Эх, козыри свежи!
А дураки те же...
(Н.Рубцов)
Эх, как же я все-таки ее любил!
Впрочем, почему в прошедшем времени? Наверное, и до сих пор люблю.
Чем отличается любовь от влюбленности?
После смерти любви остается слишком много углей. И они отчаянно жгутся. То и дело лезут горькими и чувственными напоминаниями о себе. И, мучительно сопрягаясь в любовной истоме с очередным существом женского пола, ты вдруг до ледяной боли за грудиной ловишь себя на том, что в этой позе ОНА была совсем другой. И запах другой, и ощущение кожи под пальцами другие, и звук другой. И от этого почему-то испытываешь острую неприязнь к, ни в чем не виноватому существу под тобой, чья единственная "вина" заключается лишь в том, что ему хватило глупости и авантюризма решиться получить причитающуюся ему долю оргазмов с таким уродом как ты.
Конечно, большой ошибкой, и я от нее честно предостерегу читателя, является обязательная мужская попытка после окончания любовной драмы замазать старые иконы новыми белилами. То есть пропустить через свое тело как можно больше женских тел, что бы ими стереть, забыть то единственное.
Бесполезная, глупая, но наверно, обязательная ошибка!
Совершать ее, конечно, нужно, что бы вообще не сойти с ума.
Но, держа в своих руках двадцатое, или тридцатое тело, ты, в конце концов, понимаешь, что ничего из этого хорошего не получилось. Старые священные фрески все так же угрюмо и мучительно смотрят на тебя из под выветрившихся свежих белил.
Самое грустное в этом то, что за период этого "постельного бешенства", вдруг возникают какие-то женщины, которые умудряются полюбить это твое безумие, принять его и по огромной, ничем невыразимой широте женской души вместить его в себя. И становится вдвойне больно. После краха собственной любви, чужая любовная боль особенно близка и понятна...
Ну да вернусь к повествованию.
...Ее муж предложил мне за свою жену деньги. Он так и сказал.
— Ты, урод, давай я тебе дам денег, что бы ты, в конце концов, отвязался от моей семьи?
К тому моменту я был достаточно испорчен, что бы не изображать дешевое благородство и возмущение и, потому, конечно не удержавшись, спросил:
— Сколько?
— Тыщу, две? Сколько тебе надо, что бы ты исчез?
Я на мгновение задумался. Дело было до приснопамятного кириенковского дефолта в эпоху, когда долларовые деревья еще произрастали на отечественном "поле чудес" не только для олигархов.
Проститутка тогда стоила сто "баксов" за два часа. По всем раскладам получалась, что ее муж пытался выкупить у меня всего двадцать "раз". Учитывая, что в постели с его женой мы оказывались не реже двух раз в неделю, не считая стремительных соитий в лесу, подъезде и иных малоприспособленных местах. Причем, продолжалось это уже более пяти лет. Получалось, что он предложил мне выкупить всего каких-то пару месяцев.
Да, свою жену он оценил явно по минимуму. Я бы сходу дал за нее больше. И в десять раз больше бы — отдал. Все бы отдал. Если бы было...
Он же явно предлагал далеко не все, что было у него. Торговался.
Эта его "жадность" меня рассмешила.
— Мало?! Да тебя, скотина, удавить надо. Влез в чужую семью. Играл в друга...
...При этих его словах мне стало немного стыдно. Как не крути, а он был прав. Я действительно на протяжении четырех лет исправно играл роль "друга семьи". Так уж вышло, что, влюбившись в его жену, и совершенно потеряв голову, я умудрился за время ее отъезда в свой учительский отпуск, сдружиться с ее мужем. Наши дети ходили в один детский сад и он, в отсутствие жены и дочери, взялся, по просьбе воспитательницы, помочь в ремонте группы. Вторым добровольцем стал я...
К ее приезду я уже был его хорошим товарищем, имеющим право на "безлимитное" посещение дома.
Иногда нас (меня и его жену) это тяготило. Но чаще было очень удобным и удачным изобретением. А, вычитав у Пикуля в романе о канцлере Горчакове, историю о том, как Горчаков многие годы протежировал мужу своей любовницы, я пришел в неописуемый восторг от фразы "Горчаков, как жрец египетского бога Аписа — золотил рога жертвенному быку".
К тому моменту я, честное слово! — из искреннего желания помочь его семье материально, свел ее мужа с одним знакомым предпринимателем, и он выкупал у предпринимателя мужские ботинки, которые выгодно устраивал в различные магазинчики.
...Видимо, это некий глубокий мужской комплекс — жалеть обесчещенного тобой мужа, как несчастного собрата по мужскому братству.
...Лицо его налилось кровью и, казалось, он вот-вот кинется на меня. Но мы оставались все теми же дешевыми интеллигентами. Силы духа уничтожить врага в нас не было и в помине. Поэтому он, задыхаясь, выпалил:
— Я скажу только слово — и тебя в бетон закатают!
Я тут же банально что-то подобное брякнул в ответ.
Говорить было больше не о чем. Надо было драться. Раскровянить сопернику лицо, вбить его в асфальт, ненавистно помочиться на его истерзанное тело и удовлетворенным победителем отправиться к женщине, которая уже давно оставила проблему решения с кем ей дальше спать, на усмотрение обоих.
Так бы поступили настоящие мужики.
В таких случаях всегда кто-то должен умереть. Сползти по стене, насаженный по рукоять на лезвие ножа или лежать с размозженным черепом. А другой на долгие годы должен уйти в тюрьму, унося в себе черную тайну ненависти. Так бывает между настоящими мужчинами. Но мы-то были не совсем всамомделишние мужчины. Мы были мужчинами уже современной "абсорбированной" серии. В нас обоих была старательно выхолощена ярость, разбадяжена агрессивность и удалено презрение к собственной жизни — все то, что делает существо мужского рода мужчиной и воином.
Мы были двумя "цивилизованными самцами" и напоминали двух кастрированных котов, которые при встрече орут и выгибают спину, но уже не помнят для чего это нужно...
Мы стояли и, задыхаясь от ненависти, поедали друг друга глазами посреди темного московского двора. Неожиданно из темноты, ослепив нас светом фар, выкатился милицейский УАЗик.
— Кто такие? Документы предъявите? Что тут происходит? Почему так стоите?
Безошибочные милицейские вопросы мгновенно загнали нас обоих в тупик.
Документы бывшие при нас и, перекочевали в руки усатого толстого "мента", и занялись удостоверением наших личностей. А сами их обладатели, пряча друг от друга глаза, принялись втолковывать сержанту, что все в полном порядке, без проблем. Просто обычная беседа...
Когда УАЗ исчез в арке двора, так же стремительно, как и появился, повисла тягостная тишина. Ситуация зашла в тупик и докатилась до полного идиотизма.
Все было поздно. И драться, и орать друг на друга и разбираться, кому же все-таки достанется женщина...
Надо было расходиться. И мы разошлись. Он оправился наверх, в квартиру, которую снял для жены на время, пока она будет решать с кем же ей дальше жить. А я под ее окна, ожидать его ухода, что бы получить свои заветные минуты, когда она подойдет к окну, что бы специально для меня поправить прическу и, разбросав по плечам вороньи крылья волос, помахать мне на сон грядущий рукой.
Как истинный "вуаер" я любил эти мгновения!
В этот вечер он просидел с ней на кухне до пяти утра.
Я тихо охуевал под окнами от этой его "бульдожести". Он и раньше отличался нездоровым нравоучительством, переходящим в занудство, но теперь явно решил побить все свои рекорды.
О чем, спрашивается, можно говорить до пяти утра с женщиной, которой сам же пообещал дать время на раздумье?
Помню, когда я сам разводился с женой, мы редко засыпали позже двенадцати. Укладывались в обычные нормативы.
...Иногда он представлялся мне каким-то жрецом "Вуду", который убивающим душу ритуалом, вводит человека в транс, лишает воли, делает рабом. Каждый раз, когда я получал его жену после таких "бдений", мне приходилось несколько дней приводить ее в себя.
А так ни дать, не взять — "зомби" — пустые глаза, безразличие ко всему, апатия, злость.
Нет, когда я разводился, такой "спецобработкой" не занимался.
Я передал свою жену ее нынешнему мужу в нормальном состоянии духа и души.
Когда стало светать и тьма растворилась в серых сумерках рассвета, я направился домой. Ждать было больше нечего.
Я шел и думал — рассказывать ей, о том, что за нее ее муж предложил мне две тысячи, или нет. С одной стороны — был хороший повод его "подставить" и набрать "бонусов". С другой стороны, как-то все это было мелко — "закладывать", интриговать.
Зря не сказал!
Спустя месяц он, впав в безумие от того, что его жена впервые осталась у меня ночевать, нашел телефон моей сестры и грязно матерясь, пообещал придушить ее, ее ребенка и всю мою родню. Узнав об этом, мой старший брат позвонил ему и сказал все, что он думает о нем, а заодно прошелся по поводу его жены и ее полного нежелания определяться с кем она, в конце концов, желает остаться.
Помнится, брата удивило, почему именно эта часть монолога была плохо понята и не расслышана ее мужем. Брат, конечно, повторил все в подробностях. Но оказалось, что в этот момент трубка была уже прижата к ее уху. И ей необычайно "повезло" услышать, какая "дикая" родня ее ожидает в будущем, и что эта родня о ней в данный момент думает.
...На следующий день после этого разговора она сообщила, что более не желает со мной общаться...
Этого "нежелания" хватило всего на неделю.
Зря не сказал...
Иногда вечерами я до сих пор прихожу под ее окна. Там такой удобный грибок детский. В дождь под ним можно, не торопясь выпить бутылку пива. Я стою и смотрю на ее окна. Чаще всего она сидит на кухне. Иногда подходит к окну и долго смотрит в ночь. Я не прячусь. Какой смысл. Вряд ли она высматривает меня в ночной тьме, а если и различит чей-то силуэт, то уж наверняка не станет искать в нем знакомые черты.
Но иногда на меня находит помрачение и, я с ненавистью смотрю на то, как она готовится ко сну, как ходит по кухне с мокрой головой, как наносит крем на лицо. В эти минуты я ледяным демоном созерцаю ее погружение в ночь. Вот она допила чай, вот загасила сигарету, вот встала из-за стола. Вот погасила на кухне свет. Вот по темному коридору прошла в спальню, вот легла в постель к своему законному мужу.
О! Мне очень хорошо известно, что бывает потом.
...В журнале "Хакер" был опубликован стебовый гороскоп о том, как какой знак зодиака, в смысле женщину, уложить в постель. Я прочитал его и изумился точности.
"...Жутко сексуально озабочена, при этом страдает дикой манией величия. Если даже ты смесь Эйнштейна с Байроном — у тебя всеравно нет ни каких шансов ее заполучить. Хотя трахаться она хочет постоянно. Постоянно, в смысле каждую секунду... Запомни, ее нельзя завоевать, сколько бы ты не рисовался и не ухаживал за ней. Она сама методично выбирает себе партнера. Причем практически всегда ошибается.
Под старость полностью посвящает себя какой-нибудь тотальной области, вроде религии, педагогики, работы или искусства, и основательно забывает, что она живая телка. В постели ведет себя агрессивно и полностью берет контроль в свои руки: будешь делать то, что она захочет..."
Странно устроены женщины. Чем дольше я их изучаю, тем больше я понимаю, что понять их невозможно. Мы просто биологически разные типы. И все тут. Возможно, они прилетели к нам с Марса и, будучи более продвинутыми технически, просто приспособились, переделались под нас. Один мой хороший друг их так и называет — "марсианки" и клянется, что был не раз свидетелем того, как оставшиеся наедине, без мужчин, женщины на глазах меняют форму, отращивают щупальца, стаскивают кожу как перчатки.
Он, правда, до сих пор не решил, зачем им все это вообще нужно. Но уже разрабатывает на теорию некой энергии которая есть только у мужчин и без которой женщинам просто не обойтись.
...Я пытаюсь понять, как может она ходить по этим улицам без меня.
Я иду, а в моей душе то и дело сладко сжимается сердечная мышца. Вот в этом доме мы любили друг друга. И в этом, и в том. В этой роще, в этом лесу.
...Что делать, у нас не было постоянной квартиры для встреч.
Неужели ни что не изменяется в ее зрачках? Ничто не дрогнет в их темном дне, когда она проходит мимо тех мест, где любовное безумие уносило нас в поднебесье?
Ведь даже в том доме, где она теперь живет, всего в нескольких шагах сквозь бетонные стены было наше ложе среди волчьих и медвежьих шкур, которые хозяин квартиры охотник — промысловик привозил из своих экспедиций.
Если ни что в ее душе не сжимается в эти мгновения, значит женщины действительно прилетели к нам с Марса...
Странно только как у нас еще дети получаются.
...Потом, когда она вернулась в свой, со всех сторон приличный и благоустроенный дом, и жизнь ее наладилась, а роман наш, как это всегда бывает в таких случаях, вспыхнул с новой силою, я помню, как меня поразил один ее рассказ. По пути из школы к ней на остановке подошел некий мужик и предложил с ним переспать за деньги. То ли он принял ее за даму полусвета, то ли ее природная ****скость, сквозящая сквозь любые самые строгие "прикиды" была слишком заметна, но факт остается фактом. Подошел и предложил.
Меня, вдруг, страшно взволновала эта мысль — купить ее. Спать с ней за деньги. Анализируя вечером это озарение, я неожиданно понял, почему столь манящей была эта мысль. Она устраняла мою зависимость от ее желания, устраняла саму причину страха ее потерять. Все становилось простым и понятным. Есть деньги — вот тебе любимое тело. Нет денег — свободен. Иди их зарабатывай.
Я серьезно! Ведь на самом деле, разве семейная жизнь это не одна из форм проституции, только узаконенная и "приличная"? Муж ежемесячно платит жене за то, что она допускает его к своему драгоценному телу. А разве нет?
Если нанять себе домработницу, которая будет регулярно стирать и убирать и готовить, то это все равно обойдется, в самом крайнем случае, в половину тех денег, что уходят у нормального мужа на жену. То есть вторая половина идет именно за ЭТО.
При том большая часть мужей отлично понимает, что за эти деньги они могли бы купить в пять раз больше любви с молодыми горячими девками. Но... не делают это. То есть, конечно, делают. Но тихо. Очень тихо. Что бы никто не узнал. А потом несут свои пощипанные получки все тем же "законным" и "порядочным" шлюхам.
Я, в своем несовершенстве, бедности и неустроенности, был в ее жизни тем, с кем она спала не за деньги. А это, скажу я вам, очень уязвимое и хрупкое состояние — спать с женщиной не за деньги.
Почему я тогда ей не предложил спать со мной за деньги?
Потом я мог все изменить. Потом судьба ее дома, честь ее мужа и ее самолюбие были в моих руках.
В один из весенних дней мы с друзьями сняли в бане один из "люксов", где немедленно занялись бражничеством. В соседнем "люксе" гуляла подвыпившая компания "новых русских". Им то и дело подносили очередные сумки с выпивкой и закуской. Вскоре в их номер нырнула стайка проституток. Гульба шла своим чередом. Пиво у нас подошло к концу. Заказывать его в бане было слишком накладно, и потому решили кинуть жребий кому бежать за ним к метро. Выпало мне. Проходя, мимо двери в соседний люкс, я посторонился, что бы пропустить в него очередную девицу. И в распахнутую дверь я увидел вдруг знакомое лицо. Ее муж радостно хохотал, зарывшись лицом в мощные сиськи дебелой блондинистой проститутки.
В радостном нетерпении я быстро добежал до метро и, "затарившись" пивом, рванул обратно. Первой мыслью было немедленно позвонить ей и скорбным тоном сообщить об увиденном. Но, поразмыслив несколько мгновений, я пришел к выводу, что это не вариант.
Можно было бы попросить кого-то из товарищей сделать звонок и от имени "доброжелателя" просто пригласить ее посетить соседний люкс. Но и эта идея почему-то не вдохновила.
Я сидел, потягивал ледяное пиво и всей кожей чувствовал, как уходит время. Мой соперник был у меня в руках, но почему-то я не чувствовал удовлетворения. Я мог уничтожить его, но почему-то не испытывал никакого желания этого сделать.
...Мне было грустно.
Он, сломавший столько копий, испытавший столько унижений, покурочивший судьбы всем вокруг, теперь находил мимолетное удовольствие в объятиях банной проститутки...
Было грустно и смешно.
В общем, я не стал звонить и, встретив ее на следующий день после работы, я ни словом, ни жестом не обмолвился об увиденном. Но сцена эта не ушла из меня, и, когда вскоре она, в запале очередной истерики, бросила мне в лицо, что ни за что бы не вышла за меня замуж, и, что муж единственный верный и порядочный человек, который ее действительно понимает и уважает, я встал и ушел И мы не виделись почти пол года...
...Ее муж, как все мужики, вспомнил о жене, лишь тогда, когда однажды понял, что делит ее еще с кем-то. Теперь, делить было не с кем. И он просто расслаблялся... Обычный вариант.
...Вообще-то, меня давно пора спросить, почему я за все повествование, фактически, ничего не сказал о ней самой. Той, из-за которой столько было пережито и переломано. Трудный вопрос. Описывать любимую женщину словами вообще дело не благодарное. Любые сравнения — никак не отражают реальность.
А во-вторых, ничего о ней сейчас я сказать не смогу.
Той, которую я любил, давно уже нет. Теперь это научная дама, которая, как старушка Хилари Клинтон, усердно делает карьеру. Симпозиумы, коллоквиумы, тосты на латинском.
Ей куда милей заседания кафедры, чем занятия любовью.
И хорошие рецензии греют душу куда лучше подаренных роз.
Впрочем, я могу ошибаться и, может быть теперь какой-нибудь пытливый профессор или настойчивый командировочный бизнесмен получают доступ к ее давно повзрослевшему телу.
Это совершенно другая женщина.
Мне-то что?
Я давно уже живу одной только памятью и купаюсь в реке воспоминаний.
Там все иначе.
Там юная, страстная и взбалмошная девчонка идет ко мне через поляну в туфельках на высоком каблуке. В одних только туфельках...
Там слова любви уносят двух смертных людей в то высокое поднебесье, где ангелы своими перстами заставляют сердца светиться как маленькие солнца.
Там соленый вкус ее тела.
Там горячий шоколад ее глаз.
Там она только моя.
И нет силы на земле, способной отнять этот мир у меня.
На дне мох глаз, на самом донышке зрачков вечным ключом бьется память.
И пока холодная бессмысленная муть смерти не затянет их болотом безвестья, этот родник будет жить.
И это все о ней...