E.Тихоновская - написанные рецензии

Рецензия на «Экзамен» (Александр Секстолет)

ОЧЕНЬ СУБЪЕКТИВНОЕ И ЗЛОЕ МНЕНИЕ
«И-нань-синь, у-нань-синь, у-синь и будет вам фо синь»
/Чань-буддийская народная частушка/

Автор, а можно мы признаемся, что ни хрена не поняли?

Не, мы умные. Вернее, начитанные, и много чего можем тут понаписать. Можем разъяснить присутствующим, что рассказ А. Секстолета "Экзамен" - повествование о трудности достижения человеками состояния Любви и жизни в гармонии с окружающим миром, причине трудность сию порождающей (подверженность человека страстям, "эмоциональное рабство" - в вариации автора) и способе её устранения - достижения состояния "пустое сердце" (привет дальневосточным школам буддизма), ибо только такое сердце способно на библейскую Любовь. Другими словами, автор предлагает читателю свою версию известного концепта "Бог есть Любовь", основанную на популярном у мичуринцев от философии гибриде библейского "Я сказал: Bы - боги" с дальневосточно-буддийским "Наш ум ("читта"/"синь") и есть Будда". В теории автора метафорическое сердце, опустошившись и затем впустив в себя Любовь само становится Любовью, то есть Богом.

Вроде бы и складно, но отражает нашу способность складывать, а не содержание рассказа. Мы, как не крутили, так и не поняли, что сам А. Секстолет (а не мы, с набитой буддийским мировоззрением головой) разумеет под словосочетанием "пустое сердце" и зачем оно (словосочетание это) в рассказе? Представим ситуацию: пришел некий человек, ну, скажем, к китайцам и стал им рассказывать о китайской магии, описывая при этом... эльфийское волшебство, например. Что китайцы подумают? Вот и мы пребываем в задумчивости: то ли А. Секстолет в самом деле "сердце Будды" имел в виду, но получилось не очень похоже, то ли нечто другое и непонятно почему оно называется так, а не как-то иначе.

Представим теперь другую ситуацию: тот же человек пришел к эльфам и стал рассказывать им о китайской магии, а у эльфов слово "китайский" ругательное. И вот объясняет человек, мол, ничего не ругательное, но рассказывает при этом об эльфийском волшебстве. Что эльфы подумают? По меньшей мере, останутся при своем мнении, что "китайский" слово ругательное и вовсе незачем эльфийское волшебство так обзывать. К чему мы это? А вот к тому, что перед нами всё-таки рассказ (художественное, то есть произведение, а не философский трактат) и написан он на русском языке, в котором метафора "пустое сердце" имеет однозначно негативный смысл и сразу же порождает целый ряд ассоциаций ("пустой человек", "пустое дело" и т.п.), и если уж тащить её в текст, то делать это надо убедительно, потому что этого требует логика рассказа. А не просто так, потому что "красиво звучит". Давайте-ка посмотрим, так ли уж необходима рассказу «китайская магия».

Итак, что мы имеем. В 2033 году (в принципе, сразу понятно, что в рассказе, так или иначе, появится Христос) в России открылась "школа подготовки мудрецов", призванная освободить человеков из "эмоционального рабства". Успешные выпускники школы получают диплом мудреца "Пустое сердце". А чтобы получить такой диплом, надо, образно выражаясь, "наполнить сердце" только одной (единственной) эмоцией или чувством, указанным в экзаменационном билете. Затем машина времени перенесет соискателя в прошлое, где он окажется в ситуации, требующей проявлении заданной эмоции (чувства). Герою достается Любовь и он оказывается в роли Христа, идущего на Голгофу. Справляется с заданием и получает запись в дипломе - Бог. Таков, в вкратце, сюжет рассказа. Как видим, не зная подробностей (что за диплом такой), хрен, что поймешь (прощения просим за наш эльфийский), ну кроме того, что у автора богатая фантазия.

С подробностями, прямо скажем - беда. Текст распался на две части. Сама по себе живет часть финальная (собственно, экзамен) - изящная, яркая. Убедительная. И начало яркое: "Он оказался единственным кому досталась младшая добродетель Любовь. Впустить и сохранить ее в сердце нетрудно. Оно теперь всё состоит из любви, теплоты, света, добра..." И на финише - "выстрел": "...Свершилось! / Экзамен сдан. Диплом получен. В графе "Специальность" скромная запись - Бог". (По хорошему, так выкинуть из рассказа всё, оставив только объявление об открытии школы (чуть поправив) и финал. Самостоятельное произведение получится). А рядом не очень внятная, созданная по принципу "что хочу, то и ворочу", часть "стартовая" о "мудрёной школе", где автор дважды пытается прямым текстом сказать, что есть "пустое сердце" и дважды делает это феерично небрежно.

["...наиболее успешные выпускники школы вместо золотой медали получат диплом мудреца "Пустое сердце", что вовсе не означает бесчувственность или отстраненность. Наоборот, сознание сердца позволяет распознать любую эмоцию, но не разрешат ей захватить психику"]. Не будем уж поминать синтаксис (признаемся, мы впали в ступор, пытаясь определить, к чему относится наречие "наоборот"), возьмем большую лупу и поищем, где еще в рассказе "сознание сердца" встречается. А нигде. Как хотите, так и понимайте, что означает сей двугорбый кентавр (то ли аналог "пустого сердца", то ли... незнамо что), и зачем он появился в рассказе. Ну, вольному воля, как говорится. Вот как хотим, так и понимаем. То есть, ничего не понимаем и ждем, когда нам объяснят.

Далее следует сцена, где автор, только что заверивший нас, что "пустое сердце" вовсе не означает "отстраненность", живописует урок, на котором ученики тренируются входить в состояние - опаньки! - отстраненности. Нет, ну мы поняли, что сцена призвана показать чему и как учат в мудрёной школе. Но мог же автор нас не морочить (кентавром двугорбым уже замороченных) и какое-нибудь другое состояние для демонстрации того же самого (чему и как учат) выбрать? Мог. Тогда зачем? А-а, понимаем! Для того чтобы уяснить что такое "не-отстранённость", надо сначала понять что такое "отстранённость" и только потом... Тьфу-ты! Да просто автору так захотелось и всё. Но мы-то жаждем знать, что есть "пустое сердце" и почему оно так называется. Ну может дальше понятно станет.

А дальше у нас выпускные экзамены. Директор мудрёной школы (или кто-то там, не суть), обращаясь к выпускникам, говорит (вторая попытка автора прямым текстом обозначить значение словосочетания "пустое сердце"). ["...Ваше сердце пустое и не пускает ни одну эмоцию из внешнего мира без вашего контроля и участия сознания"]. Загадочная фраза. Нет, ну правда - загадочная. Метафорическое сердце (как особое состояние психики, надо понимать), не пускает ни одну эмоцию из внешнего мира (а это, надо понимать, аллегория - не в буквальном же смысле "эмоции" по внешнему миру бегают) без... чего? Что такое "ваш контроль" и что такое "участие сознание" от этого "контроля" отдельное? И, что самое интересное, как это все с двугорбым кентавром монтируется?

Так и хочется пожелать автору - проще надо быть, батенька, проще. За этими наукообразными словесами (кто кому что разрешает, кто кого контролирует), так сказать, "суть концепта" теряется. А она ("суть", то бишь) вот где:["Вы научились уходить от подчинения положительным и отрицательным эмоциям, которые держат обычных людей в рабстве...]. И вот еще где: ["Люди не совершенны и не умеют любить скандального соседа-пьяницу, крикливого начальника-самодура, как и близких родственников, жен, детей...]. Ну и надо было вокруг этого китайский огород городить? Ведь это вполне себе понятное и хорошо известное - "человек пребывает в рабстве страстей". То есть, автор нам таким вот хитро-завернутым образом о сердце свободном от страстей говорит. Так и что за нужда была тащить в рассказ "пустое сердце", пытаться объяснить "как это надо правильно понимать", морочить голову читателю кентаврами ("сознание сердца" - продукт кривого перевода с санскрита /пали на китайский и потом на русский или даже на английский сначала, означающее вовсе не то, чем автор пытается его назначить), когда ровно тоже самое, что "автор имеет сказать" в русском языке давно и прочно обозначено словосочетанием "чистое сердце"? Где обозначено? Да в Писании же! Давид в молитве просит: "Сердце чистое сотвори во мне, Боже!" Сам Иисус Христос в Нагорной проповеди говорит: "Блаженные чистые сердцем, ибо Бога узрят". А что такое "чистое сердце"? Да вот оно же - сердце свободное от страстей.

Назвал бы автор свой диплом "Чистое сердце" (ну или связку межу пустой-чистый догадался б показать) и не нужна б была вся эта словестная эквилибристка (означает-позволяет-не пускает). И красивый вышел бы рассказ о том же самом, без гигантского вопроса в глазах неискушенного в китайской грамоте читателя: зачем это автор такое сердце называет "пустым"? А читатель искушенный не скреб бы в затылке с тем же вопрос в глазах, но в другой интонации: это вот такое сердце автор называет "пустым"?

Однако ж А. Секстолету зачем-то понадобилось привнести в текст буддийские коннотации (или просто приспичило устоявшееся значение метафоры изменить). Ну и огреб... наше мнение.
Вечная беда с этими мичуринцами от философии: замах на рубль, удар - на копейку. Рассказывать эльфам о китайской магии, конечно, можно. Можно даже раскудрявый гибрид из этой магии с эльфийским волшебством сотворить, но делать это надо так, чтобы китайцы не смеялись и эльфам понятно было.

Р.S. Должно быть, мы - эльф.
Р.Р.S. Автор, сами напросились.

E.Тихоновская   08.07.2012 20:32   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Вовремя умереть» (Александр Секстолет)

Интересующимся успехами технологий "продления жизни" должно быть памятен январь 1998 года, когда СМИ по всему миру буквально взорвались сообщениями о том, что "группе ученых" удалось заставить нормальные человеческие клетки преодолеть "лимит Хейфлика". Газеты запестрели заголовками: "Ученые уткнулись в бессмертие", "Лекарство от старости становится реальностью", "Таблетка от старости будет доступна, как аспирин". До "утыкания в бессмертие", конечно было далеко, но сама мысль - "биологическое бессмертие" реально возможно, да еще и будет доступно всем в скором будущем – в социум "влетела" и крепко в нём зацепилась. Рассказ А. Секстолета "Вовремя умереть" – повествование о том, как ученые всё-таки уткнулись в бессмертие,лекарство от старости стало реальностью и доступно, как аспирин. А в комплекте с ним еще и лекарство от "психологической усталости", дабы потенциально бессмертному человеку не надоела его долгая жизнь.

Надо сказать, у разработчиков чудодейственных технологий весьма своеобразное чувство юмора. Проект по дарованию человечеству бесконечной молодости и здоровья называется "Струльдбруги XXI века". То есть, с точностью "до наоборот". Напомним, что персонажи произведения Дж. Свифта "Путешествия Гулливера" – струльдбруги – абсолютно бессмертные люди, обречённые на бесконечную старость, полную страданий, болезней и слабоумия. Забавно и, в общем-то, сразу создает настроение будущим бесконечно молодым посочувствовать.

Основные события в рассказе происходят с профессором. В начале повествования он готовится к докладу о сделанном им открытии, позволяющим завершить проект, и запустить технологию в производство. В подробности описания изготовления волшебных таблеток (одна от старости, другая от скуки) автор не ударяется, что безмерно радует, ибо какая, к черту, разница, как оно сделано, все равно – выдумка. Порассуждав, о грядущем светлом будущем, профессор отправляется спать.

Далее в рассказе наступает обещанное "светлое будущее", то есть ожидаемый полный мрак. В бесконечно молодом и здоровом социуме возникла "жажда смерти". "Планету захлестнула волна смертей"..."Тяга к самоубийству стала паталогической страстью..." «Криминальный эгрегор фантастически богател на заказных убийствах..». и "Стало модным заказывать самого себя". Для удобства и простоты заказа по улицам круглосуточно слоняются "торговцы смертью" (люди в черных куртках с капюшоном и значком «Веселый Роджер» на рукаве). Безликий персонаж осуществляет такой заказ. Причина желания умереть – у него уже погибла вся семья. Считая виновным в этом профессора, сделавшего открытие, наградившее человечество бесконечной молодостью, заказывает и его заодно.

Профессор просыпается в ужасе с мыслью: «Приснится ж такое!» и отправляется делать свой сенсационный доклад, оставляя читателя в размышлениях, что это было: нехорошие предчувствия, вызвавшие «вещий сон» или будущее возникло в платоновском «мире идей (или на эзотерическом «тонком плане» - кому так больше нравится)? А может профессор свою прошлую жизнь вспомнил, в которой натворил безобразий и благополучно самоубился, а в новой жизни принялся за старое. Сансара, чтоб её…

Эка нас понесло! Так ведь развитие сюжета к вольным фантазиям располагает, тут, собственно, автору жирный плюс. Увлекательно получилось. Однако, шутки шутками, но профессора вполне себе реально убили – футбольные фанаты, буйствовавшие на улицах города, по причине очередного поражения команды "Спартак". И вот вам, нате! Человек в черном капюшоне делает фотографии погибшего с присказкой: «Главное в этой жизни умереть во время», – и сообщает об исполнении заказа по телефону. Да, профессор умер во время, таки не сделав свой доклад, и перспектива бесконечной молодости социума задвинулась назад в туман мечтаний. Однако вопрос: был ли у человека в черной куртке с капюшоном «Веселый Роджер» на рукаве?

С развлекательной стороной в рассказе все в порядке. Надо отдать должное автору, сумевшему превратить простенький (если не сказать – примитивный) и, в общем-то, насквозь просчитываемый сюжет в увлекательную историю. Однако, что со стороной, так сказать, содержательной? То есть, с обществом бесконечно молодых людей, ради описания которого и появился рассказ?

Автор описывает разного рода проявления спроса на смерть, но как-то не внятно обозначает, причину, по которой «состояние смерти стало наиболее востребованным в обществе». На поиски смерти людей толкает «неведомая сила», которая активно проявляется всякий раз, как только численность населения превысит некую отметку. Вот тут хочется схватиться за голову от осознания, что автор не пытается показать возможные реальные проблемы отсутствия старения и естественной смерти, а просто их придумывает, причем на ходу, не особо задумываясь. Вернее, все возможные проблемы (которые, надо сказать, активно исследуются вполне себе настоящими учеными) отменил, оставив одну – перенаселение (увеличение плотности популяции), и вот на этом хлипком основании отправил индивидов самоубиваться по-всякому. То есть «неведомая сила» таким вот образом регулирует численность популяции и все сводится к банальному: «природа найдет способ выкосить лишних».

Автор, конечно, волен придумывать, что захочется (как говорится, «мой мир – мои правила»). Так ведь и читатель волен сказать: да полноте, автор! Если мы на реальной Земле и речь о реальных людях, не будет такого. Потому что прав Ф.М. Достоевский, "ко всему-то подлец-человек привыкает" и потому что "природа" давно изобрела способ "выкосить лишних" - "внутривидовая конкуренция" называется, и чтобы не говорили добрые люди, поколения "отцов" и "детей" между собой никогда особо не ладили. Окончательный распад института семьи, торжество идеологии "чайлдфри", тотальный спад рождаемости, кровавые схватки за "место под солнцем", бесконечная война "всех против всех" по ничтожному поводу - вот в это вполне себе верится, как и в полный "капец популяции". В фантастически богатеющий на заказных убийствах «криминальный эгрэгор» поверить не трудно. А в моду на заказные убийства самих себя - ну никак.

Описание будущего то ли во сне профессора, то ли где-то "на тонком плане бытия" располагает к тому, чтобы отмахнутся от "футурологии" и принять на веру любую, пусть даже самую невероятную причину возникновения у молодых, здоровых, к тому же защищенных от теоретически возможной "психологической перегрузки" людей жажды собственной смерти. Но ведь ничего кроме "стоило численности популяции превысить определенное число..." автор не предлагает. Можно было бы порассуждать на тему "уже сейчас полно людей, которым всё осточертело", так ведь автор же "осточертение" это особой таблеткой, принимаемой раз в десять лет, отключил.

"О сколько нам открытий чудных..." А не надо лезть в механизм самоликвидации человека, называемый "старением и естественной смертью" отключите здесь, включится в другом месте, на другом уровне - вот, собственно, и все, что остается от рассказа, имевшего все шансы стать замечательным булыжником в огород "научных имморталистов", с их мечтаниями "о ликвидации всякого насилия над личностью" в обществе Homo longevus (человека долгоживущего), потрудись автор хотя б намекнуть непосредственно в тексте рассказа на происхождение "неведомой силы".

Ах, как хочется подсказать автору, что именно реально заставит людей вести себя, так, как написано в рассказе, но, надеемся, А. Секстолет сообразит это сам.

В итоге - занятно, но не более того.
Если по рассказу написать сценарий, вполне себе кассовый триллер получится. Не хуже "In Time" Э. Никкола (неимоверно бредово, но занятно весьма).
P.S. Автор, киньте в меня тапкой.

E.Тихоновская   31.03.2012 16:37   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Любовь в кредит» (Александр Секстолет)

В последнее время в среде литераторов вновь появилась «мода» на «экспериментальную прозу», возобновились активные поиски «новых форм» творчества. Рассказ А. Секстолета «Эксперимент» – результат такого рода исканий. Прежде всего, следует отметить весьма удачное название рассказа, которое отражает не только содержание повествования, но и попытку эксперимента с формой, тоже, надо сказать, удачную. Творческий изыск, предпринятый автором нельзя, конечно, назвать «новаторским»: смешение жанров, «рваная», фрагментарная структура повествования, нарочито бедный язык, стремление к полному отказу от применения «средств художественной выразительности» – все это было-перебыло и по сей день то и дело встречается. Тем не мене, игра А. Секстолета в «старые-новые формы» не лишена своеобразия.

Известную со времен Аристотеля «классическую» структуру сюжета автор «Эксперимента» воплотил на удивление буквально. Если обычно «действие развивается, постепенно возвышаясь, покуда, наконец, не достигает своего зенита», то в этом рассказе структурные элементы сюжета отгорожены друг от друга настолько сильно, что даже появление в нужных местах жирных надписей «завязка-кульминация-развязка» не особо усилило бы «парадоксальный эффект»: повествование буквально разваливается на куски, поразительным образом сохраняя цельность.

Смешение жанров здесь тоже непростое: рассказ резко скачет от одного к другому так, что уже с середины первой части кажется, что читать начинали совсем другое произведение. Весьма занимательно развитие сюжетной линии.Обычно, «туман таинственности» витает в начале повествования, но с приближением к концу рассеивается и все «непонятности» разъясняются. В «Эксперименте» наоборот. Сначала всё относительно понятно: герой повествования увидел в газете объявления «Эмоции и чувства в кредит», принял его за шутку и движимый банальным любопытством с примесью озорства подал «заявку на любовь». Однако, чем дальше – тем «туманнее».

«Кредитором» оказалась не какая-нибудь «непонятная конторка», а целый научно-исследовательский институт генной инженерии. В рассказ шквалом врывается научная, около научная и антинаучная фантастика. Суть "фантастического допущения" состоит в научном прорыве в области генетики. В ДНК человека зашифрована его судьба» и «генные инженеры» научились «монтировать киноленту жизни» по своему усмотрению. Если «любви» в «сценарии генома нет», её можно получит авансом, «как вещь, которую покупаешь в кредит».

Сцена встречи «заемщика» и «кредитора» самая большая в рассказе. Автор в подробностях изображает манипуляции, производимые с героем (составление «генетического портрета»), улыбчивые генные инженеры в деталях разъясняют тонкости своей работы, текст изобилует «естественнонаучными» терминами. И весь этот научно-фантастически-мистический винегрет напоминает сцену из фильма «Пульс» (голливудский ремейк японского ужастика»), где весьма серьезно, с «естественно-научными» обоснованием, один герой объясняет другому,почему именно красная изолента защищает от засевших в компьютере и рвущихся из него в реальный мир мертвецов. Эффект производит комический. Закрадывается подозрение, что «творческий замысел» вышел из-под контроля автора и герой не додумается спросить об условиях кредитования. Герой таки додумался – спросил. «Кредиторы» пустились в пространные объяснения о сущности кредитования, завершившиеся весьма подозрительным ответом: сколько стоит и как платить – неизвестно. Это собственно и есть цель эксперимента: выяснить, кому и как человек заплатит за «предоставленную любовь». Тут бы герою заподозрить неладное, однако, изрядно замороченный «фантастикой», «он согласился…» и уже в следующей строке повествование «вылетает» в финал.

«Все кончено» – «генетическая фантастика» хлопком преображается в мелодраму. В «фокусе» повествования чувства женщины, от которой уходит любимый мужчина. Страдание, боль… Психологически достоверно, остро, красиво. Однако ясности происходящему не добавляет. Вспыхнув реалистичной картинкой страдания, суть повествования остается в тумане. «Добро существует без платы, а вот за любовь надо платить». Женщина заплатила, «отдав всю себя без остатка». Однако что случилось с миром, в котором любовь превратилась в противоположность добра?

На финише туман сгущается и всё переливается в странную мистику. Оставленная героем повествования женщина, «у которой любовь была предусмотрена по судьбе и проявилась в запланированное время» (то есть, «кредитов» она не брала), умерла раньше срока, и эта преждевременная смерть продлила жизнь «злостному неплательщику». «Your death saved me» – вечная тема произведений о любви. Учитывая, что «по программе» мужчина и женщина должны были умереть в один день, уместно будет вспомнить знаменитое: «Для любви не названа цена / Лишь только жизнь одна…» - Андрея Вознесенского. Мужчина платить отказался, а жизни женщины не хватило, поэтому «кредит» остался невыплаченным, оплата «перешла к потомкам обоих участников эксперимента вплоть до четвертого колена в виде кармического долга». Это уже даже не мистика, а заоблачная эзотерика – только в эзотерических сочинениях (отнюдь не в восточных религиях и философский доктринах, в центре которых стоит понятие «кармы»), можно обнаружить перенос «кармического долга» на потомков.

Концовка рассказа в целом трагична, но выполнена как-то несерьезно, и больше напоминает безумный фарс: «генный инженер» в отчете об эксперименте с «кредитованием» сообщает, что подопытный «нарушил условия договора» и к нему «применены штрафные санкции» договором же предусмотренные. Это при том, что по сюжету рассказа о самом факте существования договора (и, соответственно, необходимости исполнять принятые обязательства), герою ничего не известно, ведь «для чистоты эксперимента», ему помогли «забыть всю информацию, связанную с необычным кредитованием». Представленная в первой части рассказа «суть эксперимента» (выяснить «кому и как» придется заплатить человеку, получившему такое состояние как «любовь» в кредит) в финале выворачивается наизнанку и перекручивается поперёк. Оказывается, «условия оплаты» – трата душевных (психологических) и физических сил «в пользу» любимого человека – не только были известны до начала эксперимента, но и прямым текстом включены в договор. Нарушение именно этих условий («подопытный» перестал уделять должное внимание любимой женщине) повлекло «применение санкций». А фраза: «Вопросы по оплате «кредита» бессознательно взяла на себя жена» – не оставляет сомнения, что поведение «подопытного» трактуется экспериментаторами однозначно – как отказ платить.

Тут впору энергично потрясти головой, дабы разогнать старательно напущенный автором туман и догадаться: «заемщика» наглым образом облапошили. Заморочив голову «генетическими подробностями», от прямого ответа на вопрос - «Как платить?» - уклонились, о возможных санкциях (да каких! - «в виде многочисленных болезней и одинокой старости») не сообщили и вместо обещанной любви всучили фальшивку, «завянувшую» через десять лет. Не «научно-исследовательский институт генной инженерии», а прямо таки дьявольская конторка, занимающаяся обычным дьявольским делом: втюхиванием доверчивым людям заведомо невыполнимых контрактов «на исполнение желаний».

А. Секстолет проделал изысканный трюк: под видом фантасмагории (что, несомненно, придает истории занимательность) в рассказе раскрывается неприглядная сущность «системы кредитования». Ведь в реальной жизни взрослые люди, находясь в здравом уме, прежде чем что-то сделать, взвешивают все «за» и «против». Но почему-то при этом весьма часто становятся злостными неплательщиками по кредиту. Формула «системы кредитования» проста: чем легче получить кредит, тем дороже он обойдется.

Автору «Эксперимента» удалось воплотить безупречное единство формы и содержания.
«Жизнь в кредит» – это зло, господа. Живите по средствам, здоровее будете. Ну, или хотя бы прочтите договор, до того, как подписывать.

E.Тихоновская   22.03.2012 20:42   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Укус» (Илья Згурский)

То ли луна была в созвездии скорпиона, то ли ветер дул юго-западный, но И. Згурский написал сатирический рассказ в жанре "социальной фантастики".
Такое сочетание встретишь не часто, что уже само по себе выделяет рассказ "Укус" из прочих произведений автора. Кроме того, "идея" рассказа не "закопана" в глубину (что характерно для творчества И. Згурского), а "смутная" в начале по ходу сюжета крепнет и в явном виде предстает в финале.

Герой рассказа практикует осознанные сновидения - регулярно, по субботам, видит сны о похождениях японского самурая Нисяку Микимото. В одну из таких суббот, когда герой смотрел любимый сон, к нему подкрался Шмыг-Покусака (о котором известно только то, что он полосат) и укусил. За пятку. Следует отметить удачный игровой ход автора - использование приема умолчания: не сразу становится ясно, в каком мире - вымышленном или реальном - происходит действие. Герой крепко спит, однако, ему каким-то образом становится известно, что, совершив "покусательный акт", Шмыг-Покусака юркнул не куда-нибудь, а под кровать. События двух планов ("во сне" и "наяву") пересекаются и запутываются. Не смотря на очевидное осознание и ощутимость укуса, проснуться герой не может, а проснувшись (вроде бы), обнаруживает, что из ранки вместо крови течет карамель. Это дезориентирует читателя и придает рассказу момент занимательности.

Может быть герой все ещё спит? Или он не человек?

Дальнейшее поведение и размышления героя убеждают, что он всё-таки человек, а не сказочное существо, и живет в человеческом мире: "Умывшись и позавтракав большим желтым батоном, я задумался. Вот куда мне идти? К кому обращаться? Кто мне поможет в воскресенье утром?..." Печаль вполне понятная всем тем, кто пытался получить медицинскую помощь воскресным утром. Ситуация, что называется, "из жизни". Вторжение в размышление героя фантастического - "Пряничная поликлиника! Уж они-то мне не откажут!" - создает иронический подтекст, раскрывающий направление творческого замысла автора: посмеяться над состоянием современного здравоохранения. По ходу развития сюжета фантастическое в рассказе набирает обороты. Оказывается, поликлиника расположена в банке из-под солидола, на окраине города. Автор абсурдирует ситуацию, иронически изображая материально-техническую оснащенность современной российской медицины. Атмосфера абсурдности усиливается описанием местности: "Жуткое это место – городская окраина. С одной стороны тут грязный тесный город. А с другой – старый гнилой забор, сдерживающий натиск одиноких зомби. Да-да, тех самых, с Черных земель…".

"Черные земли" в реальности - земельные наделы черносошных крестьян и тяглого городского населения в России 16-17 вв. ("белые земли" - земли феодалов и духовенства). Зомби - типичный персонаж, так называемой, "литературы постапокалипсиса". Появление "зомби с Черных земель" в рассказе о походе за врачебной помощью, поднимает иронию до градуса ядовитого сарказма: "конец света" в системе здравоохранения уже свершился (скатились в средневековье). "Простому люду" качественная медицина недоступна, и вот уже очумевшие нелюди, ужасные зомби стонут у забора возле городской поликлиники и просят рублики. Смешение страшного и комического (зомби просит милостыню) создает элемент гротеска. В этих эпизодах сатира на современное состояние здравоохранения обнажена до предела. "... от рубликов я бы и сам не отказался", - замечает герой.
Ну ещё бы! От "бесплатной медицины" адекватного лечения ожидать не приходится.

Постепенно абсурдирование ситуации достигает апогея, автор использует оригинальный прием: на фоне "картины постапокалипсиса" из банки-поликлиники появляется сказочный персонаж - "старый седой гном, профессор мармеладных наук" и принимается "щупать ногу, лизать карамель и что-то бубнить себе под нос". Здесь явственно проступает основная идея произведения: бесплатная медицина - это сказка, что и подтверждает финал рассказа. Определив у пациента "синдром карамельной пятки", доктор-гном назначает лечение - прочесть сказку "Колобок" "...три раза вверх ногами..."
"- И всё?
- И всё!..."
Недоумевающий герой "... обулся и захлюпал домой. Сказки искать".

Несмотря на выход за пределы вероятного, "Укус" - реалистический рассказ, в котором в заостренной форме, выпукло и рельефно, и одновременно правдиво раскрываются типические черты наличной реальности. Выбранный ракурс ("от первого лица") и лёгкий, местами беспечный, стиль повествования придает социальной сатире оптимистический характер. Атмосфера абсурдна, но герой замечательно в ней себя чувствует. Настолько замечательно, что не остается сомнения: он (герой, то есть) всё еще спит. А таинственный Шмыг-Покусака - обычная оса ("вредина полосатая"), куснувшая спящего героя за пятку, и спровоцировавшая тем самым "вложенное сновидение".

И. Згурский замечательно умеет издеваться над тем, что именуют "здравый смысл".
Остается вспомнить знаменитое высказывание М. Пруста: "В веках от литературы остается только гротеск!"
И по традиции всхлипнуть (от смеха): аффтар, пиши ищо!

E.Тихоновская   17.03.2012 08:42   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Гномик Оо и псевдомышка» (Илья Згурский)

В последнее время в среде людей, имеющих непосредственное отношение к литературе, все чаще можно слышать мнение, что критики и книгоиздатели скоро останутся без работы. Мол, "писатель нынче перевелся", читатель стал капризен, требует нового, а где ж его взять? Творчество "молодых авторов" - сплошная ерунда, которой самое место в топке. Прочитав рассказ И. Згурского "Гномик Оо и псевдомышка", хочется присоединиться к "хору негодующих", схватиться за голову и застенать: "Это - литература?! Куда катится мир! Язык беден, характеры персонажей схематичны, символика навязчива. Что это вообще такое?"

Помня о том, как сели - кто в лужу, кто в галошу - критики, посчитавшие смелое новаторство в литературе конца 19-го начала 20-го веков,"симптомом вырождения культуры", не будем торопиться с выводами. И оставим в покое мир, который вопреки звучавшим в начале прошлого века пророчествам не так уж далеко "укатился". По крайне мере, обещанной "гибели культуры" до настоящего времени не случилось. "Эпоха модерна" подарила миру шедевры литературного творчества и, сделав свое дело, уступила место "постмодерну". Объективный процесс - формы творчества зарождаются, развиваются и приходят в упадок, сменяясь новыми. Мышление литературоведов и прочих "знатоков искусства" не всегда за новыми веяниями в творчестве поспевает. Однако это не повод, называть нечто, неукладывающееся в привычные схемы, ерундой и призывать сжечь труды автора.

"Гномик Оо и псевдомышка" - произведение весьма специфическое. События рассказа разворачиваются в неопределенном будущем. Цивилизация лежит в руинах. По миру бродит гномик Оо и рассказывает всем встречным-поперечным о врунишке псевдомышке. А дело было так: псевдомышка, считавшая себя "мировой свахой", решила, что гному пора жениться. Потенциальная супруга на примете имеется, вот только гном обременять себя узами брака не намерен и с невестой знакомиться не хочет. Сваха прибегает к хитрости, обещает награду в виде конфеты, если выгодный жених просто посмотрит на возможную невесту. Гном соглашается, идет на смотрины. Однако невеста оказывается весьма непривлекательной особой... Короче говоря, рассказ можно было бы отнести к мелодраме (именно таковой он и кажется в пересказе), если бы не атмосфера фееричного сюрреализма, безумного фэнтезийного гротеска, в нём царящая.

Мир рассказа - несомненно, мир "постапокалипсиса", с присущей этому жанру атрибутикой: разрушенный город, "подгнившие зомби" и разного рода мутанты (типа непонятных червей, являющихся причиной вырождения леса). Однако персонажи являют собой нечто странное. Жених не просто гном, а оживший антропоморфный пряник - известный в литературе США дальний родственник Колобка, очевидно, развившийся в результате постигшей мир катастрофы до состояния гнома. Он прост, добродушен и любит покататься на зомби. Сваха - мутировавшая мышь, сбежавшая из сказки "Дюймовочка". Она очень стара (помнит прежний мир), к тому же "больна на всю свою плоскую голову". Невеста и вовсе явлена из галлюциногенных туманов - паточный слизень Ячаша, с розовым киселеобразным телом, до краев заполнившим пятилитровую пластиковую бутылку. Немудрено, что сказочному гному пришелица из психоделики пришлась не по душе: "Больша уж больно… И сильно розовая".

Вся эта "мешанина жанров", "сборка текста из готовых конструкций" напоминает фантазию заигравшегося ребенка. Концовка рассказа выполнена в духе "сказок для самых маленьких". Обещанной конфеты у свахи не оказалось, и реакция гнома на такую беду по-детски проста: "Чооо? Соврала? – завопил гномик. – Обмануть решила! Да я тебя… тебе… я… пойду всем расскажу, какое ты трепло! Вот!" - история о несостоявшемся сватовстве сказочного пряника и психоделической патоки превратилась в историю о неполученной конфете.

Бредовенько. И бредовенько весьма. Может быть в этом и состояла, так называемая, "сверхзадача автора" - поиздеваться над читателем и, заодно, над критиками, подкинув заведомую пустотелость и предложив поискать в ней несуществующий смысл? Однако необычность рассказа, сочетание безумства происходящего с изящной иронией, вынуждает присмотреться к "бреду" повнимательней и обнаружить, что "бред" этот незаурядный. Более того - это вовсе не "бред", а злейшая сатира на современное состояние литературного творчества, на отживающий свой век "постмодерн".

Неприятно, конечно, уличать себя в инертности мышления и неспособности сразу заметить очевидное, но в рассказе легко узнаваема "творческая установка" постмодернизма ("максимум интеллектуально-игрового, деструктивного и минимум смыслообразующего, конструктивного") и его основная черта - эклектика, смешение, взаимопроникновение жанров. Все "отличительные особенности" литературы постмодерна собраны в рассказе "в кучу" и доведены до абсурда. Сюжет рассказа отнюдь не история о сватовстве (хотя, именно этот вариант "лежит на поверхности"), это все-таки история о неполученной конфете. Но какая история! На руинах цивилизации старушка-псевдомышка (как символ отживающего направления в литературе) уговаривает беспечного гнома (молодое поколение авторов и читателей) сделать выбор или хотя бы посмотреть, что предлагают, и получить конфету (символ удовольствия). Но предложение оказалось кошмарным и обещанную сладость гном не получил. Остается только возмутиться обманом.

Перефразируя название известной экранизации чеховской "Дуэли" - "Плохой хороший человек", можно сказать, что И. Згурскому удалось написать хороший "плохой рассказ", в том смысле в каком плохи сочинения "поздних постмодернистов", заполонившие российскую литературу в первом десятилетии 21-го века.
Постмодерн сделал свое дело, постмодерн может уходить.
Поприветствуем младое поколение любителей покататься на зомби.

E.Тихоновская   15.03.2012 10:11   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Нырки» (Владимир Шаповал)

Здравствуйте, Владимир!

Признаюсь, мне трудно писать отзыв на этот рассказ.
"У птиц, как у людей" - фраза-предисловие к рассказу предупреждает, что "скрытых смыслов" искать здесь не следует. И все-таки велик соблазн усмотреть в рассказе аллегорию (Рейн и Рона - современная европейская семья; автор поднимает проблему эмансипации женщин, разрушения патриархального уклада жизни..." и так далее. Однако, думается мне, что "Нырки" - это просто рассказ о красоте и ценности жизни.

Рейну и Роне (уткам-ныркам) посчастливилось жить на Женевском озере. Они и живут, иногда "уходят в мечтания"(Рейн слегка завидует перелетным птицам, Роне хочется оставить гнездо и "немного развлечься"), но при этом "не отрываются от земли" - ценят то, что имеют... И тут в голову лезет "зловредный литературоведческий вопрос" - в чем состояла "сверхзадача автора", в чем "идея" рассказа, в чем (будь он неладен) "смысл"?

Да ни в чем! Почему, собственно, рассказ должен быть "глубоко идейным" и "социо-каким-то"?
"Я люблю тебя - жизнь! Что само по себе и не ново", - вот и вся "идея". Смысл жизни в ней самой, а не в "поисках смыслов". И как там дальше в песне: "Будут внуки... Все опять повторится сначала". Песня - о людях, рассказ - о птицах. "У птиц, как у людей". Созерцание красот "благодатного края Женевского озера" располагает к мыслям о ценности жизни как таковой, как "природного явления", как феномена.

Замечание философское. "Мораль" рассказа - на озере появится новое поколение нырков и в "этом смысл жизни" - подана несколько "в лоб". Она - мораль эта - вытекает из самого рассказа, и лично я попыталась бы избежать прямой фразы "о смысле жизни". Но это мои личные "вкусовые пристрастия", принципиально это "в лоб" рассказ не портит.
Замечание техническое. Споткнулась о фразу "А какие красоты?" По смыслу текста - это восклицание, риторический вопрос. Вопросительный знак сбивает с толку. Может замените его восклицательным?

Прощу прощения за многословность и сумбурность отзыва - рассказ вызвал много эмоций, а в таких случаях я теряю способность анализировать. Хочется просто сказать: понравилось мне! И ну его, тот анализ.
Спасибо за предоставленную возможность "покопаться в смыслах". :)

E.Тихоновская   12.03.2012 15:44   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Голод» (Владимир Шаповал)

Здравствуйте, Владимир!

Вот, собралась я, наконец, написать отзыв на этот рассказ.
Трудная тема. Зарисовка из жизни, эпизод истории, показанный изнутри, глазами тех, кто этот "эпизод" пережил.
В таких вещах лично для меня важно не "что" написано, а "как" это сделано.

Понравился язык и стиль подачи. Спокойное, без надрывов и "подстрочной истерики" повествование о тяжёлом времени. Впечатлила сцена-воспоминание о том, "какие же мы были непрактичные" - не ели, то что водилось в пруду (лягушек, моллюсков), хотя многие ели. Вспомнила, как читала у Карамзина: в голод "люди сделались хуже зверей", ели такое "что и писать не пристойно". Обычно рассказы о голоде полны натурализма, акцентированы на ужасах и оставляют тягостное впечатление. Ваш рассказ совершенно другой (что порадовало). В нём больше о том, как, не смотря на жестокую реальность, люди остаются людьми - помогают друг другу, понимают, прощают.

Может быть, у меня искаженное восприятие, но в целом рассказ оставил светлое ощущение. Ярким получился финал: плавное погружение в безысходность на протяжении всего рассказа и короткий, резкий (потому - сильный) выброс позитива в конце. "Все перевернулось вмиг". Безысходность исчезла - как не было. Люди смеются, поют. И радость их вполне понятна - выжили!
Да,собственно, об этом и весь рассказ - о том, как выжили.

Суммируя впечатления от этого рассказа и от того, что было прочитано ранее, скажу - мне нравится как Вы пишете (язык без "витиеватости трехмерной", и, что мне особо по душе, "слезоточивый" пафос отсутствует)

Еще раз прощу простить меня за медлительность (и за то, что постоянно это повторяю).
Пойду теперь "Нырки" читать.

E.Тихоновская   11.03.2012 07:58   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Плейбой» (Илья Згурский)

Задолго до начала 21-го века естественнонаучная картина мира и соответствующая ей модель культуры (так называемый «реализм») исчерпали себя. В литературу (как и в культуру в целом) пришли "реализм мистический", "реализм мифологический", "мистический натурализм" и прочий "постмодерн" с его шизотипическим "отражением действительности". Рассказ И. Згурского "Playboy" можно назвать "пост-постмодерном" или "неопостмодерном", или просто "вывертом сознания с использованием средств художественной выразительности".

Петя купил журнал "Playboy", но злые гномы его отобрали - разорвали, испортили,- и вместо того, чтобы рассматривать неприличные фотографии красивых женщин, Петя вынужден разгадывать шарады на детской страничке. И так тридцать раз. Тридцать раз Петя покупает журнал. Тридцать раз гномы его отбирают. Тридцать раз Петя принимается разгадывать детские шарады. Таково вкратце содержание рассказа, названием которому послужило название злополучного журнала.

"Что это?!" - вправе вскликнуть читатель. Галлюциногенная эстетика? Мистика? Психофуга? Велик соблазн принять "Playboy" за аллегорию - о борьбе Добра и Зла в человеке, но такая аллегория безвкусна и нелепа, поскольку ни Добро, ни Зло в рассказе фактически не изображены. Кого считать "добром" - агрессивных гномов?

Истории, подобные рассказанной в "Playboy", принято называть "фантазиями", имея в виду, что такие события не могут происходит в реальности (Гномы? Помилуйте! - воскликнет читатель.- Сейчас еще пара эльфов из-за шкафа выскочит!). Однако творящееся с Петей не так уж далеко расходится с тем, что принято называть реальностью. Здесь уместно будет вспомнить высказывание К. Юнга: "Если человек говорит, что его преследует страшный монстр, он либо сознательно лжет, либо его преследует страшный монстр". Третьего не дано, ибо "для носителя психики существует только субъективная реальность" (сказал тот же К. Юнг, который сам был шизофреником). Посмотреть на мир глазами такого человека - человека с изломанной психикой - вот что предлагает автор читателю в рассказе "Playboy". При таком понимании событий рассказа, все смыслы расставляются по местам.

C тех пор как З. Фрейд представил миру свою теорию личности, разделив её структуру на три составляющих ("Оно", "Я" и "Сверх-Я"),многие авторы обращались к исследованию глубин человеческой психики, рисуя в произведениях всевозможные внутриличностные конфликты. Сохраняя преемственность этой традиции, рассказ Playboy", тем не менее, не страдает вторичностью. В нем присутствуют и психологическая острота, и глубина, и оригинальность - метания, борьба, драма (с какой яростью Петя кричит гномам: "Да японский бог, вы шо творите, аспиды!") Однако нет ни гуманизма, ни поиска "социальных причин". Одна психиатрия.
С первых строк читатель наблюдает в поведении героя симптомы паранойяльной шизофрении.

"Густо покраснев, я сунул в окошко сто рублей и буркнул: Плейбой…" Может показаться, что Петя просто застенчив, однако завершение сцены покупки журнала не оставляет сомнений, что герой нездоров: "Рывком схватив сию драгоценность, я бросился прочь", и далее: "Ключи ходили ходуном в моих дрожащих руках, но все же я умудрился отпереть замок и ввалился в квартиру", - социальная фобия, сенситивный бред. Петя убежден, что все окружающие осуждают его за покупку непристойного журнала, испытывает острое чувство вины, сопровождаемое психомоторным возбуждением, и торопится спрятаться в квартире. Но там его встречают гномы. Их много ("столпились в прихожей", "хлынули следом"), они возбуждены, весьма агрессивны и требуют журнал.

Добро пожаловать в мир "расколотого я". В мир, где индивидуум переживает самого себя не в качестве цельной личности, а в состоянии осколков того, что цельной личностью когда-то было. Автор не случайно поставил в центр конфликта журнал "Playboy". Таким образом можно проследить психоаналитическую картину болезни. Стремление к удовлетворению сексуального влечения, источником которого является "Оно", вступило в конфликт с запретами "Сверх-Я". При этом изменения в психической деятельности оказались настолько массивны, что привели к психозу, к разрыву границ между "Я" и "Не-я" ("Шизофрения, как и было сказано" - да простит мне искушенный читатель эту цитату). Строгое "Сверх-Я" оказалось отторгнуто, вытолкнуто из сознания Пети во внешнюю реальность, приняв облик пряничных гномов.

"Ну и что? - спросит читатель. - Тридцать дней из жизни психа, которые выглядят как один-единственный день. Ну и что?" И здесь мы вынуждены будем согласиться с В. Набоковым, в эссе на тему рассказа Ф. Кафки "Превращение" написавшим, что рационального ответа на это "ну и что?" не существует. Можно анализировать рассказ "Playboy", сплетая между собой детали, разъясняя скрытые смыслы, о которых знает (а может и не знает) только сам автор. А можно просто выдохнуть и сказать: "Я плакалъ. Аффтар, пиши ищо!"

E.Тихоновская   09.03.2012 11:14   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Роковые совпадения» (Владимир Шаповал)

Здравствуйте, Владимир
Спасибо за приглашение, и еще раз прошу прощения за медлительность в чтении.
Мне нравится "мистический реализм" (сама я в этом жанре мало пишу, но очень много читаю). В история, подобных рассказанной Вами, привлекает не "красота изложения", а простота. Незамысловатый, в общем-то сюжет, язык без излишеств. Буднично, я бы даже сказала - банально. Но ведь именно так - без "громов и молний", без "трепета нервного" и прочего "нагнетания атмосферы" - явления мистические (или просто "необъяснимые") проявляются в реальной жизни.

Верить или не верить предсказаниям, особенно, если предсказания эти - плохие? Проще не поверить, махнуть рукой - "Чушь какая-то", - чтобы потом гадать: что же это все-таки было? Фатум, судьба или просто совпадение? Вечная тема.

Герой Вашего рассказа (Виктор) хоть и настаивает на версии "совпадение" (успокаивая Анну), но всё таки верит.
Но верит иначе, чем Анна.
Для неё - "Как не верить?" ("от судьбы не уйдешь").
Для него - "всё в руках Божьих".

Порадовало, что в рассказе нет "морали в лоб". Читатель волен размышлять, как надо относится к сбывшимся предсказаниям: верить в предопределение (фатум) или всё-таки в то, что «Бог милостив» и «По вере вашей будет вам». Ну или просто подумать о том, что о предсказаниях вспоминают только тогда, когда они сбываются (простое совпадение, случай).

В общем, прочла с удовольствием.
Творческих успехов Вам и чтоб никто не мешал :)

E.Тихоновская   07.03.2012 14:13   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Сластена» (Илья Згурский)

Многие писатели и поэты использовали сказку в своем творчестве. С ее помощью автор высмеивал тот или иной порок человека и всего общества, нередко прибегая к гротеску, превращавшему сказочный сюжет в острую социальную сатиру. Рассказ "Сластёна" продолжает эту давнюю литературную традицию - за сказочным антуражем в произведении обнаруживается весьма едкая сатира на потребительское отношение к жизни.

Сюжет рассказа прост: маленький гномик по имени Брыжка увидел шоколадку. Он удивлен и восхищен, но не решается овладеть ею сразу. Ах, шутка ли - в "мертвом магазине", где "битое стекло и прочий мусор" сокровище найти! Три ночи малыш мечтательно вздыхает, и, наконец, собравшись духом, отправляется в поход.

Встреча героя и предмета вожделения романтична:
"-Моя дорогая… (...) ты так прекрасна!
Смущаясь он подошел к Ней и несмело тронул своей маленькой ручкой".
Казалось бы, героем движет высокое чувство - чувство прекрасного! Однако сентиментальная история превращается в отвратительный гастрономический фарс - заполучив предмет восхищения, Брыжка мгновенно теряет всю свою романтичность, хищно набрасывается на красавицу-шоколадку и жадно ее поедает.

В безобразно-натуралистичной сцене поедания шоколада, автор откровенно издевается над одной из основополагающих либеральных ценностей: стремлением культурного человека культурно покушать. Стремлением возведенным в абсолют. Взору читателя предстает отнюдь не изящное пиршество, не утонченное насыщение, а тупое, необузданное, бессмысленное обжорство. Брыжка так увлекся процессом поглощения "желанных кирпичиков", что чуть не съел простынку!

Злой сарказм автора направлен против "общества потребления", типичный представитель которого не "человек разумный", а "гном безудержно жрущий", поэтому тема еды в рассказе гиперболизирована до безобразия. Но смысл произведения не исчерпывается обличением "общественной болезни". Это лишь фон, который позволяет автору показать вечные проблемы человечества.

В образе гнома Брыжки показано, как, получив возможность владеть чем-нибудь, человек превращается в свинью, как в погоне за удовольствиями, за безудержным наслаждением, теряется человеческий облик - вгрызаясь в шоколадку, "гном перемазал свои пузо и грудь, и даже простынку", но ему нет до этого дела, он погружен в наслаждение.

Кульминацией рассказа является исчезновение шоколадки - наслаждаясь, Брыжка не замечает, что "его пассия стала потихоньку уменьшаться". Исчезновение происходит внезапно и в этой внезапности заложен глубокий философский смысл. Общество потребления погубило многие тысячи видов растений и животных. Отравило водоемы. Загрязнило воздух. И не замечает этого, семимильными шагами приближаясь к последнему в своей истории антропогенному кризису.

Финал рассказа не оставляет надежды на вразумление человечества - обнаружив, что шоколадка кончилась, гном "зевнул и, перевернувшись на бок, захрапел".
Автор не выводит морали, не призывает к духовности, а с изрядной порцией здорового цинизма констатирует: все беды и страдания человеческие проистекают из чувства голода, из банального желания "иметь", "обладать"

"Горе вам, пресыщенные ныне! Ибо взалчете".
Аминь.

E.Тихоновская   02.03.2012 17:11   •   Заявить о нарушении