Как Blixa

Пашкевич -О Песенках
Хочу как Blixa.
Хочу одеваться как Blixa: снимать мерки, гортанно высказывать пожелания, до этого раздавив с портным бутылку на стерильной футуристической кухне. А портной должен быть проведшим полжизни в сумасшедшем доме и обязательно лично знакомым с Дэвидом Линчем. А одежда должна быть тонкой и безукоризненно черной, чуть пахнуть чем-то из Китая и Индии, лишенной всяких бирок и слов.
Хочу шнуровать каждый раз новые блестящие ботинки, совершенно обычные, но лишь на первый, невнимательный взгляд, натянув на белые, как у мертвеца, ступни длинные, до колена, угольно-черные носки по сорок девять евро за пару.
И еще иметь коллекцию шляп, висящих на медных крючках, брать их в руки изредка, любоваться, но не решаться и вешать обратно.
Как Blixa, хочу курить – лишь сигареты с обычным фильтром, покупая их вот уже двадцать лет в одном и том же магазине на тихой австрийской улочке. Бесшумно высекать пламя из непонятной зажигалки, вытянув вперед губы и, прикрывая огонь от ветра, держать его у самого сердца; выпускать дым так, словно нет ничего слаще и драгоценнее, словно мне очень жаль с ним прощаться.
Как он же, хочу есть – вместе с друзьями за добротным деревянным столом, покрытым алой скатертью, с арбузами, проводами, кувшинами с вином, с разломанным горячим хлебом, виноградом, с колибри, с золотыми штекерами и разъемами, с вазами, полными срезанных полчаса назад в амазонской сельве цветов.
Как Blixa, хочу жить в отелях: лежать на застеленных тяжелыми покрывалами кроватях, не снимая блестящих ботинок, с сигаретой в зубах, и думать; а до этого совершать первым делом набег в ванную комнату, вооружившись старомодным фотоаппаратом и магниевой вспышкой, и старательно записывать на черной коробочке с отснятой пленкой название отеля, город и дату.
Как Blixa, хочу жить в Китае: сидеть в легкомысленной рубашке во тьме, слушать скрип деревянных набережных и неторопливый плеск воды в реке с трудным для европейца названием, ни о чем не думать, обнимая китаянку с тяжелым масляным взглядом, а лучше сразу двух.
Как Blixa, хочу жить в Германии: ходить мимо серых бетонных гигантов, как равный им; ездить в микроавтобусах, незаметно для всех закрыв глаза за ширмой зеркальных очков; стоять, словно монумент самому себе, на фоне раздражающей городской суеты.
Как Blixa, хочу играть: пошатываясь от выпитого, нервически дергать в “Sehnsucht” именно одну, единственно верную, нужную струну, от которой жить - хочется; нацепив дамские очки на пол-лица, замкнуться в себе и спокойно работать “Red Right Hand” или “I had a Dream”, не обращая внимания на истерику Кейва и публики; с достоинством ударять одной замысловатой железкой о другую на ленсоветовской сцене; немыслимо вовремя и верно проводить по грифу на слове “Sand”.
А еще – отрешенно давать интервью, играть в театре, сочинять стихи, рисовать картины, царапать “BLIXA” на двенадцатой странице паспорта.
Как Blixa, хочу петь: проникновенно шептать, рассказывать, фашистски докладывать, доверительно сообщать, говорить, произносить “Sonne. In Ewigkeit.” так, словно давным-давно познал все, что есть, было и будет; молчать, исчезать, появляться, внезапно взрываться стоном, воплем, криком, воем, визгом пятнистой бешеной живой циркулярной пилы, подкравшейся на мягких лапах из бамбуковых зарослей и вдруг метнувшейся, словно палевая молния, ударившей, разорвавшей вмиг сонную артерию и глотнувшей горячей алой пены.
Хочу меланхолично мыть руки рядом с кошмарной рогатой образиной, смотрящейся в зеркало, и присоветовать ей выгодного цвета помаду. Хочу автобан, и мегафон, и усилитель, и команду сумасшедших ремонтников на подхвате, что вгрызться, вонзиться, наполнить мегатонны бетона и арматуры все нарастающей вибрацией и нестабильностью, вывернуть до упора мощность и наконец взорвать, смести, поглотить, пожрать горы металлических обломков, бетонной крошки, асфальтовой пыли, обломков стекла, кубометры бензиновой гари, боли, ужаса, крови, отчаяния, вобрать все это в себя и спрятать, завернуть, укутать тишиной, и выплеснуть черную глянцевую сверхплотную массу в вакуум.
Хочу показать толпе грешников на фоне постиндустриального ада Смерть на коне, наспех собранном из двух стареньких BMW, двух живых носорогов и километра сверкающей колючей проволоки, торопливо сшитом воедино толстыми алыми нитками, путающемся в торчащих из автомобильного брюха носорожьих кишках, мигающем мертвенно-синими кварцевыми глазищами. Сама Смерть будет чем-то с алыми стоп-сигналами глаз, прикрывающим наготу металлических костей накидкой из вопящей кроваво-розовой плоти, усыпанной пупками и ртами, примотанной кусок за куском с помощью ржавых, застарелых и сгнивших бинтов; она возвестит начало Суда, взмахнув копьем судьбы с потертым эсесовским инвентарным номером на древке.
Как Blixa, хочу уйти: стоять перед белоснежным холстом, долго и придирчиво смешивать краски, но так и не найти в себе смелость коснуться белого кистью, зато краем глаза заметить, как забеспокоился во сне чудовищный черный пес, как затрепетали его ресницы и потянулась из пасти ниточка концентрированной серной кислоты, и, не откладывая, взять шляпу и ключ, уйти пораньше, пока пес окончательно не проснулся.
И пусть за моей спиной пес пожрет все – и даже самого себя; пусть танцуют торнадо, трещит мороз и плавится сталь, пусть достигают расцвета и утопают в разврате поколения и цивилизации, пусть наступит апокалипсис или золотой век – мне будет уже все равно.
Очень жаль, что из всего перечисленного у меня, вероятно, получится только одно – пораньше уйти, а все остальное – мечты.
Soweit Die Traeume.

© Copyright: Роман Пашкевич, 2005