Виктор ЭШ
"КОРА****СТВО"
Роман
Посвящаю Олегу, лучшему
пассажирскому администратору.
Г
Л
А
В
А
К борту теплохода "Ольга Садовская" примыкал небольшой узкий трап, предназначенный для служебного пользования. Проникшийся мыслью, что он допускается в святая святых, Лев Голдман стал гордо подниматься по металлическим ступенькам. Трап охранялся. Наверху стоял широкомордый черноволосый матрос.
- К кому, бля?
Голдман протянул направление из отдела кадров.
- Новый моторист? В каюту второго механика.
- А где она?
- ****уешь на шлюпочную палубу, а там увидишь, - матрос рукой указал на лестницу, по которой можно было подняться коротким путем.
Это был первый рабочий день Голдмана в Дальневосточном ордена Ленина морском пароходстве. И этот день ему не особо нравился. Лева был скорее электриком, чем мотористом. Точнее электриком первого класса, мотористом второго класса - это значилось в его дипломе. Причем о специальности "моторист" он имел самое смутное представление. Дело в том, что в то время, а это был 1986 год, была мода обучать совмещенным профессиям. Основная была - электрик, но отдел кадров был озабочен тем, что перед отходом пассажирского лайнера "Ольга Садовская" на борту не хватало одного моториста. Поэтому Голдмана, недолго думая, отправили именно на этот теплоход и именно мотористом.
- Хлиме-е-енко-о!!! - невдалеке раздался зычный рев.
- Дракон зовет, сука, - прошептал матрос втянув голову в плечи. Источником рева был приземистый мускулистый мужик, руки которого покрывал комплект морских наколок, сделанных неаккуратно, зато очень крупно. Голдману некогда было наблюдать за развитием событий, и он отправился искать каюту второго механика.
Его резиденция располагалась в красном коридоре. Рядом находились двери кают старпома, замполита, стармеха и капитана.
Второй механик был мужчиной среднего телосложения, с небольшим животиком и ехидным взглядом.
- Водку пьешь? - спросил он, положив подбородок на грудь и скрестив пальцы на животе.
Первой мыслью Левы было, что его приход на судно начальство хочет отметить надлежащим образом. Но вспомнив, что Михаил Горбачев объявил войну пьянству, Голдман отрицательно мотнул головой.
- ****ишь! - решил второй помощник. - А если не ****ишь, то все равно сопьешься.
Такой вывод несколько расстроил Леву.
- Вахту будешь нести с четвертым механиком два раза в сутки: с восьми до двенадцати утра и с восьми до двенадцати вечера. А поселим мы тебя к электрикам. Пойдем, покажу твою каюту.
Если корабельное начальство имело поистине барские апартаменты, то этого нельзя было сказать о рядовых членах экипажа. Жилой отсек располагался на главной палубе почти у самой кормы. Коридоры были более узкими, каюты - более тесными. Да и жили в каютах по двое-трое. Это касалось и каюты электриков. Размером она была метра два в ширину и три с половиной в длину. Сразу справа находился умывальник, вплотную к нему тянулись две шконки, верхняя и нижняя, а возле самого иллюминатора спинкой к борту стояла небольшая кушетка. По другую сторону было два маленьких встроенных шкафчика для одежды, рундука, и металлический письменный столик, похожий на верстак.
Второй механик завел Голдмана в каюту и ушел.
На единственном стуле, выдвинув ящик стола и перебирая болтики, сидел одногруппник Голдмана Петя Ивин.
- Привет, Лева! - Петр протянул руку.
Приятели поздоровались.
Лева после мореходной школы взял на четыре недели отпуск и съездил к родителям на Урал, а Петя сразу же "сел" на "Ольгу Садовскую", поэтому уже прекрасно ориентировался в пароходских делах. Его стоило расспросить.
- Я слышал, у вас на корабле дракончик завелся. Или это крыша у отдельных представителей экипажа едет?
- Бывает и крыша едет, - Ивин засмеялся, - но в основном не от этого. А драконом боцмана называют. Это такой морской сленг.
- Так ты меня, Петенька, просвети, а то я и так мало чего здесь понимаю, впервые все-таки, да еще жаргончики морские окончательно с толку сбивают.
- Все очень просто. Вот тебя кем на работу взяли? - Петя ткнул пальцем во впалую Левину грудь.
- Этот ублюдок Коклин, начальник отдела кадров, отправил меня на "Садовскую" мотористом первого класса.
- Это он погорячился, ведь в дипломе у тебя только моторист второго класса. Вместе ведь учились? Но дело даже не в этом. На морском сленге, - Ивин очень любил иностранные слова и по любому поводу их смаковал, - моторист зовется мотылем или маслопупом.
- Почему это меня надо звать маслопупом? Ну, мотылем еще туда-сюда... - Голдман сделал вид, что обиделся.
- А ты в машинное отделение спускался?
- Нет еще. Первая вахта в восемь вечера.
- Когда после вахты будешь на несколько раз грязь с себя смывать и мазут, поймешь.
- Что, так грязно?
- Не то слово...
- Ну ладно, допустим я маслопуп, хотя мотыль как-то поприличнее, а ты, как электрик, кем будешь?
- Я - темнила! - гордо сообщил Петя Ивин.
- Ясно! Темнить ты умеешь.
- Это еще не все. Токарь, на сленге, - это точила. Старший моторист - стармот, с этим вроде бы все ясно. Переходим к пассажирскому составу, бортпроводницы - это те, что прибираются в пассажирских каютах зовутся номернушками.
- А я тоже жаргончик придумал, - похвастался Голдман, - сварщик - это держак. В смысле, которым электрод держат.
- Мне нравится твоя мысля, но переходим к руководству судном, - Ивин глубокомысленно закатил глаза. - Капитан - это мастер, старший помощник или старпом - это чиф. Сплошные английские названия. Но есть и русские: старший механик, стармех - дед, по нашему...
Открылась дверь каюты. На пороге появился худенький, грязный парень. Пахнуло канализацией.
- Петя, бля, ты биль в столевой команды? - у вошедшего наблюдался очень специфический дефект речи.
- Нет, так ведь жрать еще рано...
- Спустись, там такое творится!
Дверь захлопнулась.
- А вот это системный механик, отвечает за водопровод, канализацию и всякие ассенизаторские отходы. Его на судне зовут королем говна и унитазов.
- Слушай, Петя, а почему тут все матерятся по делу и без?
- Так принято у корабельной элиты. Поэтому матерятся все. Даже те, кто не умеет этого делать красиво.
- Ч-черт! В Шмоньке этому не учили…
- А чему там вообще учили, - задал филофский вопрос Петя. – Пойдем лучше в столовку, глянем из-за чего весь сыр-бор.
- Чего там случилось-то? - поинтересовался Голдман.
- Не знаю, пойдем и посмотрим, мне все равно долго в каюте в рабочее время нельзя сидеть.
В столовой команды находилось человек десять. Слухи по кораблю распространялись так же стремительно, как триппер по общежитию педучилища. Все стояли и смотрели в угол возле убогого раздолбанного телевизора. На полу лицом вниз лежала девушка лет двадцати. Ее левая рука была неестественно вывернута за спину. Рядом с телом ковырялись два сотрудника милиции. Один осматривал место происшествия, другой с его слов записывал.
- Несколько ударов твердым тупым предметом, но не головой, скорее всего стулом. Один пришелся по лицу, сломан нос, остальные - по затылку. В итоге сломан шейный позвонок, что, по предварительному заключению, и явилось причиной смерти. Да, еще вывих левой руки. Похоже ее держали за руку, когда били. Хотя, может быть, руку она подвернула при падении. Скорее всего избивал один человек.
- Посмотри, не насиловали ли ее.
Один из ментов заглянул под юбку девушки.
- Трусов нет, - поведал он торжественно.
- Ты лучше посмотри, - посоветовал второй, который, судя по всему, был старшим из них. – Эти корабельные ****и их принципиально не носят.
Первый приблизил нос к стриженому лобку мертвой девушки.
- По запаху не поймешь, - пробормотал он, как бы оправдываясь. – Я положу ее на стол и сделаю более детальный осмотр.
Он сдвинул на край стола стакан с салфетками и приборы с солью и перцем, потом склонился над трупом, подхватил его и переложил на обеденный стол машинной команды. Ноги жертвы обессилено свешивались с края стола.
- Не закоченела еще. Свежак, - довольно пробормотал милицейский эксперт.
Указательным пальцем правой руки он проник во влагалище мертвой.
- Смазка есть, - констатировал он. – Возбудилась перед смертью.
Достав палец, он вытянул руку и посмотрел его на свет, будто палец был каким-то неведомым индикатором. Потом приблизил палец к носу. Неудовлетворившись результатом осмотра и обнюхивания, он облизал его.
- Хрен разберешь, - возбужденно пробормотал он. – Надо провести глубокое бурение.
С этими словами он расстегнул ширинку и, запрокинув ноги покойницы, вставил в коченеющее влагалище свой член.
- Хорошо пошел, паскуда, - возбужденно произнес ментяра.
Старший опергруппы недовольно посмотрел на своего подчиненного и раздраженно произнес:
- Подождал бы результатов судебной экспертизы, а уж потом… через пару деньков, в порядке общей очереди.
- Один хрен сегодня я первый по жребию.
В столовую вошел старпом.
- Всем разойтись по рабочим местам. Кого через пять минут здесь увижу, получит выговор со всеми последствиями.
Приятели поднялись на главную палубу, а оттуда вышли на корму.
Справа величественно возвышался морской вокзал. Слева виднелся мыс Чуркина, где разгружались рыболовецкие суда. Амурский залив, да и сам город Владивосток прекрасны в любое время суток. Дул легкий ветерок. Голдман спросил:
- Что это за девушка?
- Буфетчица. Всего один рейс была на "Ольге Садовской". Я толком даже имени ее не знаю.
- А за что ее убили?
- Спроси что-нибудь полегче. У нее здесь подруг не было, любовника, вроде бы, тоже не успела завести. Понятия не имею, кому она могла помешать. Да, и помешала бы, не убивать же.
- А рейс из-за этого не задержат?
- Не должны, а вот капитану может не поздоровиться.
- Снимут?
- Кто его знает. Органы непредсказуемы. Ладно, пошел я работать, а ты исследуй пароход, может пригодиться.
- Я так и поступлю.
Несмотря на то, что судно было всего сто метров в длину, палуб на нем хватало.
Самая верхняя - навигационная - была небольшой. Располагались на ней всего лишь мачта, радар да верхушка пароходной трубы, из которой во время движения валил густой черный дым. Но пока судно стояло в порту, дышать можно было без опасения за свои легкие.
Ниже располагалась палуба мостика. Здесь находилась рулевая рубка, собственно, называемая мостиком и несколько технических помещений.
Шлюпочную палубу занимали каюты высшего командного состава - пресловутый "красный коридор". Судовому начальству полагались огромные каюты с личным санузлом. С высоты мочиться на подчиненных - это привилегия. А капитан, или мастер, еще имел и персональную ванну. Кроме того, каюты поменьше предназначались более мелкому руководству.
Верхняя палуба была самой интересной. Здесь был выход на бак, проще говоря, на нос судна с лебедками и люком в трюм. На корме - бассейн и волейбольная площадка под открытым небом. А в промежутке между баком и кормой - бар, ресторан, музыкальный салон, кинотеатр, библиотека, теннисный и спортивный залы, игровые автоматы и единственная каюта "люкс".
На главной палубе была большая часть пассажирских кают, ближе к корме жили машинная и палубная команды и пассажирский состав.
На нижней палубе пассажирские каюты были дешевле, но соответственно иллюминаторы там не открывались, была постоянная духота и шум машинного отделения. Несколько кают у входа в машинное отделение занимали официантки и повара.
- А еще ниже - машинное отделение, почти через час, в двадцать ноль-ноль ты пойдешь туда нести вахту! - это Ивин немножко испортил настроение Голдману.
Вечером в каюте электриков помимо Пети Ивина и Левы Голдмана находились еще двое: старший электрик Витя Матушкин, он был третьим и главным жильцом этой каюты, и пассажирский администратор Олег Ковалев, который жил в отдельной каюте, так как считался младшим комсоставом.
- Приятно посидеть с нормальными людьми! - выразил свои чувства Матушкин. - А то я тут как-то эту сонную ****ь, номернушку Наташу Бардакову пригласил на кофе, так эта сука две ложки с верхом растворимого на маленькую чашку насыпала.
Ковалев замялся, чашка «застряла» в паре сантиметров ото рта.
- Нет, нет! Тебя, Олег, это не касается! - исправил положение Матушкин.
Олег Ковалев был человеком глубоко интеллигентным, что не мешало ему периодически хватать за задницу пробегавшую мимо бортпроводницу, и посылать на три буквы мелкое судовое начальство. Полгода назад он с успехом окончил Дальневосточный государственный университет, где в совершенстве овладел китайским и английским языками, причем китайский знал как свой родной русский. Но почему-то такие знания ни во Владивостоке, ни в его окрестностях спроса не имели, поэтому, посидев какое-то время дома, он устроился на пассажирский теплоход Дальневосточного морского пароходства администратором.
Что такое пассажирский администратор? Вопрос, на который ответить трудно даже тому, кто довольно долго проработал на пассажирском судне. Официально, это заместитель пассажирского помощника капитана. В его обязанности входит проверка билетов у пассажиров при посадке, контроль за работой бортпроводниц и периодическое дежурство в администраторской - месте, куда пассажиры обращаются со своими проблемами.
Что касается Вити Матушкина, то он был старше своих коллег. Если основной возраст команды был двадцать с небольшим лет, то Виктору было уже тридцать. При этом он был не женат. Все это, конечно, отложило определенный отпечаток и на характер. Матушкин привык, что каждая вещь лежит на своем месте, в туалет ходят в строго определенное время, а кофе пьют определенными дозами. Должен сказать, что трудностей для общения эти привычки не создавали. Возможно, потому, что Матушкин был человеком умным и в критический момент умел находить компромисс. Единственное, с чем он был в постоянном конфликте, так это со своей не по годам ранней лысиной.
- Наташа Бардакова - это еще тот кадр! - выразил мнение пассажирской команды Олег. - Спит на ходу, в постоянной отключке...
- Ее никто расшевелить не пытался, трахнуть что ли по дырке волосатой? - поинтересовался Матушкин.
- Матрос Сашка Истомин к ней клинья бил, но, насколько я знаю, ничего у него не вышло. До нее так и не дошло, чего же от нее хотели, - сообщил Ивин.
Витя улыбнулся и объяснил Леве:
- Истомин - наш половой террорист. Несет вахту рулевым матросом на мостике. Вахта у него по времени такая же, как и у тебя - с восьми до двенадцати утром и вечером. Стоит он на мостике утречком, а пассажиркам же все интересно, вот они и прутся на мостик. Сашка им популярно объясняет, что сейчас занят, но после вахты, пожалуйста, покажет пароход. Экскурсия, как правило, заканчивается в его каюте на шконке. Вечером история повторяется. В день Сашка **** двух пассажирок, всегда разных.
- Хорошая жизнь, - поддакнул Лева.
- А сейчас для него и вовсе жизнь райская пошла. Целый месяц будем верботу возить.
Матушкин мечтательно прикрыл глаза.
Выражение "возить верботу" означало, что пароход под завязку, двести пассажиров, загружен молодыми девицами, которые отправляются по контракту на остров Шикотан. Такой контракт обычно заключается на пять месяцев. Весь этот срок молодые девушки работают на острове в Южно-Курильской гряде по двенадцать часов без выходных. Работа заключается в разделке лососевой рыбы. Икра закатывается в одни банки, куски рыбы в другие.
- И что же они такие падкие на мужиков? - наивно спросил Петя Ивин.
Старший электрик разъяснил:
- Перед отправкой им описывают красоты острова Шикотан. Среди его достопримечательностей есть одна весьма насущная: по всему острову можно насчитать от силы десять мужиков. Верботы же нагоняют в рыбный сезон тысяч пять и все девки молодые. А как пять месяцев жить без мужского ***? Вот они и отрываются на пароходе.
- Но тебе это не грозит, Лева. В двадцать ноль-ноль ты отправишься на вахту в машинное отделение, а туда ни одну девку и близко не подпустят. - Ивин улыбнулся.
- Зачем ты его пугаешь? После полуночи возьмет свое. - Успокоил Ковалев. - Сам я, пожалуй, не буду принимать участия в оргиях, мне номернушек хватает.
- Курить хочется, - пожаловался Голдман.
- В каюте нельзя, - проявил власть Матушкин, - пойдем на "пять углов". Петя, как единственный некурящий, моет чашки.
"Пятью углами" называлась площадка в расположении кают команды, одно из немногих на пароходе мест, где экипажу разрешалось курить. Прислоненная к переборке, так на пароходах называют стенки, стояла скамейка, рядом висел телефон. По бокам этой площадки с обеих сторон тянулся коридор, вдоль которого находились каюты рядовых членов экипажа.
На "пяти углах" сидел матрос Игорь Хлименко и вертел в руках пустой граненый стакан. Троица уселась рядом.
- Внимание! Смертельный, бля, трюк! - Хлименко поставил стакан донышком на ладонь и примерился.
- Кончай свои трюки! - вмешался Матушкин.
Но было поздно. Рука со стаканом мелькнула в воздухе и врезалась матросу в лоб. На пол посыпались осколки. На лбу не было не царапины.
- Это еще что, - похвастался Хлименко, - я один раз таким же образом бутылку из под шампанского расхуячил.
- Игорек, никак ты опять пьян? - поинтересовался Ковалев.
- А что? Отплытие отметил! - матрос посмотрел мутноватым взглядом на Голдмана. - Новичок?
Голдман кивнул головой и протянул руку:
- Лева.
- Как же тебя, Лева, на проститутку угораздило сесть?
- На какую проститутку? - не понял Голдман.
- Как это на какую? На "Ольгу Садовскую"!
- Она ж вроде актрисой была...
- Верно, бля, - Хлименко хитро прищурился. - А все пароходы, названные в честь актрис, у нас проститутками ****ыми называют: "Машка Савина", "Любка Орлова", "Ольга Андровская", "Машка Ульянова"...
Для Голдмана это было новостью.
- А знаешь, почему у "Садовской" такой быстрый ход?
- Два двигателя...
- Вот-вот, второй пропеллер в жопу вставили!
Хлименко заржал.
- А за что буфетчицу пришили? - сменил тему Голдман.
- Кто ее знает? Может сама? - предположил Ивин.
- Как же, ты затылок ее видел? Тут граненым стаканом не обойтись... - авторитетно заметил Хлименко. - Не дала кому-то, вот ее ***ной по затылку и за****ячили!
- Ерунда, - возразил Матушкин, - сейчас этого добра навалом. Вот начнутся рыбацкие рейсы, когда рыбаков будем с плавбаз возить, тогда бабы в цене будут.
- Ладно, мне пора в музыкальный салон дискотеку вести. - Ковалев встал. - Кто пойдет на верботу глядеть?
Вызвались все кроме матроса Хлименко. Больше женщин он любил водку, а она похоже у него еще оставалась.
Музыкальный салон до отказа был набит верботой. Когда Голдман переступил порог, то почувствовал как сотня пар алчных женских глаз придирчиво стали изучать его с ног до головы. Голдман хотя и был не робкого десятка, но порядком смутился от такой откровенности. Витя Матушкин и Петя Ивин были привыкшими к такой встрече, поэтому спокойно встали в углу возле стойки неработающего, по случаю сухого закона бара, где уже расположились несколько членов экипажа.
Вообще, на пассажирских судах контакты с пассажирами не поощрялись, а интимные связи негласно даже карались, причем не только между членами экипажа и пассажирами, но и между двумя членами экипажа. В период рейсов с верботой допускалось небольшое послабление. Но не ради экипажа. Просто с девушками надо было кому-то танцевать в музсалоне, а из пассажиров в такие рейсы не было ни одно мужчины. Разве что, начальник рейса.
Ковалев взял микрофон и объявил:
- Сегодняшний музыкальный вечер открывает Юрий Антонов.
- Антонов... Антонов... - прошелестело по залу.
Голдман с удивлением отметил, что реакция такая была отнюдь не на песню. За певца Антонова приняли администратора Ковалева. Понял это и Олег. Он действительно походил на автора песни "Море, море", но не настолько, чтобы уж совсем один в один. Скорее всего, сработало обостренное восприятие самих пассажирок.
Голдман посмотрел на часы - половина восьмого. Время осталось лишь поужинать и пора было заступать на свою первую вахту.
В машинном отделении четвертый механик, молодой улыбчивый парень, неофициально вводил Голдмана в курс дела.
- Существует три вахты. Со вторым механиком вахта с двенадцати до четырех. Она считается "собачьей".
- Почему? - спросил Голдман.
- Потому что ты до полуночи с девушкой погулял и пошел на вахту, а твою подругу в шконку потащит и трахает кто-нибудь другой. Вахта с третьим механиком с четырех до восьми - "королевская". До четырех утра с подружкой насладился, сон разогнал и на вахту, днем поспал, с четырех до восьми опять отдежурил и в восемь вечера к разврату готов, выспавшийся и отработавший. А наша с тобой вахта - "пионерская". В восемь утра ты заступил, тебе с ночи грязь и неисправности оставили, а в начале девятого по машине начальство любит бродить. Все ****юлины, естественно, нам с тобой... Во время вахты, помимо того, что надо следить за механизмами, за температурой топлива, воды и прочей фигней, каждая вахта еще занимается своими механизмами. Скажем, второй механик отвечает за главные двигатели. В их вахту работы меньше всего. Весь ремонт главных двигателей проводится на стоянке, не выключишь же в открытом море машину. Вахта третьего механика отвечает за топливную систему и "динамки", которые электричество дают. Они в основном соляру гоняют из танка в танк, чтобы уровнять судно. А наша с тобой вахта отвечает за паровой котел и отработанную воду.
- Как системный механик что ли? - спросил Голдман.
- Нет. Наша отработанная вода остается от механизмов, а не туалетов. Наша с тобой задача отовсюду ее откачать, а затем либо очистить сепаратором, либо скачать вместе с грязью и мазутом за борт. Обычно так и делается, потому что воды столько натекает, что сепаратор не справляется.
- Так что, будем помои за борт качать?
- Сначала сходи на корму и посмотри, нет ли там чего подозрительного. Если все в порядке - все говно за борт, его порядком за стоянку накопилось. В открытом море нас никто за руку не поймает.
Голдман поднялся на корму. На море была легкая зыбь. Быстро темнело. Вдруг по левому борту он увидел иностранный военный катер. Его похоже тоже увидели. Пушка на катере развернулась в направлении советского судна. Голдман повернулся и быстро направился в машинное отделение.
- Ну, что там? - спросил четвертый механик.
- Иностранные военные катера нас патрулируют.
От неожиданности Голдман выразился во множественном числе. Но четвертого механика милитаризм капиталистов похоже совсем не удивил. Он расстроено почесал в затылке и принял решение:
- ****ь копать, придется запускать сепаратор. Пойдем покажу как это делается.
На мостике в разгаре были крутые разборки.
Первым вражеские катера, а их на поверку действительно оказалось несколько штук, увидел Сашка Истомин, о чем не замедлил сообщить несущему тут же вахту четвертому помощнику капитана. Четвертый работал недавно и ни разу с такой ситуацией не сталкивался. Поэтому, вместо того, чтобы действовать по инструкции и вызвать капитана, он запаниковал и позвонил радисту, чтобы тот отправил сигнал бедствия во Владивосток. Радист оказался опытным, поэтому "SOS" посылать не стал, а позвонил непосредственно капитану. Мастер не замедлил подняться на мостик, а когда понял в чем дело, быстро вызвал туда же третьего помощника, ответственного за прокладку курса.
- Ты что же, сука отмороженная, делаешь? Ты как курс прокладываешь, сонная твоя морда? - накинулся капитан на третьего помощника.
- Как обычно, - попытался сопротивляться третий помощник. Прокладка курса была его обязанностью.
- Почему это "как обычно"? Ты что? Циркуляры не читаешь? Как вот уебу сейчас по твоей сонной морде! - мастер замахнулся. - Пошел на *** отсюдова!
У капитана была звучная фамилия Ким, по национальности он был корейцем, но родился в Советском Союзе. Понятно, что с такой национальностью нелегко стать капитаном дальнего плавания. Ким добился этого целиком за счет своих выдающихся деловых способностей. Экипаж его любил. Если, к примеру, приходило штормовое предупреждение, то Ким заходил в нейтральные воды и там пережидал непогоду. Другой бы на его месте поставил корабль поближе к родному берегу, но у Кима был верный расчет: пока судно в нейтральных водах, всему экипажу капает на счет валюта. Так что стоять можно хоть неделю. А иногда, когда пассажиров было очень мало, Ким вообще игнорировал штормовое предупреждение и шел напрямую не сворачивая. Пассажиры блевали, ничего не ели, ресторан терпел убытки, команда зеленела от девятибальной качки, но любила капитана за его смелость еще больше.
Однако пренебрежение к циркулярам было серьезным проступком. А бумага была в этот раз очень примечательная. Японские и американские военно-морские силы проводили в нейтральных водах совместные учения, о чем и предупредили ближайшие порты, в соответствии с международными законами по мореплаванию. Третий помощник циркуляр не читал или просто забыл про него, поэтому проложил курс "Ольги Садовской" в аккурат через зону учений.
Капитан сменил курс и послал сообщение об инциденте во Владивосток. Как только японцы перехватили сообщение, преследование "Ольги Садовской" прекратилось.
Старшему электрику Вите Матушкину сегодня везло. Обычно сказывался комплекс: тридцатилетний возраст и лысый череп, поэтому его половые связи с пассажирками складывались не часто. На этот раз ему удалось подцепить не какую-то там восемнадцатилетнюю ссыкуху, а уже сформировавшуюся женщину двадцати пяти лет. Петя Ивин клеил пассажирок на верхней палубе, молодой маслопуп Лева Голдман нес вахту в машинном отделении. Каюта была в полном Витином распоряжении.
- Ты пей кофеек, милая! - щедрость Матушкина этим вечером была безгранична. По такому случаю он даже достал из загашника коробку шоколадных конфет. Девушка монотонно пила кофе, а Матушкин правой рукой постигал тайны расстегивания новой модели лифчика. Понимая, что с этой задачей можно и не справиться, Витя завалил гостью на койку и стянул с нее джинсы.
- Зачем это? - удивилась та.
Похоже смысл происходящего до нее доходил не сразу.
- Так удобнее, - заверил пассажирку старший электрик, быстро стянув собственную футболку и джинсы.
"Наконец-то!" - подумал он, когда овладел ею.
Однако гостья бдительности не теряла и, когда Матушкин уже собирался, что называется, кончать, вдруг вспомнила, что не мешало бы предохраниться. Все-таки впереди пять месяцев житья вдали от цивилизации, аборт делать будет негде в случае чего. Короче, опасность!
- Витя! Высовывай давай! - потребовала она.
Но Матушкин ее опасений не разделял и, можно сказать, был невменяем. Тогда девица столкнула его с себя и подхвативши свою одежду выскочила из каюты электриков, на ходу одеваясь.
Витек не ожидал такого подвоха. Кое-как он натянул джинсы и выбежал следом. В коридоре никого не было. Лишь на "пяти углах" курила задумчивая Бардакова. Делать было нечего. В расстегнутых джинсах и с торчащим из них "дымящимся" членом Матушкин подскочил к ней.
- Наташа! Дай я тебе вдую! - с дрожью в голосе попросил он.
Вечно сонная Бардакова удивилась, задумалась, а затем переспросила невпопад:
- Куда?
В каюте капитана происходил серьезный разговор. Кроме хозяина каюты там присутствовал лишь первый помощник капитана по политической части Геннадий Андреевич Копотилов. Помполит был пятидесятилетним мужчиной с номенклатурной осанкой и пристальным с хитринкой взглядом, как у вождя мировой революции.
- Дело серьезное, Геннадий Андреевич, нам надо разобраться с этим нелепым убийством, иначе разберутся без нас, а тогда не поздоровится не только мне, - капитан Ким был решителен как всегда.
- Не поздоровится всем, - согласился помполит.
- Вот и давайте с вами проанализируем, кто это мог сделать.
- А может это кто-то из гостей?
- Гостей практически не было в это время на судне, - возразил капитан. - А те, что были давно перепроверены на десять раз и без нас.
- Тогда давайте посмотрим среди наших...
- Я это вам и предлагаю. Кто, как не вы должен прекрасно знать личный состав корабля.
- Есть тут одна маленькая сложность - буфетчица проработала на "Ольге Садовской" всего неделю...
- Так, Геннадий Андреевич, это даже проще. Если она не успела завести здесь знакомств, хотя кто знает, то круг подозреваемых заметно сужается.
- Вы все-таки думаете, что это сделал свой?
- А кто же еще? Расскажите мне о тех членах экипажа, которые сравнительно недавно у нас работают. Всех "старичков" я, вроде бы, знаю.
Копотилов начал перечислять:
- Что касается палубной команды, то тут непревзойденный ловелас, конечно же, Истомин. Но парень он безобидный, в то же время, и руку никогда не поднимет на женщину. Два матроса живут с буфетчицами, им вроде ни к чему вообще кого-то еще цеплять. Остальные тайные алкоголики. Им не до женского пола.
- Алкоголизм не освобождает от ответственности.
- Понятно, но матросов с явными уголовными наклонностями у нас нет. Да и быть не может.
- А машинная команда что из себя представляет? - озабоченно спросил капитан.
- Моторист Гришкин с прачкой живет, причем она его железно держит под каблуком. Он пернуть не посмеет без ее на то разрешения. Миронов, тоже моторист, любит свою жену и грустит о ней.
- Почему это?
- Она во фрахт ушла на теплоходе "Александр Пушкин" на восемь месяцев. А он с визой здесь сидит. Вы же знаете, что родственники не имеют права на одном судне работать. Могут убежать на Запад.
- Может он?
- Черт его знает, может... Хотя я чувствую, что не его метод. Да и спит он после вахты в это время. - Копотилов развел руками.
- Ради такого дела можно и проснуться. Кто там еще?
- Токарь Петухов. Странный какой-то тип, но вкалывает на работе, визу ждет не дождется. Электрик Матушкин давно на флоте, замечаний к нему нет. Ивин всего неделю работает. А Голдман и вовсе пришел на судно, когда все уже произошло.
- Дальше, - капитан выглядел все озабоченнее.
- Кто-нибудь из комсостава вряд ли бы на такое пошел, почти все партийные, - помполит на всякий случай защищал свою вотчину. - В ресторане есть пара педерастов...
- Почему бы их не списать на берег? Пока еще за это ответственность уголовная существует.
- Директор ресторана своих в обиду не даст.
- Да и ладно, пусть натягивают друг дружку... - капитан махнул рукой.
- Есть еще пассажирский помощник Белов и администратор Ковалев, но на них молодые девки сами вешаются. Причем, если Ковалева иногда и удается соблазнить, то Белов - сексуально неподкупен. Любит свою семью, да приворовывает помаленьку...
- Как приворовывает? - капитан изобразил непонимание.
- Безбилетников сажает на борт, в среднем кусок в неделю имеет.
- Ладно, пусть этим отдел кадров занимается. Им виднее. - Ким вернулся к теме, - Значит нет подозреваемых?
- Выходит, что нет.
- Чувствую, по приходу во Владивосток нас будут ждать неприятности.
Если кому-то и не везло в день прибытия в порт приписки, так это пассажирскому администратору Олегу Ковалеву. Началось все еще рано утром, когда с грудным ребенком одной из пассажирок, взятой в Корсакове, случился эпилептический припадок. Изо рта младенца полезла желчь, а мамочка, вместо того, чтобы оказать своему чаду помощь, пошла вызывать администратора. Олег вызвал судового врача, на редкость бестолковую и неграмотную бабу. В итоге все трое стояли и наблюдали, как ребенок захлебывается собственной блевотиной.
Сразу было ясно, что от медички толку не будет. Олег сомневался, что она знает каким концом и куда вставляется градусник. Но мать то с такими припадками своего младенца наверняка сталкивалась часто! Что же она стояла и смотрела? Олег решил, что пассажирка намучалась и решила избавиться от своего ребенка.
Когда младенец посинел и затих, мамаша предложила завернуть его в простынь и выбросить за борт по морскому обычаю. Происшествий за неделю на судне и так хватало, поэтому Олег запретил кидать в воду "что бы то ни было", забрал сверток с ребенком и отнес его в ресторанный холодильник. Трупик, по приходу во Владивосток, надо было сдать на экспертизу. И этим поганым делом опять же пришлось заниматься администратору.
После всех дел Ковалев зашел домой повидать родителей, а к вечеру вернулся на "Ольгу Садовскую". Хотелось выпить. Впрочем, на стоянке это было обычное состояние почти всех членов экипажа.
Засели в каюте бортпроводницы Наташи Чичериной. Компания подобралась следующая: администратор Ковалев, моторист Голдман, который к тому времени довольно сильно сдружился с Олегом, сама Наташка, да вновь прибывшая на судно официантка Ольга Лохманович. Положила начало пьянке Лохманович, так как принесла с собой две бутылки водки. Судя по собравшимся, общая канва беседы ожидалась сексуального порядка.
После второй рюмки Голдман решил завязать разговор. Он свято верил, что если перед третьей дозой сделать небольшой перерывчик, то похмелье не будет сильным.
- Откуда к нам залетела, птичка? - спросил он Ольгу.
- О-о-о, я на новом заебательском пароходе польской постройки была, на "Константине Черненко".
- И чего съебалась-то с него?
- Визы нет, бля, - Лохманович отхлебнула минералки. - "Черненко", я вам скажу, не такая ***ня как "Садовская". Два бассейна, четыре бара, кают вообще немерено, а у каждой номернушки своя кладовка с кушеткой. Устала - можно прилечь. Жалко, что у официанток таких кладовок нет.
- Тебе доверь, - вклинилась в разговор Чичерина. - Всех мужиков туда бы перетаскала.
- Это я люблю.
- Можно подумать, Чина, ты сама мужиков в каюты не таскаешь, - обратился Олег к Чичериной.
Чина - Наташина кличка. Ковалев и Голдман придумали ее совместно. Произошла она от инициалов бортпроводницы, причем для красоты звучания в середине появилась буква "и". Такую литературную работу Ковалев и Голдман совершали не впервые, буквально перед этим свое погоняло получил слесарь. Его приятели прозвали Бойлером, главным образом за тягу к ремонту канализационных систем. Бойлер был подручным системного механика Володи.
Чина улыбнулась:
- Я, конечно, сплю с мужиками, но, во-первых, не со всякими, вот с вами можно было бы, а во-вторых...
- А мне по фиг, лишь бы стоял! - подключилась Ольга.
- ...А во-вторых, я делаю это красиво и загадочно.
- Загадка ты моя! - Голдман положил руку на колено Чине.
Чина сбросила руку.
- При начальстве нельзя, - и выразительно посмотрела на пассажирского администратора. - Вот ходили мы в марте месяце в Новую Зеландию, рыбаков с плавбазы забирали. Мне один понравился. Я знаешь что сделала? Взяла пакет новозеландского сухого вина, в морозильник его, потом в термос и с этим термосом на палубу загорать. А он уже там лежит, только яйца сквозь плавки светятся. Легла рядом. Пить не хочешь, касатик, говорю ему, морсика глоточек другой. Он пьет и понимает, что это вино, причем охлажденное. А на всем пароходе спиртного не капли, сухой закон. Оценил сразу. Вот это мой подход.
- Конечно, ты опытная морячка, вся жопа в ракушках, - пошутил Голдман.
- Опыт приходит с половыми связями, - глубокомысленно заметила Чина.
- Тогда я знаю, кто у нас на пароходе самый опытный! - объявил Голдман.
- Кто? - заинтересовались девушки.
- Моторист Гришкин.
- Этот щупленький ****еныш? - Чина сделала недоверчивое лицо.
- Я как спать лягу, - для доходчивости Голдман прикрыл один глаз, так в переборку стук непрерывный. Думал меня на помощь зовут. Потом выяснилось, что у него болты, которыми шконка крепится расслабились. Говорю ему, прикрути свой сексодром, грохот спать мешает. А он либо обленился, либо обессилел совсем - никакой реакции.
- А в рот он своей бабе дает? - проявила профессиональный интерес Лохманович.
- Я что, подглядывал?
- А я не люблю глотать сперму. Полнею.
Голдман достал третью бутылку, уже неделю ждавшую своего часа.
- Куда пустую тару девать? - спросил он.
- Смайнай за борт. Вон иллюминатор. - посоветовал Олег.
Все уже были изрядно навеселе.
- А знаете, как происходит половая жизнь на небольших краболовецких судах? - Ковалев решил завладеть вниманием аудитории.
- Нет. - Голдман заинтересовался. - Я только слышал, что они теток в рейс не берут, чтобы не передраться из-за одной единственной поварихи.
- Они ставят на палубе большую железную бочку, заполняют клешнями и лапами крабов, паром все это обдают, и через несколько секунд мясо готово. Потом во время работы, а работают они по двенадцать-четырнадцать часов, периодически оттуда берут куски и едят. Мясо очень сытное, а главное шишка от него буквально дымит. После работы прямо в робе, покрытой рыбной чешуей, заваливаются на шконки и все ночь спускают.
- Это у них называется "мультики смотреть", - подсказала Чина.
- Я слышала, как они на стоянках в порту теток снимают. - Лохманович перехватила эстафету. - Делается это очень просто! Идет тетка по причалу, рыбаки компанией к ней пристают и уговаривают. Между делом суют ей деньги в карманы, очень много денег даже по их заработкам. Когда та совсем охренеет от подвалившего богатства, ведут ее на судно и хором трахают. Потом забирают деньги обратно, оставляют лишь по таксе портовой шлюхи.
- Может на палубу поднимемся, свежим воздухом подышим, хули нам? - предложила Чина.
- На самую верхнюю, навигационную, - поддержала Лохманович.
На "пяти углах" стоял матрос Хлименко с окровавленным лбом.
- Что случилось, Игорек? - участливо спросил Ковалев.
- Да вот, ****ь ****ь, стакан плохо отцентровал, - пожаловался Хлименко, вытирая кровь платком.
На палубе долго не задержались. Лохманович зачем-то полезла на пароходную трубу и по локти вывозила руки в саже. Когда возвращались, на корме встретили третьего механика. Судно заправлялось с берега топливом, и он держал этот процесс под контролем.
- Желаньем не горишь, морячок? - Лохманович схватила грязной пятерней третьего механика за джинсы, отчего у того в районе ширинки остался жирный выразительный отпечаток.
Вечеринка заканчивалась.