Утверждают, что за свою жизнь человек должен построить дом, посадить дерево и вырастить сына. Правда, называть это утверждением слишком сильно, скорее, это притча во языцех (предмет для общих разговоров), тем более, нерусского происхождения.
Русский язык – самый богатый в мире. Английский глагол «build», например, кроме значения строить, имеет ещё смысл временного продолжения - создавать. Глагол «plant» (посадить) имеет ещё и множественное усиление – заложить сад, т.е. вырастить деревья. Но в вопросах наследственности и воспитания детей английский язык конкретнее: родить – это «give birth», а вырастить - «bring up». Это только у птиц существует гнездовой паразитизм на уровне инстинкта. Для человека в родословных вопросах не может быть двусмысленности.
За прожитую жизнь у меня было не так и много домов, которые я мог бы назвать родными, т.е. такими, которые строил сам или строили, в том числе, и для меня.
Первый Дом - новгородский.
Я прожил в нём с рождения. Дом располагался на окраине города - почти деревенская идиллия и сгорел 19 декабря 1995 года. Число очень важно, так как именно в этот день меня, здорового, в общем-то, мужика, но в хорошем запое, из которого я уже выходил, «родная» стерва уложила в психушку. Причём отправка сопровождалась такой ненавистью и желанием, которые мне долго потом было не понять.
Главное, что мне было непонятно, зачем она сына заставила врать, что я нападал на неё. Надо ведь сообразить было сделать бутафорию в прихожей – кровь, сломанная мебель. Я руки никогда не распускал. Словами, да, мог крепко обидеть, но руку поднять на человека не мог, тем более, вооружённую.
Интересно, в словаре Ожегова стерва - мужского рода, а я всегда считал, что оно подходит лишь для женщин. (Стерва – подлый и непорядочный человек).
Дом сгорел в тот же день. Видно, дух матери (она умерла уже давно в 59 лет) не смог вынести издевательства над её любимым сынком и пожаром выразил своё возмущение. О моих детских и юношеских годах в отчем доме нужно говорить отдельно, здесь это не главное, хотя в нём была зачата дочь.
В 18 лет я уехал в Ленинград как городская достопримечательность: капитан команды КВН – чемпион города, заместитель председателя городского комсомольского штаба, начитанный, с отличным средним образованием, идейный (непьющий, некурящий) и наивный, токарь-универсал 3 разряда (хрущёвский выпуск).
Одно из стихотворений, написанное тогда, в последний мой новгородский май:
«Счастье искала ручка – пять лепестков сирени. Мечтала о чём-то девчонка, встав у куста на колени. Ей виделся принц заморский, на корабле летящий, багровой зари полоски – мечтала она о счастье. Гадала на небе синем, ещё не успевшем выцвести. Не знала она о Грине, хотела скорее вырасти. А ветерок, журчащий, пел ей про вечер весенний, и где-то качалось счастье – пять лепестков сирени».
И куда подевался тот мальчик?
Политехнический институт я окончил с отличием и имел хорошие перспективы остаться в аспирантуре на кафедре математике, причём с компьютерной, как сейчас ясно, темой (специализация - теория вероятности) и заниматься комфорным отображением, жить в своих виртуальных мирах и многомерных пространствах.
Но рождение дочери и женитьба заставили меня избрать другой путь, по своим перспективам, кстати, не худший. Я защитил дипломный проект и распределился в один из ведущих НИИ Минсредмаша, расположенный в пригороде Ленинграда, получив жильё в городке-спутнике М. и место инженера-исследователя в отделении высоковольтных ускорителей, где хорошо вписался в коллектив. Запас знаний и трудолюбие у меня были завидные.
Дипломных проектов я, кстати, сделал два. С.-доцент ЛПИ и ведущий специалист НИИ, где я уже обитал с третьего курса, был не доволен моей женитьбой и сказал, что не сможет оставить меня в Питере. А первый диплом был хороший - синхротрон на сверхпроводящих качающихся магнитах. Тогда не было много компьютеров, матрицы перемножали вручную. Устойчивость многокилометрового пучка протонов считал я. Начал я эту тему ещё на 4-ом курсе. Перед началом официального срока дипломного проектирования С. мне сказал об отсутствии для моей семьи жилья, а через неделю ему на голову сук упал во время грозы.
И я, и тема остались без руководителя. Идея принадлежала С., и оказалась больше никому не интересной. Никто не захотел её продолжать. Но меня не выбросили из НИИ. Предложили новую тему. Я сделал новый дипломный проект тоже по динамике пучка заряженных частиц, но низкоэнергетического ускорителя для прикладных целей. Всё получилось ещё удачнее, хотя в первом случае был не дипломный проект студента, а кандидатская диссертация.
После пятилетней жизни в общежитии собственная комната в коммунальной квартире рядом с работой – не такое уж плохое начало для строителя Дома. Беда лишь в том, что прораб оказался неумелый, инфантильный и слишком самоуверенный, а проживание в одной комнате с детьми никогда не укрепляет супружескую привязанность.
Женитьба - самая серьёзная, даже трагическая ошибка в моей жизни. О чём я думал, когда связывал свою жизнь с женщиной из иной социальной среды и с недоразвитым уровнем интеллекта?
Было желание иметь крепкую семью, «надёжный тыл», и оно было поставлено мною выше карьерных и материальных факторов. Правда, я не учёл, что девчонка с 15 лет жила по общежитиям и углам, и формирование её личности большее время прошло в среде далёкой от патриархальных традиций, на которые и был мой расчёт. Да и в её роду, если бы я осмотрелся, как следует, не было ни одной мало-мальски стоящей семьи, не только в материальном, но и в нравственном смысле.
И ни одной счастливой семьи, обозревая её род уже сейчас, я не вижу. Почти во всех поколениях все семьи – неполные. Впечатление такое, что семья для её рода – невозможное понятие. Её же семья (родители, сестра) для меня – это была другая цивилизация. Но видно это судьба.
Летние каникулы после второго курса я в составе бригады однокурсников студенческого строительного отряда «тянул» ЛЭП в Демьянском районе Новгородской области.
ЛЭП эта была, конечно, не та, что в песне Добронравова «ЛЭП-500». «ЛЭП-500 - непростая линия, и ведём мы её с ребятами по таёжным тропам лесным». Но устанавливать высоковольтные десятиметровые столбы на 35 кВ тоже достаточно серьёзное занятие. Семеро пацанов-дилетантов соорудили несколько километров высоковольтной линии за месяц, показывая чудеса трудового героизма. До сих пор где-то у меня дома лежит вымпел «Лучшему бойцу областного ССО «Энергия».
Демьянский район - беслесый холмистый. Валдайская возвышенность. И прогулка по столбам ЛЭП собственной установки - впечатляющее путешествие. Когда на заходе солнца, усталый за день, откидываешься на страховочных ремнях, упираясь когтями в сырую смоленую древесину, и видишь уходящий вниз холма поток белесых проводов, по которым скоро в деревню Твердово (там мы жили) впервые придёт электричество, испытываешь истинное удовольствие от собственного труда.
Это была моя вторая студенческая стройка. После первого курса я был на Енисее, где участвовал в строительстве железной дороги Ачинск-Абалаково.
Стройка на Валдае была совсем другого плана. Без полувоенной дисциплины, без полчищ сумасшедших комаров и другой поганой живности, а, главное, занятие было фактически по будущей специальности. Тем более, если его сравнивать с трудом чернорабочих студентов в Сибири.
Там, только наш Кемский отряд составлял более 100 человек. Один раз я самостоятельно ушёл в тайгу по грибы. Был скандал. О спиртном разговора не было. Его и достать-то было негде.
На Валдае свободное время, которого было не так и много, мы проводили, кто как хотел. Я с приятелем, в основном, учился пить водку под руководством трудновоспитуемого подростка. Был такой в нашей бригаде. Из эмалированной кружки на берегу ручья мы впервые в жизни выпили по 250 грамм водки сразу.
А в церковные праздники, которые ещё отмечались тогда в Твердово всей деревней, нас до умопомрачения напаивали самогоном. Каждый хозяин старался крепко угостить студентов и договориться подключить свой дом к линии, сделать внутреннюю проводку, что в наши обязанности не входило.
Никогда не совпадает всё.
В Сибире работа была чёрная, но был дух романтики, и стихи поэтому рождались сами:
«Тайга тревожно дышит туманами ночными. Нема и неприветлива тайга. Окутанная дымом она для нас отныне зовущей песней будет навсегда. Подъём, линейка, трасса, и день летит как час. Такие наши будни, а ночью у костра так хорошо мечтать и думать, думать, думать. А искры к небу мчатся. Обугленные песни дымятся у костра. Ты извини не часто с таёжной нашей стройки, сухие очень строки шлёт Красноярский край. Нас утром провожают дымком своим в тумане разбросанные угли по утренней росе, и в призрачной пижаме над елями лохматыми какой–то беспробудно сияющий рассвет. И пусть немые кедры людей не очень любят. Мы в сто лужёных глоток кричим: «Тайга проснись! Мы тянем трассу к солнцу. Мы тянет трассу к небу. Мы делаем дорогу, дорогу в коммунизм»!
Стихов и песен из Сибири я привёз много. Они все в том же духе.
В Твердово стихов не было. Чаше всего по выходным мы прогуливались в соседнее село Ильина гора - большое древнерусское село на Валдае, недалеко до Селигера. Там я и встретил свою будущую жену, которая работала на колхозных полях от Новгородского полупроводникового завода. Здесь не было особой романтической любви. Всё происходило в гуще народа даже валяние на нарах, которые использовались как постели. Нельзя сказать, что оба воспылали внезапной любовью. Я её выделил среди остальных девчонок. Она же, если к ней пристал бы кто-то другой из нашей питерской компании, пошла бы с этим другим.
Это я осознал позже, уж слишком молодо я тогда выглядел. Это было несколько дней приставаний неопытного в сексуальном отношении студента к созревшей, но тоже ещё не совсем опытной женщине, выросшей в крестьянской семье и уже три года жившей самостоятельно в Новгороде.
Мне было 20,5 лет отроду, ей почти 22.
Работали мы-студенты действительно хорошо, но вёли себя развязно. Выпросили у председателя молодого жеребца с бричкой, сделав ему дома электропроводку, и разъезжали на ней по деревням. Появлялись пьяными, где угодно.
Несколько дней «гудели» потом в Валдае в компании прощелыг из штатного контингента рабочих. Ждали зарплату. Ели украденного по дороге гуся. Крали как Паниковский, также с погоней вслед за БКМ (бурильно-копательная машина), установленной под горочкой. Во время я сообразил вырваться из этого вертепа и уехать в Новгород на попутном рефрижераторе.
Там мы встретились вновь, и в родительском доме я первый раз в жизни переспал с женщиной. Таких встреч потом было немного. Она проживала «по углам», а в начале сентября я уехал в Ленинград.
В октябре она написала мне, что она беременна.
Что я должен был сделать в этой ситуации? Бросить институт и объединиться с человеком, с которым нет никаких общих интересов и целей? Я ответил: «Нет, я не готов». Даже мать, которая любила меня больше всех, прислала мне какой-то рассказ о точно такой же истории. Она слёзно сетовала мне учиться и не думать ни о чём.
Тем более, это уже был не первый случай, когда меня хотели женитьбой привязывать к себе. Хотя там была просто шутка. М.–первая ученица нашего класса, с ней мы больше года объяснялись в любви, как-то похвастала девчонкам, что я самый умный в классе, и она сделает меня академиком, когда станет моей женой. Девчонки, конечно, мне тут же это всё сообщили. Я прервал с ней все отношения.
Потом два года ходила она ко мне в общежитие на Лесном, просила извинить её. Она поступила в университет на химфак, сейчас доктор-профессор, смеется, говорит, что дети бы у нас были хорошими.
Все умные женщины почему-то любили меня. Почему с умными женщинами у меня всегда получались отношения, но я их отвергал? Философия моя, видно, ущербная. В семье умной должна быть жена. Мужчина должен быть энергичным, сильным и трудолюбивым.
Я забыл об этой любовной истории.
Кроме учёбы меня тогда ничего не интересовало. Наваливался один предмет за другим, и мне просто было интересно разобраться и в квантовой механике, и в теплотехнике, и в политэкономии. Я учился как одержимый – получение оценки «4» для меня было большой неприятностью. Кстати, их у меня почти и не было. Я всегда получал повышенную стипендию.
И так, учебник за учебником. Сколько же я их съел? Тогда у меня была колоссальная память. Я мог, прочитав книгу, повторить всё, ну если не слово в слово, но суть изложить, мог вполне.
Третий курс – это был мой звёздный час. Тогда на меня стали обращать внимание в институте и не как на придурка, а как на перспективного инженера. Я начал заниматься наукой. Стал не просто студентом, а человеком, умеющим учиться и работать по вечерам на кафедре.
Однажды попал в историю в общежитии. Пьяная драка. Потом была разборка на кафедре. Ш.-доцент кафедры техники высоких напряжений говорит, что они, когда были студентами, доски классные воровали для того, чтобы заниматься в общежитии, а мы там только пьём. Он не понимает, почему. А я выступил и сказал, что нагрузка на факультете малая, вот все и бесятся. На том и кончилась проработка. Правда, меня за участие в этой истории и за такое выступление выкинули из списка делегации студентов в ГДР, но, в принципе, всё окончилось благополучно. Хотя на факультете со мной многие перестали разговаривать.
Каникулы после третьего курса я провёл в Новгороде, ни разу с ней не встретившись. Работал на вакуумном заводе. Упаковывал кинескопы. Тусовался со школьными друзьями.
На четвёртом курсе, зимой пришло письмо: «Не хочу ли я посмотреть на свою дочь»? Адрес: ул. Народная, квартира её тетки по отцу.
Зачем я тогда откликнулся и пошёл туда? Не знаю. Прошло полтора года. Никакой привязанности не было. Тяги тоже. Подвела меня появившиеся в излишке самоуверенность и вера в свою исключительность. Мне самому надо было искать уютную и надёжную крышу, а я решил дать её другим. Возможно, чувство одиночества, отсутствие семейных связей и домашней защиты сыграло свою роль.
Мы расписались. Свадьбу гуляли у меня в родительском доме. Она там и поселилась, продолжив работу на заводе химиком-лаборантом, т.е. сама себя обеспечивала. Для меня же практически мало чего изменилось. Я стал только чаще ездить в Новгород.
Это был четвёртый курс института. Я, действительно, был так увлечён своими институтскими делами, что особо и не придавал женитьбе значения. Это была, как бы, женитьба на будущее. Сейчас я даже не помню чувств, которые я испытывал к ней в то время. На чувства у меня обычно память хорошая, если они, конечно, были.
Женщина должна испытать любовь, хотя бы раз в жизни. Она мечтает о любви, которая может длиться и непродолжительный срок, но запоминается на всю жизнь. В семейной жизни такой период бурной любви должен присутствовать обязательно. Для этого и существует медовый месяц. Если его не было в её жизни, женщина будет его искать.
У нас медового месяца не было.
На курсе никто не мог понять, зачем мне нужна была эта женитьба. Все искали меркантильность, хорошее приданое. А там - голытьба, без родословной и корней.
После пятого курса мы сняли комнату на Пражской. Моя мать прописала её под Ленинградом, в Новолисино. Там были дома Управления, которым она командовала в Новгороде. Я занимался дипломным проектом, она стала работать на Электросиле. После получения диплома и распределения мы поселились в М.
Дочка пошла в детский сад. Жене я нашёл работу на производственной базе Технологического института. Сам нашёл. Работа недалеко от дома. Потом уже я узнал, что более развратного места, наверное, в Ленинграде тогда не было. Работа там была в смены - день, вечер, ночь с последующими отгулами. Я сам создавал условия развития её наклонностей.
Я получил свои 130 рублей (плюс квартальная премия), и хотя потребности наши были не велики, денег, конечно, не хватало. Искать приработок по специальности тогда я не умел, да и не хотел. Я весь ушёл в работу, сдал даже экзамены за три курса в Университет, хотел получить второй диплом, но потом передумал.
С работой мне повезло. Я сразу стал ведущим инженером по инжекторам линейных ускорителей. За два года закончил три-четыре интересные темы с публикацией материалов за границей и в таких серьёзных журналах как ЖТФ, ПТЭ. Поступил в заочную аспирантуру.
Зарплата в лаборатории у всех молодых специалистов, да и у других сотрудников, тогда была не высока, поэтому постоянно обсуждалась тема дополнительных доходов. Гуляли слухи о хороших заработках в колхозах на строительных работах.
Через год я ушёл в первый свой отпуск. Провёл его в её родной деревне. Ловил рыбу на Луге. Одновременно, решил узнать, нет ли каких работ в колхозе. Мне сказали, пожайлуста, ремонтируйте телятник в соседней деревне.
Это я рассказал на работе по приезде домой. Сразу компанией мы вернулись обратно. Заключили договор и начали работать. У меня ещё оставалось две недели отпуска. Работа была выгодная. Зарплата 30% от сметной стоимости работ. За две недели я заработал около 600 рублей. А это мой, почти 4-х месячный, заработок в НИИ. При этом во всех делах мы были дилетанты, специалистов - строителей среди нас не было.
На будущий год мы ехали уже, имея в своём составе каменщиков и плотников. Бывшая бригада разделилась пополам. Такие деления происходили каждый последующий год. Активные члены бригады, присмотревшись, понимали, что лучше дело организовывать и вести самому. Наибольший доход имеет тот, кто всё организовал и руководил. Только наряды на дополнительные работы приносили существенный доход. Средний заработок за отпуск (1,5 месяца) составлял тогда около 1500 рублей.
Строительных бригад в том районе с моей подачи через несколько лет уже было множество. В основном, работали инженеры нашего НИИ. Мы же, работая в дальнейшем, всегда брали с собой хороших специалистов. У них заработок получался также много больше, чем на стройке в городе. Через десять лет я поинтересовался и узнал, что такие бригады были уже по всей Новгородской области. Практически мы вытеснили чеченцев, которые тогда промышляли такими сезонными работами, лишь на зиму уезжая домой к семье.
Пять лет каждое лето ездил я на приработки, но потом сообразил, что надо или работать по специальности, или уходить целиком в колхозное строительство. Отнимала больше времени не сама работа, а её предварительная организация и завершение. Аппетит рос, масштабы работ увеличивались, и за один месяц закончить начатое строительство уже не удавалось. Получить же хорошую плату за незавершённую работу было невозможно. На последней такой халтуре я заработал около 3-х тысяч рублей.
Я выбрал первое. И не ошибся. Скоро я уже стал начальником группы по экспортным поставкам. Начал ездить за границу. Побывал в Югославии, в ГДР, в Венгрии. Заработок у меня стал за 300 рублей. Причём ещё достаточно хорошо я зарабатывал на изобретениях. За одну из заявок получил тогда по возможному максимуму, причём в валюте. В переводе это составило более 20000 рублей единовременно.
С поэзией мы на время расстались, если, конечно, не считать ею стихотворчество для стенгазет и капустников. Например, таких:
«Попивая пиво раки, речь вели о токамаке: «Я могущественный маг, я построю токамак»! Отвечали: «Это враки. Трудно делать токамаки. Ты сидишь в своей клоаке, не выращиваешь злаки, забиваешь только баки болтовнёй о токамаке». Он ответил: «Сам дурак. Скоро будет токамак. Знают старые рубаки, если дан сигнал к атаке, смело ввязывайся в драку на подходах к токамаку».
Та первая стройка телятника и стала бедой для меня и моего Дома. Хотя беда прорастала раньше. Семья – институт серьёзный, и подходить к нему надо соответственно. Семья может строиться на любви или уж, по крайней мере, на уважении супругов. Если этого ничего нет, то со временем при исчезновении других связывающих факторов (взаимовыгодное существование, общие интересы, дети) она рухнет.
Хорошо сказано: «Уходя, уходи». Полтора года человек держал обиду на другого, бросившего его. Пытался как-то устроить будущую жизнь свою и ребёнка. Жил своей жизнью. Потом снова 1,5 года жизнь в разных городах. Такой трёхлетний период зарождения семьи не мог сказаться на её крепости. Тем более, общих интересов, кроме собственно семьи, за это время у супругов не появилось.
Через два года семейной жизни в М. родился сын. Мне бы оглянуться, а я же был нескончаемо этому рад и ни о чём думать не хотел.
А задуматься тогда было над чем. За девять месяцев перед этим я был командирован в совхоз. На обычные в то время осенние сельхозработы. Домой приезжал иногда на выходные, а ранее летом жена сделала аборт. Весной меня опять-таки дома не было. Если бы тогда я над этим задумался, можно было ещё начать строить новый Дом, покинув такого «верного» напарника.
По маленькому ребёнку трудно определить похожесть на родителя. Малые - они все похожие. Схожесть проявляется в юношестве, и если не внешняя, то внутренняя всегда – характер, наклонности и способности. Дочь – та моя копия. И внешне, и внутренне. Здесь же было много поводов для раздумий. Уж совсем не похож был сын на меня. Моих генов у него не было.
Она знала это. Если в начале, когда трудно ещё точно определить отцовство, сомневалась, авось пронесло, то потом поняла стопроцентно. Я не ханжа и верность супругов не считаю за главную добродетель, но в первые годы совместной жизни им должно хватать друг друга. Иначе, зачем они поженились.
Интересно устроен человек. Он может быть отличным аналитиком, хорошо просчитывать варианты развития событий, давать советы другим, но в собственной жизни свои способности старается не применять.
Так было у меня с политическим мышлением. Я знал, что главный критерий истины - практика. Хорошо понимал, что в экономическом развитии мы сильно отстаём от запада. «Экономика определяет всё». Вывод напрашивался сам собой – социалистическая система, в советском, искусственном её виде, не жизнеспособна. Но, начитавшись газет, наслушавшись радио, я уходил от этих мыслей, воспринимая совсем другие: «только советская нация будет и только советской расы люди». Также и дома, я гнал от себя любые мысли о неверности жены.
Любой сразу подумает, что причина лежит во мне как мужчине. Смею заверить нет. У меня были женщины умные и красивые, с которыми закручивались романы, отнюдь не платонические.
Я не хочу превращать это повествование в описание её любовных утех. По-видимому, секс был единственной её страстью, которой она отдавала душу, и тяга к нему, наверное, появилась ещё в юношестве, а, может быть, была наследственная.
Я верил ей, находя любым возникающим поводам другое толкование. Мысли о том, что я всю жизнь жил в кукушкином гнезде, появились уже после смерти сына, когда уже достаточно трудно доказать свою правоту простыми анализами.
Если говорить юридическим языком, она нанесла мне моральный и материальный ущерб, который трудно оценить. Лишила меня возможности продолжения рода.
А род мой по матери достаточно интересный. Прадеды мои Родзевичи входили в руководство польским восстанием 1862 года. После его разгрома Указом Александра II вся семья Родзевичей была истреблена под корень. Добрые и умные люди, однако, спрятали в Вильно маленького Антона Родзевича. От него появился Бронислав, от Бронислава – Станислава-моя мать. Дед был расстрелян в 1937 году «отцом народов». Мать из детдома для детей врагов народа поступила в медицинский институт, который кончить ей не дала война. Оказавшись на оккупированной территории, она была вывезена в Германию, откуда её привёз в Новгород мой отец. Да и отец мой, если сравнивать его с тестем, несмотря на такое же крестьянское происхождение, отличался смекалкой и природным умом.
Возможности продолжить линию Родзевичей лишила меня сексуальная озабоченность моей жены. Это не должно остаться безнаказанным.
Многое, из не понятного мне прежде, сразу прояснилось. Когда сын подрос, что только я мог не замечать его отличие от меня, она стала сходить с ума. Может быть, кто-то шантажировал её, подогревая страх расплаты. Боялась она не меня. У этих барышень, родившихся в патриархальной среде, боязнь одна – молвы своей деревни. Раньше дальше служанок или гувернанток они не вырастали. Даже став проститутками, а чаще всего этот тип деревенских женщин ими и становился, они боялись иметь о себе дурную славу в родной деревне.
Меня всегда удивляло её желание выставить мои недостатки наружу. Ей нужен был я со славой или сумасшедшего, или, по крайней мере, алкоголика. Это было хорошим объяснением причин её распутства.
Я никого, кроме себя не виню. Это наказание за легкомысленное отношение к жизни. За самоуверенность и зазнайство.
Когда появилась экономическая свобода, и на границе был поднят железный занавес, я на свой страх и риск выехал на работу в Германию. Начальство было категорически против моего выезда по персональному приглашению Siemens. Выезжая, я знал, что рву все связи с НИИ. Почти четыре года продолжалось сотрудничество с кабельным заводом в Шверине. Работа была выездная – модернизация ускорителя и его сервисное обслуживание. Самый лучший вариант. Живёшь фактически дома, а туда ездишь получать деньги. Это я утрирую, конечно, приходилось много работать и быть там месяцами, но оплачивался труд хорошо. За всё время было заработано сотни тысяч DM. Вот только куда они делись? Не знаю. Всё ведь привозил домой. В этот период мы жили, ни в чём себе не отказывая. Может быть, это и сгубило сына.
В 17 лет, как помню, купил мне отец ботиночки за 9 рублей, костюм за 30, и я был не сравнено счастлив. У него же было всё, что он мог пожелать. Машина, гараж – всё, оформленное на него. Одежда, обувь – всё импортное и HF. О питании и разговоров нет. Ящиками я привозил из Германии продукты, о которых раньше мы и не слыхивали, а в ларьках такие ещё не продавались.
Всё это не способствовало к саморазвитию молодого человека, к желанию учиться или работать. Хотя такого желания, да и, вообще, любознательности, чем все отличались в нашей породе, у него никогда и не было. Наличие многого не требовало усилий, чтобы выделяться среди сверстников. Утверждаться обычными способами ему нужды не было.
Но скоро я крепко поссорился и навсегда разошёлся со своим напарником по работам на Siemens. Ссора стоила нам продолжения работ в Германии.
Кончилась денежная работа. Запаса средств не было. В России за это время я ничего не развернул. В НИИ возврата не было. Была надежда на сотрудничество с американцами. Накануне ссоры я ездил в США. Но там ничего не вышло по той же схеме, как в Германии, а оставаться жить в Штатах я не хотел.
Ситуация у меня была патовая. Работы не было. Фирма, которую мы создали с партнёром для обеспечения работ на Siemens, после наших распрей была не жизнеспособна. Даже для своего формального существования она требовала средств. Деньги кончались. Идей не было. Я стал крепко запивать. Не скажу, чтобы очень уходил в загул, но вино сухое потягивал ежедневно.
Главное, чего не было – это плана дальнейшей жизни. Не было рядом человека, который мог бы помочь развернуть фирму на другое, пускай менее значительное направление, например, торговлю. Немного денег ещё оставалось, под хороший бизнес-план можно было бы взять кредит в банках, где проходила наша деятельность с Siemens. Тем более, была машина, гараж. Развернуться была возможность.
Весь год ушёл у меня на противостояние с партнёром, который, в принципе, обокрал меня. Пока я был в Штатах, он съездил в Германию, довёл начатую работу до конца и получил все деньги, в том числе и за ранее сделанную работу.
Странная черта есть у меня. Вместо того чтобы стерпеть обиду и искать конструктивные решения, которые давали бы возможность двигаться дальше, при появлении несправедливости в отношении себя я, закусив удила, начинаю бурную деятельность против обидчика.
Кого только я не подключил к решению своей проблемы: и руководство правления Siemens, и консульство Германии, и прочих. Добился я того, что не только партнёру закрыли въезд в Германию, но закрыли и радиационную линию по производству судовых кабелей, которую мы соорудили, судя по тому, что вскоре её продали итальянцам.
Ускоритель и линия получились действительно уникальными, прежде всего потому, что не было ограничений в материалах и комплектующих узлах, а также в квалификации специалистов, которых мы привлекали к работе. Материальная заинтересованность решает очень много.
На этот ускоритель ушло более 10 лет моей жизни. В него была вложена часть моей души. Ещё в Союзе я получил за него Золотую медаль ВДНХ.
Справедливости я не добился, но за этот год выдохся основательно.
Зимой этого года дочь вышла замуж. А, главное, к нам зачастила сестра жены. Это тип ещё более выраженной деревенской индивидуальности, заброшенный в городские условия. Необразованная (она сумела окончить всего 8 классов), грубая по природе и манерам поведения, но со страстным желанием властвовать. Полной семьи у неё не было. Была дочь, которая вышла замуж, и маме надо было искать место для раздельного проживания, так как жизнь с молодыми, которые уже обзавелись ребёнком, в одной комнате коммунальной квартиры была немысленна. В деревне она считала себя главной хозяйкой, поэтому я и перестал туда ездить.
Что ей нужно было от нас? Не знаю. Скорее всего, помощь в решении жилищного вопроса. В это время мы проживали втроём в хорошей трёхкомнатной квартире, которую я получил от НИИ. Дочери приобрёл комнату в центре города. Затем она обменяла её и однокомнатную квартиру мужа на двухкомнатную квартиру. Этот год жена, в основном, пропадала у них. Помогала делать ремонт квартиры.
В этом же году ей исполнялось 50 лет. По работе во вредных условиях она получала право преждевременного выхода на пенсию. Практически она получала экономическую независимость, так как её небольшая зарплата лаборанта удваивалась.
Но на эти средства семьёй жить трудно. Переходить от жизни без финансовых ограничений к жизни без денег не легко. Я же совсем ничего не делал, пропивал остатки. Выражал своё недовольство решением жилищных проблем её сестры без моего участия так, что закрыл ей дорогу в свой Дом. Обзвонил всех родственников и передал им своё возмущение вмешательством в нашу жизнь. Больше она у нас не появлялась.
Проблему жилья они решили. Купили сестре однокомнатную квартиру. Скорее всего, заложив родительский дом в деревне, чтобы получить ипотечный кредит. Я же стал врагом не только для неё, но и для своей жены.
Самое страшное, что она начала настраивать против меня сына. При отсутствии денег и моём безделье это было сделать не трудно. В молодости я сам, будучи без средств, возмущался, когда видел, что деньги, которые бы мне очень пригодились, просто пропиваются.
Интересно, что, когда я не пил и пытался заняться делом, злости на меня выплёскивалось ещё больше. Она не хотела со мной даже разговаривать, решив вылечить меня от пьянства. Долго уговаривала врача психдиспансера положить меня подлечиться. Не думал я, что у неё что-то получиться, но получилось.
Месяц я отлежал в психушке. А, выйдя, нашёл первую попавшуюся работу слесарем-теплотехником. Но работать просто слесарем, конечно, было мне мало.
Я стал изучить проблемы теплоснабжения, провёл анализ систем в М., где указал на слабые места в организации работ при эксплуатации и ремонте. Несколько листов с предложениями по снижению себестоимости услуг поставки тепла направил на имя губернатора Санкт-Петербурга. Предлагать что-то внутри подразделения было бесполезно, так как речь шла о разбазаривании средств и простом воровстве.
По результатам этого анализа я выдал целую серию статей, которые были опубликованы (14 публикаций) в ведущих городских газетах. С работы меня, конечно, уволили, но имя в городе я приобрёл. По крайней мере, эти публикации инициировали замену почти всего руководства «Лентеплоэнерго».
Жена успокоилась в отношении меня. Клеймо алкоголика и психа она мне приклеила. Со вторым я разобрался достаточно быстро, настояв на проведения психиатрической экспертизы. Её сделали на самом высоком уровне, и не нашли у меня каких-либо отклонений или заболеваний.
А первый момент меня особо не беспокоил, да и сейчас не беспокоит. Я хорошо знаю себя. В любом деле я отдаюсь увлечению до конца. В работе я трудоголик. В любви теряю голову. Любым хобби я тоже не могу заниматься систематично.
Я могу бросить и забыть обо всём, отдавшись любимому на сегодня делу, и не останавливаться днём и ночью, пока не доведу его до конца. Плохо то, что я не умею переключаться, а ещё хуже, что нет у меня инстинкта самосохранения.
Пьянство же как средство снятия стресса, к которому я привык ещё в институте, немного из другой оперы, но в моём случае имеет такой же характер временного увлечения.
Но её заботами это в дальнейшем всё же сыграло свою роль во время выборов в Законодательное собрание, куда я баллотировался. Даже при этом, я проиграл всего 245 голосов во втором туре (75 000 избирателей). Возможность же получить мандат тогда была очень велика. Мандат муниципального депутата я получил, и это мне не помешало. Меня хорошо знали в М.
В доме же было затишье перед грозой, и она разразилась.
Летом убили сына. Зарезали и выбросили еле живого с пятого этажа. Уголовное дело – туманное. Его сразу пытались свернуть на бытовое. Сам выпрыгнул! Тем более, от армии он уходил через Институт Бехтерева. Это была инициатива жены. Я же хотел, чтобы он служил в Армии.
С помощью знакомых к этой уголовной истории удалось привлечь отдел по особо опасным преступлениям ГУВД. Они разобрались, но время было упущено, кто-то ударился в бега, что-то исчезло, и практически дело осталось не закрытым. Наказан был один из участников убийства и то по статье за ограбление. Можно долго писать об этой криминальной истории, но человека, погибшего таким молодым, уже не вернёшь.
Куда летим, не знаем мы. Живём на поле сатаны. И где начало, где конец, не знает даже тот творец, который создал этот мир, не показав ориентир. Ты полетел не вверх, а вниз, задев обшарпанный карниз. Поставил точку на земле... А стоит ли тебя жалеть? В Чечне погибнуть мог, но Он сам выбирает полигон. Да. Ты хорошим парнем рос, уснул, постель твоя – погост. И из цивилизации земной пытаешься поговорить со мной. Но не исправен телемост, в стране, где всё - сплошной погост. Не вырастают пацаны на полигонах сатаны.
Больше всего в этой истории меня поразило поведение жены. Убийство произошло в день её возвращения из деревни. Когда ночью позвонили из милиции и сообщили о происшествии, она, как будто, была готова к такому сообщению. Возможность срочно выехать в больницу была, но она дождалась утра, и только на первых автобусах поехала в больницу, где уже всё закончилось. Да и дальнейшее её поведение внушало мысль, что она, как бы, довольна таким исходом. Груз свалился с плеч. Как она не хотела писать отчество на могильном памятнике, но я настоял, что у человека должно быть отчество.
Этим уголовным делом никто всерьёз и не занимался. В нём много неясного, много действующих лиц. А Прокуратура не рассмотрела даже версию возможной организации этого убийства, теми, кто больше всех был заинтересован в этой смерти. Но дела об убийствах, слава богу, не имеют срока давности. Будет заявление, будет новое расследование.
Меня часто мучает вопрос о наказание за совершенные грехи. Сколько мы знаем людей, которые нарушают не только 10 заповедей Христа, но и все возможные общечеловеческие нормы, а соответствующего наказания они при жизни не получили.
Возьмём Сталина или Гитлера. Страшнее преступников в современной истории не найти. Миллионы душ загублено ими, но возмездия не было.
Разговоры про ад – это для маленьких детей. Если преступление совершено в этом миру, то и наказание должно быть адекватным и в нём же.
По-моему, рассматривать человека надо не как индивидуальность, а как сообщество людей, объединённых генами со своими предками и потомками. Тогда и ответственность за любого члена такого сообщества несут все.
Возможно, Высший суд идентифицирует человека по генам, которые он носит.
Смотришь человек, во всём праведный, добрый, живёт, соблюдая все христианские каноны, но неудачи и несчастья преследуют его одно за другим. Покопаешься в его родословной, там клейма праведника ставить не на ком.
Так и живём мы, оставляя своим детям в наследство и гены, и нажитое добро, и совершенные грехи, за которые всегда кому-то приходится расплачиваться.
Таких как моя жена, в её роду, видно, было так много, что не только живущим сегодня не расплатиться, но и следующие поколения будут нести этот крест. Вот и мальчик расплатился жизнью за распутство своей матери.
Каждый должен понять, что, ведя грешную жизнь, он обрекает своих детей и внуков на бедствия, истоки которых они никогда не поймут.
Я не собирался судить её, но дорогу ей домой закрыл. Если она подаст на развод и предъявит претензии на квартиру, я подам судебный иск о возмещении мне морального и материального ущерба. Чтобы попасть в дом, забрать совместно нажитое - драгоценности и небольшие валютные сбережения, ей пришлось уже ломать двери.
Только очень непорядочные люди вовлекают в круг своих проблем детей. Она ушла к дочери. Дочь и зять взяли её под защиту. Думаю, что больше по меркантильным соображениям – для двух сорванцов–погодков, которые сейчас главные в их семье, нужна няня.
Я сказал зятю, который помогал ей ломать дверь, что у него руки отсохнут, а через месяц несчастье случилось с руками его матери. Похоже, что моя теория генной ответственности, имеет право на жизнь.
Восстановив против меня сына, жена теперь делает тоже у дочери, которая семьёй выехала в США. Муж её нашёл там работу по контракту на три года. Он хороший программист, а, обычно, русские программисты оттуда не возвращаются. Да и дочь – признанный в Санкт-Петербурге специалист по маркетингу и рекламе, без работы там не останется.
Ясно, что они выбрали себе США постоянным местом жительства. Тем более что внукам скоро идти в школу. Феде уже исполнилось 5 лет, а Ивану – 4 года.
Молодые должны понимать, что впускать в Дом людей, носящих родовое проклятье, опасно для них самих и их детей. Если такое проклятье, действительно, существует, то мой голос должен усилить его.
Каждый год я сажаю около нашего шестнадцатиэтажного дома деревья. Одни не прирастают, слишком перевёрнута была земля при строительстве, другие саженцы ломают, но несколько берёзок, клёнов и дубков приросло и возмужало.
Теперь уже они вырастут.
От автора.
Эту исповедь я выслушал в купе поезда Симферополь - Санкт-Петербург, возвращаясь из Крыма после отдыха на мысе Казантип.
Хорошо отдыхать на Азовском море. Условия для отдыха бывшие строители Крымской атомной станции создали отличные вместо мирного атома. Очень советую вам отдохнуть там. Не пожалеете.
С билетами, как всегда, была «напряжёнка», а купе же, где я разместился, было пустое, и только в Харькове у меня появился попутчик. Я вёз с собой канистру вина, а у него была вкусная твердокопченая конская колбаса, домашнего приготовления. Я такой твёрдой колбасы ещё не видел. Отец его делал ту колбасу сам. Было много фруктов, и мы разговорились на всю ночь. Никто нам не мешал.
В оригинале его исповедь более трагична и менее привлекательна, и я решил разбавить её эпизодами из своей жизни.
Какими? Оставим в тайне.
Металлострой,
2001 год.