Три секунды до смерти

    – Пошёл!
    Ноги на подножке вертолёта. Восемьсот метров внизу. Совсем не страшно, никогда не боялся высоты. Ноги вместе, руки скрещены на груди. Кулак правой руки возле кольца. Повторяю про себя: «При отделении выдергивается стропа и запускает таймер. Прибор считает три секунды, я вместе с ним: «двести двадцать один, двести двадцать два, двести двадцать три». Купол раскрывается. Если купол не раскрывается, считаю ещё три секунды. Затем дёргаю кольцо и сжимаю его в кулаке. Купол раскрывается. Если купол не раскрывается, выбрасываю кольцо из кулака, дергаю кольцо на запаске. Если запаска не раскрывается… Ну, хватит! – Сгруппироваться. Легонько спрыгнуть, как с лестничной ступеньки…»
    Отделяюсь…
     «Господи, какой ужас!!!»
    Мне осталось жить три секунды.
    Картинка первая: Детство, мне шесть лет. Недалеко от дома проходит тополиная аллея. Высоченные, красивые тополя – сейчас добрую половину срубили. Между двумя рядами тополей пешеходная дорожка. У подножия деревьев густой кустарник, тоже в два ряда. По обе стороны аллеи автомобильная дорога: одна полоса асфальта туда, другая обратно. Дорога, стало быть, сразу за кустами. И вот я, такой деловой, несусь поперек аллеи через дебри кустарника по своим детским делам на ту сторону. Дорога, заросли, пешеходная дорожка, заросли, доро… Тпру-у-у! Притормозил. «Ф-х-х-х…» – ЗИЛ пронесся. Сантиметрах в тридцати от лица, и дико исходя клаксоном. А толку сигналить? И захотел бы водила, всё равно б не успел затормозить. Не встань я сам, как вкопанный, наверняка даже почувствовать бы ничего не успел. Спасла судьба. Визг резины, отборная ругань и приближающийся стук башмаков. Пора сматываться. Ничего, ноги молодые, удрал. Водила, наверное, пучок седых волос добавил.
    Одна секунда.
    Картинка вторая: Снова детство, девять лет. Старый дом под снос, рядом со школой. Сейчас на том месте стоит двенадцатиэтажный «муравейник». А тогда – пустая халупа с остатками русской печки. Один этаж, чердак, погреб. Пол почти весь разломан: как заходишь, едва не падаешь вниз. Мы в тех развалинах устроили детскую игру в войнушку. «Наши» обороняются на чердаке, «враги» атакуют с улицы. А пылищи-то на чердаке!… Да ещё и снизу взялись закидывать нас через слуховое окошко консервными банками, начинёнными уличной пылью. Тут я толкаю план: дескать, берем завалявшуюся веревку, привязываем к балке, спускаемся по очереди вниз. Нападаем из дверей и окон. Враг бежит. Ладно, привязали. Кто первый? И все смотрят на меня. Эх, была – не была! Поплевал на ладони, взялся за веревку и соскользнул вниз. Летел метров пять. До уровня пола и дальше – сразу в погреб. Пола-то нет, как такового. На дне погреба старая выломанная дверь валялась. Приземлился спиной аккурат на неё, точно вдоль. В десяти сантиметрах от головы – пара кирпичей. Снова судьба спасла. Наша война, конечно, сразу закончилась. Женька Петров, одноклассник, дотащил на себе прямо до школы, благо была рядом. Там взрослые, помогут. По дороге вырвало. Медпомощь, к слову, не пригодилась: ни одного перелома, только синяки. Оклемался и пошел домой своим ходом. Разве что пацаны на всякий случай проводили.
    Две секунды.
    Картинка третья: Первая девушка. Сестрёнки-близняшки. Милые, светленькие куколки. Света и Таня. Моя та, которая Света. Одну от другой отличал на раз, только в многочисленных «семейных» фотографиях всё время путался кто где. Чем изрядно их удивлял: оказывается, всегда было наоборот. Романтическая влюбленность и всё такое. Недолгий конфетно-букетный период. Потом дорвался до секса и вошел во вкус. Друзья уже ждали приглашения на свадьбу, и пикантно интересовались, не планирую ли я создать шведскую семью с обеими. «Мужчины – пошляки», – разве вы не в курсе? Наверное, надо было на ней жениться и сделать ребёнка. Или наоборот. Всё к этому шло, между прочим. А если точнее – это она определённо хотела меня на себе женить. Ну и ладно: фамилию бы после себя оставил. Хотя и дочка – тоже неплохо.
    Три секунды.
     «Ф-х-х-х-хлоп!» – Купол раскрылся.
     «И придёт же в голову такая галиматья!»
    – Вот так! – Вся жизнь перед глазами за эти три секунды.
    Новая знакомая смотрит большими, восхищёнными глазами. Можно брать её голыми руками.

    А теперь – хотите правду? Как всё на самом  деле было? Без всей этой красивой чуши, которую на публику рассказывают люди, никогда не стоявшие на пределе своей жизни? Слушайте ещё раз сначала.

    – Пошёл!
    Ноги на подножке вертолёта. Восемьсот метров внизу. Совсем не страшно, никогда не боялся высоты. Ноги вместе, руки скрещены на груди. Кулак правой руки возле кольца. Повторяю про себя: «При отделении выдергивается стропа и запускает таймер. Прибор считает три секунды, я вместе с ним: «двести двадцать один, двести двадцать два, двести двадцать три». Купол раскрывается. Если купол не раскрывается, считаю ещё три секунды. Затем дёргаю кольцо и сжимаю его в кулаке. Купол раскрывается. Если купол не раскрывается, выбрасываю кольцо из кулака, дергаю кольцо на запаске. Если запаска не раскрывается… Ну, хватит! – Сгруппироваться. Легонько спрыгнуть, как с лестничной ступеньки…»
    Отделяюсь…
    «Мне конец!!!» – Дикий, неописуемый ужас.
    Жить осталось три секунды.
    «Мне конец… конец… конец… конец… конец… конец…»
    Полсекунды.
    «Эй, а считать кто за тебя будет?! Немедленно сосредоточиться! Двести двадцать один – …конец… конец… конец… конец… Двести двадцать два – …конец… конец… конец… конец… Двести двадцать…»
    «Ф-х-х-х-хлоп!» – Купол раскрылся.
    При посадке сломал ногу: двойной перелом голеностопа. Пока не сделали рентген, был уверен, что просто вывих. Думал, сейчас вправят сустав и пойду домой. Отходить от шока и пить водку. Ага, попил. – Осколки костей на снимке. Водка дома осталась – сразу в больницу. Три недели в травматологии, плюс полтора месяца на костылях. На одном из костылей календарные зарубки, как у Робинзона Крузо: ровно шестьдесят четыре штуки. Позднее, когда вынимали железки, стягивающие кости, один винт сломался. Маленький кусочек, – извлечению не подлежит. Эх, костоправы… Теперь стопа ноет на погоду и иногда звенит в металлодетекторах. Народ в аэропорту смеётся, когда я на предпосадочном контроле делаю «ласточку», просовывая правую ногу в рамку.
    – Спрашиваете, было ли страшно? – Просто не с чем сравнить. Если не прыгали – никогда не поймете. Показать шрам на ноге после перелома?
    И после всего этого я прыгал снова.

    Послесловие:
    Вырванные из блокнота два разлинованных листка, исписанные фиолетовыми чернилами круглым детским почерком. Нашлись за клапаном полиэтиленовой обложки школьного дневника ученика 3 «б» класса, заботливо сохранённого родителями. Текст привожу добуквенно:
     «Явление жизни.
    В 1977 году, 27 мая, в пятницу.
    Шла игра в войну. Мы были на чердаке разрушенного одноэтажного наполовинуснесённого дома. У нас пыль стояла почти до самых ушей. Мы задыхались. Хоть одевай противогаз. Тогда мы взяли верёвку (она у нас была на чердаке), привязали её к бревну, а свободный её конец взяли в руки. Я стал по ней спускаться… А потом полетел вниз головой. Ударился я удачно. И мне почти не было больно. А наша верёвка была гнилая.»
    Что характерно: Ни одной грамматической ошибки и аккуратно расставленные жирненькие точки над всеми «ё». Это в девять-то лет. Так вот когда я начал писать…
    Женька Петров, тащивший меня на себе после падения, погиб в автомобильной аварии лет через пять после школьного выпуска. Жень, спасибо ещё раз. Светлая тебе память.

    Постскриптум:
    Петров Евгений в действительности учился в 17-ой средней школе города Владивостока: «Б» класс, выпуск 1985 года. Земля ему пухом…


© Дмитрий Владимиров, январь 2003г.