Мой змей улетит,
Растает в Вечном Небе,
Свободен снова.
- Поторопись, Домский! Одного тебя ждём! – Джон пытался перекричать ветер. – Все уже в машинах. Давай, закрывай домик и сваливаем!
Джон повернулся в сторону Волги и посмотрел на надвигающуюся бурю.
Юго-западная сторона неба почернела. Река и залив, недавно безмятежно-зеркальные, отражающие солнце и облака, фантастически изменились. На верхушках волн, обрушивающихся, строй за строем, на опустевшие песчаные пляжи, пенились барашки. Поднятый ветром песок звенел в траве и прибрежных ивах. Чайки носились над волнами, и крики их напоминали предсмертные стенания утопленников. Огромные чёрные тучи, закрыв полнеба, надвигались на Светлую Поляну. В тучах сверкали молнии и разносились раскаты грома.
Я всё упрямился чего-то.
- Едешь или остаёшься? – Джон терял остатки терпения.
- Остаюсь, - неожиданно и для себя ответил я.
- Как хочешь! – стал категоричен мой друг.
Ветер поднял воротник его непромокаемого плаща. Большой шмель, принесённый ветром, врезался в стекло веранды и рухнул вниз в мокрую траву.
- Не едешь? – Джон всегда уточняет.
- Нет, не еду!
Джон повернулся и побежал в сторону автостоянки. Дождь, уже достаточно сильный, ударил ему по плечам и спине.
Я проводил взглядом его бегущую ссутулившуюся фигуру. Потом повернулся к реке; посмотрел на реку.
Вдруг вырвалось:
- О, Волга, колыбель моя! Любил ли кто тебя как я?
Я всегда ревностно произносил эти строки. Некрасов был, конечно, классный чувак! Вообще: супер он был! Но, есть и ещё кому любить великую реку. Любить, не меньше мёртвого поэта! Да что уж – не кому–то там, а мне!
Да, мне, пьянице и раздолбаю!
Много раз в своей жизни я скрывал или пытался скрыть любовь к женщинам – смертным существам. Я и страдал, и мучился, и боялся что-то изменить, и, в первую очередь – изменить в себе!
Но, Река!
Я полюбил её с первого взгляда! Ещё тогда, в раннем детстве, когда впервые вошёл в её воды, ставшие для меня священными.
Я вошел в реку по коленки, затем по пояс, потом по грудь, после этого и по шею, и замер – обомлевший. Я ещё не умел плавать, но чувствовал себя в полной безмятежной безопасности. Река обнимала меня ласковыми струящимися руками, гладила мне спину, и грудь, и живот, и девственные чресла. Пескари весело ударялись об ноги. Волжский ветер трепал волосы и наполнял меня неизъяснимым блаженством. Передать его я не умею!
Молния, сверкнувшая перед глазами, привела меня в чувство. Тут же прогремел гром. Да так, словно рядом разорвался снаряд! Я отпрянул и взошел на крыльцо своего небольшого домика, стоящего на самом берегу. Остановившись на крыльце под навесом, я наблюдал за буйством стихии. Дождь полил стеною. Брызги доносились до меня. Отступив в домик, я закрыл за собой дверь. Дождь застучал по крыше и окнам. Я присел на табурет на веранде. Сделалось темно. Я встал и раздвинул занавески. Снова сел и принялся смотреть в окно. За окнами улавливалось смутное движение.
В холодильнике осталось полно выпивки – друзья, напуганные бурей, уехали в Казань, и намеченный праздник переносился. Я открыл холодильник и достал бутылку водки.
Обычно я не пью один. Но, в этот вечер сделал исключение.
Я наполнил стакан и выпил половину. Волна тепла разлилась по телу. Стали гореть щёки. Я встал и зажёг свет на веранде. Окна превратились в большие зеркала – я в них изображал театр одного актёра!
Врубил, было, музыку, но вскоре выключил – живой концерт дождя и ветра были лучше заезженных записей.
Я допил вторую половину стакана. Открыл дверь и вышел на крыльцо. Вихрь мыслей в моей голове был, сравним с той круговертью, что творилась вокруг.
Стремительно наступала ночь. Заката солнца не было видно. Солнце, со всеми его лучами поглотили чёрные тучи. Ветер, усиливающийся с каждой минутой, гнул большие деревья.
В круге света, возле дома, я увидел птичьи трупы. Я пригляделся – это были трупы чаек. Откуда они взялись? Как погибли эти птицы?
Ветер не давал мне времени для раздумий.
Я придержал плечом дверь и почувствовал, как ветер хочет столкнуть меня с крыльца и потаскать по траве. Я всегда очень осторожен со стихиями. Поэтому я не послал Юго-западный ветер по направлению. Хотя, между нами говоря, он самый гнилой из всей Розы ветров.
То ли дело - Северный ветер. Ведь Северный ветер мой друг! И он хранит, то, что скрыто! Так поётся в забытой песне о ветре! А скрыто до сих пор многое. Да, вообще, всё скрыто до поры!
Не знаете вы Домского!
И ещё: в мой день, в мой последний день, Северный ветер придёт за мной! Он проводит меня!
Я уступил Юго-Западному ветру в борьбе, позволив ему втолкнуть меня обратно на застеклённую веранду.
Походив немного по этой застеклённой веранде, я выпил ещё водки. Закусил чёрным хлебом с солью. Еды было полно, но я решил – сегодня только водка и хлеб. Я знал уже, что это не простая ночь - и так надо!
Я ел хлеб, бережно подхватывая крошки в ладонь. Сначала я высыпал крошки в рот, потом слизывал их с ладони. Когда я слизывал солёные крошки - неожиданно разрыдался.
Слёзы потекли из глаз ручьями, мои пьяные слёзы! Я вспомнил тех, кого навеки потерял. Они смотрели на меня с той стороны зеркальных стёкол. А я сидел на табурете под лампой и горько плакал.
Я видел за стеклом мать и тётю – тех женщин, что вырастили и воспитали меня. Я испытывал к ним глубокие чувства любви и благодарности – те чувства, которыми обделял их при жизни.
Я видел ушедших навсегда друзей – одноклассников, ребят с улицы.
Я видел Мишу Шмидта, что это был за парень! Он был гений! И он ушёл первым.
Видел тех, кого знал и любил. Они ждали меня вовне. И я пошёл к ним!
Распахнув дверь в ночь, я почувствовал, как ветер стихает. Ветер отступил!
Спрыгнув с крыльца в траву, я обошел дом. Никого не было вокруг. Дождь прекратился, лишь капли сыпались с деревьев.
Однако было, было! Явственно чувствовалось, ощущалось кожей, печёнкой, и, чего уж там, сердцем, присутствие великой тайны. И я был близок к этой тайне!
Подойдя к, наполнившейся до краёв пожарной бочке, я умылся из неё. Затем вытащил из дома табурет, несколько стаканов и откупорил новую бутылку. Я разлил водку по стаканам, расставив их по краям табурета. Потом стал нарезать хлеб. Резал хлеб большими ломтями и клал их поверх стаканов.
Отрезая, очередной ломоть, я вздрогнул от боли. Острый нож глубоко вошел в ладонь. Я осторожно вынул лезвие – сразу хлынула кровь. Я заворожено смотрел на это зрелище. Кровь растеклась по ладони, скопилась посередине небольшой лужицей и закапала вниз, струясь между пальцами.
Меня вела неведомая сила, и я знал наперёд, что делать дальше.
Я накрыл стакан кровавою ладонью. Капли крови упали в водку и страшный коктейль забурлил. Накапав с треть стакана, я сжал ладонь в кулак, зажавши рану. Резать я больше не мог, поэтому отломил хлеб и положил его поверх своего стакана.
Я сел на мокрую траву у табурета, поднял свой стакан, а в кровоточащую ладонь зажал хлеб. Затем я чокнулся по очереди с каждым из стоящих на табурете стаканов и поднёс к губам бурый напиток.
Я не долго медлил. Выдохнул и выпил всё до капли.
Вновь подул сильный ветер и пошёл дождь. Я промок уже полностью. Струи дождя били мне в лицо. Вода стекала за шиворот. Майка и брюки прилипли к телу. Тогда я скинул с себя всю одежду. Дождь усиливался. Я раскинул руки, подобно птице. Я и был птицей! Я был, наверное, чайкой! Я запел, нет, закричал, незнакомую гортанную песню, и, подобно шаману пустился в танец вокруг табурета! Это было подобно безумию! Это и было безумие! Высшее безумие! Или низшее безумие…. Не разобрать было, где верх, а где низ. Я носился по кругу, по лужайке возле домика, и пел и подпрыгивал! Я парил между небом и землёй. Круги сужались, во время одного из них я зацепил ногой табурет. Стаканы упали в траву, водка вылилась на землю и просочилась в неё, вместе с дождем и моей кровью. Я остановился…. Я остановился, наконец…. Я стоял неподвижно, тяжело дыша….
И тогда я услышал зов! Он звучал всё сильней и требовательней! Я узнал этот голос! Меня звала Река!
Я повернулся к Реке лицом и медленно пошёл на встречу. Я прошёл сквозь ивы и мелкие кусты. Когда я вышел на берег дождь перестал. Я почувствовал под ногами холодный песок пляжа. Я шёл к реке без страха! Я шёл с радостью! Я шёл на призывный плеск волн. Вот ноги оказались по щиколотку в воде. Вода в Реке была тёплой, даже горячей. Чем дальше я входил в неё, тем сильнее ощущал зов Реки! Теплее - теплее! Река схватила меня за колени! Река в эту ночь была не той, впервые обнявшей меня в детстве, весёлой шалуньей. И не той, протекающей мимо порою холодной, подчас ледяной, красавицей, что знал я изо дня в день. Река в эту ночь любила меня! Река хотела меня! И я вошёл в неё!
Я вошёл в Реку дважды, практически без паузы!
Моё семя, подхваченное течением, понеслось от меня вдаль. Оно поплыло на Юг, минуя города Ульяновск, Самару, Саратов, Балаково, Волгоград, Камышин, Астрахань, минуя шлюзы к волжской дельте и там, в дельте, оно превратилось в прекрасный лотос и расцвело под южным солнцем и под южными звёздами.
А осенью, я знаю, цветок станет засохшей коробкой семян и их развеет Северный ветер.
05 августа 2004