Мусульманское сектантство

Петраш Юрий Григорьевич
Богословские взгляды
Истинная вера в Аллаха и его пророка Мухаммеда (да благословит его Аллах и приветствует) — единая, потому что внушена свыше, от бога. Но вот коварный враг Аллаха Даджжаль (шайтан), все время смущает людей и совращает их с прямого пути. Те мусульмане, которые поддаются внушениям нечистой силы, отходят от истинной веры и впадают в неверие (куфр) либо становятся лицемерами (мунафик). Но большинство из обособившихся неправильно верят в Аллаха и славят его. Они вносят в веру всякие новшества (бида) и считают недозволенное дозволенным. Все это греховная ересь. И пророк Мухаммед (да благословит его Аллах и приветствует) предупреждал о тех временах, когда мусульманская община (умма) расколется на 71 направление и будут там, ссорясь, искать правильную веру. И наступили такие времена. Бог испытывает этих заблудших мусульман, забывших, что купелью веры является Коран. Нельзя отходить от его учения, иначе мусульманин потеряет верный путь к богу. Что же будет дальше с мусульманской общиной, разделившейся на множество направлений? По воле Аллаха заблуждающиеся прозреют, возвратятся в лоно истинной веры и восторжествует единство братьев-мусульман всего мира.
Научные подходы к пониманию факта расслоения мусульманской общины сложнее. В своей методологии изучения этого явления в исламе исследователи прежде всего опираются на метод исторического подхода и анализ социальных причин, вызвавших образование направлений и сект.
Ни одна из религий не является монолитной и единообразной в исповедании данного культа. Выше отмечалось, что предшествовавший исламу арабский политеизм представлял собой пеструю смесь самых различных культов объектов природы, духов, душ и богов. Естественно, что возникавший на этой мировоззренческой основе культ единого Аллаха не мог так скоро освободиться от своего политеистического первородства. Прозелиты ислама чаще всего лишь номинально и поверхностно считали себя мусульманами в силу того, что религиозный (культовой) традиционализм всегда сохраняет свою устойчивость, ослабевая или утрачиваясь медленно и отнюдь не путем запретов или “отмены”, но посредством переосмысления привычных воззрений и приспособления их к новому вероучению.
Убедительным доказательством справедливости сказанного могут служить факты из жизни самих арабов-саудитов. Контактировавшие с ними путешественники и исследователи единодушно отмечают, что уже в  XVIII-XIX веках, то есть по прошествии двенадцати-тринадцати столетий после возникновения ислама, бедуины лишь по названию были мусульманами. Об этом хорошо сказал путешественник-очевидец К.Ф. Волней: “Бедуины, живущие на границах с турками, из политических соображений делают вид, что они мусульмане, однако они столь малорелигиозны и их набожность настолько мала, что обычно их считают неверными, не имеющими ни закона, ни пророков. Они сами с охотой признаются, что религия Магомета не для них создана. Ибо, — добавляют они, — как нам выполнять омовение, если у нас совсем нет воды? Как подавать милостыню, если сами мы не богаты? Для чего нам поститься в рамадан, когда мы постимся весь год? И зачем ходить в Мекку, если бог есть повсюду?”1. Свидетельства других авторов говорят об этом же2.
Понятно, что подобное отношение к “вере Аллаха” всегда было и остается благоприятной средой для существенного расхождения с позициями ортодоксального богословия. На практике это приводило к образованию замкнутой общины, в которой “по-своему” отправлялся культ Аллаха.
Местно-локальные культы оказали серьезное противодействие исламу во всех регионах, где ему пришлось внедряться как чужестранной религии. За поверхностной мусульманизацией долгие века продолжали свою жизнь привычные данному народу взгляды и обычаи. Такое явление можно назвать синдромом культового традиционализма. Прочность его противостояния исламу, утверждавшемуся в качестве господствующей религии, зависела от многих факторов. Определяющее значение имели социально-экономические отношения, уровень развития которых был разным в пределах “чертогов ислама”. Немаловажным был и фактор удаленности регионов с мусульманским населением от основных центров ислама, оказавших активное влияние на состояние “веры пророка”.
Но и в центрах ислама (Аравия, Месопотамия, Персия, позже Бухара) с высокой концентрацией богословия, стоявшего на страже “чистоты” веры, не было единодушной солидарности единоверцев. Более того, именно здесь, вокруг халифских тронов и сановной власти, разгоралась политическая борьба; она была беспощадной, коварной и кровавой — совершенно иной, чем ее представляют пристрастные мусульманские авторы1.
Не стану входить в длинные опровержения работ тех авторов, которые всячески возносят первоначальную мусульманскую общину и представляют завоевательные походы арабов неким миссионерским мероприятием без битв и разрушений, без крови и гибели большого числа людей. Пусть сей панегирик исторической неправде остается на их совести. Я же отошлю читателей только к одному достоверному опровержению фальсификаций “бескровного ислама” — “Книге завоеваний” (Баку, 1981 г.) Ахмада ибн Асам ал-Куфи (ум. 926 г.), в которой описываются события от времени принятия халифской власти Абу Бекром (632 г.) до смерти халифа ал-Мустаина (866 г.). Пусть этот древний автор, опиравшийся на свидетельства первоисточников, опровергнет тех, кто рассчитывает на неосведомленность широких кругов читателей. Обратитесь к этому источнику сами и вы убедитесь в бесчисленных жертвах арабских завоеваний под зеленым знаменем ислама.
А традиционалисты говорят о некоем “золотом веке” ислама, начавшемся при Мухаммеде и первых четырех “праведных” халифах. О том, что в истории ислама не было такого века, говорит хотя бы факт трагической гибели этих халифов, первых преемников власти Мухаммеда: Омар (634-644) был убит персом, осмелившимся пожаловаться на большие налоги; Осман (644-656) убит восставшими мединцами; Али (656-661) погиб под кинжалом сторонника умерения власти халифских кругов, разбогатевших на грабительских войнах и попиравших интересы рядовых общинников. Словом, политические неурядицы и острая классовая борьба в халифате, обнищание и возраставшая эксплуатация трудящихся, обогащение и возвышение феодально-аристократических кругов — вот те решающие социальные факторы, которые расслаивали и без того не монолитную мусульманскую общину, обращая недовольных своим положением к поискам “истинной веры”, которая бы обеспечила благоденствие всем верующим в Аллаха. Поиски приводили к самым различным концепциям и учениям: к боготворению Мухаммеда и клеймению его халифов, к возвеличению одних из них и поношению других, к отходу от участия в политических перипетиях и обращению к индивидуальному духовному самосовершенствованию — призывали к открытым восстаниям и разгрому многих принципов вероучения ислама, которые-де и повинны в искажении “истинной” веры, за что Аллах и карает мучениями в этой жизни.
Столь разнородные взгляды вызывали к жизни многообразные направления, толки, замкнутые братства единомышленников.
Это было закономерной реакцией разных слоев населения халифата на свое социальное положение и отношение к центральной власти, к власти предержащим классам. Но выступала эта реакция под флагом религии, в теологической оболочке, под лозунгами поисков “истинной” веры.
Почему же политический протест основных масс халифата приобретал характер религиозных движений, приводивших к расчленению более или менее сложившегося вероучения ислама и дифференциации мусульманской общины?
Эпоха средневековья с ее господством религиозной идеологии, соответственно, сформировала и господство теологического сознания. Наиболее глубоким было его влияние на богословские круги и обездоленные массы. Последние с надеждой уповали на религию как на спасение от жизненных трудностей, бесправия и жестокости власти имущих. Поэтому в массах мусульманского населения находили поддержку поиски “правильной веры” и те, кто оказывался в оппозиции официозному исламу. Нередко и сами трудящиеся открыто выступали с политическими требованиями, придавая своему движению религиозную окраску. Таким было, например, восстание хуррамитов (ар. аль-хуррамийа, имеющий благую веру) в Западном Иране и Азербайджане (ок. 816-837) под руководством Бабека; движения городской бедноты, ремесленников и крестьян в Герате, Хорасане и Бухаре потрясли общество в 902–940-е гг.
В новое время решительно был поставлен вопрос об изменении самих основ вероучения ислама, не отвечавших ни изменившимся мировоззренческим представлениям, ни идеалам социального равенства всех мусульман. С программой коренной реформации ислама выступали бабиды (1848-1852 гг.) под руководством Сайида Мухаммеда Ширази (1819-1850 гг.), принявшим имя Баба, а затем и махди (ар. ал-махди, ведомый верным путем). Бабиды считали, что Коран безнадежно устарел и его необходимо заменить новым текстом, отвечающим духу времени и социальным потребностям широких слоев трудящихся мусульман. В замен Корана Бабом был написан “Беян”, в сущности, “отменяющий” главную книгу мусульман.
После разгрома бабидов и раскола их общины один из последователей Баба Хусейн Али Нури (1817-1829 гг.) объявил себя “Беха-уллой” (букв. блеск божий), пророком и создал новую “священнейшую” книгу “Китаб-е-акдес”. Она “заменяла” Коран и “Беян”, значительно представив политические интересы иранской буржуазии в либерально-религиозной оболочке. Более того, бехаиты считают себя порвавшими с исламом и основавшими новую религию с ее идеалами мира, равенства и братства всех людей.
Как видим, мусульманская община, созданная Мухаммедом, никогда не знала единства и солидарности уверовавших в Аллаха. Уже само вынужденное бегство или “выселение” (ар. аль-хиджра) Мухаммеда со своими ближайшими сторонниками (мухаджирами) из Мекки в Медину1 красноречиво подтверждает тот факт, что за фасадом приверженности религиозным принципам скрывалась упорная борьба за власть (даже “самого пророка”).
И эта тенденция сопровождала всю историю ислама, ничуть не угаснув сегодня.
Эти строки приходится писать с грустью потому, что за исторической правдой стоят трагедийно-драматические коллизии, стоившие народам Востока миллионов невинных жертв и неоправданных страданий, и с негодованием в адрес тех, кто скрывает от верующих эту историческую правду, представляя шествие “веры пророка” сплошным триумфом, лишенным внутреннего противоборства. А если таковое и было, утверждается мусульманскими ортодоксами, то это всего лишь “незначительное отклонение” на почве понимания ислама или злого умысла.
Наука так не считает, факт бесчисленных расколов в исламе — закономерное явление, обусловленное противоречивой сущностью самой основы общественного уклада.
Повторим: изначальным расколом мусульманской общины стало появление суннитов и шиитов (вт. пол. VII в.), разросшихся в самостоятельные крупные направления.
Критерием направлений в религии является:
а) степень принципиального расхождения с догматикой основного религиозного ствола;
б) самостоятельность организационной структуры;
в) большая численность последователей.
Этим критериям в исламе отвечают суннизм, шиизм и суфизм. Если исламоведами суннизм безоговорочно признается за направление, то шиизм нередко считается сектой на том основании, что его удельный вес равен нескольким (3-8) процентам всех мусульман. Еще большая разноголосица — при определении суфизма: направление это или секта? Известны позиции (богословов и ученых), считающие суфизм случайным или даже оскорбительным для ислама: суфизм-де находится вне ислама1.
Но об этом скажем дальше.
Итак, суфизм и шиизм, положившие начало расколу в исламе, сами не сохранили единства своих направлений. Они стали дробиться на разные толки, породив массу течений и сект. Многие из них существуют доныне, иные же со временем растворились или слились с другими течениями.
Кратко познакомимся с некоторыми из них.
В результате завоеваний арабами сопредельных территорий львиную долю добычи забирала и заняла ключевые административные посты родовая аристократия. В частности, сородичи халифа Османа возвысились за счет своих политических и экономических привилегий. Недовольство их господством привело к взрыву масс и убийству халифа в Медине. Его место занял двоюродный брат и зять Мухаммеда — Али. Противники его “партии” (ар. аш-шиа) под руководством наместника Сирии Муавии повели упорную борьбу против Али и его сторонников — алидов. Для последних Али стал главным символом, хотя и почитался Мухаммед. Сыскались и хадисы в пользу избранничества Али. “Праведный” халиф был увенчан ореолом святости, равно как и его сыновья Хасан и Хусейн, в память о которых доныне шииты проводят свои траурные церемонии (тазийа). Сын Али и внук Мухаммеда Хусейн погиб (680 г.) в местности Нинава в бою против войска омеядского халифа Йазида I. Это было использовано алидами для превращения его в героя-мученика, который добровольно отдал жизнь ради интересов шиитской общины. К тому же утверждалось, что главные догматы ислама сунниты толкуют неправильно. Это углубляло войну между шиитами и суннитами. По убеждению алидов, право на главенство в мусульманском мире может иметь только имам (духовный руководитель) из потомков Али. Всех имамов алиды насчитывают двенадцать. Последний, юный двенадцатый имам “скрылся” (IX в.) при неизвестных обстоятельствах. Это создало прецедент считать его скрывшимся до определенной поры, когда он явится и установит царство справедливости.
Но и в среде самих сторонников Али не было единства. Отражавшие интересы социальных низов выступили против господства омейядской аристократии, провозгласив девизом “истинного ислама” равенство всех мусульман. Это были хариджиты (ар. хаваридж, выходить, восставать), положившие начало значительному политико-религиозному движению в халифате, чьи остатки после их разгрома образовали замкнутые религиозные секты. Считалось, что их было более 20: азракиты, байхаситы, гебадиты, суффиты и др.
Хариджиты выступили политическим противником омейядской, а потом и аббасидской аристократии, лишь частично признавали права Али и категорически отрицали святость имамата алидов. Выражая социальные интересы низов халифата, они враждебно относились к земледельческой и прочей аристократии, считая, что между мусульманами не должно быть ни господ и подчиненных, ни рабов. Наследственная власть в халифате — это несправедливо, поскольку она закрепляет неравенство в мусульманской общине и выдвигает халифа не по личным достоинствам, а по кровному родству; поэтому глава государственной власти и он же  духовный руководитель (имам) должен избираться самими мусульманами; ни он сам, ни его власть не имеют достоинства священных; община его выбирает, община же может и сместить, а если избранник окажется недостойным доверия, то он подсуден или даже может быть казнен.
Проявляя терпимость к христианам, иудеям и зороастрийцам (парсам), хариджиты враждебно относились к своим противникам мусульманам нехариджитам.
В культовом отношении хариджиты вводили ряд отрицаний мусульманской догматики и строжайшего исполнения религиозно-бытовых предписаний. Ими отрицалась несотворенность Корана, а 13-ю суру “Йусуф” считали подложной за ее отдаленный смысл от вероучения; отвергались разраставшийся культ святых и паломничество к местным святыням, хотя признавалось посещение святынь Мекки. Нетерпимость к своим противникам-мусульманам переросла во враждебное отношение и применение к ним принципа джихада.
Распространившись по всему государству, хариджиты поднимали множество восстаний, провоцируя кровавые войны с халифской властью.
Своими крайними позициями и фанатизмом хариджиты  вызвали беспощадное отношение к себе со стороны халифской власти. Постепенно они теряли поддержку и среди населения. Это заставляло одних конспирироваться, других  отходить от хариджизма, третьих менять свои позиции. Хотя некоторые ответвления хариджитов (ибадиты, например) вплоть до нового времени сохраняли свои традиции в смягченных формах.
Пройдем мимо нескончаемых политических коллизий в халифате, обострявших отношение между суннитами и шиитами и порождавших массу сект. Обратим внимание лишь на некоторые из них.
Хариджизм дал не только множество сект, но и заложил основы для мусульманской схоластики. В частности, большой размах получили споры о фатализме, предопределили и свободу воли. На этот счет Коран не давал четкого ответа. В одних аятах вина за грехи сваливается  на самих людей, поддавшихся слабости и совращению шайтана, в других же (и их большинство) подчеркивается сильная воля Аллаха, предопределяющая все сущее и совершающееся в жизни: “Ничто не постигает из событий на Земле или в ваших душах, без того, чтобы его не было в писании раньше, чем мы создадим это” (57, 22); “Никакой народ не опередит своего срока и не замедлят они (его) “ (23,45. См.: 35, 43; 6, 134; 2, 148 и др.).
В богословских кругах разгорались жаркие споры. Джабриты решительно утверждали об отсутствии свободы воли у людей и предопределенности свыше. Им возражали кадариты (аль-кадарийа), обосновывая тезис о том, что сами люди творят свои действия и несут за них ответственность перед богом.
Споры были перенесены на принципиальные основы и подхвачены широкими богословскими кругами. Так возникла позиция мутазилитов (ар. аль-мутазила, отошедшие, отделившиеся) — крупного направления в мусульманском богословии VII-IX вв. Его основателями выступили интеллигентские круги Багдадского халифата, ориентированные на тесные связи с эллинско-философской традицией и заложившие основы арабоязычной философии (фалсафа). Это не были в обычном смысле религиозные секты, замыкавшиеся на догматических спорах. Скорее, их можно отнести к рационалистически ориентированным толкам, поднимавшимся на философский уровень в понимании важных нравственно-теологических проблем.
В среде наиболее образованной части мутазилитов, находившихся под влиянием эллинской философии, преодолевались примитивные взгляды на Аллаха, мир и место в нем человека. Продолжив споры о предопределении, мутазилиты выступили против этого догмата. Ими были выдвинуты “пять основоположений”,  в которых рационалистически обосновывалась свобода воли людей. В первом положении исходили из “божественной справедливости”, которая не может допустить насилия или дурного в вечном порядке вещей и потому предоставляет людям свободу воли, но в то же время и налагает ответственность за свои мысли и поступки. Однако Аллах мудр, добр, справедлив. Поэтому он не может допустить ошибок, ввергнув в ад невинную душу. К тому же частично душа освобождается от грехов, пройдя чистилище.
Спор об Аллахе и его атрибутах мутазилиты решали в пользу представлений о нем как бесплотном духе, лишенном тех антропоморфных черт, которыми его награждает ортодоксальное богословие. И Коран не предвечен, он создан Аллахом для руководства людям. Что же касается Мухаммеда, то его восхваления как пророка и идеального мусульманина не правомерны, преувеличены и не соответствуют фактам; его многоженство, жестокость к противникам и другие недостатки не дают оснований для обоготворения этого пророка. Такое мнение в истории ислама не было единичным.
Позиции мутазилитов импонировали просвещенным кругам халифата, ратовавшим за преодоление архаичных представлений по Корану и Сунне. Поэтому в полосу подъема научно-философских знаний мутазилиты пользовались поддержкой просвещенных халифов. Таким был, например, аббасидский халиф Мамун (813-833), провозгласивший учение мутазилитов официальной религией. Зато в последующие времена мутазилизм становится гонимым учением. Однако оно создало условия для возникновения и деятельности школ, пытавшихся в рамках ислама рационалистически решить многие вопросы, связанные с представлениями об Аллахе и его атрибутах, о соотношении творца и сотворенного, о вечности мира (вне творца!), о превосходстве разума над верой и т.д.
Именно из мутазилитов (или под их влиянием) вышли такие знаменитые мыслители мусульманского Востока, как аль-Кинди (ок.800-ок.870),  аль-Ашари (873-935), знаменитый вольнодумец или даже “безбожник” (ар. мулхид) ибн ар-Раванди (IX-Xв.) и другие.
В результате прихода к власти в халифате династии аббасидов, потомков Аббаса, дяди Мухамеда, шиитcкое направление разделилось на “умеренных” и “крайних”. К последним относится крупное ответвление шиизма, впоследствии обособившееся в скрытную секту, исмаилиты.
Социальной основой появления их стало дальнейшее углубление классовых противоречий с приходом к власти аббасидов. Багдадский халифат в VII-IX вв. переживал полосу народных восстаний против власти феодалов, усиливавших гнет крестьянской и городской бедноты. В конечном счете идеологическим выражением этих коллизий стали поиски “правильной религии”, которая бы обуздала жестоких эксплуататоров и утвердила справедливые отношения между “братьями-мусульманами”. Многие движения низов проходили под флагом возвращения “к славным временам чистого ислама” алидов, которые-де осуществляли подлинное братство среди всех мусульман. Нередко восстания проходили под руководством исмаилитов.
Исмаилизм (ар. аль-исмаилийа) представляет собой сложное религиозно-политическое явление в исламе.1 Оно не однородное в идеологическом отношении и потому разделилось на несколько толков или сект: карматов, хакимитов, низаритов, мусталитов и др. В большинстве толки принимали названия своих почитаемых имамов. Учение исмаилитов также давало основания для расхождений в их среде.
Свое название исмаилиты ведут от имени Исмаила (ум. 762), старшего сына шестого шиитского имама Джаффара. Признавшие Исмаила седьмым имамом стали именоваться исмаилитами (или “семиричниками”).
В результате преследований со стороны аббасидов исмаилиты разошлись по разным провинциям халифата и стало неизвестно имя следующего, восьмого имама. Его имя содержалось в тайне и передавалось лишь надежным общинам. Поэтому исмаилиты верили в “скрытого” (ар. cатр — скрывать, прятать) имама.
Опустим политические перипетии, которые, по существу, всегда составляли остов в исмаилизме и обратимся к содержанию их вероучения.2
Доктрина исмаилизма имеет два аспекта: “внешний”, экзотерический (аз-захир), популярный и доступный для широкого круга общинников, и “внутренний”, эзотерический (аль-батин), доступный лишь высшему кругу (аль-хасса) посвященных. Если рядовые верующие должны удовольствоваться обрядовой стороной культа, то стоящие на верхней ступени (посвященные) аллегорически толкуют смысл Корана и Шариата, а также “сокровенных” богословских знаний или истин (аль-хакаик). Так, ад ими истолковывался как состояние невежества, а рай — совершенным знанием, достигаемым путем эзотерического учения.
Иерархия исмаилитской общины состояла из имама (главы), назначавшего верховного проповедника (даи), который возглавлял общины (аль-джазаир, “острова”), опираясь на проповедников-накибов, а те получали еще по 24 проповедника в помощь. Всем проповедникам вменялась строгая конспирация своей принадлежности к исмаилизму, равно как и не разглашение его вероучения.1 Верхняя ступень посвященных имеет свое  “собрание”, разбирающее учение исмаилитской доктрины.
Сама доктрина во многом отрицает ортодоксальное вероучение ислама или слабо согласуется с ним, хотя и признает его богословские основы. В учении исмаилизма слились многие элементы иудаизма, христианства, буддизма, древнеиранских культов, а также взглядов древнегреческих философов-идеалистов, с системами которых в конце IX в. хорошо были знакомы в халифате благодаря широким комментариям их трудов. Исследователь справедливо отмечает: исмаилиты “нашли и приняли в философии неоплатонизма синтез монотеистической идеи и множественности явлений видимого мира. Кое-что взято исмаилитами у Платона (IV в. до н.э.), но опять-таки не непосредственно из его сочинений, а из десятых рук... В общем, система философии исмаилизма, скорее, рационалистична, но в нее вошли отдельные элементы мистики и магии.”2
Этот религиозный синкретизм фокусируется в следующей картине мира.
Весь горний мир есть отражение и частица Высшего Абсолюта или Абсолютной Истины (аль-хакк); она выделяет из себя Мировой Разум (аль-акл), который путем эманаций производит Мировую Душу (ан-нафс), а она — семь сфер или “натур”, материальные основы (влага, сухость, тепло и др.), из которых потом образовались растения, животные и люди. Так представил бытие маверранахрский исмаилитский даи ан-Насафи (X в.), концепция которого с некоторыми вариациями стала признанной в исмаилизме. Были и другие космогонические представления, но почти все они сводились к модели: Перворазум-Первоматерия-Горний мир. При этом Аллах не отрицался, но, в зависимости от концепции даи, отождествлялся с Перворазумом, хотя и представлялся иначе, чем в традиционно-мусульманском богословии.
Люди в своей жизни руководятся Мировым Разумом, а одним из его воплощений выступают пророки, посылаемые в качестве советчиков и образцов для людей; преемниками пророков являются имамы. Всех пророков семь, —  вспомним, по суннитскому богословию их, посланников Аллаха, триста тринадцать, — это: Адам, Ибрахим, Нух, Муса, Иса, Мухаммед и Исмаил. Соответственно и история человечества делится на семь периодов, каждый из которых возглавляет свой пророк.
В отличие от пяти  принципов (аркан ад-дин) суннитского ислама исмаилиты выдвигают семь “устоев” (да-а-им), главным из которых является повиновение имаму (аль-вилайа) и остальные: омовения (ат-тахара), молитва (ас-салат), пожертвования (аз-закат), пост (ас-саум), паломничество (аль-хадж) и ведение священной войны против неверных (аль-джихад).1 Исмаилитская среда выдвинула немало недюжинных мыслителей, нередко существенно расходившихся с позициями мусульманских традиционалистов. Многие из них были казнены халифской властью или пали от руки фанатиков других мусульманских толков, как: “еретики”, безбожники и вероотступники. Среди видных идеологов исмаилизма  особое место занимает выдающийся мыслитель Востока, автор знаменитых сочинений  “Сафар-нома” (Книга путешествий) и  “Собрания двух мудростей” Насир-и-Хосров (1004-1072).1
Исмаилиты принимали активное политическое участие в делах халифата, будучи то приближенными к тронам владык мусульманского мира, то жестоко гонимые, спасавшиеся бегством в глухие окраины халифата, на Памир например.
Перипетии жестокой борьбы за власть в халифате заставили часть исмаилитов перебраться в Йемен, а оттуда в Индию. Там до сих пор живет признаваемый исмаилитами за своего духовного главу “живой бог” Ага-хан.2 Ежегодно он получает золотом дань от своих единоверцев.
Современный исмаилизм распался на множество сект, существующих замкнуто и регионально, в основном и Иране, Афганистане Йемене, в Восточной Африке, в Индии и на юге Средней Азии. Известны исмаилитские печатные издания, а в Бомбее в 1946 г. было основано научное “Исмаилитское общество”.
Наиболее давним и значительным ответвлением исмаилизма3 стали  карматы (аль-карамита, аль-карматийа). Ответвление вместе с его сектами возникло во второй половине  IX в. в результате крупных восстаний  городских низов и крестьян против Аббасидской династии халифов. Возглавил восстание (890) в Нижнем Ираке исмаилитский проповедник (ад-даи) Хамдан бен  ал-Ашас, по прозвищу “кармат” (коротконогий).
Восстание перекинулось и на другие провинции халифата, не прекращаясь, несмотря на разгром и жестокие преследования карматов, до конца  Х века.
Активное противоборство халифату, выдвижение лозунгов справедливости, равенства и братства среди мусульман находило поддержку в низах, в том числе среди бедуинов. Обездоленные массы принимали политическую доктрину карматов, с надеждой ожидая прихода обещаемого махди и окончания условий  тяжелой жизни. В результате в разных регионах халифата им удалось создать ряд крупных локальных объединений и даже государств со своей властью. Такая община-государство со столицей в г. Лахса (Бахрейн) была образована в 899 г. По сведениям гениального ученого хорезмийца Абу Рейхана ал-Бируни (973 - ок. 1050), карматы в 30-х гг. Х в. в Индии создали свое государство, пока не было разгромлено известным свирепым завоевателем Махмудом Газневи  в 1010-1011 гг. Он же учинил на карматов и исмаилитов повсеместное гонение, подвергая их страшным пыткам и массовым казням. То же вершили над ними и другие правители халифата за восстания народа против власти притеснителей. К тому же халифская власть в своем большинстве была суннитской, и это сталкивало с нею шиитов всех ветвей и сект, карматов в частности.
В своем ожесточении против халифов, как считали карматы, незаконно узурпировавших власть, они доходили до массового террора против суннитов и вообще всех, кто слепо следовал мусульманской догме и не разделял их вероучения. Они систематически совершали нападения не только на торговые караваны, но и на караваны богомольцев, совершавших паломничество в Мекку, Медину. В 930 г. карматы захватили Мекку, устроив массовое уничтожение паломников, разграбление города и пленение  нескольких тысяч человек. Но самым невиданным святотатством было разграбление Каабы и осквернение “черного камня”, который они выломали, разбили на две части и увезли в Лахсу — в столицу бахрейнского карматского государства, просуществовавшего до конца XI в. Поклонение святыням Мекки и “черному камню” в частности карматы считали идолопоклонством. Выражая презрение к этой святыне правоверных, они, по преданию, держали его под ногами в отхожем месте. И только спустя два десятка лет, по выгодной договоренности, камень был возвращен в Мекку.
Не меньшее святотатство было проявлено по отношению к колодцу “Зем-Зем” возле Каабы, вода из которого разбирается паломниками  и развозится по всему мусульманскому миру как “священнейшая влага”. Карматы, уничтожив в те достопамятные кровавые дни 930 г. до тридцати тысяч человек, трупы бросали в колодец.
Религиозная доктрина карматов, в сущности, была преемницей исмаилитов-семиричников, развив учение об эзотерическом (ал-батин, внутреннем) восприятии веры. Вместе с этим многое было отвергнуто из общепринятой догматики ислама. Проявлялось безразличие к молитве, посту, омовениям, паломничеству. Не было обычного пиэтизма к Корану и другой богословской литературе. Но признавался Шариат, не было мечетей. Вся реформированная форма карматского ислама давала халифской власти прецеденты для объявления карматов “неверными” и джихада против них. Между тем многие прогрессивные ученые своего времени либо поддерживали карматов, либо сочувственно относились к ним. К их числу принадлежали замечательный философ-поэт Абу-л-аля ал-Маарри (973-1057), известный поэт Абу Абдаллах Джафар Рудаки (ок. 860-941), светило науки и философии Ибн-Сина (Авиценна, ок. 980-1037) и др.
В этом факте нет случайности. Свободным от слепого следования мусульманской догме, какими были прогрессивные мыслители Востока, импонировало вольнодумство карматов и поиск такой веры, которая была бы необременительной, понятной массам  и защищала бы их социальные интересы.
В дальнейшей истории мусульманского сектантства наблюдались все те же общие для этого явления тенденции: облачение в религиозные одежды поисков социальных идеалов, которые бы на практике воплотили чаяния трудящихся масс о свободе, равенстве и братстве.
Опустим хотя бы упоминание многих сект средневековья, достойных специального рассмотрения в этом плане и познакомимся лишь с двумя из них, наиболее характерными в новые времена.
Самым значительным ответвлением уже в XIX в. стало движение бабидов.1 Его основателем был Али Мухаммед Ширази (1819-1850), объявивший себя “бабом”, вратами (перс. баб — врата), через которые-де “скрытый имам” передает свою волю мусульманам. Через время он объявил себя мессией, пророком вместо Мухаммеда, которому будто бы “явились” новые откровения от Аллаха и он составил священную книгу “Беян”. Последний должен был, по уверениям Баба и его последователей, заменить устаревший Коран.
Религиозная доктрина бабидов, отправлявшаяся от учения шейхитов (иранская шиитско-богословская школа XIX в.), ориентирована на существенное реформирование и модернизацию ислама. Обращает на себя внимание сквозная политическая идея: отмена частной собственности крупных землевладельцев, уравнительного распределения всего имущества, защиты права личности, установления полного равенства в обществе и т.п. Хотя, однако, столь светская программа облекалась в мусульманскую оболочку: программа-де могла осуществиться при условии реформирования всей догматики ислама. История общества представлялась циклами сменяющихся пророков, и теперь наступило время пришествия одного из них, им явится новая мессия, махди. Себя Мирза Али Мухаммед объявил его предтечей, которому “открылись” одиннадцать глав “Беяна” — священной книги, пришедшей на смену устаревшего Корана. В ней четко изложена социальная программа бабидов, ограничены претензии ислама на руководство всей жизнью мусульман.
Популярности распространения бабизма способствовало и участие в его пропаганде женщин, которых представляла сподвижница Баба Зеррин Тадж, прозванная за свою красоту Куррат аль-Айн (Услада очей). Говорили, что красота Зеррин была отражением ее прекрасного ума. Несомненно, движение женщин за свое социально-бытовое равенство, которого добивались бабиды, положило начало массовому протесту против Шариата, ограничивающего права женщины-мусульманки.
Демократическая программа бабидов, резко ограничивавшая положение ислама в обществе, духовенства в особенности, вызвала яростное наступление на бабидов со стороны иранского правительства, феодально-буржуазных кругов и духовенства. Основные очаги бабидских восстаний были подавлены. Сам Баб был казнен (1850). Хотя в отдельных районах Ирана бабиды оказывали вооруженное сопротивление, но, будучи разгромленными, перешли на тактику индивидуального террора.
Однако прогрессивные идеи бабидов стали благодатными семенами, брошенными в почву антифеодальных и антиколониальных настроений масс вт. пол. XIX в. Продолжателем дела бабидов объявил себя Мирза Хусейн Али Нури (1817-1892), последователь учения Баба и, как уверял он, духовный преемник этого предтечи “нового пророка”. Вот себя-то он и определил в самого “пророка”, назвав “Беха-уллой” (Блеск божий). Движение получило название бехаизма.1
Отражая интересы иранских торговых кругов, Бехаулла придерживался компромиссной социально-религиозной программы. Прежде всего он отказался от бабидской концепции вооруженной борьбы за общественное переустройство, предложив способы мирной пропаганды и либерального перехода к всеобщему братству людей всех взглядов и религий на принципах любви к ближнему. От учения Бехауллы перешли на общий планетарный язык и мировую космополитическую религию. Все религии, считали  они, имеют и положительные, и отрицательные качества. Задача разумного и миролюбивого сообщества людей состоит в том, чтобы избавиться от архаично-отрицательных сторон религий, слив их воедино в такую вселенскую веру, в которой бы не было довлеющей догматики и тягостной обрядности. Стержень такой религии должен состоять в любви к божеству, она же составляет и условие счастливого единства всех людей. Война должна исчезнуть как антипод человеколюбия. Многие элементы этого учения бехаиты претворяли в свою практику. Они отменяли многочисленные мусульманские обряды, подобострастное отношение к духовенству, джихад как греховный и насильственный способ разрешения противоречий между людьми. Подверглась реформации и вся догматика ислама. Особое значение придавалось веротерпимости к последователям всех религий и сект.
Свое учение Бехаулла изложил в книге “Китаби икан”, в специальных посланиях (лаухи) бехаитским общинам и главным образом в “Китаби акдес” (Священнейшая книга).
По убеждению Бехауллы, “Китаби акдес” приходит на смену Корану и Беяну. Она состоит из 472 стихов, в которых на манер аятов Корана и статей Беяна вносятся новшества принципиального в вероучение и жизненную практику мусульман. Так, рекомендуется ограничиться троекратной молитвой (стих 13), а по занятости достаточно произнести “Хвала богу” (стих 33); не надо, как это распространено на мусульманском Востоке, принимать пищу, погружая руки в блюда и тарелки (стих 113); вопреки запрещению Шариата, можно употреблять золотую и серебряную посуду, носить шелковые одежды, слушать пение и музыку (стихи 113, 385, 123).
Существенное расхождение бехаизма с основами ислама давали основания считать его учение стоящим вне этой религии. Впрочем, бехаиты вместе со своим духовным учителем не возражали против этого, считая свое учение “новой религией”.
Столь резкий поворот из русла ислама возбудил против бехаизма преследования со стороны мусульманских правительственных и теологических кругов. Общины бехаитов подвергались систематическим погромам, особенно со стороны шиитского руководства. Многие были вынуждены эмигрировать в Израиль, Германию, США и другие страны.
Сделаем некоторые выводы.
Вопреки мнению в богословских кругах, будто мусульманское сектантство есть некий “выверт”, “ересь” и пр., факты говорят о другом: оно суть закономерная реакция на основы мусульманского вероучения, отразившего в своем содержании архаичные представления о мире и сверхъестественных силах, а также “навеки” освятившего власть господствующих классов.
За религиозными программами и лозунгами сект, — равно как неортодоксальных направлений, толков, школ, учений, — всегда скрывалось выражение социальных интересов обездоленных масс. Мы убедились, что по своему социальному составу секты, как правило, были из трудящихся и демократических кругов. Их программы направлялись на умерения “власти сытых”, достижения социального равенства и братства всех мусульман — того, что декларировало богословие и не выполнялось на деле.
В движениях и лозунгах мусульманских сектантов, за некоторым исключением, содержалась тенденция к либерализации религиозной системы ислама, к ломке принципов его догматики и гуманизации жестких норм шариата. Очевидно, что громоздкая система культовых предписаний, архаизма представлений и шариатская казуистика приходили в противоречие с новыми временами, жизненными принципами и идеалами. Мусульманские богословы, опираясь на поддержку государственной власти, возвели в непогрешимую и “вечную” догму основную доктрину ислама, равно как и господство власти имущих. Не  имея иных методов ниспровержения того и другого, люди замыкались в узкие организации. Ценой неимоверных трудностей, а нередко и самой жизни, люди боролись за свои убеждения. И пусть на этом многострадальном пути были какие-то несообразности, парадоксы и с точки зрения богословия — грехи, поиски лучшего идеала всегда достойны уважения. Тем более, что в программах многих мусульманских сект отстаиваются ценные нормы общечеловеческой нравственности и прогрессивные идеалы социального переустройства во имя равенства и братства всех людей.