В ПОИСКАХ ПРОПАВШЕГО
Как арфа, нить в паучьих лапках
Поет мне вновь: «пора домой»
Июльский дождь, роса на тапках...
Вернулся... бедный и хромой
Ч.1 Нищий
В школьные годы мне повстречался бродяга на базарной площади. Пьяный, вымазанный грязью, смотрящий в никуда... Старик кричал, что прочитал грамоту звезд и узнал о глыбе за горизонтом. Якобы, исполинская гора наполовину скрывается туманами облаков, а на вершине ее - город, каких еще не видал ни один путешественник, ходящий по этой земле. Испугавшись крика, я отошел подальше от чудака, но продолжал слушать его громкую, сбивчивую речь. Не исключено, что бедолага тронулся умом еще до принятия дешевого дурманящего напитка, что продают в близлежащей забегаловке под вывеской "плодово-ягодные вина". Его многослойная одежда источала не самый приятный запах, а большую часть лица скрывала густая, спутавшаяся борода. Обычно такие люди выглядят намного старше своего возраста. Безумная упряжка из пьянства и нищеты в один момент перестает слушаться своего кучера. И годы превращаются в месяцы... Когда бродяга садился на корточки посреди базарной площадки, пытаясь изобразить уставшего лебедя на воде, прохожие улыбались. Кто-то - открыто и злорадно, кто-то - стыдливо, торопясь оправдаться словами жалости к несчастному... А человек в лохмотьях продолжал вещать так, словно его слова заносят в летопись мировой истории: - Звезды не врут! Им гора видна лучше, чем нам. Туда попасть сложнее, чем на луну взобраться... Гору искать надо, а луна и так видна. Что до города заоблачного... Видел я вчера его отражение над горизонтом, когда солнце садилось. Красота невиданная!!! Сам Господь Бог, наверное, благословил эти земли. – Скиталец перекрестился. – Мой путь будет долгим, но я мечтаю явиться туда и окропить свое чело серебристой влагой из тамошних источников. Господь знает, что я всю жизнь свято верую в него. – После второго креста набожный бродяга распростер руки к небу. Небо окропляло город прохладным осенним дождиком. Я смотрел на улыбающегося человека уже без прежнего страха. Наверняка, он в своих мечтах переместился туда - в сказочную страну из своих видений. Предчувствуя, что более интересных зрелищ не будет, зеваки начали расходиться... К стоящему на коленях человеку приблизились стражи порядка. Но, прежде чем пойти с ними, старик крикнул мне: "Ты должен там побывать. Если все-таки дойдешь до горы... обещай мне, что не заблудишься в тысячах дорог." Я кивнул, дабы успокоить несчастного. Тогда я и предположить не мог, что гора существует.
Ч.2 Клоака
Летний душный вечер принес весть о смерти приятеля. Мы не были лучшими друзьями, но его потеря оказалась ударом для меня. Шестов умер. Внезапно для всех. Говорят, остановилось сердце... У здорового мужика, которому только в прошлом месяце перевалило за тридцать? Вполне возможно, но я не верил в это. Просто не хотел верить. Бедолага занимался бизнесом и мог нажить себе опасных врагов. А в наше время, полагаю, при наличии определенных средств, не очень сложно представить убийство как несчастный случай. Я кожей чувствовал неладное. Подобное чутье редко подводит. Подозрения вызывала и скрытность родственников - почти на любой вопрос о болезни Василия они выдавали лишь пугливые отговорки. Немой ужас в их глазах заставил меня прекратить всякие расспросы. Казалось, близкие запуганы. Но во мне не было страха. Я решил, во что бы то ни стало, докопаться до истины. Быть может, ради мести, а может, ради смирения. Все зависело от того, что я найду. Теперь у меня была только одна эта задача с массой неизвестных и неделя свободного времени. Мысли о последствиях я сразу же отмел, как вредные. Кто ищет, то всегда найдет.
Последние два года Шестов жил в провинциальном городке С., занимаясь поставками различных товаров. Я навещал приятеля всего раз, на новоселье, и полагал, что больше туда не вернусь. Малоприятное место. Ни парков, ни увеселительных заведений. Только тучи голодных комаров летом, да слякоть с середины осени до середины зимы - вот вся тамошняя благодать... Мне больше по душе цивилизация. Однако Василию нравился С. Он называл это захолустье скрытым Клондайком, неосвоенным рынком, золотой жилой. И, судя по успехам в области торговли, был прав. Пожалуй, Василий единственный среди всех выпускников нашего факультета прошел путь от полуголодного студента из рабочей семьи к весьма состоятельному предпринимателю... Время от времени мы переписывались, и каждое письмо Шестова несло в себе недюжинный заряд оптимизма. Его чувству юмора могли позавидовать многие известные комики. Только однажды он, не то в шутку, не то всерьез поведал о том, что его хотят убить. - Ха! Рано или поздно убьют. - писал бывший однокашник - Таков удел честных бизнесменов в нашей стране. Но прежде, чем это может случиться, я построю пивной завод, чтобы напоить раз и навсегда пивом всех своих врагов. Вот увидишь, старина! - Читая эти строки, я представлял раскатистый хохот Василия. Спустя месяц он действительно занялся стройкой пивного завода. Спустя два - умер... Я ехал в С. повторно, на похороны.
Собрал деньжат, сел в поезд и поехал с утра пораньше. Путь не долгий. Километров двести от моего города. Купе досталось без соседей, чему я был даже рад. В тягостные минуты не люблю разговоры. Лучше уж выпить в тишине... Позже, не сейчас. После похорон. А лучше после того, как что-то прояснится. В сумке, под полкой, мерно побрякивали припасенные бутылки. Тихо и мелодично... Поезд напоминал сказочную карету с бубенчиками. Она летела вдаль. За окнами - пейзажи, неподвластные описанию. Ни один художник не изобразит нашу природу краше, чем она есть. Была бы жизнь такой, как эта дорога - красивой, стремительной, залитой солнечным светом. А есть ли другие жизни? Если есть, то, какие? Наверное, Василий там, где не хуже, чем здесь. Ведь он был хорошим человеком. Хорошие люди способны создать оазис в пустыне...
К вечеру окна побелели. Дьявольщина! Стекла стали белее молока... Сильным толчком меня отбросило к противоположной стенке купе. Вернее, к фонтану звезд, в который превратилась эта стенка. Я плакал. Я вдруг понял, что не помню своего имени. Попытка закричать увенчалась провалом. Остался стук. Стук сердца или колес поезда. Глухой, ритмичный звук. Тук-тук... Тук-тук... Звезды вокруг танцевали под этот ритм, медленно опускаясь. Я сидел на полу прохладного помещения с высокой дверью, сквозь щели в которой пробивались лучи. Тук-тук, тук-тук... По-видимому, стучали в дверь... Да-да, именно в дверь! После нескольких настойчивых ударов раздался вежливый, но требовательный голос пожилого мужчины: "Пожалуйста, откройте. Вас беспокоит проводник. Пора выходить"... Мой язык онемел. Все происходящее походило на адский сценарий, в котором мне почему-то выпала главная роль. Я медленно подошел к двери, изо всех сил сжимая в руке свое оружие - любимый зонт с литой ручкой. Тело ломило от боли. - Поезд, вероятно, попал в аварию - думал я, жадно глотая воздух - А человек, представившийся проводником, подозрительно спокоен. Вряд ли он тот, за кого себя выдает. Меня ждет ловушка. - Но выбора не оставалось. В этом помещении было слишком темно. Я не мог разглядеть ничего, кроме сияющих щелей двери. Дверь... за ней хоть что-то светило... Держа свой зонт наготове, я вышел. Свет исходил от пасмурного неба. Поблизости - ни души. Под ногами - мусор, за спиной - огромный дощатый сарай, в котором я, оказывается, неизвестно, как долго лежал. Голос за дверью, видать, почудился...
Клоака. Густые облака прячут от солнца эту непристойность. Вот она - смрадная колыбель безмолвия. Я не знал, что тишина бывает громче канонады или извержения вулкана... Когда отсутствие какого-либо шума сводит с ума и хочется закрыть уши, чтобы слышать хотя бы стук своего сердца. Ни один кошмар не являл мне более унылого места, чем это... Похоже, раньше здесь была свалка или стройка. Серые лужи-болота на такой же серой, глинистой почве, битое стекло, обрезки проводов, шлак... Я огляделся. Никаких признаков жизни даже на горизонте. Повсюду гниющий сор. Кое-где - круглые пятна колодцев. Некоторые без крышек... Сей пустырь убивает - мелькнула мысль - Нужно срочно бежать. Знать бы, куда... - Вопрос о том, как я здесь очутился, уже давно не беспокоил меня. Разум одолела идея спасения. Я быстро шел вперед, стараясь не сворачивать с изначально избранного направления. Прямая дорога хоть куда-то приведет... К туфлям приставала липкая грязь. Несколько раз я останавливался, думая, что слышу чьи-то перешептывания. И тут же прогонял от себя всякие догадки. Не хотелось становиться заложником собственного воображения. Иногда я спотыкался, рискуя порезаться при падении об острые предметы или угодить в очередной неприкрытый колодец. Иногда изнывал от бессилия, но продолжал свой путь. До тех пор, пока ужасное зрелище не сразило меня: впадина колодца... Есть яды, которые, которые почти не теряют своей силы, находясь под открытым небом сотни, а то и тысячи лет. Некоторые из них практически неосязаемы и действуют постепенно. Это не только радиация и химические вещества вроде ДДТ... Порой яд не удается определить даже с помощью приборов или взвесить на весах. Он может воплощаться в самом эфире - летописи обо всех злодеяниях и выплесках ненависти, которую ведет время и навеки запечатлевает в пространстве. А может быть, создает новое пространство... Такое как эта Клоака. Мир, возведенный из материи зла... Я заглянул в колодец из любопытства. "Шепотами", что изредка смущали меня, было всего лишь журчание сточных вод на дне. И там же, на дне, в слоях серой грязи, я с трудом разглядел тело мужчины - такое же серое и невзрачное, как грязь. Вода обтекала его, издавая глухой шум. Признаков разложения я не заметил, хотя тело, похоже, лежало там давно... Вряд ли этот несчастный умер по своей воле. Скорее всего, кто-то пытался замести следы своего преступления, а заброшенная свалка для этого весьма подходила. О ужас... Соседние колодцы тоже скрывали останки человеческих тел. Меня тошнило... Кто-то решил уничтожить меня. И сделает это рано или поздно... Эх, Василий, я чувствовал, что с тобой не все ладно. О тебе боялись говорить.
Вечером, измотанный и голодный я подполз к забору. Моим слабеющим глазам открылась табличка: "Осторожно, строительная зона. Пивной завод имени Василия Юрьевича Шестова". Затем явилась темнота...
Ч.3 Рассыпная
Когда вы долго смотрите на черный экран, ваши глаза расслабляются. Отсутствие какого-либо изображения становится привычным. И тогда перед вами остается единственный источник впечатлений - книга, которую вы машинально писали с самого рождения. Текст на первых страницах едва разборчив. Буквы, словно непослушные дети, играют в игры, понятные только им самим. Иногда, сталкиваясь друг с другом, непоседы рассыпаются, и вам остается только свинцовая пыльца на пожелтевшей бумаге... Далее - слог стройней. Буквы все четче. Бумага глаже... То, что представлялось таким простым вначале, теперь отягощено опытом. Знаки вопроса то тут, то там. Они танцуют на тяжелых пластах опыта, который, казалось бы, являлся панацеей. Но нет, что-то другое осталось внизу... Вы знаете, что именно?
Когда я потерял зрение, осязание и слух, мне пришлось двигаться туда, поскольку других направлений не было. Долгий спуск... Там, в недрах памяти, я толкнул руками непонятную преграду. Меня ждала обычная жизнь: деревенская хата, запах сырости, квадратный стол... На потрескавшемся дубовом столе - разбитый кувшин, среди черепков которого белела фасоль. Я помнил, что вот-вот должна подойти бабка и заорать: "Ах ты, паскудник, снова учудил!". И она действительно стояла рядом... Щупленькая женщина преклонных лет в резиновых сапогах и поношенном ватнике. Ее глаза не выражали ничего. Сморщенные гармошкой губы чуть слышно пролепетали: "Не думала, что ты вернешься, Ванечка. Так бы суп фасолевый сварила... Ох, набедокурил, окаянный!" Фасолевый суп... Ну, конечно. Тот самый суп, который баба Дарья собиралась сварить перед моим отъездом, но я разбил ее любимый кувшин с фасолью, когда испытывал свою новую рогатку. Мне было смешно, а пожилая домохозяйка не могла успокоиться. Она хотела даже урезонить меня оплеухой, но осеклась. Что-то остановило старческую руку. А я смеялся... Дети жестоки... Смеялся до тех пор, пока не увидел маленькую мутную слезу, стекавшую по иссохшей щеке моей няньки. В тот же день отец забрал меня в город, где нашей семье выдали новую квартиру. А баба Дарья... я часто вспоминал ее. Помнил и ту ночь, когда, терзаемый угрызениями совести, выбросил из окна злосчастную рогатку, с помощью которой разбил кувшин. Легче не стало. Всякий раз, когда кривая дорога моей жизни делала очередной поворот, я вспоминал свою первую крупную ошибку и глаза мои видели рассыпающуюся фасоль. Теперь я вернулся... Тот ли? Нянечка узнала меня. Она совсем не изменилась. Не изменилось ничего. Только я знал, что прошло более тридцати лет. Этот дом, пропитанный копотью древесного угля - такой родной и далекий... Хозяйка улыбнулась. Я ответил ей тем же, хотя понятия не имел, как выглядит теперь моя улыбка... Странно, но вид разбитого кувшина более не волновал ни меня, ни ее. Мы смотрели друг на друга как завороженные: - тебе нельзя здесь задерживаться - произнесла старушка. - Ты жив, здоров, вон, откормился как молоденький бычок. Езжай работать, остепенись, карапузов выращивай. Нечего пример с Васьки-оболтуса брать. Про того, кстати, в деревне недавно слухи жуткие ходили. Мол, мозги совсем пропил и от чертей прячется. А я думаю, проворовался шалопай. У всех, кто деньгами такими ворочает, совесть не чиста. Езжай же, Ванюша. Езжай до ночи, пока последний поезд не ушел. И... вспоминай меня, дорогой, вспоминай. Ты ведь мне как внук. - Не дав сказать что-либо в ответ, она схватила меня за руку и, с необычайной живостью, потянула на улицу. - Знай же, что уходить проще по тому пути, по которому пришел. Бойся ям и хитрых людей. Будь начеку, в поездах снуют воры... Да, главное чуть не забыла. Побывай в Торжке, здесь недалеко... Навести Борисоглебский монастырь. Покрестись, хоть ты у меня Фома неверующий и некрещеный. Сил наберешься... – Старушка уверенно вывела меня из дома. Я не сопротивлялся, так как поймал себя на мысли, что баба Дарья, в сущности, знала эту главу моей книги почти наизусть. Такова уж природа книг... Даже перечитывая хорошо знакомое произведение, можно всегда открыть что-то новое. Однако повлиять на ход событий - не во власти читателя. Мудрая, добрая женщина вытягивала меня из собственного произведения. Через пару страниц она исчезнет, ведь сердце ее остановилось на следующий день, после моего отъезда.
Храм с вытянутыми куполами буквально утопал в солнечном свете. Стройные башни смотрели ввысь, увлекая взор к небесному перламутру. Я любовался величием обители, основанной почти тысячу лет назад преподобным Ефремом. Немало испытаний выпало на долю боярина, но ничто не потушило его искренней веры, которая помогала творить добро и вселять надежды в людские сердца. А жестокость тех испытаний немыслима... Его брат Георгий погиб, защищая великого князя Бориса от убийц, присланных коварным захватчиком власти по имени Святополк. Сам же Борис, свято веривший в благородство своих родственников, был ранен и убит по приказу коварного брата. Вскоре вероломный Святополк, которого позже люди окрестили Окаянным, добрался и до второго родственника - князя Глеба. Будучи благородным и доверчивым как Борис, Глеб не ожидал столь подлого удара от ближнего... Конечно, убийца победил в этом одностороннем сражении за власть. Золото, слуги, княжества... Окаянный наверняка ликовал, когда честный люд оплакивал несправедливо убитых князей и их смелого защитника Георгия. Однако время все расставило по своим местам. На горе, возле реки Тверцы, стараниями преподобного Ефрема была основана Борисоглебская обитель. Так назвали ее в честь любимых народом князей - Бориса и Глеба. С тех пор считается, что место это чудодейственно. Чудо-ауру не смогли затемнить даже бесчинства древних завоевателей и ужасающие перестройки революционных материалистов - последние поиздевались с особой изощренностью. Церковь то разворовывалась, то превращалась в тюрьму, то оборудовалась для лечения алкоголиков... Няня говорила мне, что обитель объявлена музеем, однако некоторые посетители там по-прежнему тихонько молятся, ведь для этого не обязательны обряды... Храм в их душах. Дверь в храм может открыть каждый. Многовековые стены расступаются, пропуская внутрь... Вот он, предо мной - весь сияет. Солнечный городок, самое яркое впечатление беззаботного детства... Я не мог задерживаться. Поезд в десять...
Чем ближе солнце клонилось к закату, тем сильнее щупальца тревоги сдавливали мою грудь. Вот пыльная сельская дорога, бревенчатые хаты, редкий лесок за оградой... Все, вроде, пропитано некой умиротворенностью. Путь легок... Не смотря на пройденные километры, ноги почти не чувствуют усталости. В руке - любимый зонтик с увесистой рукоятью, который напоминает о себе лишь мерным покачиванием. До заката еще уйма времени... Но что-то не так. Что-то стесняет дыхание... Я ведь не приезжал сюда на поезде! Встрече с бабой Дарьей предшествовала полная темнота. А что было до этого? Необходимая и опостылевшая суета. Работа в просторной конторе, ссора с родителями возлюбленной, счета, телефонный звонок отца Шестова... Я вздрогнул. Ну конечно, путь начинался еще там. Потом - поезд, голос за дверью, нелепая долина... Нет, только не туда. Меня там нет... Шквал воспоминаний подавил мелодичный, протяжный звук. Позади, метрах в десяти, сигналил автомобиль - настойчиво, как мой хитроумный аппарат на работе. Я отпрянул к обочине и повернулся. Звук принадлежал роскошной машине со знаком "БМВ"...
- Куда идем? - Раздалась хрипотца водителя за полуопущенным тонированным стеклом двери. - Может нам по пути, старина? - Голос казался знакомым. Пока я перебирал в памяти имена возможных обладателей столь глубокого баса, водитель приоткрыл окно полностью. Через миг он выскочил из машины, чтобы не дать мне упасть на дорожную пыль. Это был Шестов.
- Ваня, Ваня... Совсем нервы никудышные стали. Знал бы, что такую кашу заварю, с тобой бы вообще не связывался. Ох, елки, пробрало-то как... Погоди, старик, сейчас пива глотнуть дам. Видишь, не призраки мы... А сердечко у каждого может отказать. Беречь его надо. Сейчас, погоди... - Приятель схватил меня в охапку и, с легкостью, подтащил к машине. Усадив на мягкое кресло, он продолжал:
- Знаешь, Иван, сколько я бы сейчас отдал за то, чтобы еще раз повидаться с близкими и любимыми? Все поганое богатство, собранное людьми вместе взятыми, не стоит и ломанного гроша по сравнению с богатством, хранящимся здесь. - С этими словами Василий хлопнул себя огромной ладонью по правой части груди. Я вновь почувствовал холодок ужаса, вспоминая, от чего, якобы, умер Василий. Вот он рядом - здоровый, как бык. Небось, опять какую-то интригу затеял... Наконец, собравшись с силами, я задал вопрос, о котором вскоре пожалел:
- И как ты заставил всех поверить в твою смерть? Признавайся, пройдоха. – Я улыбнулся, но мой собеседник внезапно помрачнел. Резким движением он завел мотор "БМВ", буркнув: "В дороге поговорим. Думаю, ты торопишься на поезд."...
Пока мы мчались по шоссе, небесная полоса над нами, ограниченная двумя стенами леса, начала густеть в красках. Солнце спряталось за темной, клубящейся громадой, а лучи его превратились в желтые струны, натянутые между землей и небом. Грозные тучи надвигались с востока - молча и неспешно, как дюжая, многоопытная рать... Наконец, тень достигла нашего автомобиля, а последние солнечные струны лопнули с оглушительным грохотом. Июльская гроза сильна... В такие моменты в моей памяти оживают образы языческих легенд. Должно быть, тяжело проходил бой Перуна с его сыном - солнечным Дажьбогом. По легенде молодой бог солнца обратился львом и исцарапал отца, нападавшего в облике орла... Никто не погиб, но каждый узнал цену своей силе. Узнала и матушка-земля, ощутив жестокие удары обоих правителей. С тех пор между ними мир. Громовержец иногда делает обход своих владений и могущественный сын, с уважением, уступает ему дорогу. Вот и теперь: жаркий день покорно встретил непогоду... Из-за плотной завесы ливня, вид за окнами напоминал картину, на которую художник случайно опрокинул ведро серой акварели. Нам пришлось остановиться...
- Я должен тебе рассказать правду, Ваня. - Заговорил Шестов. И даже шум дождя не мог заглушить его мощный голос. - Тебе не стоило ехать в С... Я тронут твоей заботой, но, что свершилось - того не исправить. Мы все не безгрешны и мне пришлось платить сполна. За мошенничества, за предательства и убийства. Да, я шел напролом к своим мечтам. Когда убиваешь собственную совесть, становится проще убивать и других. Ты ж у нас историю любишь... Не тебе рассказывать, как проворачивались большие дела. Только мне не нужны были великие посты, мне просто хотелось, чтобы мои потомки не страдали так, как я в босоногом, коммунальном детстве. И, знаешь, дела шли как по маслу. Но вот, однажды в это масло вошел чужой раскаленный нож. Приняв как-то утром свою привычную порцию чая, я вдруг переселился сюда. Наверняка мудрый конкурент не поскупился на хороший яд. Теперь же... Теперь за меня платишь и ты, друг. Я не хотел этого. - Мы долго молчали. Ливень сменился градом. Такой град я видел впервые: вместо ледяных шариков на машину сыпалась фасоль. Крупные, сухие горошины гулко падали на асфальт, на траву на деревья... Холод сковал мое тело, мои нервы, мои мысли. Что-то происходило, Шестов о чем-то кричал, перед глазами менялись ничего не значащие слайды. Снующие люди, голоса, запах горелого угля... И вновь - темнота.
Пустой сон прервал плешивый старикан в роговых очках. Он нервно толкал меня в плечо, бормоча: "Вставайте, уже почти Первомайская! Ваш друг говорил, что вам сходить на ней." Я протер глаза и окинул взглядом помещение, в котором находился. Обычное купе, чашка с недопитым кефиром на столе... Старик протянул руку со словами: "Кстати, мое имя - Семен Павлович. Ваш сосед. Вчера вечером мы... эээ.. не смогли познакомиться, поскольку вы... ээ... вас сюда доставили и очень просили меня, чтобы разбудил вас вовремя." Помедлив, я сказал "спасибо" и пожал старческую руку. Наверняка он решил, что меня приволокли сюда мертвецки пьяным... И правда, мое сознание не отличалось особой ясностью. Что же было на самом деле? - Я не мог ответить себе на этот вопрос. Встреча с няней абсурдна... Тридцать лет назад мы покидали ее пожилой, безнадежно больной женщиной. Более того, я не направлялся к столь отдаленному побережью Двины, мой путь лежал в другом направлении - к печально известному городку С. Меня ждали на похоронах Шестова, а в результате я встретил его в добром здравии - в окрестностях деревушки моей Няни. Еще более нелепой казалась исповедь приятеля. Так, получается, Василий, которого я, на протяжении десятков лет, считал воплощением человечности - хладнокровный делец-убийца? Чушь! И он еще не отрицал того, что сам является мертвым... Ну конечно, это просто глупый сон. Игра нездорового воображения. Мой внезапный хохот напугал бедного соседа. Чуть успокоившись, я спросил у Семена Павловича:
- А как выглядел человек, сопровождавший меня вчера?
- Эх, молодежь, для вас похороны - что праздник. Совсем ничего не помните... Провожал вас невысокий мужчина со светлыми волосами и бородкой... Достаточно вежливый, кстати. И на ногах стоял...
- Петька?!! - я еле сдерживался от второго приступа хохота. Ну конечно, я добрался до места назначения, как и мои друзья. На похоронах лились реки спиртного... А все остальное - лишь коварное действие алкоголя. - Явно, меня провожал друг Петька.
- Ну откуда же я знаю? Он не представился. В моей молодости столько на душу не принимали. Это сейчас нравы пошли...
Ч.4 Замок на Воде
Час ранний. Алые лучи восхода нежно ложились на омытый ночным дождем перрон станции Первомайской. Родные края. Сонные глаза редких встречающих... Среди них нет знакомых, да я и не привык к подобным встречам. Здравствуй, город... Я приехал, чтобы вновь окунуться в твои будни. Еще несколько дней будет хорошая погода. Вытяну коллег на пиво, побалагурим о снах. Вечером с Оксаной пойдем к реке - кормить неповоротливых уток. А после - вся субботняя ночь наша. Как не хочется на работу... Сегодня я имею право на отдых. Я приехал раньше, чем договаривался с начальством. Ох, сладостно чувство свободы... Пусть даже такой временной и относительной. Зеленые улочки, воробьиные ссоры, огни на столбах, которые гасят позже рассвета... Дребезжа, ко мне приблизился первый трамвай. Одно движение - и я внутри. Просторно. В другом конце - старушка с тяжелыми тюками. Никак, на рынок собралась... Возле выхода - зевающий подросток. Должно быть, праздновал окончание сессии. Дело молодое, я тоже был таким... Цветущие клумбы за мутным стеклом. Вот и родной институт. Потом - рынок, набережная, парк. Через минут десять я буду дома. Перекушу, побреюсь и... в ванну.
Подъезжая к своей улице, я заметил, что там не хватает одного здания. Плотная цепь строений размыкалась в том месте, где раньше располагался военный госпиталь. Он просто отсутствовал, словно его здесь никогда и не строили. Вместо пятиэтажного дома зеленела травяная площадка, ведущая во двор, который ранее всегда был скрыт от моих глаз обширной сетью многоэтажных стен. - Добро пожаловать в изменившийся город, сударь! Чудеса не окончились. Еще несколько чудес и... вы перестанете верить в самого себя. - Я буквально слышал издевательства собственного разума. Или его остатков... - Вспомни детские игры и тебе не доставит труда отыскать десять различий между этой улицей и той, что осталась в твоей памяти. Две картинки... Смотри внимательно, сравнивай мельчайшие части. Тебя ждет приз. Добровольный поход в лечебницу для умалишенных. - Мой утренний оптимизм мгновенно рассеялся. Я вышел из трамвая на ближайшей остановке и принялся изучать, казалось бы, до боли знакомые места. Но, как ни старался, отличий больше не нашел. Все на месте - все, кроме злосчастного госпиталя. И тут безудержное любопытство пришло на смену ужасу... Раз есть проем - отчего бы не посмотреть, что за ним? Ноги сами несли меня к загадке - к месту, которого нет на карте.
Двор не был тесным. Хотя моему взору представились внушительные заросли неухоженных кустарников и могучие, старые деревья, место производило приятное впечатление. Я не мог понять, где заканчивается двор, поскольку кроны каштанов, берез, кленов и тополей сливались с зеленью вьющихся виноградников, завладевших почти всей площадью дворовых стен. Более того, продвигаясь вглубь, я заметил, что стены расходятся, освобождая все большее пространство впереди. По идее, такой сад мог вполне принадлежать госпиталю или какой-нибудь другой государственной организации, но поблизости находились только жилые здания... Куда делись настоящие хозяева? Судя по всему, обитателям домов уже давно безразличен вид их безмолвных и неподвижных соседей. Кустарниковые розы без опеки, поваленный бурей клен склонил к земле беспомощную иву, благородные цветы едва заметны средь сорняка... Он жил своей жизнью - кусочек природы, прирученной и брошенной человеком. Чудаки-жильцы... Такое равнодушие могут проявлять, разве что, немощные, пожилые люди. Вероятно, в столь старых постройках лишь они и остались... Вон, на бельевых веревках нет ни одной детской вещи. Сорная трава в песочницах... Заржавевшие качели скрипят под действием ветра, словно на них годами не катались. Только редкие, ухоженные клумбочки на балконах говорят о том, что здания все-таки обитаемы... - Это гнезда старых птиц. Родительский уют и грустная самодостаточность... - Впрочем, вопреки моим мыслям, на крыльце одного из подъездов вдруг появились две детские фигурки: мальчик и девочка. Оживленно споря о чем-то, дети выкатывали большой велосипед. Я приблизился к ним:
- День добрый, карапузы!
- Мы не карапузы. - обиженно ответил мальчик. - Я уже в третьем классе учусь. Это Ленка малая. Только в школу пошла. Ей еще на "велике" кататься нельзя. - Дети вновь начали спорить, а я, пошарив по карманам, отыскал пустую зажигалку...
- Хотите подарок? Только обещайте не ссориться. - При виде сияющей безделушки, девочка безразлично отвернулась... Мальчик же, напротив, засиял не меньше моего подарка. Он с готовностью протянул ладошку:
- Ух ты, зажигалка фирмы "Зипп"! Конечно, обещаем! Я даже Ленку на багажнике покатать могу. Так вы дадите мне это??
- Держи, джентльмен. Заслужил. Скажи-ка мне, куда эта дорожка ведет? - Я кивнул головой в сторону аллеи, обозначившейся из заброшенных кустарников и цветущих рябин... На этот раз ответила девочка:
- К прудам и развалинам... Мама не пускает нас туда гулять. Да мы и сами далеко не ходим. Везде вода, а плавать в ней страшно. Мало ли, кто за ногу ухватит...
- Ну, бывайте! Поаккуратней с велосипедом... Ноги ж еле до педалей достают.
- И вы тоже осторожней, дядя. На прудах уже терялись люди. Недавно наш местный бездомник Макар туда пошел. Так и не вернулся. А ведь все кричал, что на какую-то гору залезет. - Заботливым тоном предупредила малышка Лена.
Опять гора! Массовое помешательство... Чем я отличаюсь от этих скитальцев? Я не верю в гору, но иду туда же, куда шел одержимый бродяга. И все потому, что увлекся дорогой... Попробуй остановиться, когда узнаешь, что в центре твоего родного города есть скрытый мир...
Этот край я не забуду никогда. Здесь я узнал, что вода может быть прозрачней горного хрусталя, а песок - нежнее китайского шелка. Торжество безмятежности... Кто-то создал и сберег заповедник прекрасной античности. Руины причудливых башен располагались на живописных островках, окруженных со всех сторон теплой, едва подвижной водой. Мне хотелось взглянуть на полуразрушенные шедевры зодчества, и я ступил в воду... Как ни странно, разноцветный ковер водорослей у самой поверхности оказался жестким. Я шел к желтовато-коричневым постройкам, не боясь потерять опору и быть поглощенным чистым озером. Каждый шаг давался с легкостью... Больше нет сомнений. Нет болезненного любопытства и страха. Прошлое позади. За домом, открывшим оазис... Повсюду острова с останками легенд. Они разделены сверкающей гладью, овиты глубокими трещинами и украшены дикими растениями... Изъеденные столетиями валуны готовы рассказать о тяжелых битвах, суровых приступах, ручьях смолы и крови. Но все позади. Теперь - лишь ароматное тление и покой... Я не встречал ранее столь самобытных строений. Как будто мастера хотели объединить легкость и неприступность, возводя замок... на воде. Разглядев одну из стен, я понял, что камни скрепляет перламутровый состав изумительной прочности. На светлых прожилках не было даже признаков разрушения... - Сколько тайн унесла река времени. - Я блуждал под сияющим солнцем, не задумываясь о том, что оно почти остановилось на востоке... Ослепительный диск в золотой короне был единственным владыкой этих земель. Благодаря его милости я мог разглядеть каждую деталь замка. Я видел надписи на неведомых языках и рисунки загадочных зверей. Но память, увы, хранит лишь очертания чуждого. Я знаю, что находился на большой высоте. Порой, возле башен обнаруживались глубокие, черные провалы, заполненные влагой. Свет не мог достичь их дна. А, может, дна там и не было вовсе... Лазурь в водных зеркалах - всего лишь нетронутая ветром вуаль над царством коралловых дебрей. Выбросив свои изношенные ботинки, я блуждал по этому великолепию босиком и спрашивал себя: "а небо вверху или внизу?" Я не чувствовал больше собственного веса. Я шел все дальше и дальше... Лишь в конце пути, за грядой прямоугольных камней со странными иероглифами показались дымные силуэты. Это были крохотные коробки многоэтажных зданий...
Щелчок. Ослепительно-яркая пелена. Резкий запах... Немота в теле. Электронный, прерывистый звук и белый шум. Наконец, сквозь шум я смог различить два голоса. Один - женский, взволнованный, другой - мужской, спокойный.
- Может я рано пришла? Он все еще не в сознании? - спрашивал знакомый женский голос.
- Да нет, приходит в себя... У вашего сына крепкое сердце. Он единственный из пассажиров того вагона выжил после аварии. А теперь, вон, и из комы самостоятельно выбрался. Можете праздновать его второе рождение. Поправится...
15.02.05
Berk