***
Проснулся. Наконец-то… Никакого утра. Передо мной чёрного цвета металлические пластинки. Я не могу нормально двинуться. Ну, может, и могу, но я в панике и ничего не получается. К своему удивлению свободно поворачиваюсь: я зажат какими-то металлическими обручами. Никакого пространства вокруг нет. Наверх во тьму уходит узкий тоннель из этих обручей. Они пригнаны один к одному – никаких зазоров. Вниз я посмотреть не могу, слишком узкое пространство. Проходит где-то минут пять и паника идёт на спад. Я начинаю задумываться, что тут делаю? Может, кто-то надо мной подшутил? Но я совершенно ничего не могу вспомнить о прошлой своей жизни. Странное ощущение в мозгу: вроде что-то было, но все эти годы теперь спрятаны от меня за толстым стеклом. Совершенная чистота в мозгах. Белый лист; будто я только что родился.
Решаю действовать по обстоятельствам. Перво-наперво необходимо выбраться. Я могу поворачиваться, но вот двигаться вперёд что-то мешает. Попробую ещё раз. В этой трубке словно какие-то выступы: они вминаются в кожу и мешают двигаться. Ничего не получается. Особенно мучительно, когда они через кожу цепляются за рёбра. И всё же я не оставляю попыток. Странно, жизни до этого я не помню, но в голову приходит идея: когда пытаются снять тугое кольцо, его намыливают, обливают маслом. Что могу я? Я весь голый. Рядом ничего нет; я даже не уверен, что эта трубка горизонтальная. Можно использовать слюну. Не уверен, что она не высохнет, прежде чем я всё тут заплюю. К тому же во рту совсем сухо. Чёрт возьми, полная безнадёжность. Меня снова одолевает приступ паники. Я рвусь изо всех сил. Выступы впиваются в кожу. Становится больно. Слишком больно, чтобы продолжать. Но теперь, даже когда я останавливаюсь, боль не прекращается. Я взбешён. У меня истерика. Я изо всех сил извиваюсь, как червяк. Резкая режущая боль прорезает бока и грудь, слышится хруст и, наконец, я освобождаюсь. Моё тело выскальзывает из зажимов и бессильно поникает на дне этой трубы. Кажется я сломал себе несколько рёбер. Кожей чувствую собственную кровь.
Не знаю сколько я уже тут ползу, но, кажется, несколько часов. Множество тесных и узких тоннелей; они разветвляются, соединяются, уходят наверх. Хотя тут и верха нет: трубы покрыты небольшими выступами, поэтому ползти одинаково удобно в любом направлении, кроме как назад.
Вдруг слышу чей-то крик. Он недалеко. Быстрей-быстрей ползу сквозь темноту на звук. Поворачиваю и утыкаюсь во что-то мягкое. Это другой человек? Но в следующее мгновение там уже ничего нет. Надо же, тут есть ещё люди. По крайней мере, один – если это мне не показалось. Что ж, надо продвигаться куда-то, искать его…. Замечаю, что из меня всё ещё сочится кровь. Пока я лежал тут, кровь наполнила выемку между тесно пригнанных друг к другу колец трубки. Поделать я ничего не могу, поэтому буду надеяться, что рано или поздно кровотечение остановится.
Продолжаю ползти, скорее от скуки, чем надеясь на какие-то изменения. Поворачиваю в новый тоннель и…. Внезапно глаза прожигает яркий электрический свет.
***
Я вывалился на дощатый пол. Даже через веки свет всё равно жёгся. Я подождал, пока привыкну, и открыл глаза: небольшая, густо заставленная мебелью комнатка, скорее всего мансарда – потолок в виде треугольной крыши. Я попробовал дверь – заперта. Было всего одно окно – то, из которого я вывалился. Но это было и не окно даже: только рама, а за нею чёрная пасть тоннеля. Я осмотрелся ещё раз: желто коричневые тона, в воздухе парят пылинки, с потолка свисает лампочка на шнуре, два кресла, журнальный столик, диван, в углу кровать и рядом с ней рабочий стол, заваленный бумагами и ручками, линейками, карандашами; даже из ящиков пучками торчали бумаги. Я подошёл, взял одну наугад - совершенно невозможно что-либо прочесть. Лист был усеян абстрактным рисунком неразборчивых строк. Они громоздились друг на друге, пересекались, шли друг другу навстречу, сверху вниз, слева направо – ни одной буквы не разобрать. И так на каждом листке, с обеих сторон. Стена над столом была беспорядочно заклеена фотографиями. На всех было снято просто белое пространство – ни то небо, ни то побелка. И только на одном, чёрно-белом, снимке, в правом верхнем углу, была женщина. Крупный план, она подперла голову правой рукой, лицо развёрнуто в три четверти. У неё небольшой прямой нос, волосы собраны назад, нижнюю губу слегка закусила, как бы раздумывая. Что меня поразило, так это грустный взгляд её полу прикрытых глаз. Ясно очерченные глазные яблоки, над ними выразительные чёрные брови. Смотрит она с трогательной ностальгией, с такой скорбью, будто перед ней рушится весь Мир. Я, кажется, сразу влюбился в эту девушку: в её взгляд, контур лица, гладкую молодую шею.
Внезапно в замочной скважине послышалась какая-то возня. Я посмотрел на себя: «О боже, я же совершенно голый». Комнатка небольшая – спрятаться негде. Тем временем из замочной скважины донёсся первый щелчок. Лицом к комнате я полез обратно в жерло трубы. Отодвинулся в тень, так чтобы меня не было видно, и стал наблюдать. Ещё два щелчка и дверь открылась. Вошла та самая девушка. Странно, но за ней я ничего не разглядел. Одета она была в синие джинсы и чёрную блузку с коротким рукавом. Она подошла к столу и подняла брошенный мной листик. Я испугался, что она начнёт икать меня, и тихонько полез прочь. Я полз и полз, глядя на уменьшающийся кружок света, пока мои пятки не уткнулись в стенку тоннеля. Тогда я перевернулся набок и согнув колени выскользнул в разветвление.
***
Уж и не знаю, зря я убежал. Нужно было остаться в той комнате и познакомиться с Ней. Но теперь уже поздно: я снова заблудился. К свету привыкнуть было легче. До сих пор в этой темноте перед моими глазами пляшут разноцветные пятна. Пальцами ног чувствую протянувшийся за мной кровавый след. Идиот, нужно было как-то остановить кровь, пока был там; нужно было хотя бы разодрать простыню и перевязать раны. Сейчас они распухли и постоянно, когда я ползу, цепляются за выступы требы. Дико хочется есть. Странно, почему я всего этого не ощущал в комнате?
Я ползу дальше, вперёд во тьму. Надеюсь найти если не тот же самый, то ещё один выход. Ползу и пытаюсь припомнить, где же я встречал эту девушку раньше? Нет, похоже, в комнате я видел её впервые, но всё равно не покидает чувство deja vu. Тоннель, по которому я двигаюсь, выходит в другой, перпендикулярный к нему, и я снова утыкаюсь лицом в мягкую плоть. Я трусь щекой, щупаю носом: это чей-то зад. Хозяин не подаёт признаков жизни, но кожа пышет теплом живого тела. Судя по формам, женского тела. Или мне так только хочется? Я не знаю, что делать – я в тупике. Почему нет никакой реакции? Легонько пробую дотронуться языком до ягодицы: кожа мягкая, такая сладкая. Может она это специально? Хочет поиграть? Провожу языком по ложбинке. Страстно целую – мне это тоже нравится. Я целую её ещё раз и просовываю язык туда: слегка сжимается от неожиданности, но потом расширяется, давая мне волю сделать всё что захочу. Наконец она поворачивается, я чувствую волоски на лобке, и начинает двигаться: вот мои губы уже скользят по плоскому животу, между грудей, я целую её шею, добираюсь до губ, и вдруг она говорит: «Я хочу тебя». Миг и по моим губам струятся шелковистые волосы - незнакомка исчезает. Я заглядываю в разветвление: слева ничего и, похоже, уже никого, справа долгожданный кружок яркого света.
***
Вылезая из канализационного люка я обрадовался, что этому безумию пришёл конец. Но радость угасла, когда я увидел над головой небо. Оно было нарисовано. Причём нарисовано совершенно по-детски: облака-барашки и жёлтый кружок солнца с шестью лучиками. Когда я выбрался, то понял, что и город тоже бутафорский: несколько настоящих многоэтажных домов вдоль улицы, а всё остальное вокруг них просто декорации. Надо сказать декорации отличные, нарисованные в отличии от неба с фотографической точностью. Вокруг в разные стороны шли люди. Это были очень странные люди: больше похожие на пластиковых манекенов. Они доходили до конца улицы и, как ни в чём не бывало, ступали на её нарисованное продолжение. Перешагивая в картинку, манекены становились реальными людьми из плоти и крови. Я звал манекенов, даже дергал за плечо, а они лишь оборачивались на секунду и продолжали путь. Я безрезультатно бил кулаками по декорациям: идущие там не обращали на меня внимания. Подумал было, что это не декорации, а просто стекло, но под моими ладонями двигалась краска. «Что всё это значит? – раздумывал я, сидя на бордюре. – Розыгрыш? Эксперимент?» Ответов не было. Не было ответа даже на простейший вопрос: «Как меня зовут?» Наконец, пришла свежая мысль: попробую забраться в один из настоящих домов. Открыл дверь подъезда и меня окатило пылью. Там было так пыльно, что даже стены были махровыми. Прутья перил были затянуты тремя-четырьмя слоями паутин. Нет, подумал я, заходить сюда не стоит. И поплелся прочь.
Вдруг я заметил в конце улицы двухэтажный белый деревянный домик. Он стоял за канализационным люком откуда я вылез, поэтому до этого был незамечен. Я попробовал дверь – заперто. Тогда выбил стекло и залез через окно. Внутри стояла тишина. У лестницы на второй этаж стоял накрытый клетчатой скатертью столик. Я поднялся: ступеньки были из такого же жёлто-коричневого дерева, что я видел в той комнате. На втором этаже был коридорчик с дверьми по обе стороны, в конце лесенка на чердак. На цыпочках, что б не потревожить, если есть кто-то в спальнях, я поднялся наверх. Там было что-то вроде прихожей и дверь в комнату. Я заглянул в замочную скважину: та самая комната, за столом с бумагами сидит Она. Попытался войти: дверь не поддалась. Присел и заглянул ещё раз. Она сидит, сложив руки на груди, смотрит куда-то в сторону и полу шепча повторяет: «Как же я одинока. Как же я одинока». Потом Она встала перед кроватью и начала раздеваться. Я продолжал наблюдать. Мне был знаком каждый изгиб Её тела, я угадывал форму её груди прежде чем она снимала лифчик. Странно, но стыда я совсем не чувствовал, потому что как будто уже давно знал её. Потом Она легла и свет в комнате погас сам собой. Тьма засочилась из замочной скважины. Она всё быстрее вытекала на пол, вырастая в густую чёрную лужу. Я спустился с чердака, тьма полилась следом. Я пятился по лестнице, а она со ступеньки на ступеньку перетекала, поглощая звук моих шагов. Выбравшись на улицу, я ужаснулся - тьма наступала отовсюду: она стекала с неба, шлёпаясь огромными каплями на асфальт, она струилась по тротуару. Чёрная капля упала с неба на дом, и поглотила его – дом исчез. Манекен ступил на ручеёк и провалился в бездонную тьму. Я в ужасе побежал к колодцу, но в него уже, огибая края, сливалась чёрная жидкость. «Что делать?» - подумал я, теснясь на последнем оставшимся пяточке асфальта. Воздух вокруг стал разреженнее и, наконец исчез вовсе. Тёмное море обогнуло со всех сторон мои стопы и вдруг я провалился. Это была не жидкость, а пустота. Я падал, ощущая невероятную лёгкость, будто все органы из меня безболезненно вынули. Эта лёгкость давила на моё тело снизу. Я больше ничего не видел, потому что видеть стало нечего. Я только ощущал собственный вес.
***
Я неистово крича вновь просыпаюсь в тёмной и тесной трубе. По телу всё ещё гуляет ощущение свободного полёта. Подо мной всё мокрое от крови. Отползаю на несколько метров: через некоторое время небольшое пространство подо мной между животом и трубой вновь наполняется кровью. Моё кровотечение – это словно путеводная нить: насколько же огромна эта сеть тоннелей, раз я ещё ни разу не натыкался на собственный след. А моя кровь – это время, отпущенное мне здесь. Я не знаю, что будет и будет ли вообще, когда оно истечёт, но уверен, что это время не за горами. Что ж, важное открытие. Теперь я могу хоть как-то ориентироваться тут в пространстве и времени. Вдруг спереди слышится шепот: «Там кто-то есть?» - «Да, - отвечаю. – Ты кто? Как здесь оказался?» - «Не помню. Но я тут уже давно. Ты первый кого встречаю». – «А комнату ты видел» - спрашиваю. «Да, и в комнате побывал и в нарисованном городе». Странно, ведь я тоже был в этих местах, причём в том же порядке. «Ну, поползли дальше» - предлагает он. У нас даже мысли одни и те же – чем же мы тогда отличаемся? Пока мы продвигаемся вперёд, я размышляю: «Может мы один и тот же человек?» Подползаем к развилке, он немного отрывается вперёд от меня и раздаётся металлический скрежет. Слева падает свет из комнаты, освещая его тело впереди. Вдруг кольца трубы начинают двигаться, он кричит, его тело зажато. Сужение идёт мне навстречу. Я, недолго думая, выпрыгиваю налево, в комнату, и в лицо мне из съёжившейся трубы летят брызги крови.
***
Она сидела за столом и что-то писала. Не отрываясь произнесла: «А, это ты». – «Вы меня знаете?» - спросил я, сорвал накидку с кресла и обвернул вокруг пояса. «Конечно, знаю. Это ведь из-за тебя я тут». Такой ответ смутил меня: «Но…. Я ничего не помню». – «Я тут по твоей воле. Больше сказать тут нечего». Она продолжала писать, уткнувшись в свои бумаги, так ни разу и не взглянув на меня. «Я видел ваше фото». – «Тут много фотографий, - ответила она и, наконец, посмотрела на меня. – Зачем ты это сказал?» Я в недоумении посмотрел на стену над столом: там по прежнему висели белые снимки, только на двух было изображение. На первом та же самая её фотография, а на втором она в обнимку с очень похожим на меня человеком. «Кто этот мужчина?» - поинтересовался я. «Я люблю его», - меня несколько смутил такой ответ, я всё ещё не понимал я ли на фото или просто похожий человек. «Совсем ничего не помню. Вы не знаете, как отсюда выбраться?» - «Почему ты считаешь, что отсюда есть куда выбираться? Ты же ничего не помнишь. И не говори со мной на «вы». То, что я люблю его, не значит, что ты мне безразличен». Я задумался. «Мне кажется, что это какая-то западня. Да я ничего не помню, но чувствую, что всё должно быть иначе, что раньше я жил по-другому. А ты?» - «Нет. Я всегда была тут. Но это потому, что ты так захотел, так что я просто привыкла. Не самом деле, ещё до всего этого, словно проблеск, я увидела на мгновение иной Мир». – «А что это за Мир? Что за трубы такие, зачем они? Они куда-нибудь ведут?» Она задумалась на минуту как бы получше мне объяснить. И не найдя способа ответила: «Какие ещё трубы? Ты просто не знаешь, как это называется. Чтобы знать, надо быть в моём положении тут». Я совершенно не понимал, что всё это значит – в чём и признался. На это она сказала: «Есть один способ найти ответ на все вопросы. Если кто тут и знает больше всех, то это Девятиокий. Ты можешь легко его найти: просто полезай опять в, - она поморщилась – трубу. Тебе нужно будет вылезти в метро». – «Ты такая красивая, можно я поцелую тебя?» - наконец-то я решился спросить. «Ты делал это много раз раньше. Конечно, ты можешь меня поцеловать» - она отодвинулась от стола и распростёрла руки. Я с радостью потонул в Её объятиях. От этих губ у меня замерло сердце. Я весь трепетал, обнимая Её тугое упругое тело. От неё исходил какой-то непередаваемый аромат. Её частое дыхание касалось моей щеки. Но все чувства вдруг увяли, когда я вновь заметил это фото, где Она обнимается с похожим на меня человеком. Мы отпустили друг друга, она, кажется, всё поняла, и я полез обратно в трубу.
***
Безумие. Какой-то дикий сон. Я закрываю глаза и пытаюсь проснуться. Пока лежу в темноте, кровь, переполнив ложбинки трубы, уже добирается до моего подбородка. Да, нужно торопиться; нужно что-то делать. Я ползу вперёд: ничего, только всё продолжающаяся чёрная пасть тоннеля. Что я делаю? Это безумие. Я скоро истеку кровью и умру. Меня уже начинает морозить, немеют пальцы на руках и ногах. И всё же я продолжаю ползти, потому что доверяю этой девушке. Потому что интуитивно чувствую, что мы когда-то были вместе, что мы любили друг друга, пока не появился этот похожий на меня человек. Она говорила: «Я люблю его» и «Ты делал это раньше». Скорее всего, на фотографии всё-таки не я. Он просто когда-то увел Её у меня.
Темнота. Всё тот же тоннель. Мне уже иногда думается, что это просто несколько соединённых между собой закольцованных трубок, и я бесконечно ползаю туда-сюда. Но нет, если так, то как же та комната и нарисованная улица? Вдруг я ощущаю пятками веяние свежего воздуха. Ползу назад и внезапно вываливаюсь в...
***
Я шлёпнулся на бетонный пол метро. Всё вокруг серое, будто в чёрно-белом кино. Стены выложены кафелем. Слева и справа лестницы наружу, но перед ними решётки; по ступенькам ветром несёт белый пепел. Передо мной ряд колонн, а за ними перрон – в общем, обычное метро, только не цветное. Я вспоминаю, что Она говорила мне об этом месте. Значит я на верном пути. Я попробовал хорошенько дёрнуть одну из решёток – ничего. Снаружи меня обдало холодом: даже если бы решётка и поддалась, то наверху мне без одежды долго не выдержать. После прикосновения к металлическим прутьям подушечки пальцев тоже стали бесцветными. Я попытался вытереть их об стену, но обесцветилась вся ладонь. «Что ж, - подумал, - больше некуда». И, спрыгнув с перрона, я побрёл поперёк нескольких рядов рельс куда-то во тьму. Но вдруг я остановился: дорогу мне преградило нечто невидимое, но осязаемое. Это была словно завеса из самой тьмы – мягкая, густая. Я попробовал сунуть в неё руку по локоть, а когда достал, то вместо руки у меня было нечто сочащееся такой же тёмной жижей, что залила нарисованный город. Ни боли, ничего вообще не было – моя рука осталась в другом Мире. Я вдохнул, развёл руки и упал в стену тьмы.
Через секунду я вывалился на другой стороне. Это был такой же перрон, только на путях стоял блестящий полированным металлом поезд. Вокруг вообще всё неестественно блестело и размывалось при каждом движении. Я привстал и, только начал поворачивать голову, услышал внутри себя незнакомый голос: «Не оборачивайся». Ощущение необычное, будто я радиоприёмник. Я встал на ноги – бесцветность с пола переползла до колен – и направился к поезду. Внутри стояли в ряд ярко-красные сиденья. Я пошёл в сторону кондукторского вагона. Открыл дверь с непрозрачным стеклом и оказался в круглом помещении, стены которого были из выгнутых рифлёных боков вагона. За растянутыми окнами горел пожарище, освещавший всё золотыми тонами. Впереди на троне из изогнутых поручней и изуродованных сидений было огромное существо. Из балахона выглядывали жилистые кисти человеческих рук с мою голову размером. Он откинул капюшон: лысая голова была усеяна ядовито-зелёными глазами. «Я знаю, зачем ты пришёл» - прозвучал в моей голове его голос.
-Где я? – робко задал я вопрос.
«Там, где был одною ногой всю свою жизнь. Тут рушатся твои надежды, - он сжал подлокотник. – Тут гнездятся все страхи, невзгоды: все, что надо забыть. Даже я на самом деле в твоей власти; просто это знание – оно осталось по ту сторону. Ты можешь задать мне всего один вопрос. Если это будет мудрый вопрос – я отвечу. Если глупый, то я убью тебя. А теперь подумай хорошенько».
-Кто я? – я даже думать не стал.
Девятиглазое чудовище поднялось со своего трона и медленно, словно паря, двинулось ко мне. Кажется, это был глупый вопрос, подумал я, когда он распахнул свой балахон. Навстречу мне разверзлась бездна тьмы. Мысли слились в единую кашу, я уже не мог понять его ли это ответ или мой: «Ты Бог».
Я оглянулся: вокруг было темно. Руками, боками я почувствовал холодную поверхность трубы. Я опять вернулся туда, откуда начал. Стоял затхлый, сто раз прошедший через мои лёгкие, воздух. Мне стало холодно, я не чувствовал собственных конечностей. Ползти больше не мог, только лежал и хлебал собственную кровь. В глазах замерцали звёзды. Я умирал. Я умирал. И думал в тот миг я только об одном: если умру, то наверняка освобожусь отсюда.