Если хорошенько вдуматься, ни одна система отсчёта не имеет смысла, поскольку мы не имеём точки отсчёта. Я имею в виду, абсолютной точки отсчёта. Конечно, можно говорить о моменте Большого Взрыва, о Рождестве Христовом, но абсолюта нигде нет в нашей жизни, объективного абсолюта. Ну, разве что, кроме смерти. Смерть это, пожалуй, действительно нечто новое и неизведанное. Белое пятно National Geografic. Новая поза в Камасутре. Вскрытый инопланетянин в Area 51. Зашифрованное послание в книге Кроули.
Да.
Белые пятна.
Новые соединения.
Смерть - это дегустация рыбы фугу в поддельном японском ресторане.
И вот тут я, на крыше семнадцатиэтажного улья в спальном районе, и рассматриваю свои поношенные кроссовки цвета хаки Swear, знаете, из тех, что на платформе, и которые выглядят, как мутировавшие снегоступы, на фоне тёмно-серого океана асфальта и мозаики из автомобильных крыш.
И вот что я думаю, помимо всего это бреда об отсчёте и смерти, я думаю, что английская обувь - самая надёжная и удобная. Руку даю на отсечение.
Ветер дует, на такой высоте и джинсы неприятно хлопают по лодыжкам. Ветер выбривает дорожки в моих волосах воздушными потоками. Семнадцать этажей - это конечно не Останкинская башня, но голова всё равно кружится, когда смотришь вниз.
С другой стороны, не факт, что она кружится потому что ты смотришь вниз.
Разные причины могут привести к одинаковому следствию, верно и обратное.
Я только вот не разобрался до конца, что важнее - причина, или следствие.
Опять же, с другой стороны, не так уж это и важно. И причина и следствие приводят нас к одному и тому же итогу, к концу отсчёта и - так ли уж это плохо?
С такой высоты, скажу я, проблемы уходят на второй план. Как будто переключаешь канал телевизора - с новостей на мыльную оперу и на зарубежный фильм, но предыдущие передачи никуда не делись, работают себе без твоего ведома. Важно, что твоё внимание сосредоточено на другом.
Нельзя быть в нескольких местах одновременно. А вот в нескольких временах - вполне.
Однако я, в своих рваных джинсах и майке Diesel (под мышками специальная сетчатая ткань для вентиляции), я такой несчастный и ранимый, нахожусь только в одном временном промежутке под названием "сумерки на крыше и суицидальные мысли".
О, надоело!
Собственно, мой мобильный за 310 баксов плюс 5-ти долларовое подключение по тарифу БИ+, только что ухнули вниз с высоты в несколько десятков метров и раскололись в кремниево-пластиковую пыль.
Это следствие.
Причина?
Скажем, пусть это будет: чрезмерное употребление спиртосодержащих напитков?
Пусть это будет: гормональный дисбаланс на фоне обострившейся дискинезии тонкого кишечника?
Пусть это будут: неустанно выбрасывающие в кровь всякую дрянь надпочечники?
Пусть это будет: неустроенная личная, творческая и далее по списку, жизнь?
Furstration.
Anxiety.
Irritaion.
?
Психозависимость. Сотни красиво сфабрикованных слов, за каждым из которых скрывается социальное презрение, граничащее с брезгливостью, или пустота, или, допустим, трудно запоминающийся номер службы психологической помощи населению.
Мне нечего делать здесь.
Это причина.
А следствие только-только будет.
Полёт с семнадцатого этажа?
Возможно.
Собираюсь ли я опровергнуть законы гравитации?
Вопрос этот задаю себе я.
Возможно.
Не лишено вероятности.
Да, и я рассуждаю об этом, в то время, как люди-муравьишки снуют себе далеко подо мной - отсюда ещё лучше видно их ничтожность и иррелевантность по отношению ко мне, сидящему фривольно и свободно, аки арёл на горе Кавказ..
И, в одной руке у меня - бутылка Stella Artois, из которой я периодически отхлёбываю, а в другой - сигарета, дым из которой я периодически втягиваю в свои лёгкие и выпускаю обратно.
Чисто физиологический процесс, примитивней некуда. Работают мышцы, сдвигают диафрагму, щитовидный хрящ в глотке ходит туда-сюда, совершает глотательные движения.
Сосуды расширяются и сужаются, проталкивая кровь. Сокращается сердце, синапсы состыковываются, выбрасывая порцию медиаторов. Электрохимические сигналы. Растёт давление, зрачки выталкивают радужку.
Это называется - "жить".
В кишках очередная порция дряни из палатки разлагается на питательные вещества, которые потом впитываются в кровь.
Это называется - "сбалансированное питание"
И, на самом деле, никто не знает, распределения приоритета между этими задачами. Всё слишком перепутано, и у меня с каждым днём возникает всё меньше и меньше желания распутывать этот клубок.
Однако, мы добрались до причины - после третьей бутылки пива, голова кружится не от высоты, совсем нет.
Я смотрю в небо, а оно молчит.
Я смотрю на землю, а она разговаривает сама с собой.
И никто не поговорит со мной.
Наверное, у меня bad karma.
Чакры забились уличной дорожной пылью. Колодцы ци залиты кислотной водой. Кали меня не любит.
Ууу-йе.
Кураж-саботаж.
Свою голову я представляю как болотно-зелёный омут, затянутый ряской. Рыбы, то есть мыслей, там крайне мало, зато вот всяких рачков да улиток, и ещё мальков, до ***. Все эти живые организмы беспрестанно снуют, жуют друг друга, и воняют. Весь этот омут гниёт и однажды задохнётся от собственного смрада, потому что любое болото или озеро - это замкнутая система, и в него ничего не попадает и ничего из него не исчезает.
Я думаю об этих глубоководных рыбах с ощеренными пастями и зубами-иглами, о рыбах со слепыми глазами.
Я болтаю ногами и прикрываю глаза.
Меня слегка покачивает.
Когда я снова открываю глаза, я слышу сдержанное покашливание. Слева от меня. Поворачиваю голову, и от шока перед увиденным, из моего рта вываливается наполовину скуренная сигарета. Падает на бетон крыши.
В нескольких шагах от меня, около трансформаторной будки (или что это там, ну на крыше такие хреновины, не знаю, как называется), в воздухе, на высоте нескольких метров, стоит человек. Да-да, стоит на воздухе, будто это и не воздух, а твёрдая поверхность, которая в состоянии выдерживать нехилого мужика с весом не меньше семидесяти кило.
Я не нахожу ничего умнее, как взять и громко икнуть.
Мужик в недоумении смотрит на меня, а потом, аккуратно шагая по невидимым ступенькам, сходит вниз. Становится рядом.
- Чего пьём?
Ситуация настолько бредовая, да ещё и мысли затянуты этой ряской, что я оглядываю человека сверху вниз, и, почему-то заикаясь, говорю:
- П-пиво. П-пьём, в смысле.
- О, отлично! - жизнерадостно восклицает мужик, и без разрешения сгребает одну из непочатых (конкретно, четвёртую), бутылок "Стеллы". Я смотрю на это безобразие с откляченной до колен челюстью, и даже в голову не приходит возразить. Между тем, мужик усаживается рядом, свешивает ноги, откупоривает бутылку невесть откуда взявшейся открывашкой и делает большой булькающий глоток. Солнце бьётся, пойманное в бутылку.
Не каждый день при тебе из воздуха материализуется какой-то чувак, это вам не травы обкуриться...
Да, и видок у него тот ещё, будто из дурдома сбежал. Бывший белый, а ныне заляпанный коричневой подсохшей грязью, балахон до колен, а-ля смирительная рубашка, на ногах - белые то ли тапочки, то ли сандалии - до такой степени излохмачены, что сейчас определить невозможно. Пальцы на ногах тоже заскорузлые и грязные, уй-ё, да и ногти он явно стрижёт по большим праздникам. А ещё, я его рассматриваю, у чела со вкусом не всё в порядке. Ну прикид это ещё ладно, но криво подстриженная борода и сальные кудрявые волосы до плеч - металлисты от зависти сдохнут, хотя есть такая полезная вещь, как шампунь. Так, рассматривая попивающего моё пиво наглеца, я всё-таки решаюсь спросить:
- А вы, собственно, кто вообще, а? - довольно грубо спрашиваю я посягнувшего на мою собственность.
Мужик отрывается от бутылки, которую, надо заметить, он ополовинил меньше чем за минуту и вылупливает на меня свои не к месту невинные голубые детские глаза. На усах его тают клочки пены.
- Да Иисус я.
- А-а. Ну да, я так сразу не понял, но теперь-то всё ясно... - бормочу я, дебильно улыбаясь, и на всякий случай отодвигаюсь от новоявленного пророка. Чувак ухмыляется.
- Да не веришь ты, по глазам вижу. А если так? - он щелкает пальцами левой руки, и над его головой зажигается самый натуральный нимб.
Я ещё раз икаю.
Нимб слегка искрится, будто свету мешают какие-то помехи. Но он существует. Висит над головой, и светится, ёб его мать.
- Ни *** себе... - вырывается помимо моей воли.
- Чё, правда, Иисус? - я разворачиваюсь к моему собеседнику. Свет от нимба, вкупе с солнечным, слепит меня, я прикрываю глаза ладонью. Тот кивает, вытягивает шею, рассматривая автостоянку и ракушки там, внизу.
- Ну да.
- Христос который?
- Эээ... - он смеётся, и отхлёбывает. - Скажем так, этого имени мне при рождении не давали. Погоняло прилепилось.
А улыбка, кстати, у него, несмотря на бороду и усы, мальчишеская, добрая. Только зубы нечищеные. При мысли об этом спешно провожу языком по собственным зубам.
- У меня это как-то в голове не укладывается. И будь добр, выключи свою лампочку, и без неё слишком светло.
- Как скажешь.
Нимб гаснет. Иисус тянется за пятой бутылкой. Я так и не допил третью.
- Хорошее пиво. Да, и где собственно, шок?
- Какой ещё шок?
- Ну...обычно люди чего-то просят, или говорят - "не может быть", или в колени бухаются, когда я им являюсь...
- Ага, а их потом в психушку забирают. - ехидничаю.
Чувак вздыхает.
- Есть такое...
- Ну вот.
- Ты, подожжи, совсем в меня не веришь?
Я ещё раз оглядываю его.
- Левитация, нимб, внешний вид - конечно, не стоит быть легковерным, но кто такое шоу разыграет лично для меня? Значит, настоящий. - Уже равнодушно говорю я, и закуриваю новую сигарету. - Хотя, конечно, раньше не верил. То есть, верил, что такой человек, как ты, может и был, но то, что он бог - это брехня. Не сердишься?
- Не. Ты прав. Конечно я не бог. Это папашка мой. - Иисус тычет пальцем в небо, и запуливает туда бутылку. Бутылка не возвращается.
- "Папашка"? - почему-то такое фамильярное обращение к богу меня жутко веселит, и я хохочу.
- Ага. Ну, а кто ж ещё?
На самом деле, я себя херовато чувствую. С ума схожу. Прямо ощущаю, как съезжаю с рельсов реальности.
- Это бред. - Твёрдо заявляю я. - тебя здесь не должно быть. У меня глюки просто.
Мужик хлопает в ладоши.
- Ура, ну наконец-то! - хватает меня за плечи и трясёт. - Ну, пойми же - я-Иисус-Христос-тут-с-тобой-на-крыше. И мне нужен косяк.
- Э? - слово "косяк" ввергает меня в окончательную прострацию, и я падаю в обморок.
Прихожу в себя оттого, что на лицо капает что-то тёплое. Нехотя открываю глаза, и собираюсь рассказать миру, какой донельзя кретинский сон мне приснился, как зрение фокусируется, и я вижу рожу Иисуса, и он льёт на меня давешнее недопитое пиво. Вскакиваю, слава богу, далеко от края.
- Послушай, у меня с психикой не всё в порядке. Так что - чёрт, что я несу? Ты Бог и просишь у меня косяк?
- Типа того. - Подтвердил он.
- Почему именно у меня?
Тут, в голову начинают закрадываться впитанные с пиратскими кассетами полные пафоса и торжества фразы, которые должен сейчас вот исторгнуть этот замурзанный мужик - типа, "ты избранный". Поэтому, я немного обламываюсь, когда он с совершенно спокойным лицом флегматично говорит:
- Ну, ты покончишь жизнь самоубийством. Прикинь, четыре косяка пропадут. Жалко.
Челюсть отваливается окончательно. Откуда он знает, что у меня четыре косяка? А, правильно. Он же Сын Божий.
- Ладно. - Пожимаю плечами. - Вмажемся?
Иисус кивает.
Какой дурак отказывается от халявной травы?
- Ой, не могу! Вифлеемские блудницы, говоришь? ****ец! Я тоже такую хочу!
- Не... тебе бы не понравилось. Они ж потом, козами и чем только не воняли...с-с-сыром!
Мы уже валяемся на спине и смотрим на проезжающие мимо облака. Иисус рассказывает о своих сексуальных похождениях, отчего я только присвистываю - хотя, дядьке за тридцатник, опыта поболее.
- А ещё мне однажды осёл на грудь насрал. - Вдруг с неподдельной грустью заявляет Иисус.
Я опять ржу.
Мы скурили по косяку, поэтому, вполне понятно, почему мне так весело.
- Может, ты ещё с ним и спал? С ослом? - прикалываюсь я.
- Было такое... на безрыбье...
- Ну, вы батенька, даёте... - я отхлёбываю пива и протягиваю бутылку Иисусу.
- А что - времена такие были. Сейчас-то получше. Интернет изобрели, проституцию нормальную - хор-р-рошо.
- Стоп, а разве проституция - это не зло? Не дело рук дьявола?
Иисус гогочет. Потом встаёт, приглаживает бороду. Его слегка покачивает.
- Да нет никакого дьявола, чертей, Сатаны и тэпэ. Вот, смотри.
Вспышка - и там, где только что стоял мужик в импровизированной ночной рубашке, стоит лоснящий красный чёрт, метра в два ростом, ещё и мышцами гипертрофированными поигрывает. И рога, развесистые такие...
- И как? - утробный голос и злобная ухмылка, оголяющая острые нечеловеческие зубы.
- Неплохо. - Аккуратно обхожу его. Дьявол на крыше московского дома - это нечто. - В "Дьяблу" переиграл?
Демон качает рогатой башкой.
- Не-а, в "Dungeon Keeper'a". Короче - дьявол это тоже я. Прикольно, да?
- Ещё бы. Давай, обратно перекидывайся...
- Слышь, а когда тебя распинали, больно было?
- Не смеши мои сандалии... Это же шоу парень, шоу и только. Народу нагнали много. Показательная казнь, но всё - бутафория. Папахен устроил. Даже гвозди восковые были. Они всё время оплавлялись, так плакальщицы под видом терзаний, их меняли. И терновый венец из каучука. Фигня, в общем. Сейчас это раскруткой называется... - Иисус ковыряется в носу.
Я слушаю всё это, и ушам своим поверить не могу.
- Масс-медиа сионизма. Если б ты знал, сколько золота они наварили...
- То есть, ты не воскресал даже?
- Да воскресал. Только умер-то я от чего? Целительством занимался. Воскрешал мёртвых. Через день после казни инкогнито в Назарет поехал, под видом врача. Лечил кузнеца одного... Ну и - довоскрешался. Тот как в себя пришёл, в припадке меня за горло схватил. Удушил, натурально...
- Ну ни *** себе...
Солнце приятно жарит. Лежишь на крыше, три часа дня, май, хорошо. Болтаешь по душам с самим Богом, пьёшь пиво. Голова лёгкая, как облако от дури... Кайф. О проблемах и суициде даже не думается. Вспоминаю Кипр - тамошнее море, где на дне - тончайший песок и золотые разводы от слегка колышущейся прозрачной воды.
- ... Да честно тебя говорю - заебали. Думаешь, у тебя одного проблемы. Да твои проблемы это вши по сравнению с моими. Представь только, тебе каждую секунду кто-то в мире капает на мозги. Того-то спаси. Того-то сохрани. Это сделай. В этом помоги. А у меня потом - головная боль.
Я сочувственно хмыкаю.
- Ты тоже, помню, чего-то просил... - с укоризной смотрит на меня Спаситель. В глазах пляшут бирюзовые искорки, а дыхание у него несвежее. - Хорошей оценки на экзамене?
- Было такое. - Говорю я.
- Достали, достали. Все от меня чего-то хотят. Или костерят почём зря...А я, может, трахаться хочу, и точка?!
- У тебя что, депра?
- ДА! - рявкает он. - потому что Отец себе жопу отъел, сам ни хера не делает, а мне ничего такого существенного не разрешает, только и делай благие мелкие дела, вроде того, чтобы гараж бюргеру не заставили, или приз в газете кто-то выиграл. Вот ты, что ты думаешь о мире?
- Это дерьмо. - Говорю я.
- Ну, и я согласен. - Немного обиженно, но очевидно, не на меня, отвечает он.
Второй косяк.
Я люблю траву. Она прогоняет грусть, мир обретает яркий зелёный цвет и люди перестают быть такими сволочами. Наверное, Он тоже так считает.
Я перекатываю папироску во рту. Выпускаю едкий кружевной дым из ноздрей, расслабляю мышцы. Лопатки упираются в бетон, надо мной кружат голуби. Иисус что-то напевает под нос, голос, кстати, у него посредственный, гундосый немного. По-моему, это "ввв-ленинград, спб-точка-ру"...
Чёрт, карма прочищается.
Трава - это Благословенье Божье. Великий Джа, ёпт.
Я люблю весь этот мир.
И, почему-то, удивление всей этой невероятной чушью быстро у меня выветрилось.
Всё идёт как надо.
Пусть это и бред.
Какой-то.
Иисус переворачивается на бок, глубокомысленно на меня смотрит.
- Как насчёт отсосать у меня?
Я чуть не давлюсь пивом.
- Я не гомик, сам зна...
- Ну пожалуйста? Пожалуйста-пожалуйста? - складывает ладони лодочкой и моляще улыбается. Просто каноническое лицо.
Это называется "жить".
- Баш-на-баш, ничего предосудительного в этом нет... - заверяет меня Спаситель, приподнимая балахон. Я стою перед ним на коленях. Меня бьёт дрожь, несмотря на то, что я уже порядочно пьян и обдолбан, всё-таки это стрёмно - брать у кого-то. За свои 18 лет я ещё такого не делал. Ой, мама.
- Называй это молитвой.
Я смотрю на его корень. Как любой уважающий себя еврей, он обрезан. Раньше не видел такого. Большого. Залупа на вид твёрдая, грубая, цвета сырого мяса. Немного блестит.
Я подавляю тошноту, и осторожно прикасаюсь к его члену пальцами, ведь это страшно - дотронуться до самого сокровенного Сына Божьего. Наклоняюсь ближе.
Он неожиданно хватает меня за голову, за волосы и прижимает моё лицо к паху.
- Давай же.
Облизываю вмиг пересохшие губы.
"Такое бывает только один раз в жизни".
Да, я знаю.
"Один раз - не пидорас"
Знаю.
"Да не ломайся ты как девственница на первом свидании"
Ладно, окей. Всё.
Если об этом подумать, что в солнечный вымерший летний день, когда всего в нескольких десятках метрах от тебя играют дети, таскают сумки бабули, а ты на пустынной крыше сосёшь у кого-то, то становиться немного ирреально. Будто это сон.
На вкус Иисус - тухлая рыба. Моется он тоже редко.
Но всё-таки я делаю своё дело, аккуратно, стараясь не сблевать. Иисус стонет и пробегает руками по волосам.
- И ещё священники говорят - вкуси его плоть.
А я работаю. А хер у него экстраординарно большой, очень неудобно. Да и я новичок, всё стараюсь зубами не задеть.
Чёрт, какой позор.
А Спаситель уже дёргается в сладких судорогах.
- А ещё священники говорят - вкуси его кровь.
Ну и вот - полный рот кончи.
Тьфу...
Этим же балахоном он отирает свой член.
- Спасибо. Денег не дам, ибо они тебе не понадобятся... - он пинает ногой пустую бутылку пива. Она, звякая, отлетает к одной из будок.
- Почему не пона...
- Забей. Снимай штаны...
Прочь улетает ремень. Падают джинсы. А потом Его горячие уста приникают ко мне, и, он гораздо опытнее меня, и, полнейший шум и хмельные непонятки у меня в голове. Пальцы, скользящие по рёбрам. Щекотка усов. И эти невинные детские глаза, чистые, как проточная вода.
Я растворяюсь в алкоголе, в марихуане, в нём. Пожалуй, сосёт он лучше любой девушки.
Какой странный день.
Радостный день.
Какая-то мамаша ругает своего сына. Кто-то на полную громкость слушает "Динамит-FM"
Может, он выкачивает все мои соки? Он ведь и дьявол, тоже, кто знает...
Мой взор затягивается плёнкой блаженства, и я откидываю голову назад, в бесконечное лето...
Я натягиваю штаны, прыгая на одной ноге, и смотрю на довольно широкую спину Иисуса. Он сидит на краю крыши, ссутулившись, и курит. Нимб включил, зачем? Молчит. Ну да. Если б христиане всё это видели, по причине инфаркта, на пару миллиардов жителей Земли стало бы меньше.
Так, пометка на будущее: я не педик. Я не педик. Я НЕ ПЕДИК.
Это у меня сосал Иисус Христос.
Я сосал у него.
Я сажусь рядом. Пива больше нет.
- Что такое?
Он затягивается, морщит лоб.
- Кризис среднего возраста, я думаю...
- Уууу... Дерьмо.
- Дерьмо.
Так мы сидим, и смотрим на дома. И молчим. Я курю. Мне хорошо, и спокойно. Омут куда-то исчез, осталось только маленькое озеро. Наверное, он и впрямь умеет творить чудеса, такие же, как с хлебами и рыбой.
Тут в голове всплывает вопрос.
- Послушай, а как всё это следует воспринимать? Ты же пришёл на Землю? Второе пришествие, да? А где же Страшный суд?
Он смеётся.
- Это моя лень. Я давно уже должен был придти, но никак руки не доходили. Вот в двухтысячном, например - я банально проспал. А потом уже и неохота стало...
- Проспал?!
- Да. Это как для тебя разбирать свою комнату - каждый день говоришь: сегодня я уберусь, стопудово. А потом, конечно же, не убираешься. Папаня меня затрахал уже - уже полтысячи лет нудит, а я не могу - лень. Вот поэтому и запущено всё так - войны, катаклизмы. Давно пора порядок навести. Он-то не хочет над этим работать... Надоело всё. Я уже взрослый, блин, давно, а всё шпыняют как ребёнка...
- Ну... - я осторожно похлопал его по плечу. - Бывает.
- Много ты об этом знаешь. - Его губы кривятся в улыбке, на сей раз неприятной. - Но в одном ты прав - я действительно пришёл на Землю с этой целью. Со страшным Судом.
- Ууух. - Выдыхаю я. Опираюсь рукой о раскалённую сковороду крыши.
- Клёво. - Говорю.
- И, - он смотрит прямо на меня. - У тебя тоже есть роль.
- У меня? - я затягиваюсь, выпускаю дым через ноздри - скурил почти до фильтра. - И в чём она состоит?
Меня уже ничто не сможет удивить, я так думаю. После всего, что было? Ха.
- Я же знаю, зачем ты здесь был.
- Да?
- Чтобы спрыгнуть с крыши.
Я нервно улыбаюсь - он прав. Но теперь-то...
- Самоубийство грех. Много веков в Чистилище, а может, и ад на вечность... - говорит он, и что-то мне не нравится в его голосе. Он слишком слащаво-грустен. - Я милосерден.
К чему этот пафос?
- И поэтому, я беру твой грех на себя...
Медленно, со скорбным выражением, он извлекает из-под "ночнушки" громадный чёрный пистолет. Направляет его на меня.
Сердце зависает где-то между рёбер.
Я громко икаю.
От испуга.
Поднимаю руки, осторожно отхожу от Иисуса. Чёрт, как он встал-то удачно - я оттеснён к краю...
Но за что, блин?
- Послушай... - Слова еле выдавливаются. - Я больше не хочу умирать и кончать с жизнью. Твоё появление спасло меня... раскрыло глаза на лучшую сторону этого мира, я... не надо... у меня же родные, близкие.
Он вздыхает.
- Чтобы я пришёл в мир, кто-то должен из него уйти. А ты убьёшь себя, не сейчас, так потом... Зачем усложнять мне и себе жизнь?
Дуло отслеживает каждое моё движение. Что за чушь, что за лажа?
- А как же... - Голос срывается. - То, что было?
- Было хорошо. Но я должен это сделать. Я ведь тебе помогаю, послушай...
- Я не верю. Это чушь, я слышать ничего не желаю. Опусти пушку.
Он подходит ближе. Я отступаю, почти на краю, чуть ли не цепляясь пяткой за тоненькую окантовку. Вижу, как в его глазах блестят слёзы.
- Не надо! Я хочу писАть, творить, жить. Я не хочу умирать, даже ради человечества. Это же нечестно! Даже если б ты не появился я... я может бы не спрыгнул с крыши, откуда ты знаешь?! Может, выпил бы себе пива, выкурил косяк, и домой бы пошёл, а?
- Нет.
Он поднимает этот чудовищный пистолет, блестящий на солнце.
- Прости.
- Это убийство.
- Нет.
- Да.
Отступать уже некуда.
- Ты сволочь. - Сиплю я. Даже одурение ушло, осталось лишь кристальное осознание того, что я сейчас умру. Он плачет. Милосердный, как же. Ну и тупизм, ну и ****ец!
Смотрю ему прямо в глаза.
Смотрю прямо в провал дула, где притаилась пуля.
- Ты дерьмо. А ещё Спаситель...
- Да. - Шепчет он.
- Ты ****ное дерьмо. - Я сплевываю, демонстративно. Ненавижу его. Сука. Сука.
- Да. Я - дерьмо. - Последний всполох голубых глаз, подёрнутых слезами.
Он спускает курок. Очень медленно.
И пуля попадает мне точно в глаз.
Выбивает мозги из головы.
Отдача швыряет меня с крыши.
Я парю.
Чувствую, как пуля вылетела из затылка, увлекая за собой то, что было в моей голове.
И мы с моими мозгами бесконечно долго падаем, проносясь мимо окон, и хотя я вначале отставал, но потом всё-таки догнал их, мои вышибленные мозги и кровь, и мы летим, кувыркаясь, к жёсткой земле, и у меня в голове одна-единственная мысль - кто из нас Иисус Христос, а кто - Иуда Искариот?
Я впечатываюсь в землю, разламываюсь на куски, превращаюсь в неживое месиво плоти и костей, но не нахожу ответа.
Какое же свинство, если разобраться...