки! Я же на вручение опоздала!"
С сожалением попрощалась с девушкой, пожелала ей удачи и побежала.
Примчалась я уже к окончанию торжественной части, комиссия уже расходилась, мне последней вручили свидетельство.
Фурор, конечно, я произвела. Но удовлетворения, которое ожидала, мне это не принесло. Девчонки окружили меня и трогали мои волосы, ткань блузки, рассматривали джинсы и босоножки, им было очень непривычно видеть меня такой, а я чувствовала себя как на карнавале, хотелось поскорее снять этот костюм и маску. Но пришлось играть роль до конца - не хотелось разочаровывать девчонок, они так восхищались моей причёской, и я как кукла, весь вечер улыбалась нарисованной улыбкой в ответ на их комплименты, а сама вспоминала, как легко и уютно мне было сидеть в полумраке подземного перехода, смотреть на белокурую девушку, похожую на ангела, и слушать волшебную музыку её флейты.