Антоний: "Чудесный странник" Православная сказка
Глава первая
Ярко полыхает в тревожной ночной степи жаркий костер. Искры рассыпаются аж по самому небу, усыпанному мириадами сочных, словно спелые антоновские яблоки, звезд, а веселые языки буйного пламени, раздуваемые могучими порывами осеннего ветра, как будто пытаются дотянуться до молодого щеголеватого месяца, нависшего над бархатно-черной степью изящной серебристой лодочкой.
Сидит у костра человек, смотрит в огонь, думу думает. С виду вроде бы и молод он, а в глаза глянешь, и страшно становится: столько в них бед и мучений пережитых. Лицо красивое, загорелое - да обветрено; на губах улыбка - но взгляд суровый, а меж темных волос уже и седина вовсю пробивается. Жарко ему у костра. Тулуп залатанный на груди распахнут, а из под рубахи крест нательный выглядывает. Хоть и не золотой, и висит на шнурочке, а все одно - глаз не оторвешь, такие у того креста сила и красота притягательные. Подбросил человек хворосту в огонь - совсем жарко ему стало, снял он тогда с себя тулуп, стянул рубаху - батюшки, а на груди еще один крест, да только не на шнурке висит, а прямо по живому и выжжен! Видно, крепко его пытали, каленым железом жгли, ироды, да только не продал человек креста своего.
До самых краев земли раскинулась вечная черная степь. Лишь бродяга ветер да тоскливый вой шакала нарушит иной раз ее зловещую тишину. И посреди этого бескрайнего одиночества всего один огонек. Все в этом огоньке - и Вера, и Надежда, и Любовь наша. Сидит у костра человек, смотрит в огонь, думу думает. Жизнь свою нелегкую вспоминает.
Глава вторая
На селе ли, в городе, а может, и в самой столице слыл Аким первым красавцем. Девки молодые, знатные - за ним по пятам ходили, да и как не ходить: ростом высок, в плечах широк, на лицо по-мужски красив, а храбрости и силы столько, что попади ненароком в мужицкую свалку - любому деревенскому уваленю бока намнет. Да и умом Господь его не обидел, к тому же ученье всякое Аким страсть как любил, науки заморские легко постигал, а иной раз даже и в стихоплетстве упражнялся. Грамоту он с самого малолетства освоил, а говорил так толково да рассудительно, что и с девицей юной, что со старцем мудрым, со всеми общий язык найдет и в беде утешит. Как пером, так и клинком - всем владел одинако искусно, и уже с юных лет многих наглецов в честной схватке одюживал, а кого и на тот свет ненароком отправил. В те суровые времена лихие споры только так и решались!
Несмотря на знатную фамилию, жил их род небогато, да и бедности своей Аким поначалу-то не стыдился. Даже наоборот, хвастал, что, дескать, хоть он и беден, но зато кровь в его жилах самая что ни на есть дворянская, и что любой отец в округе так и мечтает, как за такого удальца дочь свою замуж выдать; а вот дружки его, сынки купеческие, несмотря на все свои богатства, так себе невест путных и не сыщут. А дружков у Акима было много - все богатые да беспутные. Полюбили его кто за ум, кто за смелость, и стало в тех краях почетно дружбу с Акимом водить.
Где почет, там и чарка, вот и пристрастили его приятели к выпивке. Все угощали да угощали, а отказывать в те далекие времена было вроде как и не принято, и стал тогда Аким вслед за своей беспутной компанией пить да веселиться, жизнь свою младую прожигать. Безобразничали бывало так, что отец с матерью за головы хватались, вот только не слушал своих почтенных родителей Аким, но, правда, и денег на гулянки никогда с них не спрашивал. Дружков-то его, сынков купеческих, отцы-толстосумы щедро снабжали, а ему и обидно, что он всякий раз за чужой счет угощается. Но делать нечего, доход с родительского имения невелик, и начал тогда Аким втихаря разбойничать. Сперва вроде как понемногу, а потом все круче и круче. До убийства, слава Богу, не доходило, но припугивал он сильно, а однажды нескольких торговых людей аж до полусмерти отколошматил - те добра своего даром отдавать не хотели. Все ему с рук сходило: смел, силен, а главное - башковит, никто разбойника не то что признать, описать толком не может, только басни, одна другой нелепей: кто говорит, что их двое, кто - целая ватага, а старая купчиха клялась и божилась, что ее баулы сам старик-лесовик вытряхивал - то Аким в шутовской медвежий костюм наряжался.
Разбойничал он всегда в одиночку, но так ловко все обставлял, что будто и не один вовсе, а грозная шайка лихих людей запоздалого купца по лесным дорогам выискивает. Дома, конечно, и не подозревали, где это Аким по ночам пропадает. Теперь уже он сам своих беспутных дружков угощал. А в заброшенном колодце, что у кургана, еще и немалое добро припрятано...
Глава третья
Но сколько веревочке не вейся... И кто знает, чем бы все это закончилось, острогом али петлей, если б не повстречал однажды Аким на своем разбойничьем пути мудрого старца. Ох, и удивителен был этот старец!
Казалось, что хранит он в себе вечную добрую тайну. Неизвестно, откуда пришел и куда дальше путь свой держит, а вид его был такой странный и удивительный, что Аким поначалу оторопел: кожа темная, волос седой, глядит строго, но вроде как и с любовью. Словно с древних икон сошел тот дивный старец, такого он был чудного и славного вида. На русича ни похож ни капли - такого мурина в своих краях Аким отродясь не видывал, но говор местный, словно прожил тот всю свою жизнь безвылазно в соседнем имении. Да и имя у него было самое что ни на есть русское - Иван.
Подивился ему добрый молодец, да видно уж совсем совесть свою по разбойничьим тропкам растерял, не смутил его почтенный старческий возраст, так прямо и заявляет:
"Ну, батя, коль и добра ты не сберег, так снимай-ка скорее крест свой диковинный. Уж больно красив он, а тебе, старому, красота вроде как не к лицу уже будет". "Нет, сынок, - отвечал ему мудрый старец, - не должно человеку креста чужого нести. Всяк сам свой крест тянет. Но коли на тебе его нет, то с верой попросим Господа - и получишь!". Неизвестно, о чем еще они тогда говорили - тайна сия велика есть, только наутро ушел Аким из дома, даже не попрощавшись. Никому ничего не сказал, и как был в одной рубахе, так и пошел, куда глаза глядят, а о золоте награбленном и не вспомнил. Только из-под рубахи дивным светом крест невиданной красоты сиялся. Соседский пастух, что Акима по пути повстречал, после сказывал, будто тот у себя на груди кусочек солнца припрятал.
Глава четвертая
Долгим был его путь. Может месяц, может год, может и того больше. Где пешком, где верхом, где на лодчонке утлой - прошел он и горы высокие, и топи бездонные, и леса бескрайние - все место себе по душе искал. Много чему жизнь тогда Акима научила.
Все, кто ему по пути попадались, - от знатного вельможи до самого скромного простолюдина, - все дивились, никак понять не могли, отчего такой добрый молодец бродяжить подвизался. Сразу подмечали и ум, и силу, а особливо рассудительность. Говорили: вот, дескать, бросил бы ты свои скитания, осел, на государеву службу устроился - чай, почтенным человеком бы стал, раз таланты такие имеешь. Только улыбался им в ответ Аким, а о задумках своих никому ничего не рассказывал. Все шел своей дорогой... Не спавши, не евши, а одет опрятно, к людям добр, и с попутчиком случайным последним куском хлеба поделится. Попадались ему на пути и разбойники. Свои скудные пожитки всегда с радостью отдавал, но за крест или за попутчика любых супостатов в бараний рог скручивал. Дивились такой крепости люди, говорили, что вся сила его в кресте чудотворящем.
Долго ли, коротко ли, случился ему однажды в глухой тайге некий сон. Что да как - не наше дело, только стал Аким на том месте, где ему сон снился, сруб ставить. Работал он споро и быстро, за лето стройку закончил, а как зима наступила, так чуть и не помер. Голод с ног свалил! Не знал он еще тогда, как в такой глуши зимовать.
Спас его от голодной смерти охотник-тунгус. Забрел случайно на Акимову обитель, полумертвого накормил, травами лечебными отпоил, на ноги поставил, да еще и провизии до осени дал. И стали они с тех пор дружить, друг к другу в гости хаживать, благо и жили то неподалеку - всего в неделе пути, для тех гиблых мест расстояние невеликое. На следующую зиму запасся Аким уже основательно. Дом укрепил, все вокруг благоустроил, даже часовенку небольшую срубил, а еще и тунгусу помог, и к Православной Христовой истине приобщил.
И, наверное, жил бы так до самого конца своих земных дней, если б однажды вновь не пришел к нему мудрый старец. Удивился Аким, как это он его в такой глуши отыскал, однако вида не подал, поздоровался как ни в чем не бывало, и к столу пригласил. Говорит ему тогда чудный странник: "Жизнь человека коротка, а грехов у него много. Без дел грехов ты не замолишь. Бросай все, иди зверя искать. Силен зверь, в сто крат сильнее он человека; на земле его власть, в небесах - проклятие. Мало ему осталось, вот и лютует. Чует скорую расправу. И будет терзать тебя и таких как ты, покуда не упьется невинной кровушкой.
Страшные испытания ждут тебя впереди, а на конец - битва. Немощна твоя рука, и близка погибель... Но лучше человеку погибнуть, чтобы жить, чем жить, чтобы погибать...
Пойми, сынок, - продолжал чудный старец, - ты не просто зверя сыскать должен, не такой уж это и подвиг, ты крест свой должен через жизнь пронести, не уронить да не запачкать. Крест ведь у каждого свой. Кому лечить, кому скорбеть; кому в келье молиться, а кому-то со зверем биться. Вот оно как. А зверю одно - конец". Сказал так и ушел. Уже за горой догнал его Аким и спрашивает: "А долог ли твой путь, старче? Увидимся ли?". Обернулся старец, строго так посмотрел: "А тебе что? Не за мной иди, но за Ним!". Подумал, подумал, и вдруг улыбнулся: "Увидимся!".
Не зашло и солнце, а Аким уже котомку собирает. По дороге зашел он к тунгусу попрощаться.
- Ты, Кимь, совсемь сдурель, - говорит тунгус. Такой большой юрт строить, еда иметь, - что еще для счастья нужно? А хочешь, - подмигнул, - я тебе сестру замуж дамь - живи да живи. А одинь ты из тайги не выйдешь, ой верная смерть.
- Нет, друг тунгус, - отвечал Аким. - Лучше погибнуть, чтобы жить, чем жить, чтобы погибать. - Обнял друга, и пошел своей дорогой...
Сидит у костра человек, смотрит в огонь, думу думает. Жизнь свою нелегкую вспоминает...
Глава пятая
И вот он зверь, совсем рядом, и чувствует человек его блудный рев и смрадное дыхание. Уже готов и меч булатный, и конь буланый, и копье, словно столп огненный. Но главное - крест в душе и венец на небе.
Светает... Сидит человек у костра, смотрит в огонь, улыбается. Знает, что с рассветом ждет его верная смерть, а на душе такие тишина и покой, словно впереди и не бой вовсе, а прогулки по дивному саду. Да так оно и будет. Будет бой, будет и сад.
Глянул он на розовеющие небеса, перекрестился, вздохнул облегченно. Совсем недолго до рассвета. И до заветного сада - рукой подать.
Эпилог
Вот уже две тысячи лет озаряет наш скорбный путь дивная путеводная звезда. Сколько воды, крови и слез утекло за эти годы? Там, где когда-то привольно паслись быстроногие кони, носятся взад-вперед шумные автомобильные табуны, вместо стройных таежных сосен встал смердящий лес черных заводских труб, а старец тот все ходит и ходит по белу свету, героев последних ищет. Недолго ему осталось - ждет его великая слава в Граде Небесном. Недолго осталось и зверю. Не уйти ему от Божьей кары, не одолеть небесного воинства. А те, кто на земле, с небес рождаются, чтобы со зверем проклятым сразиться. Да не во имя свое - во имя Того, Кто есть всё!