Рецензия на «Девять жизней» (Гумер Каримов)

Вкус и привкусы
Рецензия на роман Гумера Каримова «Девять жизней»

Вот роман «Девять жизней» уже прочитан, а с читателем ещё остаётся тонкий аромат послевкусия. Текст захватывает с первых страниц. Ощущаешь, что перед тобой открывается судьба человека. За повествованием стоит способность автора к различению, пониманию и оценке эстетических явлений во всех сферах жизни и творчества. Глубина и объёмность философской основы, на которую ложится извилистый сюжет, – ещё одно привлекающее читателя достоинство романа. Невольно чувствуешь, что за всеми достоинствами стоит авторский вкус.
Покоряет личная включенность, пережитые и точно переданные чувства молодого человека, стремящегося помочь другу-инвалиду, жить по нравственному кодексу. Привкус подлинности, невыдуманности истории ведёт читателя к осмыслению правды жизни.
Главные герои романа, оказываясь перед судьбоносным выбором, каждый раз поступают правильно, дают читателю образец человечности и нравственности. И Герман, и Юфим совершают правильные поступки, в целом задают морально выверенные стратегии поведения в сложных жизненных ситуациях. Образ перевоплощается в образец, и в этом ощущаешь привкус справедливости. Так и должно быть в жизни человека.
Открывая роман, читатель ждёт, что встретит что-то необычное и невероятное. И здесь автор не обманывает. Инопланетное посещение Паловского парка YULой и необычная встреча с Ромкой вносит в произведение привкус фантастичности и сказочности. А ещё мечта о SAGITTARIUSе, которая обязательно должна сбыться. И она непременно сбудется, если не у героя, то у его потомков.
О чём этот роман? О любви, о творчестве, о готовности человека к смерти. Роман о жизни: от детства до смертельной болезни, из которой тоже бывает выход к ангелу или дьяволу, но выход.
Любовь в романе получилась многослойной и разнообразной. Женских образов в произведении больше, чем мужских: Люся, Надя, Настя, Анна, Юлька. Яркой сильной, импульсивной представлена любовь юношеская. Две соперницы – Люся и Юлька (Но не ты была первой моей девушкой, Люся. Первой была и навсегда останется — Юлька…). Любовь зрелая в романе совсем иная: мучительная, жертвенная, с привкусом вина и вины. Есть в произведении и третий уровень любви. Можно назвать её любовь после первой смерти. Герои умирают, один после ДТП, другой от инфаркта, но, по замыслу автора, они должны жить, любить и творить – такова художественная правда Гумера Каримова. Кто их спасает, чёрт или ангел, это неважно, потому что исцеляющей силой является любовь. И привкус оптимистического романтизма не оставляет читателя до счастливого и жизнеутверждающего финала.
Более серьёзной и не менее значимой для автора кажется тема творчества. Начинается раскрытие этой темы с сюжета, связанного с другом детства Озой, который растратил талант художника, рисуя портреты чиновников, угождая и приспосабливаясь. Добавив привкус горечи, автор не останавливается и раскрашивает творчество в самые разные цвета. Как ни странно, но оба героя оказываются писателями, «растящими роман»: из рассказа вырастает повесть, из повести роман. Талант человека определяется автором как одна из ценностей, формирующих смысл жизни. «Ему [Герману] впервые стало не по себе в ту ночь. Он вдруг понял, что цель его жизни, роман — никогда не будет написан». Ангел дарует Герману не только жизнь, но и мечту реализации замысла: «Роман будет опубликован. Его прочтут люди, поверив всему, что в нём происходит».
С темой творчества связан и очень удачный литературный ход: сам пишущий оказывается персонажем своего романа, а его возлюбленная ещё и читателем.
Перемешивание реальности и вымысла с осознанием персонажами вторичности происходящего – ещё один литературный ход: «Я не говорю уже, что для отдельного реального человека наши действия были бы слишком дорогим предприятием. Другое дело — герой романа». Нельзя не согласиться с тем, что оживить героя книги намного проще, чем реального человека.
И здесь вступает в полную силу тема жизни. Может, одной из девяти. А может, единой и цельной, не распадающейся на множественность ощущений персонажей, живущих в одном авторе.
Так бывает, в детстве любишь садиться перед бабушкиным трюмо и менять положение створок боковых зеркал. Три твоих собеседника – это лишь копии, но все они смотрят в разные стороны. Поворачиваешь голову, и каждый твой визави тоже крутит головой: один поворачивается к тебе лицом, словно для разговора, другой отворачивается, подставляя профиль, а третий показывает затылок. Когда одно отражение поворачивается к тебе, другое непременно отворачивается.
Персонажи романа, как отражения, сходны друг с другом. Герман и Юфим (Гумер и ещё один Гумер) родом из Уфы, любимый писатель – Бунин, учились в Ленинграде, пишут роман всей жизни. У каждого из героев по три женщины: Юлька, Люся, Анна у Германа; Юлька, Настя, Надя. Общей для героев оказывается ушедшая из жизни жена Юлька (один персонаж или два с одинаковым именем – для читателя остаётся загадкой). Всё общее: от биографии до любви, не говоря уже о схожести женских характеров Анны и Нади. Почему так получилось, автору объяснять не надо.
Любой роман строится на переплетении человеческих судеб, и два героя обязательно должны встретиться. Вот только как, где и когда? Герман с Юфимом прошли по одним и тем же местам разными путями, отвернулись друг от друга, послушные велению автора, как отражения в трюмо, не способные вступить друг с другом в диалог. Во время чтения текста придумывалось, что один из главных героев писатель, а другой его персонаж, сочиняющий роман о своём писателе, но читательская фантазия не оправдалась, никаких подтверждений этому в тексте не нашлось.
Конечно, читатели «Девяти жизней» мучаются вопросами. Каковы отношения Германа и Юфима? Два это героя или один? Что это? Раздвоение личности, когда один человек ведёт себя как два, называясь разными именами? А может, один перерождается в другого? И в чтение вплетается привкус таинственности и поиска. Сделает ли читатель открытие и ответит на вопросы, задаваемые автором, вряд ли зависит от последнего.
Не разрешает эту загадку схожести и различия героев и третий персонаж, который прячется за личиной рассказчика. Он разговаривает с дочкой, сочиняя сказку, вспоминает о своём уфимском детстве, ведя повествование от первого лица.
Белое и чёрное, жизнь и смерть, любовь и разлука ведут автора от бесед с искусителем к диалогу с ангелом. Тумаев поднимается в небеса, чтобы встретить Ангела-подсказчика, а Сания спускается в ракетную шахту.
Повествование приготовлено из сложной смеси времени и персональности. Если в опубликованном в 2007 г. тексте писатель делает подсказки (Просто жизнь Юфим Сания или Герман), в рукописи читатель почти лишается авторской помощи. Всё сложно с художественным временем. Указания на время действия приходится выискивать в обстоятельственных оборотах высказываний. Ещё сложнее с временным порядком, то есть последовательностью событий, восстановить который под силу только автору. Страх заблудившегося в ночи охватывает читателя, когда повествователь от третьего лица переходит к первому в главах «Федька Шаляпин, пёс Моряк и “Решётканэломают”» и «Прощай, старый двор!». Эти главы могут относиться как к Герману, так и к Юфиму, но, очевидно, передают ощущения повествователя, а не персонажей.
Впечатляет и разделившая судьбу повествователя география романа, охватившая территорию от южного Урала до Павловска, которому посвящены, пожалуй, самые нежные страницы. То Вологда, то Валдай, то Париж. Голова кружится от скорости перемещения. Героям не сидится на месте, они всё время куда-нибудь едут или собираются ехать. Атрибуции времени и места действия – вот чего ожидает наивный читатель.
Привкус магии, добавленный художником, возможно, для колорита, нанесения полутонов. Настигает читателя магическими числами, разбросанными по роману: три, девять, двенадцать, тридцать и другие. Девять – положенный в заглавии ключ к числовому коду. Словом, sapienti sat.
Повествователь не желает раскрывать читателю загадку названия романа. Более того, даже вводит в заблуждение: «Никак не мог припомнить, откуда эти «девять жизней»? Что-то библейское…» Девять жизней прочно связывается в сознании носителей языка с выражением «У кошки девять жизней», которое, в свою очередь, традиционно возводят к английской пословице «A cat has nine lives».
Стремление понимать всё буквально свойственно современному читателю. Упорно пытался насчитать девять жизней – выходило то больше, то меньше. Случайное и поверхностное упоминание какого-то интервью о Германе Исаевиче Тумаеве не утешает и не решает задачу объяснения названия. И главный читатель, чей образ любовно лелеет автор, просит: «Позволь мне хотя бы почитать тебе если не сказки из «Тысячи и одной ночи», то «Девять жизней» Юфима Сании». Получается, что оба героя назвали свои творения одинаково.
Жизнь и смерть ничего не решают в этом мире, потому что есть нечто большее, а именно творчество. Косвенное подтверждение этой догадки кроется в английской пословице о кошке, которая умрёт, но не сразу.

После чтения романа сохраняются приятные, тёплые чувства. У читателя и писателя появляются общие темы, представления и ценности. Это случилось потому, что автору хочется верить и доверять. И причиной тому авторский вкус, вводящий читателя в искус творческого проникновения в художественный мир Гумера Каримова.

Ваш читатель
Алексей Дунев

Гумер Каримов   02.09.2013 17:13   •   Заявить о нарушении