Hola!

Hola! Глава 1
 
Hola! И тут в твоей жизни вновь появляюсь я.
Что сказать? Вот, смотри, смотри – я лениво выхожу из-за угла старого кирпичного здания и иду по разбитому тротуару, пиная пустую сигаретную пачку. Мелькает табличка с названием улицы – то ли Мельничная, то ли Мраморная, то ли Мрачная, - никак не разглядеть. Да нет, вряд ли конечно Мрачная – не бывает таких улиц. Хотя, в этом городе… а что, собственно за город? Не понятно. Посмотри вокруг: по дороге катится карета с гербом, и герб этот ты не спутаешь ни с каким другим – это герб Бурбонов. Немного странно видеть его здесь – я имею в виду в этой части города. И точно – карета останавливается рядом со мной и человек, сидящий на козлах, наклоняется ко мне и спрашивает сначала на фарси, а потом, сообразив, что я не понимаю, на чистейшем русском:
- Эй, старина, как тут покороче добраться до Цитадели?
- Не знаю, - говорю я (а я ведь и вправду не знаю!). – Никогда там не был.
Человек что-то бормочет, карета трогается, удаляется, исчезает из твоего поля зрения. С той стороны, откуда появилась карета, всё отчётливее доносятся орудийные залпы. Из переулков одновременно появляются десятка два людей, беспорядочно пересекают улицу М. и одновременно скрываются в других переулках. У кованой ограды белый пёс задумчиво треплет Авесту на шумерском. И тут (наконец-то!) тебя посещает первое озарение: это Город Солнца! Действительно, это он.
Я всё иду куда-то, но по всей видимости не очень-то спешу. Присмотревшись, ты видишь, что я думаю о тебе. Я бессознательно поворачиваю направо и выхожу на площадь. Звуковое пространство резко наполняется низкими частотами – на том конце площади танки штурмуют Башню Зари. Там, где её вершина вспарывает серую дождевую тучу, кружит дракон. На моём лице появляется выражение досады, но я продолжаю думать о тебе. Танки дают залпы с какой-то мрачной ритмичностью, но вот один немного запаздывает с выстрелом и сбивает всех. Тут уж я совсем расстраиваюсь, во взгляде появляется проблеск осмысленности. Я приближаюсь к танкам, ты замечаешь на одном из них надпись «ИСУ-52» и справедливо полагаешь, что это самый уродливый пожиратель жизней. Я осторожно пробираюсь среди танков, в семи сантиметрах от меня ствол извергает снаряд («Проклятье!»), тело танка сотрясается. Я перелезаю через руины, бывшие когда-то каменной оградой, подхожу к подножию Башни, звоню в дверь. Канонада не прекращается. Ты слышишь звонок, отрываешься от этой книги, встаёшь со стула. Я стою за дверью внизу, мне на голову сыпется пыль и рубиновые крошки. Ты сбегаешь вниз по лестнице, подходишь к двери.
- Кто там? – спрашиваешь ты, хотя только что прочитала, что это я.
- Это я, - отвечаю я (а ведь это и вправду я!).
- Заходи, - говоришь ты, открываешь дверь, разворачиваешься и идёшь к лестнице. – Ну как там?
- Танки стреляют, а так всё как обычно.
- Танки, чёрт бы их побрал! Много танков?
- Много, - говорю я, - штук сорок.
- Ну ладно, танки так танки, - вздыхаешь ты. – Танков, правда, ещё никогда не было.
- Правда, не было.
Мы поднимаемся на самый верх, выходим на балкон. На балконе холодно, ветер гоняет звёздную пыль. Ты залезаешь ко мне под куртку. Дракон резко пикирует вниз, подхватывает один из танков, поднимается и сбрасывает его в гущу остальных. Танки начинают стрелять по дракону, но задрать стволы так высоко они не могут. Дракон сбрасывает очередной танк, оставшиеся в страхе разбегаются. Дракон гонится за ними.
- Что это за дракон? – Спрашиваю я.
- Не знаю, я таких раньше не видела.
- Да я вообще никогда не видел драконов.
- Я, честно говоря, тоже. Может, тебе макароны пожарить?
- Давай.

Hola! Глава 2

- Полуторадюймовая труба! – Этот крик был первым, что достигло моего сознания. Я обнаруживаю себя идущим по мосту. Оборачиваюсь и вижу трёх оживлённо жестикулирующих полисменов (кричал один из них). Минут пятнадцать я быстрым шагом иду по мосту и, наконец, ступаю на мощёную набережную. Я останавливаюсь и стараюсь припомнить, куда я, собственно, спешу. Оглядевшись вокруг, я замечаю на горизонте телефонную будку и иду к ней. За моей спиной к берегу причаливает пиратский линкор (откуда у них линкор?!), тем временем я смотрю направо и вижу уходящий во тьму переулок. Местами асфальт разбит и ухабины выложены полированным мрамором, посередине тянется одинокая колея трамвайных рельсов. Ты снова не можешь разобрать надпись на табличке (Смешной или Страшный пер.). Я подхожу к телефонной будке, достаю из-за пазухи ржавый ключ и отпираю дверь, захожу в будку и набираю первую пришедшую на ум (на ум?) комбинацию цифр.
Ты сидишь на балконе Башни и читаешь эту книгу. Услышав где-то в глубине здания телефонный звонок, ты откладываешь книгу и идёшь к телефону.
С линкора на берег сбрасывают трап, по трапу спускается группа японских туристов, пленённых пиратами. Потом появляются сами пираты, под аплодисменты и крики собравшейся публики выходит капитан Куллер, кланяется, ловит летящие букеты, жмёт тянущиеся к нему руки («Спасибо, друзья! Право же, не стоило приглашать оркестр! Спасибо, что пришли! Чрезвычайно рад видеть!...»). Мигают вспышки японских фотоаппаратов, японцы лучезарно улыбаются. Аплодисменты публики перерастают в овацию, с трапа сбегают последние крысы, под звуки «Прощания славянки» линкор тонет, занавес весеннего вечера опускается на реку.
- Hola.
- Hola, это я.
- Я поняла.
- Ты случайно не знаешь, как я сегодня оказался на мосту?
- А какой сегодня день?
- Кажется, двадцать какое-то марта.
- Подожди, сейчас посмотрю.
Пираты со своими пленными подходят к трамвайной остановке. Капитан поглядывает на часы. Проходит шестнадцать секунд, капитан вновь смотрит на часы, на его лице недовольная гримаса. Он складывает руки в рупор и кричит мне:
- А что, не очень-то часто трамваи ходят в вашем городе?!
- Да это вовсе не мой город!
- Не принципиально! И всё-таки, не очень часто!
Появляется трамвай, в трубке раздаётся голос:
- Hola, это я.
- Я понял. Ну что там?
- Тут написано: «В тот день мне обязательно надо было позвонить. Ближайшая будка, от которой у меня есть ключ, стоит на другом берегу. Я надеваю куртку, кладу за пазуху ключ, выхожу из дома. Подойдя к светофору, я вижу стоящих с обеих сторон улицы крестоносцев, с головы до ног закованных в латы. Подъезжает тяжёлый кавалерист (рейтар XVII в.), к нему подходит человек в синей форме со светоотражающими полосами и что-то вежливо объясняет. Пристыжённый рейтар удаляется, понурив голову. Загорается зелёный, крестоносцы берут разгон и сталкиваются на середине дороги. Звон, скрежет, лязг, хрипы, рычание, крики. Я пробираюсь на другую сторону, лавируя среди парящего металла. Прохожу немного вперёд и сворачиваю на мост. «Полуторадюймовая труба!»…»
- Ага, спасибо, дальше я знаю.
- А куда ты собирался звонить?
- Ну, видимо, тебе.
- Hola, я слушаю.
- Hola, как дела?
- Лучше всех. Приезжай, все соседи в театр ушли, как-то мне не уютно.
- Неужели все? Это, наверное, очень большой театр.
- Да, очень Большой. И очень Драматический. У тебя там где-то трамвайная остановка.

Hola! Глава 3
 
Читай дальше.
В тот день я был далеко от Города Солнца.
Утром я встречаю Туманова. 7:53, Туманов пьян. Хотя ему надо в Неверленд, а мне в Ноувер, мы садимся в речной трамвай и следуем на нём в произвольном направлении. Я думаю о тебе, а Туманов ревёт:
- Ах, ты (это всё про мою честь)…, так тебя… и так! Как же я тебя люблю, … ты … туда же! …твою Республику!
Но отвлекись от Туманова. Оглядись вокруг. Видишь, рядом сидит человек? Нормальный такой человек, с усами даже. Он из тех, кого я никогда не замечаю, идя по улице. Я и сейчас вовсе им не заинтересован, так как полностью поглощён Тумановым. Но ты - другое дело. Ты понимаешь, что этот человек водит маленький трактор, очищающий тротуары от снега. По утрам он садится в свой розовый трактор, кричит «Поехали!», машет рукой, нажимает на «пуск». Из сопла трактора вырывается синий огонь, и он стартует. Со скоростью десять узлов он едет по кривому тротуару, объезжает столб, объезжает рекламный щит, потом опять щит, потом опять столб… потом он разворачивается, едет обратно, объезжает замороженного пешехода, памятник Римскому-Корсакову… Его нервы на пределе, его мозг жаждет постоянства и чёткости. И вот сейчас он спит. Ему снится бесконечный тротуар, обвивающий Землю, идеально ровный, прямолинейный тротуар. Он мчится по нему в чуде техники на вакуумной тяге, уничтожая снег и обледенелость этого мира. Вот что такое любовь к жизни!
Ты слышишь, как звуковое пространство постепенно очищается от звуков-паразитов и перетекает в тишину, абсолютно правильную тишину, тишину замкнутую. Какое-то время она окутывает и меня, и оживлённо жестикулирующего Туманова, и водителя трактора, и всех остальных, на которых мы не обращаем внимания. Безмолвная дымка над рекой постепенно рассеивается, и границ слуха достигает плеск вёсел. По мере того, как этот звук усиливается, всё нарастает, нарастает, нарастает шум вокруг меня. Вдруг он резко обрывается, и под аккомпанемент всплесков воды по обоим бортам нашего трамвая появляются две галеры под чёрными флагами. Кто бы ты думала сидит на вёслах? Это наши знакомцы – дальневосточные пленники капитана Куллера. С ними нет их фотоаппаратов, на их лицах нет улыбок, - поняли, наконец. Внимание, а вот и сам капитан!
- Hola, дамы и господа! – Кричит он. – Не хочет ли кто-нибудь из вас совершить подвиг во славу империалистической Японии?!
- Я! Я! Я! – Раздаётся сразу несколько голосов, в воздух вскидываются героические руки.
- Прекрасно! Молодцы! – Капитан одобрительно кивает, добровольцы прыгают в воду и плывут в сторону галеры капитана (я бы даже сказал – адмирала) Куллера. По канатам они взбираются на борт. Пираты снимают кандалы с нескольких японцев (по количеству новобранцев). Освобождённые пленники взбираются на красных лебедей и улетают на восток. Толпа ликует, в воду прыгают новые и новые добровольцы, красные лебеди со своими всадниками вереницей улетают в сторону восходящего солнца. В итоге на палубе речного трамвая остаёмся только мы – Туманов, я и человек из трактора.
- Ну, мне пора, – говорит Туманов. Вспышка пламени, запах серы, Туманов проваливается сквозь палубу.
- Увы, мой друг, теперь нас только двое, - говорю я спящему водителю трактора, но он меня не слышит. Пираты берут на абордаж несчастный трамвай, нас грузят на галеру.
Через неопределённый промежуток времени галеры причаливают к берегу, и ты (и я) узнаёшь место, где затонул пиратский линкор. Меня высаживают на причал, грезящего водителя грузят на сани. В сопровождении команды мы движемся к трамвайной остановке. Куллер говорит пиратам:
- Эти никуда не денутся (это о нас). Трамвай будет не раньше, чем через 16 секунд.
В это мгновение вспыхивает огонь, перед нами возникает трамвай. В кабине водителя сидит Туманов. Я подхватываю спящего и влетаю внутрь, за моей спиной захлопываются двери.
- Hola. – Говорит Туманов. Он немногословен, что обычно ему не свойственно.
- Hola, Туманов, - говорю я.
Человек из трактора, наконец, просыпается.
- Hola, - говорит он, - куда делся речной трамвай?
- Вылез на сушу, - не оборачиваясь, отвечает Туманов. - Эволюция.
Так я вернулся в Город Солнца. Впрочем, ты и так всё это знаешь.

Hola! Глава 4

«Ночной парк и дорожка, заваленная листвой. Звёздный свет бесшумно падает под ноги. Идёт человек, пиная сигаретную пачку. Поднимает голову вверх, смотрит на звёзды. Останавливается. На другой грани мира руки кладут стрелу на тетиву, лук скрипит. Тетива натянута до предела. Капля росы медленно скатывается по листу рябины, срывается вниз, очень медленно падает, почти парит. Человек смотрит на звёзды. Побелевшие пальцы сжимают стрелу. Медленно переворачиваются страницы книги, лежащей на полу в Башне Зари. Капля падает на руку, рука вздрагивает. Человеку, глядящему на звёзды, кажется, что с чистого неба ему на лицо упала капля дождя. Стрела срывается. Человек под звёздами чувствует еле ощутимый укол в спину…»
Я просыпаюсь от того, что кто-то кладёт руку мне на плечо. Я открываю глаза – в комнате никого нет. « В комнате никого нет, - думаю я. - То есть я, конечно, здесь. Хотя, это тоже ещё вопрос. Но, в конце концов, не мог же я сам себе положить руку на плечо и разбудить себя? А с другой стороны, очень даже мог…» В северное окно, разбив стекло вдребезги, влетает глубинная бомба времён Второй Мировой. В этот момент мне почему-то думается, что эта комната давно не проветривалась. Я поднимаю бомбу и, разбив ею стекло, бросаю её в южное окно. Интересно, что ты сейчас делаешь? Немного подумав над этим, я решаю, что сейчас ты, наверное, сидишь и читаешь эту книгу.
Где-то внизу раздаётся взрыв. Я выглядываю в западное окно и смотрю вниз – на площади, накренившись на правый борт, лежит крейсер, повреждённый упавшей на него глубинной бомбой. Оборачиваюсь и смотрю в восточное окно – Солнце уже взошло. «А где же дверь?» – спрашиваешь ты. И вправду, где же дверь? И вообще, что это за комната?
Гамак из рыболовной сети. Красный рояль. Куча тряпья в углу. Четыре окна, два из которых разбиты. Из кучи тряпья я вытаскиваю голубые джинсы, черный фрак с блёстками, лётную фуражку и чёрные кроссовки. Надеваю всё это, сажусь за рояль и начинаю играть.
Признаться, я на рояле раньше никогда не играл. Знаю, конечно, где какие ноты, но что с них толку? Поэтому я не испытываю никакого удивления, когда кто-то начинает стучать по батарее. Удивляюсь я по другому поводу: батареи в комнате нет.
– Эй, там! – слышу я, – не будете ли вы так любезны прекратить шум?!
– Hola! – говорю я, – С кем имею честь?
– Это, глубокоуважаемый, ваши Соседи.
– А почему с большой буквы?
– Ну… Потому что в широком смысле. Не просто соседи, например, снизу, а Соседи как понятие. Ясно?
– Не совсем, а точнее – совсем не. И вообще, какие ещё соседи? У меня соседей отродясь не было. Может, вы не мои соседи, а чьи-то чужие?
– Может, и чужие. Но шуметь вы всё-таки перестаньте, уж сделайте милость.
– Я, между прочим, музыку играю, а вовсе не шумлю. Да и что прикажете делать в комнате, где из мебели только рояль и гамак, а последний меня ни на какие действия не вдохновляет?
– Подумайте о бренности бытия, о несовершённом, о несчастной любви, наконец!
Чёрт бы побрал этих соседей! Впрочем, в рояле всё равно только восемь струн, да и те почти все порванные. Где-то в углу стрекочет сверчок.
Звонит телефон. Где бы он мог быть? По звуку не определить, но он мог спрятаться только в рояле. Я поднимаю крышку рояля и снимаю трубку.
– Hola.
– Hola, это я, – говоришь ты. – Где ты пропадаешь весь день?
– Какой день? Сейчас ведь только утро, Солнце ещё всходит.
– Чего-то ты путаешь. Солнце садится.
– Поди ж ты! А я думал, что всходит. Я в какой-то комнате. Не знаю даже, как из неё выйти. А что там в книге написано?
– Чего-то там про Соседей… а потом я тебе звоню… а потом ты спать ложишься.
– Ага, а завтра я просыпаюсь, опять глубинная бомба, Соседи, ты звонишь, и я ложусь спать.
– Ну, про глубинную бомбу это ты чего-то от себя приплёл. Не было никакой бомбы. И завтра ты совсем не там просыпаешься.
– Это положительный момент. Ладно, действительно, почему бы не поспать? Хотя, если начистоту, так я бы лучше на рояле поиграл. Всё, до связи.
– До связи.
Такой вот странный день. Прямо абсурд какой-то.

Hola! Глава 5

Спать я, к счастью, все же не лег. К счастью потому, что пятой главы не было бы. Была бы сразу шестая.
Так вот. Сажусь я за рояль и вдруг слышу стук в дверь. Проклятье! Ты думаешь, что я это выдумал? Понимаю, не может быть стука в дверь без собственно двери, но стук был именно в дверь. Я оборачиваюсь и вижу: действительно дверь. Синяя деревянная дверь с пружиной и барочной позолоченной ручкой. Я встаю, подхожу к двери. Открываю ее и, естественно, никого за ней не вижу. Сзади снова раздается стук, на сей раз в окно. Я снова оборачиваюсь: окна как не бывало. На его месте появляется малахитовая барная стойка, за стойкой, криво улыбаясь, стоит Павел Антонов.
– Hola,– говорит он с легким амберским акцентом.– Не желаете ли испить чего-нибудь тонизирующего?– И, не дожидаясь ответа, с размаху ставит на стол стакан, от чего тот чуть не разбивается вдребезги.
– Hola, Павел Максимыч,– отвечаю я.– Да, пожалуй, сообразите чего-нибудь.
Антонов берет в руки несколько бутылок, абсолютно, на мой взгляд, одинаковых, по очереди отбивает их горлышки о край стойки и выливает (а в отдельных случаях высыпает и выковыривает) содержимое в китайскую фарфоровую вазу XV века. Затем он накрывает вазу коричневым дерматиновым чемоданом, встряхивает ее, приподнимает чемодан и бросает в вазу горящую спичку. Раздается чудовищный взрыв, я падаю на пол.
Дым рассеивается, и я вижу, что ни стойки, ни Антонова там уже нет. В стене на месте окна образовывается огромная дыра. В дальнем углу комнаты я замечаю стакан, наполовину наполненный жидкостью. Я подхожу к нему, беру его в руку и пробую коктейль Антонова. На вкус что-то среднее между слезами черного дракона и портвейном «Три топора». Но так как я не уверен, что автор коктейля действительно исчез из комнаты, я громко произношу:
– Спасибо, Павел Максимыч, и в правду, тонизирует. Хотя букет, как говорится, дурноват.
Я подхожу к пролому в стене и вижу: у края пролома берет начало гранитная лестница. По ней я спускаюсь на землю и иду по улице, делая вид, что знаю, где нахожусь и полностью контролирую ситуацию. Определенно, я в Городе Солнца, и это плюс. Мимо проносится маленький розовый трактор, хотя снега нет и в помине.
Солнце окончательно садится и я иду в полной темноте. Внезапно на улице вспыхивают настенные факелы, вывески на злачных заведениях, витрины и рекламные стенды. Я продолжаю идти по улице. Что-то со свистом проносится надо мной и приземляется метрах в десяти впереди. Летающий объект оказывается коричневым чемоданом. Из него вылезает Павел Антонов, прижимая к груди фарфоровую вазу.
– Проклятье!– Восклицает он.– Не совсем то, что я задумывал. Впрочем, тоже ничего.
– Да, я уже откушал.
– Ну и? По-моему, то, что надо зимней ночью на северной оконечности Бангкока.
– Давненько я не бывал в Бангкоке зимней ночью. Особенно в северных районах.
– Дааа… Этого-то я и не учел. Так что же, тебе совсем не понравилось?– В его правом глазу сверкает предательская слеза.
– Что вы, что вы… Как можно? В принципе, Город Солнца тоже Бангкок, в каком-то смысле.
– Нет! Не надо меня утешать! Скорее коктейль «Слезы дракона» похож на портвейн «Три топора», чем Бангкок на Город Солнца! – С этими словами он поднимает чемодан и направляется к заведению под вывеской «От забора до обеда».
Я же продолжаю идти вдоль улицы. Через какое-то время я подхожу к деревянному забору метров четырех в высоту. Табличка на калитке сообщает мне, что за ней располагается Весенний Сад. В Саду я выбираю самое высокое дерево, забираюсь на него и ложусь спать на ветке. Должен же человек когда-то поспать, в конце концов!
С чистого неба мне на лицо падает капля дождя.
Я засыпаю, и мне снятся крестоносцы, рубящие дрова парадными мечами и Павел Антонов, танцующий танец журавля на балконе Башни Зари.

Hola! Глава 6

Высокие каменные стены, запах дыма, гром артиллерийских залпов, крики на нескольких европейских языках.
– Капитан!
Я вздрагиваю. Оборачиваюсь.
– Капитан, генерал-аншеф Подколодный вызывает вас к себе.
– Ведите,– отвечаю я.
Да, я тебе не сказал, что после ночевки в Весеннем Саду прошло довольно много времени. Один пьяный капитан проиграл мне свою форму в преферанс. Я, кстати, никогда до этого в преферанс не играл (да и теперь не смог бы), так что ты можешь себе представить, сколько ему пришлось выпить в тот дождливый вечер. И вот однажды после трехдневного кутежа с эскорт-гвардейцами фельдмаршала Шербука я оказался в ставке объединенного командования в чине капитана.
Воздух наполнен чем-то средним между густым туманом и мелким моросящим дождем. Я прохожу полпути до шатра генерала, когда земля вдруг содрогается, воздух прорезает ослепительная молния, небо проясняется, и сразу же после этого мы слышим оглушающий треск грома. Все задирают головы и заворожено наблюдают, как с разверзшихся небес, кружась, как осенние листья, падают мертвые драконы. Проходит минута, другая. Выстрелы и крики постепенно стихают, над осажденной крепостью воцаряется абсолютная тишина. Все понимают, что драконы падают прямо на нашу крепость и тылы осаждающих. Как ты думаешь, чья несокрушимость несокрушимее – крепостных стен или костяных пластин чешуи и тонн мышц мертвых драконов? Я тоже думаю об этом. До моих ушей наконец доносится рев сопротивляющихся воздушных масс, на бешеной скорости тела первых упавших чудовищ врезаются в стены белого мрамора и башни из слоновой кости, и гром земной, подобно грому небесному, терзает наши барабанные перепонки. Пыль въедается в глаза, зрение отказывает. Вокруг вновь становится безумно тихо, но через какое-то время в звуковом пространстве появляются шорохи, легкие шумы, стоны раненых. И вдруг, только теперь и как никогда отчетливо, все до одного (в этом я уверен как ни в чем!) мы слышим молчание погибших.
Проходит полчаса, но атака не возобновляется. Обе стороны уносят своих раненых с поля боя. Я стою, не зная куда податься, и вдруг вспоминаю, что я, собственно, шел к монсеньору Подколодному, генерал-аншефу войск объединенной Евразии.
Войдя в шатер, я застал генерала бледным как луна и к тому же в полном одиночестве.
– Капитан,– начал он без всякого вступления,– мне известно, что вы никакой не капитан.
– Так точно,– ответствую я.
– Более того, вы, как говорится, повеса, мошенник и плут.
– Так точно,– вновь соглашаюсь я, хотя «мошенник», по-моему, все же не совсем заслуженный комплимент.
– Но, не смотря на это, вы прекрасно исполняли свои офицерские обязанности и даже отличились при проведении диверсионной вылазки в тыл врага.
– О, господин генерал-аншеф…– Я смиренно склоняю голову.
– Именно по этому я не отдам вас под военный трибунал (а вы прекрасно знаете, чем в наше время заканчиваются подобные процессы), и, более того, я не пристрелю вас на месте, как человека, позорящего честь евразийского мундира. Остановимся на следующем – вы снимаете мундир и отправляетесь на все четыре стороны.
Он открывает огромный сундук, достает оттуда китайский халат и сандалии с крыльями.
– Вот, возьмите,– говорит он, протягивая мне извлеченные из сундука вещи.
Я переодеваюсь и направляюсь к выходу. В это время в шатер входит фельдмаршал Шербук собственной персоной и двумя персонами адъютантов.
– Битва окончена, Подколодный,– спокойно сообщает он.
– Господин фельдмаршал, неужели крепость взята?!– Восклицает генерал-аншеф.
– Нет.
– Значит, мы победили?
– Нет, генерал. Никто не в силах победить мертвых драконов…

Hola! Глава 7

Посмотри в окно, и ты увидишь, что все вокруг превратилось в каток. Я попросил свою сестру (а у меня действительно есть сестра) сходить на почту, но она ответила, что у нее нет коньков. Я нашел для нее коньки, а она уехала на них в соседний город и пятый день не возвращается, так как в соседнем городе лед уже растаял.
Ты видишь – я иду по подземному переходу длиной семь километров, стены которого сплошь из чистого золота и хрусталя. Отвратительное сочетание, но ничего не поделаешь. В нише пристроился крысолов из Гамельна, закрыв глаза, он свистит на черной дудке.
– Привет, крысолов из Гамельна,– говорю я.– Как ты попал сюда?
– Мой корабль попал в шторм, и я, держась за обломок якоря, доплыл до ваших берегов.
Такие странные слова говорит мне крысолов. Я бросаю ему в шапку кусок яблока и алмаз величиной с кулак, разворачиваюсь и вижу, как прямо на меня бежит ребенок. Через секунду он уже свирепо атакует головой мой живот, отскакивает, ударяется о землю и оборачивается Тумановым.
– Туманов, ты зачем это сделал?...– успеваю прохрипеть я, и… Черный экран.
Спирали искр вращаются вокруг радуги. Всходит солнце, и спирали становятся золотыми, закручиваются все туже и превращаются в стены подземного перехода. Туманов несет меня на спине.
– Не время разбрасываться яблоками,– произносит Туманов.– Нас ждут великие свершения, хотя самое великое уже позади. Однако, hola.
– Hola, Туманов.
Я смотрю назад и вижу перевернутый танк ИСУ-52.
Оплавленное золото и треснувший хрусталь. Под сводами парит красный дым.
– Нам требуется лошадь!– Восклицает Туманов и бросает меня на пол.– И немедленно!
– Коня… Коня…– Бормочу я,– полцарства за коня…
– К черту коня, нам нужна лошадь! Хотя, с другой стороны, не больше, чем конь.– Туманов неуверенно трет подбородок, но тут же находится.– Но и не меньше!
Ни лошади, ни коня поблизости не наблюдается, и мы продолжаем прогулку пешком. Вокруг шныряют продавцы «Энциклопедии здоровья», толкаются, наступают друг другу на ноги и непрестанно голосят. Свет меркнет, и мы идем на ощупь в этом супе из продавцов.
– Хаос да поглотит вас!– Кричу я и творю заклинание «цепная молния».
В воцарившейся звенящей тишине раздается голос Туманова:
– Вижу свет в конце туннеля.
Мы направляемся к светлому пятну.
В пустоте над нами проявляются образы Малютки Олафа, Леночки и Абраменко.
– Это что за ботва?– Туманов достает из рукава роговые очки, надевает их и вглядывается в лица.– Какого дьявола?! Я ни черта не вижу!– Швыряет очки во тьму кромешную и трет глаза.– Так-то лучше.
– Служили вместе,– говорю я.
Образы одновременно начинают говорить. Образ Абраменко отпускает грязную шутку, и мы хором кричим:
– Абраменко, ГРЯАААЗЬ!!!
Образ Абраменко меркнет и через четырнадцать секунд исчезает. Малютка Олаф начинает сыпать терминами, потом ругаться с Леночкой, потом, наконец, обращается к нам:
– Я сейчас, наверное, глупость скажу, но выход там.
– Да мы уже заметили.
– Ну, мы должны были раньше появиться, еще до «цепной молнии», да не задалось как-то…
По мере нашего продвижения к свету образы растворяются. Мы выходим на поверхность и тормозим карету с гербом Бурбонов. В карете сидит моя сестра и держит в руках коньки.
–Брат,– говорит она,– тебе письмо пришло. Без обратного адреса. И бандероль из Испании. Прикинь. Садись, домой поедем.

Hola! Глава 8

Запах перегревшегося двигателя. Пластиковые панели дребезжат. Нехорошо так дребезжат.
Пес, сорвавшийся с цепи.
9,81 м/сек в кв. – ускорение свободного падения. Немыслимый рев. Нечеловеческий крик. Я лечу над звездами.
Стоп!
Ничего не стоп! Педаль тормоза ускользает в четвертое измерение. Я пытаюсь дотянуться до нее – ничего не получается. Ко мне быстро приближается самая банальная стена из самого заурядного красного кирпича. Я проникаю ногой в четвертое измерение, жму на тормоз, но вместо меня тормозит время.
Ужасный треск, надо мной кружатся рваные клочья металла. Я продолжаю скользить в четвертом измерении и оказываюсь в межпространственной точке «D», а именно в месте, которое называется Середина Всего.
Шум. Шум нарастает. Шум нестерпим. Это воздух заполняет мои легкие. Адский гром – бабах!!! – сотряс мое тело (или что это там). Так бьется мое сердце.
Я шевелю пальцами правой ноги. Работает. Я имею объем, вес и температуру. Как славно!
Картинка проясняется. Я узнаю себя, и ты узнаёшь меня.
Привет.
Я в Городе Солнца, лежу на лавке в Весеннем Саду, укрытый меховым одеялом. По Саду прогуливается человек. Слоняется туда-сюда, подолгу стоит перед скульптурами. Заметив под моим одеялом признаки жизни, он направляется в мою сторону. Это Вячеслав Абраменко, демонический маклер.
– Hola,– говорит Абраменко.
– Hola, Абраменко,– отвечаю я.– Какими судьбами?
– Да вот, гуляю тут… Давненько я не был в Весеннем Саду…
– Сдается мне, Вячеслав Абраменко, демонический маклер, гонишь ты.
– Да сто лет не был, вот те крест! Взять вот прошлый год – не был. Позапрошлый – не был…
– Ладно, отставить популярную математику. Не будем вдаваться в подробности. Как поживаешь, как наши? Что нового со времен нашей последней встречи?
– Ничего нового: Леночка и Малютка Олаф жили долго и счастливо, до сих пор живы, насколько я знаю. Я вот, видишь, тоже не хвораю. И вообще, если мне не изменяет память, наша последняя встреча была вчера вечером.
– Поди ж ты, правда, что ли? Как время-то тянется.
– Да… А почему у тебя на правой ноге ботинка нет?
– Это чтобы пальцы лучше работали… Эх, Абраменко, не можно тебе этого понять. И вообще, долгая это история, да и помню я не много. По правде сказать – ничего не помню.
Я встаю с лавки, аккуратно складываю меховое одеяло.
И тут анналы памяти решают сыграть со мной злую шутку: я вспоминаю всё. И даже больше. Я вспоминаю изрешеченные пулями небеса, чьи огнестрельные раны безумно ярко светятся по ночам. Вспоминаю того, кто сотворил все, спасаясь от безделья. Вспоминаю, что это был не я и не ты. Беззубого Энди Фога, капитана шхуны «Последний рубеж», ушедшего в кругосветное плавание прошлой осенью. Пустой Дом на одном краю земли и Башню Зари на другом. Вспоминаю, как все однажды встретились и долго говорили, и спорили о чем-то, и ругались, и мирились, и разошлись, ничего не выяснив и не доказав, и забыли об этой встрече. Вспоминаю, как вшестером брали французский форт и не взяли. Потому что не вспомнили, зачем нам французский форт.
Вспоминаю море… нет, моря там не было…
Ты все еще читаешь? Hola vara.

Hola! Глава 9

«Дорогу осилит идущий», – так начинается девятая глава. «Какого дьявола?!», – спросишь ты. Не притворяйся, я знаю, что ты знаешь, что я знаю.
Я еду в Город Солнца, а точнее иду. Я вспоминаю, как еще недавно я летел туда. Вот именно, летел! Погонщик Красного дракона подрядился доставить меня в Город, благо сам туда направлялся. Но вот незадача – это дьявольское отродье (я имею в виду дракона, а не погонщика) видать что-то не то поглотило и на втором часу полета самопроизвольно приземлилось на территории католического монастыря и взорвалось ко всем чертям! Мы спаслись чудом, видать место такое особенное. Стоит ли говорить, что погонщик потерял смысл жизни и решил удалиться от мирской суеты. Что и сделал. И хотя вероисповедания он был отнюдь не католического, здесь решающую роль сыграл территориальный принцип.
Да, Красные драконы, по всему видать, транспорт ненадежный. Более того – опасный. Никогда не летай на Красных драконах.
И вот я иду. Я долго иду по разбитой дороге, ухабины постепенно сменяются асфальтом. Спустя некоторое время я вхожу в город, но это не Город Солнца, это Железный город. Я раньше в нем не был, хотя много о нем слышал. Я вижу, что на всех уличных светофорах только один сигнал – синий, к тому же горящий постоянно. Это чтобы людям голову не морочить. Очень удобно, ты не находишь?
Идея идти дальше пешком мне не очень по душе, поэтому я обращаюсь к первому встречному:
– Уважаемый, как отсюда побыстрей добраться до Города Солнца?
В ответ тот лишь пожимает плечами, даже не глядя в мою сторону. Со вторым встречным происходит та же история, так же как и с четвертым. Я оглядываюсь вокруг, подхожу к железному магазину, открываю железную дверь и вхожу внутрь. Достаю из-под куртки револьвер и направляю его на стоящего за прилавком человека.
– Скорее всего будет нанять экипаж, а дешевле всего сесть на поезд, дойдя до вокзала тремя кварталами ниже по улице, – выпаливает он прежде, чем я успеваю что-либо спросить. Нравы здесь более чем странные, как мне кажется.
Я выхожу на улицу. На улице идет снег, пахнет мокрым железом и дымом. Рядом со мной тормозит экипаж.
– Вам в Город Солнца? – Спрашивает извозчик.
– Да, – отвечаю.
– Сто двадцать золотых песет.
– А так? – спрашиваю я, вытаскивая револьвер.
– А так тридцать серебряных.
– Поди прочь, Иуда, – говорю я и направляюсь к вокзалу.
Пройдя три квартала, я оказываюсь на вокзальной площади. На площади установлен монумент Амаро Фумару, основателю Священной Крепости. Не могу понять, причем здесь он, ведь Священная Крепость стоит в ста милях к северу отсюда. Видимо, статуя просто понравилась губернатору Железного города.
Я вхожу в здание вокзала. Внутри здание оказывается сумрачным и неожиданно большим, абсолютную пустоту нарушает лишь стоящий посреди гигантского зала красный рояль. На рояле стоит вазочка с пожухлой розой, два канделябра с горящими свечами и полупустой бокал вина. За роялем сидит король Филипп IV и что-то меланхолично наигрывает.
–Hola!– Говорит король,– Adnde va?
– Hola! – Говорю я, – в Город Солнца, Ваше Величество.
–Buen viaje!
– Спасибо.
Я выхожу на перрон и вскакиваю на подножку уходящего поезда. В тамбуре поднимаю с пола букет тюльпанов… блин, нет, это не там было… в общем, захожу в вагон и сажусь в кресло. Закрываю глаза, и картинка, застывшая на внутренней стороне моих век, как инеем покрывается голубым цветом. Звуки становятся вязкими и приглушенными. Не трогайте меня, я сплю.

Hola! Глава 10

Просыпаюсь я от того, что кто-то трясёт меня за плечи. Я поднимаю веки и вижу Абраменко в роли разгневанного почтальона.
– Сеньор Туманов, если не ошибаюсь? – Восклицает он.
– Ошибаетесь,– отвечаю я.
– А, к черту! Это мне абсолютно безразлично! – кричит Абраменко и швыряет мне в лицо запечатанный конверт.
Абраменко на роликах уносится в следующий вагон. Я поднимаю конверт. Адресат – Григорий Иванович Пушкин, отправитель – Таинственная Незнакомка. Я вскрываю конверт и читаю:
«Дорогой сеньор Диас! Вчера я посетила ваш фамильный замок. Черт знает что! Я помню его сияющим чистотой и заполненным именитыми гостями, а сейчас… Мыши, МЫШИ, ДОРОГОЙ МОЙ СЕНЬОР ДИАС, с голодухи сожрали все обои и выкурили все папиросы! Куда, куда же смотрела ваша светлость, когда эти… свиньи – да-да, СВИНЬИ, а не родственники по отцовской линии!– отдирали плинтуса и скручивали дверные ручки?!...» – и так далее, и тому подобное.
Я складываю письмо вчетверо и кладу в карман куртки.
– Простите,– обращаюсь я к сидящему напротив мужчине,– на этом поезде я доеду до Города Солнца?
– Не могу точно сказать, молодой человек,– медленно произносит он, растягивая слова.– Я ведь не астролог, я не предсказываю судьбы.
– Но этот поезд хотя бы следует в Город Солнца?
– Чисто теоретически он стремится туда попасть… Оп-па,– перебивает себя мой сосед, глядя мне за спину,– бом-бом-тили-бом, загорелся кошкин дом!
Я оборачиваюсь и вижу, как из тамбура в вагон врываются щупальца огня, под потолком расползается дым. С другой стороны вагона появляются пожарные, держа в руках бутылки шампанского. На счет «четыре» они откупоривают бутылки и разливают по фужерам всем желающим.
– Дамы и господа!– Выкрикивает один из них, старший, судя по нашивкам.– Сегодня у нас большой праздник – сотый пожар на этом поезде! Предлагаю тост: выпьем за прекрасных дам!
Вагон одобрительно гудит, огонь в тамбуре разгорается все сильней.
– Скажите, уважаемый, у вас есть жена?– спрашивает меня мой сосед.
– Нет,– отвечаю.
– Тем лучше. No woman – no cry.
Поезд въезжает на мост через широкую реку. Я высовываю голову в окно и вижу, что метров через пятьсот мост обрывается. Я влезаю обратно.
– У меня для вас плохие новости…– начинаю я, но поезд уже слетает с моста и начинает бесконечно долгое падение в темную воду. Мой сосед водружает на спину свой рюкзак, выбивает ногой стекло, хватает меня за руку, и мы прыгаем в сторону от летящего поезда.
– Держитесь за меня как можно крепче,– говорит он. Я в полете хватаюсь за него руками и ногами и держусь изо всех сил.
Мой спутник дергает за кольцо, над нами раскрывается купол парашюта. Мы медленно парим над рекой в сторону берега. Поезд полностью погружается под воду. Через несколько минут состав выныривает на берег и продолжает движение.
«А если надо ехать в другую сторону,– думаю я,– не станет же поезд запрыгивать на мост? Хотя, почему нет?»
– Как вас зовут?– Спрашивает меня мой «первый пилот».
– Зовите меня Октаво.
– Ну что ж, Октаво, очень приятно. Меня зовут Витор Диас.
Мы не спеша долетаем до берега и приземляемся.
– Так вот, сеньор Диас, у меня для вас плохие новости,– говорю я.– В вашем фамильном замке совсем не осталось папирос.

Hola! Часть 2. Глава 1

Комната. Полумрак. В углу на тумбочке стоит маленький чёрно-белый телевизор, он включен, но громкость на нуле. Телевизор постоянно освещает комнату голубоватыми бликами. Откуда-то доносятся звуки фламенко, возможно с чердака.
За столом в кресле-каталке сидит пожилой мужчина, на вид ему лет 65-70. Его зовут Анджей, он ветеран какой-то войны, я не знаю какой. Он парализован, совсем не может ходить, но держится молодцом.
Рядом с ним сидит девочка, его внучатая племянница. Ей восемь лет, её зовут Ханна.
Они играют в карты.
В углу дремлет доберман по кличке Бобби.
Откуда-то из-за двери начинают доноситься непонятные шумы, наконец раздается треск ломающегося дерева, скрежет, посторонние голоса. Анджей, глядя в карты, негромко произносит:
– Ханни, кажется у нас нежданные гости. Доставайте револьвер.
– Хорошо, дедушка.
Ханна кладет свои карты на стол, Анджей не успевает в них подглядеть и с выражением досады на лице складывает карты и раскуривает трубку.
Ханна достает из ящика стола револьвер и патроны, затем заряжает револьвер и кладет несколько патронов на стол.
– Уберите запасные, Ханни, они не понадобятся.
– Хорошо, дедушка.
Дверь в комнату распахивается от удара снаружи. В комнату врываются злоумышленники, забавы ради одетые в белые халаты. Лица их скрыты марлевыми повязками.
– Пли! – Командует Анджей.
Ханна стреляет, и первый из вломившихся в дверь замертво падает на пол. Запах сгоревшего пороха распространяется по комнате.
– Дрянной порох, – замечает Анджей. – Однако, где же Бобби? Ах, вот и он.
Из угла комнаты взмывает неясная тень и сбивает с ног второго злоумышленника. Они откатываются к стене, оттуда доносятся возня и рычание.
– Пли! – снова командует Анджей, но выстрел не раздается.
– Заклинило, – сообщает Ханна, затем берет револьвер за ствол и с размаху кидает о стену.
Третий налетчик, едва мелькнув в проеме двери, разворачивается с целью выбежать обратно, но натыкается на четвертого и отскакивает внутрь комнаты. Через считанные мгновения он вновь вскакивает на ноги и с разбегу бьется в нарисованную рядом с настоящей дверь.
Тем временем Ханна поднимает револьвер с пола и целится в мечущуюся в поисках двери фигуру в белом халате.
– Негоже стрелять в спину, дорогая моя. – Назидательно произносит ветеран. – Уважаемый!
Налетчик оборачивается, и Ханна отправляет две пули в центр левого нагрудного кармана на белом халате. Воцаряется тишина.
– Докладывайте! – Командует Анджей.
– Двое убиты, один пленен и один бежал, товарищ гвардии майор!
– Неплохо!
– Так точно, товарищ гвардии майор! Чертовы неудачники!
– Не выражайтесь, Ханни, это не к лицу юным леди. – Анджей выпускает облачко дыма.
Ханна дует в ствол револьвера, как это делают в фильмах.
– Тем временем шах, дорогая! – Анджей ставит ладью на B-8.
Ханна убирает револьвер в ящик стола.
– Опять я что-то пропустила.

Hola! Часть 2. Глава 2
 
– Эта банка, что стоит на твоем столе, да-да, вот эта самая банка… Приглядись хорошенько, это не просто два литра воды. Приглядись, говорю тебе. Ну?
– Ничего не ну… хотя, подожди-ка… Там как будто какая-то комната…

…Почти пустая комната, только койка да стол со стулом. На койке сидит человек, возраст не понять – глаза уж больно странные. Сидит на краю койки как на краю пропасти. Он чувствует еле уловимый запах моря, непонятно откуда взявшийся в этой странной комнатушке. Я подскажу тебе – его имя Нуэво, ему всегда грустно и весело одновременно, он отпустил на волю все свои песни и теперь смотрит в окно и не понимает, что оно хочет ему показать.
А меж тем окно показывает ему летнюю ночь, когда солнце ненадолго окунается в море, и, освежившись, вновь восходит. Пряный ветер горячего поля обдувает лицо всадника. Это Джулиан, Герой Меча. Вот он останавливает коня, спрыгивает на землю и оглядывается вокруг. Джулиан бросает на землю Крепкий Щит, расстегивает доспехи и сваливает их рядом со Щитом, ложится на траву, и, вытащив из ножен Меч Зари, произносит вслух свою любимую фразу:
– Вот билет на тот свет, на трамвай билета нет!
Убрав Меч обратно в ножны, он долго вглядывается в лиловое небо, вспоминая былые подвиги и Героев, давно ушедших в Края Вечной Охоты. И в этом самом лиловом небе, за пределом его зрения, верхом на ветре птичьими тропами скользит черный дракон. В этом самом лиловом небе, не знающем берегов и дна, под брюхом черного дракона плещется ураган, в ярости своей не разбирая верха и низа. И лишь дракон, лукаво скосив на него зеленый глаз, улыбается, обнажая первый ряд клыков.
Медленно, но верно (как тебе кажется, а на самом деле дико и бессмысленно) ураган катится в сторону моря, комкая и терзая облака, смешивая их с брызгами солнечного света, обжигающими брюхо черного дракона. Парящий ящер вглядывается вдаль, и на синей пока еще глади моря различает фрегаты Второй Королевской Флотилии Восточной Палаэдры, а для него – утлые скорлупки, вспыхивающие под его дыханием словно солома.
Флагманский корабль ведет адмирал Куллер (ты помнишь, раньше он был пиратом, собственно говоря, пиратом он и остался, просто перешел на другую сторону силы), на борту флагмана находится один загадочный пассажир. Пассажира зовут сеньор Очо, он тоже Герой, но не Меча. Сеньор Очо сидит за столом в темной каюте и смотрит вглубь стеклянной банки, в точности такой, какая стоит перед тобой. Кого же он высматривает в мутной морской воде, наполняющей банку?
Я снова подскажу тебе: Вторая Королевская Флотилия Восточной Палаэдры ищет человека, сидящего на краю койки как на краю пропасти, всегда грустного и веселого одновременно, отпустившего на волю все свои песни и глядящего в открытое окно. Зачем он им – не знаю. Говорят, он отпетый негодяй, недостойный носить имя. А еще говорят, он гораздо больше годиться на роль короля Палаэдры, и король об этом знает. Впрочем, это лишь слухи. Верь глазам, и то не полностью.
Вот и сеньор Очо не вполне верит глазам, когда в банке проявляются смутные силуэты койки, стола и стула. Затем он видит странные глаза Нуэво, глядящего в окно.
Знаешь, они бы нашли Нуэво, если бы ураган, дико и бессмысленно мчавшийся к морю, не застиг бы фрегаты в трех милях от берега, опрокинув на пол и сеньора Очо, и адмирала, и банку с морской водой, и много еще кого и чего. Но, так оно всегда и бывает в книгах – бах! – и все с начала.

– Все, оторвись наконец от этой банки. Конец фильма и профилактика.

– Да откуда же, черт возьми, так пахнет морем?! – Спрашивает сам себя Нуэво, и слова его теряются в углах полупустой комнатушки.

Hola! Часть 2. Глава 3

Снега нападало немного. Мелочь, а приятно. Хотя, приятно это, прямо скажем, не всем и не всегда. Андрею срочно понадобилось достать из колодца пару лягушек, а колодец завалило снегом, крышка его обледенела, вода замерзла. Лягушки же залегли на дне, ибо всякая лягушка по зиме впадает в спячку, а там были именно всякие лягушки. Лезть в сачок лягушки не желали вовсе, посему Андрей огорчился, но в колодец не плюнул, хотя очень хотел.
Это было лирическое отступление от главы. С другой стороны, это было лирическое вступление в главу. Вот такой парадокс.
Как известно, снег приятен на вкус, питателен и эффективен в плане поднятия общего тонуса. Кроме того, он является лучшим средством от малярии, хотя некоторые ученые до сих пор оспаривают этот очевидный факт. Всех полезных свойств снега, пожалуй, человечество не познает во веки веков (истина!), но ближе всех к этому тайному знанию стоит известный нам теоретик снегов и туманов Павел Максимович Антонов.
– Снег непостижим! – Говорит мне Павел, а тем временем зимний пейзаж вокруг нас приобретает вид классической новогодней сказки: ёлки–сосенки, покрытые снежной пылью, проступают на месте голых берез, лужи под ногами сменяются обледенелой дорожкой, по которой мы выходим на берег замерзшего моря. – Вот погляди, снег дает нам силу двигаться по воде аки посуху, ведь очевидно, что лед есть ни что иное, как спрессованный снег. И чем дальше постигаю я тайну снега, тем более утверждаюсь во мнении, что в снеге заключен секрет бессмертия. Взять хоть бы тех мамонтов.
– Но они ведь… как бы сказать… не вполне живы… – Робко возражаю я.
– Да, но бессмертие тела тесно связано с бессмертием души и бессмертием вообще…
Таким образом, диалог наш становится совсем уж заоблачным и приобретает явный оттенок философствования и легкий налет шизофрении.
Между тем, я ломаю голову: знаешь ли ты, как мы с Витором Диасом добрались до Города Солнца? С одной, стороны в этой книге об этом ничего написано не было. С другой стороны, чаще всего оказывается, что мои приключения известны тебе от третьих и четвертых лиц, порой в мельчайших деталях и даже с некоторыми примечаниями пересказчиков.
На всякий случай скажу: с сеньором Диасом мы перешли через Альпы и сели на ближайший экспресс до Куэнки, а там пересели на автобус до Города Солнца, и после трех дней бешеной гонки по заоблачным вершинам и туманным лесам я был дома. Короче, ничего интересного.
В тот день я даже видел тебя на другой стороне улицы, но перейдя на твою сторону потерял тебя из виду. Вечером я хотел позвонить, но телефон-автомат на углу куда-то запропастился, чем изрядно меня разозлил. Вот интересно, тебя когда-нибудь злят телефоны-автоматы? Если задуматься, есть в этом нечто противоестественное.
Короче, читая эту главу, ты, возможно, как-то восстановишь для себя логику событий. И узнаешь кое-что новое о снеге.
– Однажды я оказался в очень странном месте,– продолжал Павел Максимович.– Это была дикая степь, населенная хищниками и травоядными белыми драконами. Местность сия была сплошь покрыта песком и чахлой растительностью. Проскитавшись там около трех минут и вконец обессилев (день и без того выдался нелегким), я обнаружил за очередным барханом обширные залежи снега. Через час я был уже сыт и пьян, а на следующий день меня подобрал спасательный вертолет, возвращавшийся из Тибета.
Такую невероятную историю поведал мне неутомимый рассказчик Павел Антонов.
К этому моменту на льду перед нами тут и там возникают лунки, возле которых мы замечаем множество дремлющих лягушек. Многие из них, впрочем, находятся в состоянии, далеком от транса и остаются вполне бдительными.
– Странно… Ведь известно, что всякая лягушка по зиме впадает в спячку…– Рассуждает Павел. – Видимо, это как раз не всякие лягушки… Я понял!– Вдруг восклицает он.– Это снег придал им живительной силы! Виват снег! Пожалуй, запасем парочку тварей для Андрея…

Hola! Часть 2. Глава 4

Так вот.
Павел, заготовив лягушку и махнув на прощание клетчатым платком, отправляется к Андрею. Я же, как ни в чем не бывало, ибо это обусловлено развитием сюжета, оказываюсь на людной улице Гранады, где в толпе зевак сталкиваюсь с Тумановым.
– Hola, Туманов! Ты-то как оказался в Гранаде?
– Hola! Не знаю, видимо это было обусловлено развитием сюжета… Или как-то так…
– Ясно… А чего народу так много?
– Дык не знаю… Может они все тут обусловленные…
– Хмммм…. Надо как-то выбираться.
Мы сворачиваем в первую попавшуюся арку, яркая вспышка, звон в ушах, мы оказываемся на Площади Порталов в Городе Солнца.
– Это что? Это что было?! – Возмущается Туманов. – Верните мне мои естественные координаты!
– Это был какой-то скоростной портал. Ну точно, мгновенный, – добавляю я, посмотрев на закорючки на задней стенке портала.
– Мгновенный… Поспешишь – людей насмешишь. Народная финская мудрость, – замечает Туманов.
– Да уж. Вот первые порталы имели скорость 0,05 кг/с. Думаю, твои уши до сих пор были бы в Гранаде, попадись нам один из них. Впечатлений до старости хватило бы. Конечно, если допустить, что все органы были бы доставлены в заданном природой порядке. Иначе старость остается чистой абстракцией.
Я хватаю Туманова за шелковый галстук и падаю в соседний портал. Через несколько секунд зрение возвращается. Мы видим зеленый лес, летний луг, справа от нас городской замок за земляной насыпью и частоколом. С ветки огромного дерева, склонив набок голову и хлопая глазами, за нами наблюдает грифон.
– Ну здрасьтииии, колхозничкиииииии, – протяжно вскрикивает грифон и подмигивает зеленым глазом. – Туристы али как?
Мы не сговариваясь бросаемся в портал и с размаху бьемся о его внутреннюю стену. Портал не срабатывает.
– Конечная! – Доносится снаружи голос грифона. – Портал-то односторонний…
Туманов, хищно улыбаясь, смотрит на меня.
– Ну выходи, объясни птице, что мы главные герои и что растерзать и сожрать нас не удастся.
Снаружи просовывается голова грифона, принюхивается и тонко хихикает.
– Так уж и герои… Так уж и не удастся… Сожрать-то оно всегда успеется, было бы желание. Вы, колхознички, шли бы в город, места-то тут дикие.
– Мы, товарищ, не колхознички. Мещане мы праздные, сохи в руки ни в жисть не брали.
– Да и я, позвольте заметить, не птица. Так что оставим классовые предубеждения. Ступайте, говорю в город, век воли не видать. Как родным советую.
– И правда, отчего бы не пойти. – Произносит Туманов. – Ладно, камарадэ, но пассаран!
– Ага, не заблудитесь только, перекатные…
Мы идем через луг к городским воротам, вечереет.
Через ворота в город тянется обоз, над воротами неоновая вывеска – «Эльче, заповедник».
– У меня в Эльче вроде знакомые есть, – говорю я.
– Ага, от южных морей до полярного края… Нет, это не про то, – отвечает Туманов. – Короче, знакомые-то везде найдутся. Есть ли портал – вот в чем вопрос!
С обозом мы входим в «Эльче, заповедник» и идем в сторону городского замка. Пестрая публика беспорядочно движется по улицам.
– Праздник что ли у них какой?
– Не думаю, – говорит Туманов, задумчиво глядя вдаль, – Просто эта суета обусловлена развитием сюжета.

Hola! Часть 2. Глава 5

Тем временем Павел Антонов садится на вороного коня и мчится строго на запад. Ветер треплет его пышную шевелюру, в седельной суме безмятежная доселе лягушка с замиранием сердца размышляет о своей нелегкой доле (хотя и не разумеет, что доля ее вполне сносна и даже завидна). Ветви голубых елей смыкаются над головой Павла, он въезжает в Паледонский лес.
Об этом лесе рассказывают вещи странные, загадочные, а порой и вовсе несусветные. Заговори сейчас лягушка человеческим голосом, и тому бы Павел не удивился.
– Эх, дороги… Пыль да туман…
Сказать по-честному, Павла все же слегка настораживает внезапный творческий порыв земноводного, хотя вида он не подает.
«На кой черт Андрюше говорящая лягушка? – Думает Павел. – На кой черт ему вообще нужна лягушка?»
Тут следует пояснить, что к тому моменту у Андрюши в наличии имеется десяток этих странных созданий, и в поставках извне он уже не нуждается. Однако Павел не корысти ради, а по доброте душевной изо всех сил стремится в Рощино с заветной котомкой.
Западный Паледон не отличается излишней гостеприимностью. Впрочем, как и восточный. Стало быть, без разбойников в этой главе никак не обойтись.
– Стоп колёса! – раздался голос из темноты. Несмотря на явную нелепость высказывания, Павел все же останавливает коня.
– Какого дьявола? Я сын турецкоподданого! – Праведный гнев Павла легко объясним, ведь он действительно сын турецкоподданого. – Руки прочь!
– Так ты еще и турок??
Как говорится, тут-то драка и началась.
Меж тем, опасаясь за судьбу своего опекуна, лягушка выбирается из седельной сумы и, явно озадаченная происходящим, не находит ничего лучше, чем произнести самое нелепое в данной ситуации слово:
– Друзья…
Тем не менее, сие слово (как это часто бывает) оказывается волшебным. Дерущиеся замирают в нелепых позах, воцаряется звенящая тишина, дорожная пыль медленно оседает вокруг. Лягушка, ободренная оказанным вниманием, решает продолжить:
– Ободритесь, это я. Не бойтесь.*
Предводитель разбойников выпускает из зубов штанину Павла, снимает шапку и задумчиво произносит:
– Всего я в жизни навидался… И драконов, и призраков, и самоходных телег без лошади… Но чтоб лягушка говорила… Камарадэ, респект… (Протягивает Павлу руку)
Пожимая руку главаря, Павел почему-то вспоминает «Сдачу Бреды», затем убирает лягушку в сумку и запрыгивает в седло.
– Поздорову, головорезы, не поминайте лихом. А лучше вообще никак не поминайте.
Продвигаясь вглубь Паледонского леса, Павлу восемь раз пришлось при оклике «стоп колеса!» предъявлять лягушку как пропуск.
«Где же справедливость?» – размышляет Павел. – «Я пленил лягушку, не раз спасшую меня от плена! Абсурд! И после всего я отдам ее на растерзание Андрюше?»
Здесь в очередной раз следует заметить, что факт терзания Андрюшей лягушек документально не подтвержден, стало быть Павел это обстоятельство явно домыслил. Тем не менее, выбравшись на западную опушку Паледонского леса, герой повествования выпускает пленницу на волю и с легким сердцем направляется к Андрюше на чаепитие, между прочим задумав освободить всю подневольную живность.
– Черт побери! Как я теперь вернусь к родной лунке?? – кричит лягушка вслед удаляющемуся всаднику.

-------------------*© Иисус Христос

Hola! Часть 2. Глава 6.

– Бес меня попутал во все это ввязаться! – Восклицает Туманов, проворно перепрыгивая через открытый канализационный люк.
– Бес, бес.. Не иначе, – киваю я.
Мы движемся в направлении восьмиэтажного здания, ничем не выделяющегося среди прочих, однако именно в этом, возможно, и заключается его привлекательность. Подойдя к двери здания, мы видим на ней табличку «Служебный вход», а над ней – табличку «Выход». Эта явная нелепость, разумеется, не может не послужить поводом зайти. Или выйти, раз уж на то пошло.
– Мне кажется, в зданиях не бывает порталов, – замечаю я.
– Мне скоро начнет казаться, что порталов вообще не бывает, – отвечает Туманов.
Мы идем по коридору и выходим к площадке с лифтами. Туманов нажимает на кнопку вызова, из шахты доносится металлический звон и свист плетей. Через двадцать восемь секунд двери лифта открываются, и мы входим внутрь. Моя рука ударяет по кнопке «9», лифт начинает подъем.
– Девятый этаж восьмиэтажного дома дает повод предположить, что поблизости могут быть обнаружены вещи столь же противоестественные, – размышляю я.
– Это типа безалкогольное пиво?
– Типа того. Или даже безалкогольная водка.
– Ну дела..
Лифт останавливается, мы выходим прямиком в школьный спортзал.
– Ну и где обещанные чудеса? – спрашивает Туманов. – Не вижу здесь ничего противоестественного.
В этот момент свет начинает тускнеть, зажигаются прожекторы и светомузыка, из дверей вываливают клоуны, тигры, белый слон, запряженный в телегу с дровами, акробаты, два кенгуру и сборная Эрафии по стрельбе из арбалета. Начинается безумное и дикое представление, вакханалия и грандиозный дебош. Нас оглушает громовая музыка, прожекторы гаснут, через зал идет факельное шествие. Музыка резко обрывается, воцаряется кромешная тьма, затем столь же внезапно в зал врывается дневной свет, обнаружив полное отсутствие в помещении чего бы то ни было.
– И правда, черт те что, – соглашаюсь я. – Не туда мы, видать, зарулили.
– Ага, причем еще с утра.
Мы снова входим в лифт, Туманов левым локтем нажимает кнопку «0».
– Интересно, это «ноль» или «о»? – прерывает молчание Туманов.
– И что это за «о»? Не знаю слова на «о», которое подошло бы к ситуации.
– Ты наверное к тому же не знаешь слово, начинающееся на «девять». А я знаю.
Лифт с грохотом приземляется. За открывшимися дверями не обнаруживается ничего, кроме асфальтовой дороги, теряющейся во мраке.
– Видимо, и правда нулевой этаж. – Говорит Туманов.
– Что-то не нравится мне идея топать по этой дороге неизвестно куда и неизвестно сколько.
– Можно, конечно, еще на лифте покататься. Вдруг опять кенгуру покажут!
– Есть идея иного порядка – походить вокруг. Хотя и про кенгуру весьма заманчиво..
Мы сходим с асфальтового покрытия и обходим лифт.
– Почему с этой стороны тоже двери? – Недоумеваю я. – Будь я проклят, если за ними портал!
Туманов отодвигает деревянный засов и открывает двери.
– Будь ты проклят, за ними портал!
Погрузившись на двадцать восемь секунд в радужную вату, мы выходим на край Площади порталов.
– Ну и что там за слово, начинающееся на «девять»? – Спрашиваю я.
– Хехе.. Девятьсот!

Hola! Часть 2. Глава 7.

Все идет как обычно. Дни и ночи заполнены рассуждениями о кинематографе, мрачными играми, повелеванием демонами и тому подобным. Вино льется рекой, мы плывем вниз по течению. Ветры дуют попутные, покой и безмятежность.
Выстрел! Я вскакиваю. Книга, закрывавшая мое лицо, падает на колени человеку, сидящему напротив. Полупустой трамвай, Город Солнца, поздний вечер. Я сажусь обратно.
– Это ничего, теперь стреляют холостыми,– произносит мой попутчик и берет в руки книгу.– «Русско-испанский словарь»… Учите испанский?
– Нет. Русский. Простите, конечная скоро?
– Боюсь, что нет. Это ведь круговой маршрут.
– Забавно, мне объяснили, что я должен выйти на конечной. Кстати, что там по поводу стреляют холостыми?
– Стреляют в холостых? Что вы говорите! Слава Магомету, я женат.
– А что ж, до других вам и дела нет?– Неожиданно для себя я решаю поддержать беседу.
– Ну почему же нет…– Стушевывается мой собеседник.– Но раз стреляют, значит надо так. Сверху-то виднее.
– Интересный вы тип! Почему это в женатых не надо стрелять, а в холостых надо?
– В женатых… А чего в них стрелять? Они и так, поди… Простите!– Резко встает и протягивает мне словарь.– Моя остановка. Будьте здоровы.
– И вам не хворать…– Отвечаю я и беру книгу в руки.
Открываю на первой попавшейся странице. «Холостой патрон — cartucho sin bala (de fogueo, de salvas)». Вот. Будешь знать.
Место моего давешнего собеседника занимает девушка лет двадцати пяти.
– Извините, а до конечной сколько остановок?– Интересуюсь я.
– Я есмь альфа и омега, начало и конец… Ой, простите, это я все про свое думаю.
Ничего себе свое, думаю я.
– Ну так как?
– Я, к сожалению, не ориентируюсь.
Хлоп! Опять выстрел.
– Что-то часто сегодня стреляют… – Замечает девушка.– Не разбили бы чего...
– О, не беспокойтесь. Они холостыми. Вы, кстати, не замужем? Ой, простите, это я все про свое думаю.
– Подумали бы вы про что-нибудь другое. Мне вот кажется, мы здесь проезжали уже.
– Я слышал, это круговой маршрут.
– Может, и круговой. Но не парк же аттракционов, в конце концов, чтоб за 5 минут весь круг проехать.
Снаружи вновь раздаются холостые выстрелы. В небе грохочет салют.
– Ну а это что, вместо артобстрела?– Спрашивает девушка как бы сама себя.
– Того гляди, станем свидетелями тракторной баталии…– Киваю я.
Девушка замечает у меня в руках словарь.
– А вы, я гляжу, испанский учите?
– Учить не учу, но вид делаю.
Трамвай резко тормозит, я по инерции слетаю с сидения и закатываюсь под сидение моей спутницы. Словарь вылетает в окно.
Передняя дверь трамвая со скрежетом открывается, входят несколько человек с винтовками и в масках.
– Приехали,– говорит один из них.– Всем выйти на улицу.
Я вылезаю из-под сидения и пробираюсь к дверям.
– Ну вот и ваша конечная.– Говорит мне девушка, оказавшись передо мной.
– Хорошо, когда есть знающие люди.– Киваю я в сторону маскированных.

Hola! Часть 2. Глава 8.

Я оказываюсь на окраине Города Солнца. Окраину обносят каменной стеной, по дорогам тянутся обозы с мрамором. По мере моего продвижения выстрелы стихают и уступают место звукам грандиозной стройки.
Я сворачиваю за угол и вижу воздвигнутую мгновение назад башню высотой девятьсот локтей. «Повыше, чем Башня Зари»,– думаешь ты. Да уж конечно повыше. Локтя на три-четыре.
– С дороги!– Кричит проезжающий мимо извозчик и бросает в сторону группы пешеходов отличный березовый табурет изысканной резьбы, который от соприкосновения с чьей-то костлявой спиной разлетается в щепки. Щепки падают на мрамор и со звоном разбиваются вдребезги. Осколки щепок отлетают от мрамора, бьются о стены ветхих строений и рассыпаются в пыль. Я не дожидаюсь продолжения и иду дальше.
Впрочем, соскучиться по извозчику я не успеваю, так как через восемь минут я вижу его прямо по курсу. Извозчик направляет экипаж на меня, замахивается и бросает в меня табуретом. Пьян ли извозчик? Не знаю, наверное, нет. Однако я ловлю табурет и бросаю его обратно. Табурет попадает извозчику в лоб, отчего тот, сверкнув сапогами, перелетает через экипаж, падает на мрамор, и, как ты догадываешься, распадается на молекулы. Лишь сапоги остаются в полной сохранности, и это не остается без внимания со стороны окружающих. Все резко подаются в сторону чудесной обувки, посреди улицы завязывается нешуточная схватка, поднимается столп пыли, а сапоги, как это часто случается в мультфильмах, выскакивают из-под дерущихся и улепетывают прочь.
«Сапоги дорогу знают»,– сказал бы Туманов, но, однако ж, не сказал ничего, ибо занят был совершенно другими делами.
Я взбираюсь на козлы, беру поводья и правлю в сторону темных рек, уже утративших свои названия, но все еще омывающих северные окраины Города Солнца.
– Hola,– доносится изнутри кареты,– вы уверены, что мы едем в правильном направлении?
– Hola,– отвечаю я.– Вижу почву для дискуссии. Я хочу сказать, является ли правильное для меня направление правильным так же и для вас?
Иногда я все же бываю таким занудой, что даже рассказывать стыдно. Согласись, не очень-то любезно с моей стороны было уничтожать извозчика, экспроприировать карету, да ко всему еще и вступать в дискуссию с пассажирами? Действительно, не очень. Однако именно так я и поступил.
– Где же здесь почва для дискуссии?– Возражают мне.– Я, Петр Иваныч, вице-король Индии и законный владелец данной конкретной кареты, считаю, что правильным направлением единственно может быть выбранное мной в начале поездки.
А ведь и Петр Иваныч хорош! Швырнул бы в меня табуретом – и будь здоров! Так нет, решил убедить меня при помощи слова, доказать мне мою неправоту и оставить в дураках. Ну что ж, дело хозяйское, Ваше Вице-Величество.
– Но ведь я, как объект физический, не принадлежу вам, и передвигаться могу в произвольном направлении. Провидением данные мне в руки поводья позволяют мне направить сей экипаж в направлении, обусловленном необходимостью или даже прихотью.
– Ошибка в том, что вы рассматриваете данный экипаж лишь как снаряд, нейтральный и в какой-то мере даже абстрактный. Тем временем, карета эта является моей собственностью, и вы вольны тотчас ее покинуть ввиду возникших меж нами противоречий.
По ходу диалога мы выезжаем на берег реки и приближаемся к кольцу речных трамваев.
– Дальнейший диалог считаю бессмысленным, так как мы оба прибыли в нужное место.– Говорит мне вице-король.– А теперь убирайтесь ко всем чертям!
Я спешно покидаю гостеприимные козлы, ловко уворачиваясь от летящего вдогонку табурета, скатываюсь по траве к кромке воды, раздеваюсь догола, прыгаю в реку, камнем опускаюсь на дно и мгновенно засыпаю.

Hola! Часть 2. Глава 9.
 
Hola. Сон, увиденный на дне реки, чем-то схож с историей в том окне, что светится в доме напротив. Неоднозначное, смею заметить, ощущение.
На самой грани сна и яви (если таковая имеет место быть), в этот момент, когда время обретает вес и объем, когда просвечивает изнанка вещей, и вещи становятся еще менее понятными, моему хрупкому сознанию открывается все многообразие Сфер. Спешу поведать, что данное многообразие представляет собой беспрерывную цепь, во всяком случае, в проекции на логику сна Сферы представляют самое себя как некую логическую цепочку… Так, о чем это я...
Да! Первая Сфера – ничто иное, как Сфера цепных псов. Да, примитивно, но ничего не поделаешь – первая ступень, как в той фирме «тест на кретина». Всего-то и надо, что пройти по прямой линии. Трезв ты или нет – безразлично, прямая есть понятие весьма относительное. Это все детали, ибо, так или иначе, я прохожу через первую Сферу с минимальными потерями: цепные псы отвоевали четыре пальца моей левой руки (собаки, что с них возьмешь). К тому же первая сфера пронизана холодом ноября, противным таким холодом, так что я предпочитаю не задерживаться здесь.
Во второй Сфере утраченные органы восстанавливаются (я так и так вернулся бы к собакам за разъяснениями), притом обладают новыми навыками. Да, даже пятикласснику известно, что навыки заложены не в органах, а в мозге, но мозг, как видишь, остался прежним, а пальцы левой руки научились играть токкату и фугу для органа. Я как будто в городе.
– Hola. Привет. Как дела?
Я оборачиваюсь. На меня взирает девушка в голубом платье. Мечта поэта. Светлые кудри, голубые глаза, голос ну прямо ангельский.
– Hola. Ммммм… Нормально дела, вроде.
– Ты чего делаешь во второй Сфере?
– А чего здесь вообще делают? Я что-то не уразумел пока.
– Да кто что… Вообще работают тут, кто как может. Я сразу поняла, что ты нездешний. Ну ладно, мне пора дальше вкалывать. Удачи!
Девушка заходит за угол, раздается скип металлической двери, хлопок – дверь закрылась.
– Ключ на старт!
Старый двигатель с хрипом заводится, пару раз выстреливает, из-за угла выкатывается огромный антикварный грузовик, груженый металлоломом. Сидящая за рулем девушка машет мне рукой и сияет улыбкой. Грузовик с неистовым ревом исчезает в переулках.
В общем, пришлось мне во второй Сфере подвиснуть, притом, как казалось во сне, весьма надолго. И чем я только не занимался – красил крыши небоскребов, преподавал изящную словесность, милостыню просил… ну милостыню так, забавы ради. Короче говоря, оказываюсь я в конце концов на торговом судне, перевозящем через жаркие океаны тусклые северные цветы. Над смыслом подобных торговых операций я как-то не задумывался. Одно знаю точно – раз перевозили, значит это кому-то надо.
И вот, как это бывает в каждой сказке, в одну судьбоносную ночь вижу я через болтающуюся на ржавых петлях дверь, как боги Хаоса хлещут молниями непокорное море, а море ворочается под ударами и ревет оглушительно. И, как водится, кого-то, для пущего эффекта, обязательно должно смыть за борт.
Не трудно догадаться, что в данном случае этим каскадером оказался я. Покорный судьбе, я выхожу на палубу и принимаю на себя сокрушительную мощь океана. Кружась в этом диком и бессмысленном танце, я испытываю легкую тоску по третьей Сфере, такой таинственно далекой от меня. Продолжая беспорядочное вращение, я медленно оседаю на дно и в конце концов оказываюсь ничком лежащим на песке среди водорослей. Вдыхая носом воду, я мгновенно просыпаюсь и пулей выскакиваю из реки.
В общем, спать под водой я тебе не рекомендую.

Hola! Часть 2. Глава 10

– Hola, пастух. Скажи, мне, кто твои друзья?
– И ты скажешь мне, кто я? Ха-ха… Мои друзья – посох и трубка, – названный пастухом выдыхает, и его лицо теряется в клубах едкого дыма. – И, кстати, я не пастух.
– Однако, судя по твоей внешности, ты именно пастух.
– Ты прав лишь отчасти. Впрочем, может быть, ты выйдешь из-за моей спины и представишься? Дело в том, что я должен наблюдать за опушкой леса, и совсем не склонен поворачиваться в твою сторону. И еще, почему от тебя пышет жаром?
– Не много ли вопросов, пастырь? – Говорящий выходит из-за спины сидящего на камне.– Меня зовут Птица Рассвета и Заката, или попросту Аскару.
– Птица? Не очень-то ты похож на птицу, Аскару. – Сидящий вновь выдыхает едкий дым. – И, кстати, я не пастырь.
– Похоже, у нас одна и та же проблема – наша внешность дурачит окружающих.
– Похоже на то. К слову, зовут меня Иезекииль. А что же обладатель столь громкого имени, как Птица Рассвета и Заката, делает в наших краях?
– Ну, о громких именах тут еще можно подискутировать. Тем временем, здесь я ищу Перчатки великой соколиной охоты.
– Ты тоже склонен терять перчатки? Интересно, зачем перчатки птице?
– Во-первых, все перчатки сами склонны теряться с тех пор, как потеряны эти Перчатки. А во-вторых, у меня, как видишь, две таких же руки, как у тебя.
– Что-то мне подсказывает, что есть еще и «в-третьих».
– Ну… В-третьих, сами Перчатки мне, в общем, и даром не нужны. Мне нужен город, в котором они, судя по всему, находятся.
– Путано излагаешь, Аскару. А что за город?
– Город Солнца.
Иезекииль слегка поднимает левую бровь и начинает выбивать трубку.
– Рад бы помочь тебе, Птица, только вот дороги в этот город, увы, не знаю. Хотя птицам, вроде бы, и не нужны дороги.
– В том-то и дело, что не нужны. Скажу больше – я знаю, где Город Солнца. Но мое знание обманывает меня.
– Стало быть, твое знание ложное? – Иезекииль вновь набивает трубку, она загорается сама собой. Аскару еле заметно улыбается и отводит взгляд.
– Всегда говорил, что люди начинают заниматься философией от непреодолимой лени. – Отвечает он. – Я говорю о том, что знаю, где находится Город Солнца. Но его, почему-то, там нет.
– Если бы не жар, исходящий от тебя, и сама собой прикурившаяся трубка, я хорошенько настучал бы тебе посохом, сочтя тебя невменяемым. Дабы не путал честных граждан.
– Повезло мне с твоей трубкой. – Аскару хищно улыбается, обнаруживая некое сходство с птицей. Ботинки Иезекииля вспыхивают, тот вскакивает с камня.
– Эй! Давай-ка, завязывай с этими фокусами! Я не склонен курить собственные ботинки! Чужие, впрочем, тоже. – Ботинки перестают гореть. – И вообще, ты уверен, что искал Город Солнца там, где надо?
– Уверен ли я? А кому же быть в этом уверенным, если не мне? Он десять тысяч лет стоял на одном и том же месте, с тех пор, как мы его построили.
– Хорошо выглядишь, Птица. – Иезекииль садится на камень и вновь устремляет взгляд на опушку.
– Ладно, пора и честь знать. – Аскару смотрит поверх головы Иезекииля куда-то вдаль. – Про Перчатки ты не слышал, про Город не знаешь. Никакой от тебя пользы. До новых встреч в эфире, пастух.
Аскару не дожидается ответа и мигом обращается в горящую на горизонте точку.
– А мне от тебя пользы просто шквал. – Говоря уже сам с собой, Иезекииль встает с камня и выбивает трубку. – И, кстати, я не пастух. Я погонщик медведей.
На опушке собираются выходящие из лесу медведи.

Hola! Часть 3. Глава 1
 
Ну и вот.
Бесцельно побродив по берегам Безымянных рек, я захожу в убогую хижину, которая при ближайшем рассмотрении оказывается не такой уж и убогой. Закрыв за собой дверь, я понимаю, что оказался в весьма интересном месте. Впрочем, любое помещение, в котором я оказываюсь, кажется мне интересным. Иначе, чего ради там оказываться?
Я снимаю трубку с телефона-автомата, висящего на стене, опускаю в отверстие две копейки и набираю случайный номер.
– Hola.
– Hola,– говоришь ты.– Давно не слышались.
– Немедленно доложите обстановку!
– Ничего себе! Что за тон? Пришла домой, собираюсь спать. Устраивает?
– Едва ли! Немедленно сворачивайтесь, резидент расколот! Встретимся в Цюрихе!
Не дожидаясь ответа, я бросаю трубку и выбегаю во входную дверь. Не тут-то было: я оказываюсь в точно такой же комнате, разве что телефон-автомат на стене требует уже не монет, а магнитную карту (если, конечно, телефон-автомат вообще может чего-то требовать).
Из стенного шкафа доносится возня, шорох и, наконец, автоматная очередь. Дверь шкафа отваливается и падает на пол, в комнату врывается Павел Антонов.
– Hola, Павел Максимович! Как всегда, эффектно!
– Hola. Благодарю,– Павел вытряхивает из карманов сгоревший порох, взгляд его блуждает по стенам.
– Какими судьбами в этих краях, синьор Антонов?
– Господи Иисусе, своими вопросами Вы, как обычно, ставите меня в тупик. Судьба все та же, а что до того, как я попал в этот шкаф – пусть это останется моей маленькой тайной...
– Ну… Как скажете.
– Однако позвольте спросить, сами-то Вы откуда и куда?– Павел хитро прищуривает левый глаз.
– Со дна реки прямиком в Цюрих!
– Цюрих? Поди ж ты, я только что оттуда. И чем думаете заняться в таком эксцентричном городе?
– Подумываю заняться астрономией. Кстати, как в Цюрихе относятся к звездам?
– К звездам? Там о них не слышали.
Мой собеседник направляется к шкафу, поднимает с пола отвалившуюся дверь и безуспешно пытается приладить ее на место. Крепления на двери безнадежно разбиты, Павел отбрасывает ее прочь.
– Кстати о лягушках, не найдется ли у Вас спичек?– Спрашивает Павел.– Впрочем, сойдет и зажигалка.
Я выуживаю из кармана зажигалку, отдаю ее Павлу и удаляюсь в соседнюю комнату. Там я снимаю со стенного шкафа нетронутую дверь, возвращаюсь с ней и прилаживаю ее на место сломанной. Павел бросает зажигалку мне под ноги.
– К черту, я все равно не курю! Тем временем, я вот что подумал: если в этот шкаф можно попасть из Цюриха, то, вероятно, в Цюрих можно попасть из шкафа в соседней комнате!
– Логика безупречная, Павел Максимович. Не ожидал от Вас.
Мы влезаем в шкаф в соседней комнате.
– Извольте объяснить, что мы должны предпринять для активации шкафного телепорта?– Вопрошаю я.
– Хм… Нуууу… Может быть, есть какая-то кнопочка?
– А может быть, не хватает автоматной очереди, Павел Максимович?
Павел надевает пышную шляпу с пером и плащ из змеиной кожи, лежащие в шкафу. Свет меркнет, начинается телепортация.
– Работает,– Павел подмигивает мне хитрым левым глазом.
– Требую магнитную карту!– Доносится из исчезающей комнаты.

Hola! Часть 3. Глава 2

Вырвавшись из плена шкафного телепорта (выход из которого, отметим, оказался вовсе не шкафом, а дверью, ведущей прямо на улицу), мы с Павлом оказываемся в самой гуще бурлящей толпы.
– Мы на Стародетском бульваре,– констатирую я, взглянув на табличку.
– Ну здесь Вы, мягко говоря, Америки не изобрели,– замечает Антонов, поглядев в ту же сторону.
– Но Цюрих ли это?
– Обижаете. Цюрих, конечно, пропади он пропадом. Но есть один интересный момент – судя по запаху, это Цюрих на две недели позже.
– То есть как это – на две недели позже? Это что-то новенькое! Во-первых, извините за философствования, на две недели позже чего? А во-вторых, мне нужен Цюрих никак не позже трех дней! Катастрофа!
– Во-первых, Павел Антонов еще никому не прощал философствований, а во-вторых, возможно, ноздри подвели меня.
Мы подходим к газетному киоску, в котором Павел приобретает свежий номер местной газеты.
– Опростоволосился. Прошло десять дней, а совершенно не четырнадцать. Ха! Взгляните: «Генеральным директором «Новостей Петербурга» стала»… Ну что за чушь, ей-богу? Заметка, достойная первой полосы «Абсурда сегодня».
Я указываю Павлу на номер «Абсурда сегодня», первая полоса которого сообщает ту же новость.
– Мне, Павел Максимович, Ваши переживания, увы, чужды. Во-первых, все это не имеет ко мне никакого отношения, а во-вторых, я прошляпил свидание.
Мы подходим к автобусной остановке, где люди, что твои тушканы, скачут в автобусы и обратно.
– Нет уж, Павел, увольте. Во-первых, в целях сохранения духовной целости я предпочитаю трамвай, как образец космического порядка. А во-вторых, куда мы вообще поедем?
– Во-первых, повторяю: Павел Антонов еще никому не прощал философствований, а во-вторых, здесь нам делать определенно нечего, так что нужно поскорее транспортироваться, если позволительно в данном случае применить этот термин.
Довод Антонова меня вполне удовлетворяет, и мы, придя к негласному компромиссу, запрыгиваем, что твои тушканы, в уходящий троллейбус.
От нечего делать, я прислушиваюсь к обрывкам разговоров. «Он, пожалуй, был очень уж живой. Да, ровно на одну единицу живости больше, чем надо. Потому и помер»… «Пятьдесят лет с ней дружу, а до сих пор не знаю – Осиповна она или Иосифовна»… «Как пить дать, опять время в троллейбусе зашалит. Третью неделю подряд уже. Я так до телеграфа никогда не доеду»…
Последнее замечание меня, скажем откровенно, весьма интригует. «Ну, что я говорил? Опять начинается!» На улице будто выключают свет. В окна заглядывает тьма кромешная, даже звезд нет. Видать, поэтому в Цюрихе, если верить Антонову, ровным счетом ничего не знают о звездах.
Троллейбус тем временем останавливается, двери распахиваются, свет снова включается.
– Опять семь дней коту под хвост!– Доносится чей-то недовольный полушепот.– Говорил я вам, порядок нынче только в трамваях!
Павел обезоруживающе улыбается.
– Ну вот, а вы боялись троллейбуса. Видите, как все обернулось.
Я судорожно считаю даты, пытаясь вычислить, в каких временных точках мы должны пересечься.
– Ну, мне пора.– Прерывает мои размышления Павел.– У меня, знаете ли, жена беременна. Собственно вот, уважаемый. Во-первых, до свидания, а во-вторых… А во-вторых, удачи.

Hola! Часть 3. Глава 3

Мне нужна первая фраза. Первая фраза очень важна.
– Не угодно ли подсолнечного масла? – Доносится из толпы, но эта фраза слишком пафосна для того, чтобы быть первой. Последней еще куда ни шло. На мой взгляд, нужно использовать такие фразы где-нибудь в середине, а лучше, конечно, и вовсе не использовать.
С точки зрения изящной словесности, подобные размышления имеют право на жизнь, но здесь ведь, как тебе известно, обычное повествование, и первая услышанная мной фраза была именно такой.
Однако, если вернуться на некоторое время назад, можно найти множество великолепных фраз из диалогов. Один только разговор с крылатым шапочником чего стоит.
– Чем обязан?– Вопросил я, когда тот многозначительно махнул крылом и поглядел на меня в упор.
– Ей-богу, чем Вы можете быть мне обязаны?
– Вы поглядели на меня так, как будто я Вам чем-то обязан.
– Вздор! Я лишь обратил свое внимание на то, что на Вас нет шапки.
– Разумеется, на мне ее нету. А причем здесь, собственно, шапка?
– Не знаю, причем она именно здесь, но вообще шапки значат многое. Открою Вам секрет: шапки – моя страсть. Недавно я изобрел ловушку для шапок, над которой трудился полжизни.
– Вы изобрели ловушку для шапок? Я не ослышался?
– Ни в коем случае не ослышались. Открою Вам еще один секрет: для всякой шапки нужна ловушка,– поведал шапочник мне на ухо, ибо он был умен.
Я не стал спорить с шапочником о рациональности его открытия, хотя про себя подумал, что для многих других вещей и явлений ловушки пригодились бы больше.
Между тем замечательный диалог состоялся, не так ли? Бери любую фразу – и начинай. Но, увы, все это уже день вчерашний, как сказал бы поэт.
Впрочем, во вчерашнем дне остался не только этот диалог. Вообще битва с первой фразой для меня началась как раз вчера. Представь себе, подошла ко мне незнакомая дева и попросила сказать первое, что придет в голову. Каково, а? Вероятно, человек легкомысленный сказал бы «Привет» или, в крайнем случае, «Hola». Человек мудрый, думаю, изрек бы какую-нибудь мудрость вроде «Жизнь души проявляется в делах человека». Хитрый наверняка схитрил бы, может быть, куда-то подглядев или выпалив давно приготовленную специально для таких случаев фразу.
Я же в этой ситуации не оказался ни легкомысленным, ни мудрым и ни хитрым. Я опешил. Я разволновался. Я даже подумывал как-то уйти от разговора, но отступать было некуда – за мной стояла моя тень и исподлобья поглядывала на мой затылок.
Все дело в том, что в этот момент я совершенно не мог передать свои мысли словами, так как в абстрактных категориях размышлял о ловушке для шапок и ее КПД в сравнении с КПД ловушки для всенощного бдения. Не надо так смотреть. Просто теперь ты, я думаю, понимаешь, почему я был совершенно сбит с толку.
Я хотел схитрить и огляделся по сторонам. Увы, ничто из происходящего вокруг категорически не приходило мне в голову. В то же время, я не хотел обманывать незнакомку и говорить слов, которые мне в голову не пришли.
Я был уверен только в одном – меня спасет озарение. Дева, тем временем, стояла и терпеливо ждала. Мне подумалось, что раз она, судя по всему, никуда не спешит, то я могу взять дополнительную минуту на размышления. А в целях поддержания светской беседы я решил задать ей вопрос, который занимал меня последние пару дней.
– Сударыня, а какое сегодня число?– Спросил я, хотя был совершенно уверен, что не запомню ответа.
Незнакомка просияла.
– Держите,– шепнула она и протянула мне записку.
Пока я разглядывал сложенный вчетверо листок бумаги, незнакомка, как часто бывает во всяческих таинственных повествованиях , исчезла из моего поля зрения. Здесь нужно отметить, что исчезнуть из моего поля зрения было не больно-то сложно, ведь я все еще был озадачен ловушками и их практическим применением.
Записка же на деле оказалась зарисовкой. Знаешь, что там было изображено? Солнце. Солнце! Получите, распишитесь! Солнце и больше ничего. Возможно, там были водяные знаки или какая-то тайнопись, не знаю. И едва ли узнаю, ведь записку я потерял минут через двадцать. И пусть ее, свое дело она сделала. Благодаря ей я отвлекся от ловушек и подумал: «Какого лешего я все еще в Цюрихе? Надо возвращаться в Город Солнца».
Но, как ты можешь догадаться, путь в Город Солнца несколько затянулся.
И вот еще что. Черт с ней, с первой фразой. Пусть будет как есть.

Hola! Часть 3. Глава 4

Я стою на платформе метро в Цюрихе. Стою довольно долго. Поезда все нет. Люди вокруг ходят, суетятся, роятся просто. Куда и откуда они идут, если поезда нет? Они не выходят из дверей поезда, не входят в них. Движение не останавливается ни на миг. Какой я делаю вывод из увиденного? Поезда в метро Цюриха не нужны. Хотя нет, не совсем так. Они нужны для антуража. Кроме того, они нужны мне.
Но их нет. Возможно, думаю я, поезд застрял в тоннеле, или заболел, или прилег отдохнуть. Заблудился? Как бы то ни было, я прыгаю на рельсы и отправляюсь по тоннелю пешком. Через несколько минут становится совершенно темно. «Надеюсь, здесь нет какой-нибудь табуретки или, чем черт не шутит, мольберта с еще не высохшим холстом»,– думаю я. И, как ты понимаешь, натыкаюсь как раз на мольберт.
– Хаос да поглотит вас!– Вырывается у меня.
И Хаос поглощает их. То есть не их, а меня, мольберт и бродячую собаку, которой, вероятно, в этом тоннеле и не было. Однако в Мансарду я падаю с потолка именно в таком диковинном сопровождении. Так уж было предначертано судьбой, что на невысохшем холсте был изображен Туманов в полный рост, и этот рисованный Туманов отпечатался на мне самым идеальным образом.
– Hola, Туманов!– Слышу я из угла Мансарды.
Голос я, конечно, узнаю сразу. И ты, читая эти строки, тоже можешь догадаться, кому он принадлежит.
– Hola, Оля-Коля-Дина. Сдается мне, ты меня с кем-то путаешь.
– Что с твоим голосом, синьор? Не заболел ли?
– Не изволь беспокоиться, со здоровьем все отлично.
– Однако же и явился ты не как подобает. Где пламя Инферно? К чему эти дешевые трюки с падением с потолка? Мой друг, нынче это считают дурным тоном.
– Нет-нет, ты не поняла. Я шел по тоннелю, наткнулся на невысохшую бродячую собаку… На холст... На мольберт! Я наткнулся на мольберт, между делом сотворил заклинание магии Хаоса четвертого круга, Хаос меня поглотил…
– Собака выглядит вполне высохшей. Что ты несешь? Откуда у тебя заклинания школы Хаоса? Туманов, прекрати мне тут дурочку валять.
– Знай, я ведь вовсе не Туманов, я…
И тут я вижу свое отражение в зеркальном пылесосе. О боги! Из всех абсурдных ситуаций, в которых людям приходится оказываться по причине сбоев в Космическом Порядке, увидеть себя отраженным в зеркальном пылесосе под личиной Туманова в компании с бродячей собакой – самая чудовищная неожиданность.
Пойми меня правильно, ничего против Туманова я не имею, но – святые угодники! – поставь себя на мое место. Хотя нет, это было бы уже слишком. Ты на месте меня, я под личиной Туманова… Чертовщина какая-то!
Признаться, множество крамольных мыслей проносится в моем сознании. Можно, к примеру, голым пробежаться по улицам Города Солнца, а газеты напишут… Ха-ха-ха… Или совершить еще более дерзкое злодеяние, хотя куда уж…
– Узри же лице мое!– Этими словами я прерываю свои злодейские размышления и патетическим жестом стираю с лица масляные краски.– Вуаля!
– Вот это номер! А если еще раз? Может, там, поглубже, вообще Фидель Кастро?
– Это не так, Оля-Коля-Дина. Аз есмь… Короче, ты поняла.
– Более-менее. Во всяком случае, падение с потолка оказалось вполне объяснимым.
Бродячая собака тем временем залезает под кресло, ее черная шерсть шевелится и светится.
– Кстати, к чему здесь это животное?– Спрашивает Оля-Коля-Дина.
– Не знаю, она же бродячая. Вот и забрела.
– Разумно.
– Мне, между прочим, в Город Солнца надо. Как бы побыстрее добраться?
– Из Мансарды побыстрее можно добраться только до Мансарды. А насчет Города Солнца подумать надо. Ты сегодня здесь оставайся. Утро вечера мудренее (С).

Продолжение следует...