Ее разбудил солнечный луч, пробившийся сквозь неплотно закрытые шторы. В этой комнате, в этой стране, даже в это время года утро редко оказывалось пасмурным. Но все же ей на минуту представилось, что она проснулась дома, на старой бабушкиной кровати в деревне, а за окном середина лета. Она сладко потянулась, улыбнулась солнечному лучу и встала. Давно было пора вставать. Тем более что теперь ей казалось, она знает, что делать. Что-то в этом сне, который она даже не запомнила, подсказало ей решение.
Внизу на столике она нашла письмо от сестры. Та писала, что очень скучает, что надеется, что сможет приехать на день рождения, но билеты такие дорогие и всем им не выбраться, а муж не хочет отпускать ее одну - говорит, что лучше бы она к ним приехала сама, а они бы уж придумали, как отпраздновать, и дед с бабушкой были бы счастливы.
Она улыбалась, читая подробное письмо сестры. Предложение приехать казалось заманчивым. Хотелось забыть все проблемы и довериться заботе старших родных людей. Хотелось увидеть сестру, племянников, бабушку и дедушку. Хотелось хоть на недельку той атмосферы уюта из детства.
***
Человек шел к вершине горы. Старые деревья расступались перед ним, указывая дорогу. Звезды смотрели свысока на одинокого путника. Каждый шаг давался ему с трудом, но решение принято, и пути назад не было.
Он шел, прижимая к груди самое дорогое, что у него когда-либо было. Человек наклонил голову и посмотрел на маленькое беспомощное существо, спавшее у него на руках. Кто-то должен быть принесен в жертву. Цель. Она стоила того? Да, наверное, стоила. Иначе чтобы заставило его идти? Идти, чтобы принести эту жертву. И он шел. И нес. Но нес в жертву он не это маленькое любимое существо. Он нес в жертву себя.
Наконец лес кончился. До назначенного места осталось лишь около сотни шагов. Человек посмотрел на небо: самая яркая звезда как раз над вершиной горы. Он будет там вовремя.
***
Как плохо быть девочкой Валентина поняла еще в девять лет, когда отец на суде сказал, что хотел бы забрать с собой сына, а дочь согласен оставить бывшей жене. Мать два года уже как пила, в доме не убиралась, не готовила, на детей ей было наплевать. Валентине совсем не хотелось с ней оставаться, но отец предпочел Джо, хотя он совсем не был похож ни на отца, ни на кого из отцовской родни, а Валентина как две капли воды походила на свою двоюродную бабку, родную тетку отца. Но отец бросил ее, и без того тяжелая жизнь превратилась в кошмар. Если бы не жалостливая соседка, то неизвестно, что стало бы с девочкой.
***
Мальчик сидел у двери и смотрел на проходящих мимо людей. Отец ходил по коридору. Он то останавливался у двери и вздыхал, то вновь удалялся и застывал у окна в конце коридора, то снова подходил и мялся у двери. На мальчика он не обращал внимания. Карина уже несколько раз пробегала мимо то с водой, то с какими-то тряпками. Но больше всего малыша пугали чужие люди. Сейчас они были там, за дверью, в маминой комнате. Маме было больно.
Он сидел так уже несколько часов. На улице стемнело, но никто не вспоминал о нем, ему даже не велели идти спать.
Наконец, звуки боли, к которым он уже успел привыкнуть, пропали, и он услышал новый звук – новый крик боли и удивления. Отец бросился к двери. Еще немного и из-за двери вышел один из чужих людей. Вид у него был усталый, и выговорить он смог лишь одно слово, которое одно только и могло обрадовать отца:
- Девочка.
Отец вбежал в комнату. Чужой человек немного постоял, тяжело вздохнул и посмотрел в угол, где сидел малыш. Он взглянул на часы и сказал:
- Спать, спать, спать. Немедленно спать! – затем развернулся и устало пошел вниз по лестнице.
Видимо, внизу он сказал о нем Карине, так как через минуту она прибежала, схватила его за руку и, на всякий случай подшлепнув, отвела в его комнату и велела сейчас же ложиться спать, так и не вспомнив, что не покормила его.
Доктор приходил часто, подолгу оставался у мамы, а затем разговаривал с отцом. Мама не вставала с постели, а в комнате ее появилась маленькая кроватка-качалка с розовыми занавесочками, к которой его не подпускали. Мама лишь слабо улыбалась ему и, когда больше никого не было в комнате, разрешила ему отодвинуть занавесочку и взглянуть на маленькое некрасивое существо в колыбельке. «И чего они все с ней так носятся? Говорят, красивая, а на самом деле страшная, - думал мальчик. – И мама из-за нее болеет».
Но к маме его не пускали надолго. В основном он проводил время, бесцельно шатаясь по дому, путаясь под ногами у прислуги и стараясь не путаться под ногами у отца. Но, как оказалось, и такая жизнь была не худшим вариантом. Кажется, это доктор посоветовал отцу отправить его в детский лагерь на лето. Кажется, он еще говорил, что маме от этого станет легче, что мальчику в лагере будет хорошо, и, в общем, выиграют от этого все. А еще взрослые всегда говорят детям, что врать нехорошо.
Какое-то время он жил ожиданием этого, неизвестно за что полученного, наказания. Потом он стал думать, что отец передумал. И предположение это уже перерастало в уверенность, когда в один день Карина разбудила его раньше обычного, хорошенько умыла, наскоро запихнула в него завтрак, одела во все чистое, взяла в одну руку большую сумку, а другой сжала его запястье и, не успел он опомниться, как оказался на улице, и тяжелая двери захлопнулась у него за спиной.
Столько детей сразу он не видел, пожалуй, даже по телевизору. Карина, таща его за руку и расталкивая людей сумкой, протиснулась между автобусами и вывела его из толпы. Обведя взглядом открывшееся пространство, она выбрала строгую пожилую женщину и решительно направилась к ней. Но возле нее они не задержались – дав Карине пару каких-то советов, она отвернулась от них, так как к ней подошел кто-то еще. Карину, впрочем, это не удивило. Она резко развернулась и потащила его к указанному автобусу. Возле автобуса стояла женщина, чем-то очень напоминавшая ту, от которой они только что отошли, только значительно моложе. На кармане рубашки у нее тоже красовалась табличка с именем, которое рост мальчика не позволял ему прочесть.
Девушка слегка наклонилась, и табличка стала лучше видна, но, прежде чем мальчик успел прочитать, она представилась:
- Меня зовут мисс Энджи, а ты у нас кто? – она попыталась улыбнуться ему.
- Алан, Алан Кэрол, - ответила за него Карина, желая поскорее закончить процедуру передачи ребенка.
Девушка оставила попытки улыбнуться, выпрямилась, стала что-то искать в своих бумагах. Наконец нашла, сделала пометку и обратилась к Карине:
- Вещи сдали?
- Еще нет.
- Так сдавайте. Оставьте ребенка здесь, не волнуйтесь, с ним все будет в порядке.
Не проявляя ни малейших признаков волнения, Карина передала его руку мисс Энджи и ушла. Девушка еще порылась в своих бумагах, что-то написала и прикрепила ему на рубашку карточку с его именем. Затем к ней подошли другие люди, и про Алана она забыла.
Он все еще надеялся, что все обойдется: Карина вернется, снова возьмет его за запястье и поведет домой. Но Карина не возвращалась. В конце концов, мисс Энджи обратила на него внимание:
- Ты до сих пор здесь? Садись в автобус! – и, как бы желая удостовериться, что он поступит так, как ему велели, подтолкнула его к открытым дверям.
В автобусе уже сидели дети, но большинство, бросив на сидение что-нибудь из вещей, толпились у автобуса, выслушивая последние наставления от родителей. Алан выбрал место у окна, на котором ничего не лежало, и присел, готовый вскочить, если вдруг выяснится, что произошла ошибка, Карина придет и начнет кричать, чтобы он скорее выходил из автобуса и не задерживал ее, потому что она жутко торопится и у нее и других дел по горло, кроме как с ним возиться.
Прошла вечность, но Карина так и не пришла. Дети заняли все свободные места, двери автобуса закрылись, родители вокруг автобуса расступились и замахали руками. Дети, прилипнув к стеклам, активно замахали в ответ. Алан не махал – ему некому было махать.
Всю дорогу он молча сидел, уставившись в окно и не замечая, что происходит вокруг.
***
Еще стараясь сдерживать слезы, Валентина влетела на кухню к миссис Стоун. Ничего не объясняя, она плюхнулась на табуретку, закрыла лицо руками и разревелась.
- Что мне теперь делать, миссис Стоун?!
- Что такое, деточка? – женщина мгновенно отложила дела. – Погоди-ка рассказывать, я только вытру руки.
Она вытерла руки, сделала потише огонь на плите и присела рядом на табуретку.
- Миссис Стоун, я беременна, - пробормотала Валя, не отрывая рук от лица.
После некоторой паузы, в течение которой миссис Стоун обдумывала сказанное, а Валя ждала реакции, женщина спросила:
- Ты уверена?
- Как вы думаете? Они уже сводили меня к врачу!
- Кто?
- Ну, не мама же - его родители.
- Значит, в курсе не только он, но уже и его родители?
- Лучше бы я никому не говорила! Хоть еще несколько недель пожила спокойно.
- Глупости. Ты правильно сделала, что все рассказала. Рано или поздно пришлось бы решать проблему. А в таком деле лучше рано, чем поздно.
- В том то и дело, что уже поздно, - Валя наконец-то оторвала мокрые руки от красного лица, - ребенок все равно будет!
- Но если ребенок все равно будет, то не кажется ли тебе, что его родители должны об этом знать?
Девочка быстро взглянула на полное лицо, полное сочувствия, и снова уставилась на веточку неизвестного растения на скатерти.
- Если бы вы только знали, что они мне сказали… - Валя немного помолчала и продолжила, – если будет мальчик, они его заберут и усыновят, а мне за него как бы заплатят, и чтобы я не смела даже вспоминать о нем после. Вот, а если посмею, то… Не обрадуюсь, в общем. А если девочка, то они мне тоже заплатят, но чтобы я как бы ее забрала и не напоминала им не только о своем, но и о ее существовании, потому что им не нужна внучка от… - она не договорила, снова закрыла лицо руками и заплакала. Все еще было свежо, не пережито и жутко несправедливо. Миссис Стоун встала, прижала ее головку к своему животу и стала тихо гладить по светлым растрепанным волосам.
***
«Что теперь делать? – думал он. – Жить этой новой жизнью? Просто делать, что говорят и ни о чем не думать? А как же мама? Неужели она знала о том, что его собираются отдать чужим людям, и согласилась? Неужели эта девочка настолько важна для нее, что она забыла о нем? А дедушка? Что он скажет, когда вернется и не найдет его? Нет, дедушка уж точно это так не оставит: он поставит все вверх дном, но найдет его и заберет домой, пусть даже отец будет очень недоволен. А вдруг они не скажут ему, куда его увезли, и он не сможет его найти или найдет только через двадцать лет, как в том сериале, который любит смотреть Карина? Нет, дедушка точно найдет, надо только верить в это и ждать!» И, успокоившись на этой мысли, мальчик решил: «Поживу пока с этими, а потом дедушка точно меня найдет». И жизнь потекла своим чередом.
Из лагеря его действительно забрал дедушка, и даже не в конце, а в середине лета, и остаток лета они провели вместе в каком-то домике в горах. Когда они вернулись в сентябре, дед сказал отцу, что, если тому не хватает времени на двоих детей, то своим первым и любимым внуком он займется сам. И он действительно сдержал свое обещание: гулял с Аланом, возил его в разные интересные места, покупал ему всякие мелочи, учил читать, считать и другим вещам, которые считал важными, рассказывал всякие истории и случаи из жизни, и даже брал с собой на работу. Когда подошло время, дед нашел для него школу недалеко от дома и сам водил его туда и забирал после уроков. На все доводы отца о том, что нужно отправить Алана в престижную школу-пансионат в Л., так как только там он получит необходимое ему образование, дед отвечал, что ребенок должен расти в семье, если он не сирота, а хорошее образование можно получить и здесь. В лагерь летом его теперь не отправляли.
Все изменилось, когда дед заболел. Сначала он перестал гулять с Аланом, потом вообще перестал вставать с постели. И, хотя Алану было уже восемь с лишним лет, и его давно уже не надо было водить в школу за ручку, да и домой он возвращался сам, отец настоял, чтобы он, наконец-то, был отправлен в ту злополучную школу в Л.. Дома он теперь бывал только по выходным и в каникулы. А после смерти деда его стали забывать в школе на выходные.
Но теперь он уже не чувствовал себя таким одиноким. В школе он подружился с Беном. Бен попал в эту школу также из-за престижности образования, которое она давала. Он был единственным и любимым ребенком, на выходные его никогда не забывали в школе, а в пятницу забирали сразу после уроков. Иногда, если кто-то из его родителей освобождался от работы пораньше, они приезжали и в будни и брали сына на вечер, водили в кино, в парк, ужинали в кафе или ресторане. Со временем они все чаще стали брать с собой Алана, потом стали приглашать его на выходные и даже на каникулы. Бен стал ему роднее, чем родные сестра и брат. Кони и Тим, названный так в память дедушки, которого он никогда не видел, тоже особо не страдали от отсутствия старшего брата. Кони жила, окруженная вниманием и заботой отца. Тиму доставалось все свободное время матери. Сами же родители были слишком поглощены взаимными обидами и упреками, чтобы вспоминать о своем первенце.
Насколько было известно Алану, основные ссоры родителей происходили из-за завещания деда. Вопреки ожиданиям отца дедушка завещал им совсем немного. Хотя кому-то эта сумма может показаться огромной, по меркам отца она была ничтожна. Зятю дед завещал только фирму, которой он и так управлял уже много лет. Его детям, своим внукам, он завещал по некоторой сумме денег, которые они будут получать частями с каждым значительным событием их жизни, таким как совершеннолетие, свадьба, рождение первого ребенка и так далее. Основные же деньги были поровну разделены между всеми его детьми, то есть матерью Алана и ее братьями и сестрами, которых ни Алан, ни его отец никогда и не видели даже. Но больше всего отца злило то, что дед так и не открыл ему секрета своего быстрого обогащения. И каждый раз, взглянув на Алана, он вспоминал слова деда: «Если я кому-то и оставлю этот секрет, то только Алану, но лучше я завещаю ему чудо».
Алану же он сказал, что секрета никакого и нет: просто он оказался в нужное время в нужном месте, а чудо у него обязательно когда-нибудь будет.
***
У Валентины родилась девочка. Она назвала ее Полиной, получила за нее деньги и больше не напоминала тем людям ни о ее, ни о своем существовании. Она постаралась и вскоре подцепила богатого жениха из другого города, вышла замуж и уехала с мужем. Через несколько лет она родила вторую дочку, которую по настоянию мужа назвали также Валентиной. Муж ее был неплохим человеком, хорошо к ней относился и, кажется, совершенно одинаково относился к обеим девочкам – одинаково равнодушно.
***
Было грустно. Где оно, чудо, трижды обещанное ему? Было как-то особенно тоскливо. Этот зануда психолог сказал бы: «Даа, депрессия…ммм. А ведь Вам, голубчик, всего девятнадцать лет. Как нынче помолодели некоторые болезни. Бич эпохи. Мммм…». Опять поругался с отцом, Бенджи укатил в Европу с родителями, Эва обиделась на него, чуда не было. Были скучные, однообразные летние дни. Работу что ли найти на каникулы хоть какую-нибудь или влюбиться, или песню написать? Работа подходящая не подворачивалась, влюбляться было не в кого, песня не писалась. Чуда не было.
***
Чудо случилось в конце декабря. Нет, не тогда, когда он уже перестал ждать – ждать он не переставал. Но в этот день он не вспоминал про обещанное десять лет назад. Отец приехал по делам в Л., большой город, к которому почти уже примыкал их городок, и в котором учился Алан. Приехал по делам, но взял с собой младших детей. Скорее всего, Кони устроила истерику – жизнь в большом городе ей казалась гораздо интереснее. В обязанности Алана входило развлекать Кони и Тима, пока отец был занят делами.
Несмотря на приближающееся Рождество, погода в этом в этом южном городе стояла теплая. Пропустив занятия, Алан потратил утро на то, что гулял с Тимом в парке развлечений. Кони осталась в гостинице - она предпочла провести утро в постели. Они уже возвращались, и Тим, уверенно вышагивая впереди, поглощал четвертую за сегодня порцию мороженого. И вот тут-то Алан и увидел ее.
Дед был прав; когда встречаешь чудо, сразу понимаешь – вот оно! Пусть даже никто вокруг не замечает его, и все думают, что это самое что ни на есть обычное явление. Как яркая вспышка, как громкий звук оно врезается в сознание: «Вот оно! Чудо».
Может быть, вы подумали, что он вдруг увидел девушку, о которой мечтал? Нет. По правде говоря, он вообще не мечтал ни о какой конкретной девушке, в любовь с первого взгляда не верил, да и сногсшибательных красавиц в этот утренний рабочий час не было даже на этой улице. Если не считать проносившиеся мимо в немалом количестве автомобили, то здесь вообще было пустынно: на перекрестке стоял полицейский, дальше, за перекрестком, плелась по своим делам древняя бабулька, не торопясь, шли навстречу две полные дамы, по той стороне спешил куда-то деловой мужчина средних лет с дипломатом и в тройке.
Но между двумя берегами, на зебре, там, куда через несколько секунд хлынет больше не сдерживаемый красным цветом светофора поток, стояла она.
***
Доктор слушал очень внимательно, но было видно, что он не верит, и Алан замолчал. Этот доктор был, пожалуй, единственный человек в этом детском лагере, который симпатизировал ему, но получалось, что даже с ним он не может поделиться.
- Ну, что же ты молчишь?
- Вы все равно не верите…
- Я верю. Верю, что ты веришь, что действительно видел ее.
- По-вашему я ненормальный?
- Ну, что ты… Иногда так бывает и у вполне нормальных людей…
- Вы хотите сказать, что я просто перегрелся на солнышке? – в голосе его звучал вызов.
- Я хочу сказать, что тебе давно пора спать. Давай поговорим утром.
Утром он уже и сам не был уверен, стоит ли спорить и доказывать свою правоту.
Все началось с того, что бывает в жизни почти каждого мальчишки – с дома с привидениями и сокровищ. В вашей жизни были дома с привидениями или сокровища?
В нескольких километрах от лагеря, в стороне от городка, по ту сторону реки в долине был заброшенный дом. Двухэтажный особняк, некогда принадлежавший кому-то, но теперь уже никто не знал, кому. Ребятам запрещали уходить далеко от лагеря. Но когда и кого это удерживало? Время от времени находились смельчаки, которые отправлялись туда и, говорят, кто-то даже заходил в дом. Привидений никто не видел, но говорили, что если кто вошел в дом, то дом сам решит, выпустить его или нет. Живых, побывавших в этом доме и вернувшихся с добычей, никто не видел.
Они отправились туда втроем. Алан и еще двое из его группы. По дороге они веселились и шутили. Смеялись над тем, что кто-то может верить в подобные сказки. Но когда стали подходить к дому, погода стала портиться, а вместе с ней и настроение. Солнышко скрылось за серыми тучами и на душе стало неуютно. Однако, вслух этого никто не признал. Они по-прежнему бодро шагали и шутили, но стали разговаривать тише, и паузы стали длиннее, время от времени кто-то нервно оглядывался, и даже проскользнуло предложение повернуть назад – не пропускать же обед из-за такой ерунды.
Дом встречал их неприветливо. Завывания ветра и скрипы не вызывали желания зайти. Ребята остановились шагах в десяти от парадной двери, полные нерешимости.
- А вдруг, правда?
- Сказки!
- Тогда иди первый.
- Сам иди.
- Нет, ты иди, если такой смелый.
Алан как завороженный смотрел на старый дом и не принимал участия в разговоре.
- Во! Алан пойдет первый! – и его слегка подтолкнули к входу.
- Да пошли вы! Это нечестно, - он словно очнулся.
- Трус!
- Сами трусы. Давайте вместе пойдем.
- Если все вместе пойдем, то все и пропадем, если дом не выпустит. А так, на одном проверим, - резонно предложил кто-то из ребят.
- Тогда жребий.
Алан с трудом открыл тяжелую дверь, оглянулся на испуганных не меньше его ребят и … нырнул в темный проем. Нырнул, потому что дверь резко захлопнулась за ним, втолкнув его внутрь. Он оказался в темноте.
Постояв некоторое время с закрытыми глазами, он понял, что никто его пока не собирается есть. Глаза его слегка привыкли к темноте, и он смог слегка различить некоторые очертания благодаря тем крохам света, которые просачивались в щели заколоченных окон. Вытянув вперед руки, он двинулся вперед и через несколько шагов наткнулся на лестницу, ведущую вверх. На втором этаже окна не были заколочены, и в них был виден обычный серый день.
Алан находился в коридоре с рядом дверей по обе стороны. Он толкнул первую налево и оказался в кабинете, окно которого выходило во двор. Алан выглянул и увидел, что ребят уже нет. Он не вышел сразу! Они решили, что дом не выпустил его, и убежали.
Мальчик оглядел кабинет: накрытая чехлами мебель, книжный стеллаж. Здесь было неуютно, и он вышел обратно в коридор. Пойти вниз? Нет. Ему захотелось посмотреть, что видно в окна с другой стороны, и он толкнул дверь напротив. Это оказалась спальня. Спальня девочки. Здесь не было чехлов, и все было так, как будто хозяйка ненадолго покинула свою комнату, не думая, что уже не вернется сюда никогда. На столе лежала покрытая слоем пыли книжка, на кровати – выцветшее платье с пышной юбкой и с рукавами, отороченными кружевом, на окне стоял в пыльной сухой вазе засохший цветок. Лепестки давно рассыпались пылью, но, судя по стеблю, когда-то это была чудесная роза. Алан пальцем провел по столу, нарисовав в пыли черту, кончиком пальца открыл книжку – какая-то неизвестная ему сказка. Заглянул в ящики стола: тетрадки, альбомы (девочка неплохо рисовала, но он слышал, что тогда всех девочек из богатых семей учили рисовать), еще один альбом с пожеланиями ей. Девочку звали то ли Джейн, то ли Дженифер, но все ласково называли ее Дженни. В нижнем ящике ничего не лежало, но был потайной ящичек. Запертый! Алан обвел комнату глазами еще раз. На столе он обнаружил свечку в маленьком подсвечнике с ручкой: здорово, пригодится внизу! Затем взгляд его упал на шкатулку. Не закрыта! Пустая…Он повертел шкатулку в руках, потряс, и что-то звякнуло об пол у его ног. Ключик! Время подействовало и на шкатулку с двойным дном: дно отвалилось, обнаружив потайную ячейку, откуда и выпал ключик.
Со странным предвкушением чего-то необычного Алан быстро поднял ключик, выдвинул ящик и попытался вставить его в замочную скважину. Не подходит! С трудом справившись с волнением, он все-таки вставил и повернул ключ. В ящичке лежала еще одна маленькая шкатулка и тетрадь. Он осторожно потянул крышку. Открылась! В шкатулочке он нашел пожелтевший листок бумаги, а под ним… Алан видел до этого драгоценности у мамы, но ни одно из ее колец так не завораживало. Тонкое золотое колечко на тонкий девичий, но не детский, пальчик, как будто обвивала кругом тончайшая изумрудная змейка, головка ее отрывалась от золота, и змейка выгибалась, словно собралась обернуться назад. И казалось, что у змейки есть глаза. Она смотрит! Мелкие алмазики сверкали между изумрудом, отвлекая взгляд, но ненадолго – змеиные глаза гипнотизировали.
Рассмотрев кольцо, Алан развернул записку из шкатулочки: «Дженни, дорогая, с днем рождения тебя, солнышко! Это колечко для самой чудесной девочки на свете. Папа». «Понятно, подарок», - Алан сунул записку обратно в шкатулку, шкатулку в ящичек. Туда же он положил дневник. Читать девичий дневник? Может, он и прочитал бы в другой раз, но сейчас уже надо было возвращаться. Он закрыл потайное отделение, задвинул ящик, бросил ключик в шкатулку и приладил дно. Надо брать свечку и идти вниз. Свечку? Балда! Как ты зажжешь ее!? Он пошарил по карманам, пошарил взглядом по столу… Дом будто ждал его – здесь были и спички, первая же зажглась на удивление легко.
Со свечкой он легко определил, где выход. Но, все же, двигаясь к двери, он споткнулся обо что-то. Что-то еще ждало его в этом доме? Он поднес свечку ближе. Картина. На полу, прислоненная к стене, стояла картина, покрытая таким слоем пыли, что нельзя было разобрать, что на ней изображено. Пора идти! Но любопытство взяло верх, и ладонью он провел по верхней части картины, на уровне своего лица.
Глаза. С картины на него смотрели голубые глаза. Он стал быстро, но осторожно стряхивать пыль. Золотые локоны, милое лицо девочки-ровесницы, нежная улыбка, голубое платье с кружевами… Будто из темной комнаты на пламя свечи вышла девочка лет девяти.
Алан постоял, рассматривая картину, и вдруг будто что-то щелкнуло внутри. Он бросился к двери. Толкнул. Не поддалась. Задул свечку и поставил ее на пол. Толкнул еще раз. Дверь открылась, выпустив его наружу, и с шумом захлопнулась за спиной.
Алан бежал в лагерь. Перед глазами у него была девочка с картины. А в кулаке – изумрудная змейка.
***
Человек шел к вершине горы. Босые ноги увязали в глубоком снегу. Одежда из шкур не спасала от холода. Старые деревья расступались перед ним, указывая дорогу. Звезды смотрели свысока на одинокого путника. Он шел, прижимая к груди что-то, завернутое в шкуру.
Наконец лес кончился. До назначенного места осталось лишь около сотни шагов. Человек посмотрел на небо: самая яркая звезда как раз над вершиной горы. Он будет там вовремя.
Он остановился возле одинокого дерева на вершине. Кажется, никто еще не пришел.
- А, вот и ты! - услышал он знакомый голос, а через секунду увидел брата.
- Принес?
- Да.
- Дай посмотреть, - Темный Дух нагнулся к свертку и отогнул край шкуры. - Хорошенький мальчик!
В руках Человека был ребенок. Маленькие ясные глазки внимательно изучали Духа.
- Это не мальчик.
- Девочка?
Человек промолчал в ответ.
- Твоя дочь?
- Да,- ответил Человек после небольшой паузы.
- Думаешь, он согласится?
Человек не отвечал, он лишь пожал плечами.
- Ну, ладно. Предположим, он согласится. Но о себе-то ты подумал? Думаешь, так легко отдать СВОЕГО ребенка?
- Думаешь, чужого отдать легче?
- Какое тебе дело до других?!
Человек не ответил.
- Тебе будет дано лишь пять лет, разве ты забыл? Таковы условия, - продолжал Темный Дух.
- Я помню.
- А девочка? Ты уверен, что она…
- У меня не было другого выбора.
Темный Дух ничего не успел возразить – Светлый Дух появился на вершине горы.
- Смотри, брат, какая прелестная крошка, какие глазки! Идиот, он принес свою дочку!
- Это его право. Возможно, так даже лучше.
- Но, ведь это девочка!
- Отец сказал "ребенок", а не "мальчик". Он точно выполнил указание. Пусть будет девочка.
***
Катя сидела, уютно устроившись в кресле. Глаза слипались, и родные, знакомые голоса постепенно удалялись и тонули в звуках океана. Лишь изредка прорывался детский смех, доносившийся с кухни.
Было уже поздно. “Дэн и Эндрю должны уже быть дома. Наверно, опять задержались на работе. Работа такая... Он придет, а я сплю...”- мысли в голове Кати путались и тоже уплывали куда-то в океан. “Нет, надо проснуться” - Катя медленно открыла глаза и потянулась. Желтый свет комнаты заставил ее зажмуриться еще на миг, и она проснулась.
- Ты представляешь, он пригласил меня на вечер, - Виолетта без умолку болтала о каком-то своем однокласснике. - А ты не пойдешь?
- Не знаю. Скорее нет. У меня работа, ты же знаешь.
- У тебя всегда работа. А Кэти пойдет?
Кате не хотелось, чтобы к ней приставали, и она опять закрыла глаза и притворилась, что спит.
-Она собиралась.
-А с кем? Ее пригласил кто-нибудь?
- Почему бы тебе не спросить ее, если тебе так интересно.
-Она спит. - Виолетта замолкла ненадолго. - Я думала, ты знаешь.
По лицу Джэнни проскользнула чуть заметная улыбка. Она знала, что Катя уже не спит. И знала, что Катя знает об этом, и знает, что Джэнни никому, даже Виолетте, не будет выдавать ее секреты.
-А потом, ты одна умеешь разговаривать с ней, - продолжала Виолетта. - Не знаю, как это тебе удается.
-Ну, что ты, она же общается с учителями, одноклассниками... Твои мама и братья прекрасно ее понимают...
-На элементарном уровне, - перебила Виолетта,- И то с трудом. Почему ты не сводишь ее к психиатру? Это поможет, ведь физически она здорова, не так ли?
-Да, но психиатр вряд ли поможет. Не будем об этом.
Они бы и не смогли продолжить разговор: в комнату со смехом и криками вбежали дети. Первой вбежала Мэг: платье, лицо, руки - все в муке. За ней с диким ревом влетел Малыш. Тоже весь в муке, лицо измазано чем-то красным, “как у индейцев”, руки испачканы в тесте.
-Джэнни, он мне платье испачкает, - Мэг обежала стол и плюхнулась Джэнни на колени.
-По-моему, тебя уже некуда больше пачкать.
-А по-моему, вы совсем распустились, Виола не упустила возможность сделать замечание.
Но Джэнни поддалась настроению детей и совсем не сердилась.
-Пойди умойся. И ты, Малыш. А то дядя Дэн придет и не узнает тебя.
Дети бросились наперегонки в ванную. Варя, младшая девочка, умудрилась остаться совершенно чистой и сейчас помогала миссис Мартинес доставать пироги из духовки.
-Что-то мальчики сегодня поздно, - не успела Виолетта произнести эти слова, как все услышали звук подъезжающей машины.
Катя быстро спустила ноги с кресла, поправила растрепавшиеся черные волосы, подтянулась и встала. Постояв немного, она решила, что лучше будет сеть, и устроилась на краешке кресла. Малыш и Мэг, толкая друг друга, побежали открывать дверь. Миссис Мартинес и Варя тоже слышали и вышли с кухни.
Через минуту в дверях появились два молодых человека, очень похожие друг на друга. Эндрю чуть выше, серьезнее на вид, волосы светлее, а темные усики делают его похожим на героя-любовника из кино. У Дэна лицо более открытое и кажется немного наивным.
-О, да у нас гости, - весело прогремел Эндрю.
-Будто мы редко приходим к ужину, - весело в тон ему ответила Джэнни. Она легко заражалась чужим хорошим настроением.
-Ты хорошеешь с каждым днем, красавица, - Дэн нагнулся для традиционного поцелуя в щеку сначала к матери, потом к Джэнни, сестре и детям.
-Кэт, ты не подойдешь к Дэну за поцелуем?
Эндрю не соблюдал большинство старых традиций и часто смеялся над ними, хотя и был старшим в семье, а значит ребенком дольше жил там, где они родились, но лучше бы он не задавал этот вопрос.
-Мы только поужинаем и уйдем. Катя, кажется, устала, а детям завтра в школу.
-Слышала, мама, они хотят съесть наш ужин и смотаться. Ладно, не хмурь бровки, Джэнни. Мне не жалко для тебя даже жареной картошки.
-Ну, без них я бы не справилась с пирогами, Эндрю, так что ты должен быть благодарен им, за то, что они пришли.
***
Дети намаялись за день и быстро заснули даже без колыбельной. Катя быстро улеглась и выключила свет. Джэнни прошлась по комнатам, поправила на детях одеяла, постояла в дверях Катиной спальни. Катя лежала, отвернувшись к стене; Джэнни стояла и слушала ее ровное дыхание. “Прости, я не могу помочь. Я сделаю все, что смогу. Ты ведь веришь мне? - Катя не отвечала на ее мысли. - Я знаю, ты веришь”.
- Спокойной ночи, - тихо прошептала она.
- Спокойной ночи, - услышала она во вздохе, прозвучавшем в ответ.
Ночь была полна призраков, снов и видений.
Малышу снилось зеленое поле, полное цветов. Он бежит по этому полю навстречу людям, стоящим далеко, там, где кончается это поле и начинается лес. Он бежит, а за спиной у него растут крылья, он бежит, а крылья становятся все больше, он бежит, а ноги его вдруг отрываются от земли, и он взлетает и летит над полем, над лесом, и он видит, кто там стоит внизу у леса. Джэнни стоит, и, запрокинув голову, смотрит на него и смеется. Девочки прыгают и машут руками. Катя тоже смеется и кричит что-то, и никто не удивляется, что она может кричать. И мама стоит там же, и отец машет ему рукой, и дедушка... Ветер обхватывает его и несет к солнцу...
Варя видела таинственные иероглифы, непонятные значки, и старый Учитель повторяет снова и снова: “Запомни их, девочка, запомни! Где твои знаки? Найди их, Варенька.” И Варя указывает пальцем наугад на маленькие фигурки, и они выплывают из общей массы и объединяются, образуя новую фигуру. Фигура эта знакома Варе, она записана на кусочке бумаги, который она держит в руке. “Отдай его мне”, - просит чей-то слащавый голос из-за спины. Варя оборачивается и никого не видит. “Отдай!” - голос становится громче и злее. Варя хочет спрятать листочек со знаками. “Не отдавай его никому”, - голос старого Учителя звучит откуда-то изнутри, из ее головы, из всех темных углов. Темнота выползает из углов и ползет к Варе со всех сторон. “Мама!” - кричит Варя, и темнота поглощает ее и все вокруг.
Кате снилось, что она едет верхом. Ветер дует в лицо, раздувая длинные шелковые черные волосы. Вороной медленно перебирает ногами. Катя слышит пение птиц, стук копыт по асфальту и больше ничего. Тишина успокаивает. Величественные деревья наклонились с двух сторон, переплели свои ветви над аллеей. Солнечные зайчики пробиваются сквозь листву и пляшут на гладкой, блестящей коже Вороного. В конце аллеи появляется всадник. Он приближается. Катя узнала его, и сердце ее забилось сильнее, губы невольно расползаются в улыбке. Он останавливается, слезает с коня, идет навстречу. Катя останавливает Вороного и тоже спускается на землю. Он уже рядом, он улыбается, но он не смотрит на нее, он проходит мимо. Там, возле дерева стоит Джэнни. Это к ней он идет, ей улыбается...
***
Еще одному человеку снился сон в эту ночь. Сны в эту ночь, конечно, снились и другим людям, но этот человек все же является одним из героев этого романа, а потому, давайте заглянем и в его сновидение.
Этот сон снился ему уже не в первый раз. Нельзя сказать, что он мучил его. Нет, он скорее даже нравился ему, но после себя он оставлял легкую тоску. Тоску по прошлому, тому, что уже никогда не вернешь.
Алану снилась Джэнни. Но не такая, какой он видел ее в последний раз, а такая, какой он увидел ее впервые: маленькая девочка с золотистыми локонами, одетая в легкое платье с кружевами. Сон всегда начинался одинаково: вдалеке он видел фигурку девочки, стоящей к нему спиной на дорожке их сада, среди розовых кустов. «Джэнни!», - звал он, не открывая рта. Фигурка вздрагивала, и золотистая головка начинала медленно, как в замедленной съемке в кино, поворачиваться. Плавно взлетали локоны и снова медленно ложились на плечи. Да, это была Джэнни. Медленно губы ее расползались в улыбке, медленно падала на землю только что сорванная роза, медленно она начинала бежать навстречу ему, меняясь с каждым своим медленным шагом. С каждым шагом она становилась все старше. Он раскрывал ей навстречу свои объятия, но она так ни разу и не добежала до него – сон прерывался.
Но в эту ночь он будто наяву не просто увидел, а почувствовал ее у себя на груди.
***
Вы знаете, что такое бесконечность? Кажется, любой, кто хоть раз задумался над тем, что такое бесконечность, думал и над тем, что где-то в бесконечности обязательно есть кто-то, похожий на людей. Жизнь не случайность, а закономерность. А если так, то она не редкость в бесконечном мире. И, знаете, есть мысль, что в бесконечности любая вещь, даже самая незначительная, может повторяться бесконечно или повторяться с незначительными изменениями.
Люди грезят о параллельных мирах. Но что параллельным мирам до людей, которые не могут преодолеть ни время, ни расстояние. Никакая человеческая техника не позволяет съездить на выходные в какой-нибудь чужой живой мир и спокойно вернуться обратно. И не может человек преодолеть миллиарды лет и увидеть, как гибнет и возрождается его мир, как заново сам он, то есть точная его копия, рождается в каком-нибудь году какого-то века.
Но есть что-то, что способно преодолеть время и пересечь пространство, что движется быстрее света и быстрее самого быстрого, что живет дольше вселенной, что может существовать там, где нет больше ничего, что может за мгновение добраться из одной вселенной в другую, как будто они всего лишь в двух шагах друг от друга. Не верите? Но это самая обычная вещь, если можно назвать это вещью. Это мысль.
Поистине чудесная и загадочная это штука. Никогда не знаешь, родилась ли она только что в твоей голове или давным-давно бороздила просторы вселенных и случайно свалилась тебе на голову. А может, она только что посетила твоего соседа? Движется ли она хаотично или имеет цель и направление? Можно ли мысль намеренно «послать» и «принять»? Есть люди, которые говорят, что можно. Пожалуй, у меня никогда не получалось. Но все-таки, говорят, что если настроиться на определенную волну, то будут приходить определенные мысли. Это как в радиоприемнике. Вы хорошо знаете физику? Я – не очень.
***
Если кто-нибудь вдруг спросит меня, где живут Джэнни и остальные, где происходят события, в каких городах и странах, то я не отвечу. Не потому, что я такая вредная, а потому, что я сама этого точно не знаю. Понимаете, у меня не очень хорошая память на всякие географические названия и имена, тем более, если я слышу их не часто и они похожи на все другие названия и имена.
В общем, все, что происходит в этом романе, происходит не в нашем мире, но, впрочем, в мире, очень на него похожем. По крайней мере, мне так кажется. А так как мысль, летящая в бесконечности, не всегда выражена словесно, а может быть лишь идеей или образом, то географические названия она может и не передать, сохраняется лишь сам смысл названия или имени, если он в ней когда-либо был. На психологии нас учили, что мышление и речь неразделимы, но в этом случае невозможно было бы принять мысль от существа с непонятным тебе языком, или я не очень хорошо понимаю это утверждение психологов.
Поэтому давайте договоримся: все города и страны я буду называть так, как захочу сама, имена героев подберу по значению или выберу из тех, что мне нравятся или случайно попадутся на глаза. Не подумайте, что иностранные имена мне нравятся больше русских или чаще попадаются на глаза – просто люди из разных стран не могут носить только русские имена.
И еще хочу предупредить: имя Петя мне не очень нравится, но здесь уж ничего нельзя было поделать.
***
Джэнни проснулась от солнечного луча, пробившегося сквозь плохо закрытые шторы. В этой комнате, в этой стране, даже в это время года утро редко оказывалось пасмурным. Но все же Джэнни на минуту представилось, что она проснулась дома, на старой бабушкиной кровати в деревне, а за окном середина лета. Она сладко потянулась, улыбнулась солнечному лучу и встала. Давно было пора вставать, сегодня будет долгожданный карнавал. Отглаженное платье висит на вешалке на двери шкафа. Только что она окончательно решила, что пойдет. Что-то в этом сне, который она даже не запомнила, говорило ей: «Иди!»
***
Внизу на столике она нашла письмо от Полины: кто-то уже встал и забрал почту, но письмо распечатывать не стал, хотя письма от Полины обычно читают все. Полина писала, что очень скучает, что надеется, что сможет приехать на день рождения Джэнни, но билеты такие дорогие и всем им не выбраться, а Андрей не хочет отпускать ее одну - говорит, что лучше бы Джэнни к ним приехала сама, а они бы уж придумали, как отпраздновать день ее совершеннолетия, чтоб запомнилось, и дед с бабушкой были бы счастливы. Еще писала она про своих мальчиков, про дедушку и бабушку, про Яну (Яна редко писала сама), про книжку, которую читала, и фильмы и передачи, которые ее заинтересовали.
Сколько Джэнни себя помнила, письма от Полины всегда были длинными и подробными. Благодаря этим письмам Джэнни при встрече с Полиной чувствовала, будто они никогда и не расставались. И благодаря им, казалось, Джэнни не забывала родной язык в новой стране. «Как иногда поворачивается судьба, - думала Джэнни. – Полина, родившаяся в этой стране, недалеко от того городка, где живу сейчас я, нашла свою судьбу и живет там, где я когда-то родилась и провела первые, счастливые годы своего детства. И разделяют нас, всего-навсего, океаны».
***
Полина приглашала в М.. Джэнни перечитала письмо еще раз. Предложение было заманчивым. Хотелось забыть все проблемы и довериться заботе старших родных людей. Хотелось увидеть сестру, племянников, бабушку и дедушку. Хотелось перестать бояться и прятаться хоть на неделю. «Завтра придет человек от комиссара, и я скажу ему, что мы едем», - сказала она самой себе, положила письмо на столик, прижала его своим учебником по праву на случай сквозняка и отправилась на кухню.
***
Нехотя отложив газету и с трудом выловив тапочки из-под глубин кресла, Джо пошел открывать. Не торопясь и громко ворча о том, что некому больше открыть дверь, как только ему, хотя он не меньше других занят, он пошел к двери. И, не глянув и не спросив, кто там, открыл.
Перед ним, на его собственном крыльце его собственного дома стояла точная копия его собственной дочери. Ну, если не точная копия, то существо, явно очень на нее похожее. Нет – он вгляделся получше – совсем не копия, но очень похожее. Даже если бы он не был уверен, что Диана сейчас дома, он не мог бы спутать эту девушку с ней. Во-первых, даже если Диана сегодня бы покрасила волосы, она не смогла бы их так быстро отрастить – не парик же, в самом деле! Потом, загар можно приобрести за один день, но он не слышал, чтобы от него можно было так быстро избавиться. В-третьих, более внимательный взгляд говорил: это глаза не Дианы, даже если бы ей вздумалось надеть зеленые линзы.
- Здравствуйте, - нарушило молчание таинственное существо, - я разыскиваю господина Джонатана Веллера.
- Да, это я…
- Здравствуйте, - повторила девушка, меня зовут Джэнни, я дочка вашей сестры, Валентины.
- Ааа, - хотя лицо Джо теперь выражало больше удивления и интереса, загадка исчезла: это его племянница, и вполне естественно, что она похожа на его дочь.
- Диана, пойди скорее сюда! – крикнул он внутрь дома и снова повернулся к девушке, чтобы получше разглядеть ее.
- Что ты кричишь? Кто там? – Диана пролезла у него под рукой и остановилась, разглядывая Джэнни.
Джэнни, в свою очередь, разгадала загадку столь странного приема, сразу заметив, что двоюродная сестра пошла в их общих предков.
- Эта девушка говорит, что она моя племянница, твоя кузина.
- У меня нет никаких доказательств, но это правда, - ей нельзя было не верить.
Позже, разглядывая гостью и сравнивая ее с дочкой, Джо находил все больше различий во внешности, но также он замечал и непонятную схожесть жестов, движений, манер и даже характеров. Будто сравнивая картинки на детской страничке в журнале, он выискивал различия. Хотя девушки и были почти одного роста, Джэнии была чуточку повыше, другой цвет кожи, другие волосы, очень похожий овал лица: чуть более круглое лицо у Джэнни, чуть более вытянутое – у Дианы. Очень похожие носы, брови, губы, но глаза! Главное – глаза. Совсем непохожие. Таких глаз, наверное, не было никогда ни у кого из предков Дианы, и они достались Джэнни по другой линии. И дело не только в другой форме, и даже не в том, что они больше и другого цвета. Взгляд этих глаз не спутаешь со взглядом никаких других глаз!
И все-таки, очень похожи…
***
- Вон она! – мальчик махнул рукой.
На подоконнике единственного окна в темном коридоре действительно сидела девочка. Одну ногу она поставила на подоконник и обхватила руками. Казалось, все ее внимание было поглощено чем-то, происходящим за окном.
Джэнни подошла ближе и выглянула в окно: абсолютно пустой двор, даже собак нет и птиц. Что она там нашла? Неужели можно сидеть так часами, мечтая о чем-то, и ничего не делать? Джэнни пожала плечами, сама себе отвечая на свой вопрос, и перевела взгляд на девочку. Что-то неуловимо близкое все-таки было в этом задумчивом существе. «Наверное, она похожа на отца», - подумала Джэнни, рассматривая длинные шелковистые черные волосы, худые ручки, тонкие пальцы. Затем взгляд ее скользнул по фигуре и задержался на большом синяке на левой ноге, которая стояла на подоконнике и потому была лучше освещена. «Интересно, какие у нее глаза?» Ответ не заставил себя ждать – девочка обернулась и быстро взглянула на Джэнни большими темными глазами из-под длинной челки. Она тут же отвернулась опять, хотя Джэнни почувствовала, что она больше не думает о своем, она заинтересована и ждет объяснений.
- Привет.
Девочка снова обернулась и в свою очередь стала внимательно разглядывать незнакомку.
- Меня зовут Джэнни, - она помолчала, то ли собираясь с мыслями, то ли оставляя время осмыслить информацию. – Ты Катя Снегова?
Девочка опять, но на этот раз внимательно, посмотрела ей в глаза и, выдержав паузу, кивнула головой.
«Что дальше-то говорить!? Здравствуй, я твоя сестра! Ты мне рада?» За все время поездки она так и не придумала, что скажет. Но что-то ведь нужно сказать – большие черные глаза смотрят так вопросительно.
Еще некоторое время они смотрели друг на друга, пока Катя не опустила глаза. Длинные черные ресницы плавно опустились, легонько вздрогнули и замерли в ожидании.
- Ты моя сестра.
Длинные ресницы быстро поднялись и черные глаза вновь посмотрели на Джэнни с интересом, но в то же время, с недоверием.
- Ты родилась в Р. Ты знаешь, где это?
Катя неуверенно качнула в ответ головой.
- Мама увезла тебя заграницу совсем маленькой, ты, скорее всего, не помнишь, - Джэнни казалось, она помнила себя еще с тех пор, как была в утробе матери, но она не могла рассчитывать на то, что у сестры такая же хорошая память, хотя родители у них были общие. – Папа не смог выехать, чтобы найти и забрать тебя. Полина, наша старшая сестра, пробовала тебя найти, но не смогла. Знаешь, прошло уже много времени тогда. Она даже маму не смогла найти. Так трудно найти одного человека в такой большой стране, а мама все время куда-нибудь исчезает…
Ресницы снова поплыли вниз, и черные печальные глаза стали изучать подоконник.
- А недавно мама написала письмо о тебе дяде Сереже.
Глаза скользнули вверх с подоконника на раму.
- Дядя Сережа – это папин старый друг, как брат. Он обещал папе позаботиться о нас, его детях,
Глаза быстро вопросительно взглянули на Джэнни и вернулись к какой-то точке на раме.
- Да, когда отец умирал, он попросил дядю Сережу позаботиться о нас. Но он тоже, наверное, не смог тебя найти. Может, он даже не знал, я не знаю. А недавно мама прислала письмо. Я случайно прочла, - Джэнни остановилась перевести дух. - Тут запутанная история, долго рассказывать. Я тебе потом как-нибудь подробнее расскажу. В общем, ты моя сестра, я тебя нашла, и ты нужна мне.
Ресницы взметнулись и испытывающие- изучающие глаза уставились на Джэнни.
- Ты нужна мне, и я хочу забрать тебя отсюда. Пойдешь со мной?
Катя немного помолчала и уверенно кивнула головой.
***
Он взглянул ей в лицо человеческим лицом с зелеными глазами. Нет, это были не зеленые глаза ее отца, а глаза того цвета, который чаще встречается у людей, и который она видела, например, у Яны и у … Светлого Духа, когда он приходил в образе человека.
- Разве ты ничего не боишься, Джэнни?
- Я стараюсь не бояться.
- Зачем?
- Нет ничего страшнее самого страха.
- Ты хочешь сказать, что в мире нет ничего страшного, есть только сам страх?
- Нет, в мире есть страшные вещи, боль, например. Я хочу сказать, что часто страх боли хуже самой боли.
- То есть, боль перенести легче, чем страх этой боли?
- Не всегда. Ты пытаешься меня запутать? Боль сама по себе причиняет вред, а страх причиняет дополнительный вред… Хотя, знаешь, одно осознание вреда страха не может избавить от страха. Я не боюсь, потому что я верю.
***
Сильный ливень быстро проходит? Дудки! Дождь, казалось, только усиливался. Стоя под колоннадой в парке Джэнни уже думала, не плюнуть ли на отсутствие зонта и легкие босоножки на клею. Все равно зонтик здесь явно не поможет, а босоножкам, очевидно, это испытание уготовано судьбой. Все же она не решалась выйти под водопад, тем более, до ближайшего укрытия было не меньше пятисот метров. К тому же, здесь было не так скучно, как могло показаться сначала: среди прячущихся от дождя была группа школьников, возможно, ее сверстников, которые развлекались привычным для школьников способом – издевались над одноклассником. Нет, никто никого не бил и не обзывал – просто ребята не могли никому простить грусти, когда у них было такое хорошее настроение. Джэнни не видела этого мальчика – он стоял по другую сторону колонны, у которой стояла она сама, но она прекрасно слышала все, что говорили ему, и то, что сам он не мог слышать, но что говорили о нем стоявшие ближе к ней девочки. Было несколько интересно, сможет ли он дать отпор и чем все это вообще закончится.
- Он что, всегда такой? – вполголоса спрашивала одна из девочек, похоже, новенькая в этой компании, худую крашенную блондинку, явно считавшую себя первой красавицей, ну, совершенно неотразимой.
На вопрос ответил высокий симпатичный парень, очевидно, местный донжуан. Обняв любопытную за плечики, он громко, чтобы все слышали, изрек:
- О, Анжелика, лучше бы ты обратила свое внимание на более достойный объект. Он герой не твоего романа.
- Что ты, Юпитер (скоре всего кличка), - подхватил другой остряк, которого, впрочем, Джэннни не видела, - бедная девочка ведь не знает, что сердце его давно уже занято. Наш Ромео киснет по своей Джульетте.
Последняя фраза вызвала некоторый прилив веселья и желание развивать тему. Анжелика же, казалось, не знала, что делать: с одной стороны ей льстило такое внимание Юпитера, с другой – разговор ей был не очень приятен.
- А ведь от Джульетты ни слуху, ни духу. Я уже начал сомневаться, существует ли она вообще!
- Как можно, Юпитер! Конечно, она существует, только, я полагаю, у нее случилась небольшая амнезийка, и она забыла, как страстно любит своего Ромео.
В ответ послышалась какая-то возня из-за колонны и тихий твердый голос:
- Брось, Артур, не обращай внимания.
Артур. Значит, романтического героя зовут вовсе не Ромео, а Артур. Хотя от этого имени дохнуло еще большей романтикой из такого далекого здесь, но всегда близкого детства. Вспомнился стройный тринадцатилетний мальчишка, ее партнер по танцам в школе: смешная привычка нарушать порядок в аккуратно уложенных темных волосах и взгляд больших голубых глаз, на который она то и дело будто случайно натыкалась.
- А может, наш Ромео просто придумал эту любовь, а девочка была не в курсе?
- Да хватит тебе, Макс. Что ты к нему привязался? – вступилась одна из девушек. – Даже если она и не знала ничего, ты-то в своей жизни вообще никого не любил.
- Я не любил? Да я вас всех люблю, красотка! – это замечание опять вызвало всеобщий смех. Даже Джэнни улыбнулась, только не мальчик за колонной.
- Юности свойственно преувеличивать достоинства своей возлюбленной. Смотри, Ромео, Максу все девушки от тринадцати до восьмидесяти пяти кажутся красавицами (опять смех). Избавься от наваждения, разуй глаза, посмотри, сколько кругом чудесных девчонок!
- Сам ты наваждение! Лучше ее никого нет! - наконец подал голос невидимый ромео... и что-то в этом голосе опять всколыхнуло воспоминания, хотя голос этот был не тот детский голос тихого мальчика.
- Да ты просто плохо смотришь! Чем тебе плоха Анжелика? Или Мэри? А Энн? Не нравится? Он даже не смотрит! Девочки, на вашем месте я бы обиделся.
- Может, он принципиально больше не смотрит на одноклассниц – боится новой неразделенной любви?
- Хорошо, поищем не среди одноклассниц, - Юпитер сделал шаг в сторону и напоролся на взгляд зеленых глаз. На миг он замер в нерешительности с открытым ртом. Смешной его вид вызвал у Джэнни улыбку, которую он принял за поощрение.
- Парни, тащите его сюда, и пусть он попробует сказать в глаза этой девушке, что видел кого-то прекраснее ее.
Не столько в ответ на этот приказ, сколько чисто из любопытства, ребята вывалили из-за колонны, вытолкнув вперед темноволосого упирающегося паренька. Сначала он твердо решил не поднимать головы, но и в нем любопытство взяло верх: на Джэнни смотрели знакомые голубые глаза. С минуту они молча стояли и смотрели друг на друга под нервное похихикивание его одноклассников.
Он, конечно же, тоже узнал ее. Сейчас, когда она так близка к ответу! В мгновение ока он мог вернуть ее к началу одним неосторожным словом. Конечно, эти ребята могут не знать ничего о ней, кроме того, что она уже слышала о себе здесь, но… Ведь все может быть! Отец обещал вознаграждение, а стоит им хотя бы заикнуться о ней при его брате…
Артур молчал, он ждал, что скажет она. И она … отвернулась, как будто она просто не хотела участвовать в этой игре с незнакомыми мальчишками.
- Стой, дурак, простудишься! – это кричал Юпитер. – Вернись, я все прощу!
Артур пошатнулся и шагнул под водопад. Похоже, он плакал. Плакал от ее предательства! Даже мальчишкам можно плакать под дождем.
- Артур, постой! – ливень мгновенно промочил ее насквозь и заглушил ее крик. Шагов через десять она догнала его и схватила за руку. Он обернулся, молча посмотрел на нее, провел рукой по лицу, стирая невидимые слезы, и улыбнулся. Взявшись за руки, они побежали. К ближайшему укрытию. Через пятьсот метров.
***
Она раздевалась в ванной своего бывшего одноклассника, которого не видела до этого около двух лет. За этой дверью он сам такой же голый. И мокрый. Она вдруг представила, как они оба выглядят сейчас, и засмеялась. Платье было мокрое до нитки, даже на трусах не осталось сухого места. Мокрые волосы липли к голым плечам и спине, капелька воды упала с подбородка и побежала по груди, теряя себя по дороге. Джэнни подняла и рассмотрела рубашку, которую ей любезно одолжили. Подумала, что придется остаться в мокрых трусах, потому что рубашка хоть и длиннее любой ее собственной, но все же недостаточно длинная, чтобы ходить без белья под ней. И в тот же миг в дверь постучали.
- Мисс Джэнни? – из-за двери звучал голос его брата.
- Да? – она даже не сразу собралась с силами и с первого раза смогла выдавить из себя только хрип. Она и раньше опасалась его, а теперь он реально мог быть опасен. Да еще и то, что она была здесь совершенно голая, не придавало ей дополнительной уверенности.
- Я взял на себя смелость послать служанку купить вам белье. Боюсь, что вы очень сильно промокли, и мне бы не хотелось, чтобы вы простудились.
Джэнни редко краснела, но сейчас ей показалось, что она покраснела до кончиков ушей. Она и раньше почему-то всегда дико смущалась при нем, хотя он также без исключения был всегда предельно вежлив с ней.
«Интересно, он сам угадал размер или предоставил это служанке? Почему он сам предложил ей принять белье, а не попросил прислугу? Хорошо хоть передать попросил служанку», - Джэнни тряхнула головой, пытаясь отогнать от себя все эти мысли. «Да ничего в этом нет, надумала себе», - уговаривала она себя, пытаясь натянуть рубашку пониже и прикрыть голые ноги. Кроме рубашки и так любезно предложенного ей белья на ней были еще только мужские носки.
***
Все было нормально. Все давно уже было нормально. Он уже пережил все, все переварил. Смирился. Постарался забыть. Три года – разве не срок, чтобы забыть что угодно и кого угодно? Он не забыл. Пустоту в сердце никто не заполнил, и он заполнял ее сам. Воспоминаниями и фантазиями. Как умел.
Алан брел по берегу, бездумно пиная то камешки и ракушки, то попавшуюся под ноги волну, то песок. На душе у него было смутно спокойно. Спокойствие мира внешнего смешивалось со смутой внутри, и получившийся коктейль слегка пьянил и позволял забыться ненадолго. Нужна была хоть небольшая встряска, чтоб напиток ударил в голову, толкнул в сторону, не дал удержаться на узкой полосе между скукой и океаном.
Сегодня он думал о чем-то другом – нельзя же так долго думать об одном и том же. Не скажу, что он не заметил, как попал в этот удаленный район. Он вполне осознанно, если можно так сказать, шел сюда. Вернее, ему было все равно, куда идти, хотелось только уйти подальше, куда-нибудь, где он еще не был до этого.
***
Кто не мечтает о доме на берегу океана? Нет, я, конечно, вполне допускаю, что кто-то и не мечтает о доме на берегу океана. Особенно те, у кого он есть. Но все же, разве плохо?
Представили океан?
Каждый представляет что-то свое. А ты? Ты представила бурю, игрушечный кораблик с живыми людьми на борту среди злых волн, черное небо, иссиня-черный океан, и бледные лица, освещенные светом молнии – картинка с маминой шкатулки. Он был зол к тебе? Или он слишком эгоистично всегда хотел тебя? Он ласкал тебя, тайно желая получить тебя целиком, заглотить тебя, проникнуть в тебя, оставить навечно себе. Разве он понимает, что это бы убило тебя, сделало бы из тебя пустую куклу, что он может получить только тело, но не душу? Так он получает гораздо больше – твою улыбку, твой смех, твой взгляд и даже, несмотря ни на что, твою любовь.
***
Маленькие домики ютились вдоль берега. Маленькие... Маленькие они были только в сравнении. Двухэтажные типичные деревянные, а иногда и кирпичные домики, с просторными комнатами и всеми удобствами. По вечерам их освещал электрический свет, стены украшали современные плоские экраны телевизоров, в этих домиках водились стиральные и посудомоечные машины, и телефон не казался роскошью. В домиках обязательно были гаражи, чаще на две машины. Здесь не жили бедные люди. Здесь селились обеспеченные семьи с детьми. Сюда приезжали отдыхать люди из города. Здесь жила Джэнни с детьми и Катей.
***
За невысоким забором во дворике играла с собакой девочка. Алан остановился и стал наблюдать за ними. Бурное веселье вдруг перешло в спокойное поучительство. Юная наставница что-то сосредоточенно рассказывала псу, тот внимательно слушал. Если бы она подсунула ему сейчас книжку, он ткнулся бы туда мордой и сделал вид, что читает. Островок этой мирной игры не вписывался ни в скуку, ни в бурю, казался стабильным, и потому цеплял навечно замершим мгновением, картинкой из детства.
***
Ее учили: «Варя, не разговаривай с незнакомыми людьми, не бери ничего у незнакомых, не ходи никуда без разрешения, не разговаривай с незнакомыми...»
- Смотри! Варька болтает с кем-то у калитки!
- С кем?
Катя выглянула в окно, обернулась на Джэнни и пожала плечами.
- Я его тоже не знаю.
- Его? Мужчина? – она резко подалась к окну, прокрутив в голове возможные действия в случае опасности, судорожно вспоминая, где оставила телефон.
- Телефон вон, на столе! Только он не понадобится, я думаю, не стоит беспокоть Комиссара, он не из этих.
- Да, это ты у нас из Шерлоков Холмсов, подвиньтесь.
Джэнни застыла у окна, боясь шевельнуться и разрушить этот мираж – у калитки стоял Алан. Его улыбка, его руки, его манера прикрывать рукой глаза, когда смеется. Он. Точно он. Откуда? Как? Случайность? Совпадение? Искал их и нашел? Сейчас мираж расстает в воздухе и она увидит, что это кто-то их соседей или заблудившийся разносчик пиццы? Не было сил сдвинуться, желания разрушить магию, вернуться в привычный круг.
- Джэнни, ты что? Ты его знаешь? – Малыш посмотрел на нее с некоторой тревогой, потом снова посмотрел на Алана и ... Он узнал его.
- Что он здесь делает!? Ты сказала ему? Он искал нас?
- Нет.
- Что «нет»?
- Нет, не говорила, не знаю.
- Он никогда не видел Варечку? Может, случайность? Говорили ей: «не болтай с незнакомыми!» Еще разболтает, что не следует. Поскорей бы убрался!
- Малыш!
- Что!?
- Ничего...
Он посмотрел на нее и понял.
***
Так давно не видела его, а будто видела только вчера. Все в нем такое родное и знакомое. Это она изменилась за это время. Она выросла, стала старше, превратилась из девочки-подростка во взрослого человека. Она и тогда была уже гораздо старше, но радость той недолгой встречи и осознание скорой разлуки заставляли ее смеяться, как ребенка, не дать ему даже задуматься о чем-то, не дать понять, как тяжело на душе. Кроме того, это было еще до того. Тогда она еще была обычным свободным человеком. Гораздо свободнее, чем многие другие в ее возрасте. Не было еще в ее жизни Комиссара. Если ее и искали, то совсем по другому поводу.
Она изменилась. Выросла. Стала старше. Она и тогда уже не казалась маленькой девочкой, но и не было в ней такой ... взрослости, что ли. Такая родная, но в то же время было в ней что-то новое, что смущало его и останавливало. Какое-то дикое чувство нереальности происходящего. Будто попал вдруг в другое измерение. Будто разговариваешь с призраком. Будто вот-вот проснешься и все растворится в воздухе.
Только взгляд. Ее взгляд. Взгляд ее больших зеленых глаз. Так смотрят в душу, не выворачивая тебя наизнанку, но заглядывая в самую суть. Не пронзительный взгляд, от которого хочется спастись, закрыться или опустить глаза, но любящий, в который хочется окунуться и остаться в нем.
***
Хотелось идти и рассказать об этом всем, но она просила... Как он мог держать это внутри? Но она просила! Казалось, слова придадут всему больше реальности. Но она просила. Вырвался на мгновение из серости последних лет в цветной радужный сон, навеянный прошлым, и снова оказался в серой реальности. В общем-то, ему и не с кем было делиться – уже давно он не делился с родными. А рассказывать о ней чужим? Это казалось абсурдным. Единственным человеком, с кем можно было бы поделиться, был Бен, но он был далеко. И она просила.
***