Диспетчер:
- Борт № 7642?
- Да!
Диспетчер:
- Первого пилота, пожалуйста!
-Он пьян…
Диспетчер:
- Второго пилота…!
-Он пьян…
Диспетчер:
- Штурмана…
- Он пьян…
Диспетчер:
- Да с кем я разговариваю, мать твою?!
Ответ заплетающимся языком:
- С автопилотом!
Это было во времена СССР. Довелось мне как-то лететь в другой город на свидание с любимой девушкой... Время было такое, что всё было дефицитом, а дефицит распределялся по «слугам народа», по спец. удостоверениям, по блату, а жалкие остатки выбрасывались, как обглоданная кость в массы, том числе и билеты на удобный рейс и нормальный самолет. Сунулся я было в кассу, но билетов на нужный рейс, как всегда, не оказалось. Пришлось взять друга регбиста Сашку Согутовского и поехать в зачуханый мистечковый* аэропорт Жуляны, стоять грудью у амбразуры кассы в маленьком бункере помещения касс, а напирающую при каждом звуке в закрытой кассе, остервеневшую от ожидания толпу, в надежде, что «выбросят» билеты брони, сдерживал своей грудью мой друг регбист. Это для него был розыгрыш стандартного положения и не один ошалевший пассажир уткнувшись в его могучую грудь и увидев невозмутимое спокойное, чуть вспотевшее лицо, обречено покорялся и застывал за этим волноломом снаружи.
Была уже поздняя ночь, когда я с оторванными пуговицами, вместе с другими счастливчиками-обладателями билетов под завистливыми взглядами неудачников, которых ждала бессонная ночь у касс неуютного казенного крошечного аэровокзала этого воздушного полустанка, отдуплело отторчав в накопителе с народным лозунгом:
- Не хотите ль в накопитель? Накопитесь, и заткнитесь!- пешком поковылял к самолету.
Мороз был около 10 градусов с ветерком, мела поземка, лихорадочным светом подмигивало освещение взлетного поля, периодически стегая лучами по слезившимся глазам. Подойдя к небольшому, далеко не новому, самолету Ан-24 типа «летающая старая корова Склисс» стоявшему на краю поля, стал послушно в очередь и, притоптывая ногами от холода и нетерпения, дожидался своей очереди посадки, понуро засунув нос в поднятый воротник. От моего соседа впереди крепко пахнУло спиртным и, с каждым шагом, приближавшим меня к этой летающей развалюхе, запах спиртного усиливался. За два человека до стюардессы, проверяющей билеты в рай, ошалев от вони перегара, желая пожелать соседу лучше закусывать, я вытащил нос из воротника на мороз и, подняв глаза, понял свою ошибку. Запах шел не от соседа, а от стоящего рядом со стюардессой мужчины в распахнутом синем форменном кителе пилота, который, нетвердо держась на ногах, флиртовал со смущенной стюардессой на глазах у пассажиров, плетя какую-то ерунду, все более дурея. У меня голове лихорадочно, в такт с поземкой, завертелись мысли:
- Господи, да как лететь-то? Эта же скотина пьяна в дрезину!
- Да, но лететь-то надо!
- Так он же угробит уже на взлете, въедет в сарай аэровокзал с криком «банзай!»…
- Ну и хрен с этим «мудаком из сарая и его стюардессой Раей»!
- Ну да, а себя-то жалко как-то…
- Погоди, а что - другие не замечают этого камикадзе, чего молчат?
- Да нет – камикадзе это мы…»
Толпа покорно, монолитной массой, как бараны на бойню, вползала в самолет, не желаю доживать вороном оставшееся время в жутком склепе вокзала, а желая пожить некоторое время в небе пьяным соколом…
- Господи, ну эти – бараны, а я – чего? Я ж не баран… Почему не ухожу? Как загипнотизированный, ползу в пасть этому, беззубо чавкающему черной пастью люка, удаву-самолету, тупо глотающего очередного страдальца, отрыгивая перегаром пьяного извозчика…
Ну, хорошо, ну уйду я, но я уж точно никуда не улечу. Где я возьму билет? Эх, мать твою, все равно где пропадать – в самолёте или в аэропорту ради великой любви!
Как заколдованный, я сунул, вместо билета стюардессе, свою душу, и на негнущихся ногах шагнул во чрево этой старой летающей коровы. Запах перегара стебанул с мороза в нос из сизого тумана галдящего пьяного кабака. Я стал в проходе и ошалело протер глаза. Свет в салоне оставлял желать лучшего, поэтому захотелось навести резкость. Сзади наперли жаждущие тепла тел;, уронили мой зад на пронумерованное кресло, я завертел головой, медленно понимая, что опять что-то не так…. Практически ВЕСЬ ПАССАЖИРСКИЙ САЛОН БЫЛ НАПОЛНЕН ПЬЯНЫМИ ПИЛОТАМИ в синих лётных форменных кителях с нашивками.!!!… Эта посиневшая масса галдела, ржала, приставала к пассажирам…
Да-а-а-а-а!
Я ж вроде не пил…
Да и нет такого состояния, чтобы не двоилось, а многократилось! Дезориентированный мозг, получив очередную порцию для размышления, задвинул состояние животного страха в тёмный угол подсознания, колыхаясь в такт потряхивания на колдобинах взлетного поля, а потом - на воздушных ямах поскрипывающего воздушного тарантаса, чмокающего открывающейся и захлопывавшейся пастью двери багажное отделения, собрал из разговоров этих «зомби в форме» информацию, жизнерадостно шарахнул шаровой молнией догадки по извилинам:
- Да их же везут куда-то на учебу или черт-те знает куда, неважно… И, самое главное: возле стюардессы стоял один из этих расслабившихся охламонов, а не пилот - пилот трезв… Наверно!
С этой мыслью я и проснулся при посадке в пахнущую перегаром серость будничного утра в чужом городе, где всего одна единственная душа была родной. Где-то глубоко в душе шевелилось чувство удовлетворения, что ради нее, единственной, был готов к такому риску...
Чего не сделаешь ради любви и родного человека?
*от украинского слова - мистЕчко - городишко - мистечковый аэропорт - задрипанный, типа периферийного...