В духе времени и традиций

Глава III

Подготовка дальних перелётов 30-х годов в нашей стране слабо освещена в литературе. По опубликованным рассказам очевидцев тех событий может сложиться впечатление, что она сводилась, в основном, к конструированию, лётным испытаниям и доводке самолёта АНТ-25 да волевым указаниям Сталина. То есть всё происходило примитивно и буднично: Сталин принимает решение отправить самолёт на побитие мирового рекорда дальности полёта, соглашается с составом его экипажа. Лётчик-истребитель В. Чкалов, никогда ранее не летавший на тяжёлых машинах, садится за штурвал АНТ-25 и отправляется северным маршрутом на Дальний Восток. Навстречу приключениям, смертельным опасностям, надеясь лишь на русское «авось».
На самом деле всё происходило не так. Гораздо серьёзнее и сложнее.  Сталин был мудрым руководителем и никогда не делал ставку на счастливую случайность. Огромная разносторонняя работа по подготовке перелёта АНТ-25 на Дальний Восток началась  задолго до того дня, когда он дал добро на вылет. В ней был задействован ряд наркоматов, главков и управлений ВСНХ, работали Правительственная комиссия и оперативный штаб по осуществлению предстоящего перелёта. Кроме повседневных кропотливых занятий инженеров по доводке моноплана,  сотни учёных и лучших специалистов страны прорабатывали многочисленные возможные нюансы, связанные с перелётом. Продумывали метеорологическое и медицинское обеспечение, установку навигационного оборудования – приёмо-передающих радиостанций и радиомаяков по всему маршруту полёта, составление для экипажа географических карт, графиков и режимов полёта, экипировку и перечень необходимых вещей. Особое внимание было уделено мероприятиям в случае возникновения необходимости аварийной эвакуации экипажа. В этих целях правительство издало указания с возложением персональной ответственности за спасение лётчиков на руководителей и командиров многочисленных служб, подразделений и формирований,  находившихся в зоне движения самолёта.  В том числе, полярной авиации, армейских частей, кораблей, пограничных округов, управлений Госбезопасности, НКВД, партийных и советских органов.
 Одним словом, очень важно не представлять дальний полёт на Восток как локальное событие, свершённое на энтузиазме троих пилотов, зажатых в тесном пространстве самолёта смертельными опасностями. На самом деле он осуществлялся не
отдельными личностями, а всей страной. По тем временам полёт был достаточно хорошо продуман, подготовлен, его риски были сведены к возможному минимуму.
Такое обстоятельство даёт основание полагать, что в государственных архивах в Москве имеются на хранении многочисленные документы - подлинники, связанные с организацией и осуществлением перелёта. К тому же речь идёт о событии 1936 года, когда персональная ответственность людей за порученное дело была поднята на небывалую высоту. Каждому руководителю было полезно документировать свою работу, чтобы подстраховаться от возможных неприятностей.
Увы, в жизни оказалось: «… всё не так, всё не так, ребята!».
Время летит неумолимо. Уходят в небытие не только свидетели и участники событий, но и те, кто слушал их бесхитростные рассказы. Всё меньше остаётся из того и так мизерного количества архивных материалов, раскрывающих страницы событий, которыми жила и восхищалась огромная Страна Советов. Вот и я ещё на самом начальном этапе изысканий столкнулся с тем, что большая часть подлинных документов, относящихся к подготовке и осуществлению сверхдальних перелётов экипажа В. Чкалова, объявлена безвозвратно утерянной. А некоторые, чудом сохранившиеся разрозненные  документы всё ещё не доступны для изучения, так как остаются под грифом «секретно».
По поводу исчезновения архивов я слышал ставшие весьма распространёнными истории, мифы и небылицы. Вот одна из них.
В октябре 1941 года Государственный Комитет Обороны принял решение о немедленной, в течение суток эвакуации в Самару (тогда  Куйбышев) Советского правительства, наркоматов, иностранных посольств. Началась спешная сортировка и отправка архивов. Согласно легенде, многие документы, имевшие грифы «секретно» и «совершенно секретно», погрузили на речную баржу. Эта баржа проделала большую часть намеченного пути, но до конечного пункта назначения не добралась. Немецкие самолёты подожгли её и потопили.
Среди особо секретных находились рабочие документы ЦАГИ, правительственных комиссий и штабов по подготовке и осуществлению дальних перелётов, в их числе подлинник бортового журнала перелёта АНТ-25 из Москвы на Дальний Восток, закрытые материалы награждения и поощрения тех, кто обеспечивал экстренную посадку чкаловского экипажа в условиях бушующей стихии Охотского моря.
Никакого официального подтверждения легенды о затопленной барже с архивами обнаружить не удалось. Вероятнее всего, пресловутой баржи вообще не существовало. Легенда родилась на пустом месте. Как мне показалось, эту версию, если не выдвинула, то активно поддерживала В. В. Чкалова. Именно на неё ссылались работники мемориального музея в городе Чкаловске, где я впервые услышал о барже. В дальнейшем Валерия Валерьевна говорила мне, что о пропаже документов на затопленной немцами барже ей, якобы,  рассказывал ответственный работник ЦАГИ, который был хорошо осведомлён о произошедшей с архивами трагедии. Вместе с тем информация о  исчезнувших во время эвакуации архивах, даже в печатных работах самой В. В. Чкаловой не встречается, Витает лишь  на разговорном уровне, передаётся из уст в уста…   
Бытует  сегодня как более вероятная и другая версия пропажи части  разыскиваемых архивных документов полёта АНТ-25.
Когда немцы стояли в нескольких десятках километров от Москвы, государственным учреждениям и особенно наркоматам было не до сохранения архивов. Есть свидетельства о распоряжениях наркомов, отданных в дни эвакуации, – отобрать и уничтожить «малозначительные» документы. 
Известный историк Р. Медведев в своей книге «Они окружали Сталина» приводит подобный пример даже по наркомату иностранных дел:
«Никак невозможно не упомянуть об одной чрезвычайно печальной, в связи с эвакуацией дипломатического архива, детали: распоряжением наркома часть
малозначительных документов подлежала уничтожению. Среди «малозначительных» сожжённых в спешке материалов оказалась и переписка Г. В. Чичерина,
образованнейшего человека, бывшего наркома иностранных дел России с главами иностранных миссий, политическими деятелями Европы.
Уместно здесь будет вспомнить и другое: замнаркома иностранных дел Деканозов, недавний ответственный работник НКВД, оценил содеянное варварство соответственно:
«Вас расстрелять мало».
В размышлениях о том,  где реально могли «осесть» подлинные документы, связанные с перелётом, и почему многие из них исчезли безвозвратно, я допускаю, что только некоторые из них могли быть утеряны в ходе наркомовских пертурбаций в начальный период войны. Никакой умышленной или же неумышленной целенаправленной акции, в огне которой сгорели архивы дальних перелётов, в те дни быть не могло. Как я уже говорил, организацией и осуществлением каждого перелёта занимались многочисленные ведомства, комиссии и штабы. После завершения перелётов документы-подлинники не собирали в одном месте, хранили  разрозненно и по многим адресам. Чтобы произвести выборочное их изъятие для отправки одним транспортным средством в глубокий тыл страны, нужно было время. В один, отведённый на эвакуацию день в госучреждениях вряд ли кто помнил о перелётах вообще. Дела у людей тогда были более важные. То есть, если вдуматься, сами по себе легенды отправки архивов перелёта баржей и уничтожение при эвакуации в тыл выглядят более чем абсурдно.
Но действительность всё-таки такова, что абсолютное большинство архивных документов всё-таки исчезло. Отсюда следует вывод: если обнародование подробностей перелёта АНТ-25 на Дальний Восток было признано властями нежелательным по идеологическим соображениям, то и документы исчезли ещё задолго до войны. Зачистка архивов сделана ещё по горячим следам перелёта.  А вбрасывание в обиход баек типа потопленной немцами баржи или гибели архивов в тыловой военной неразберихе – это не что иное, как отвлекающие пропагандистские манёвры, прикрытие истинных причин сознательного, выборочного уничтожения документальных подлинников.
В истории  полёта АНТ-25 советскому руководству нужна была только победа. Её могло обеспечить единственное содержание завершающего сообщения -  самолёт приземлился, экипаж цел.  Конечно, лучше, чтобы он приземлился в Иркутске или Чите, как запланировано, но в крайнем случае могут быть признаны успешными и другие варианты исхода полёта. 
Такие рассуждения могут показаться нелепыми, но я обещал подкреплять свои слова доказательствами. Вот они.
Буквально через считанные дни после приземления АНТ-25 в Москве, то есть полного завершения полёта по «Сталинскому маршруту», в набор Московского  журнально-газетного объединения поступила рукопись книги «Наш полёт на АНТ-25». Её авторы, члены экипажа: В. Чкалов, Г. Байдуков, А. Беляков. Предисловие, составившее четверть всей рукописи, подготовил И. Экслер. Похоже, и вся книга написана им, в  его рабочем кабинете по заданию руководства политорганов страны.
На сегодня эта книга – большая библиографическая редкость, хотя вышла она тиражом 40 тысяч экземпляров. Считается, что сохранилось лишь несколько книг. Мне удалось раздобыть только ксерокопию.
Что же это за издание? Сорокастраничная книжка мелкого сувенирного формата. Издана второпях, на серой газетной бумаге, поэтому невзрачная на вид. Без иллюстраций. И ценность имеет не потому, что это самое первое издание об историческом полёте, и не потому, что подготовлена в соавторстве с ещё живым В. Чкаловым. Нет. Уникальность книги заключается  в её содержании.  Как показало время, издание стало основным и единственным первоисточником, а то и манифестом того, как необходимо описывать
полёт. Что можно говорить о нём, на что необходимо делать акцент, а чего, упаси Господь, касаться нельзя ни в коем случае.
На протяжении десятков лет от этого «манифеста» не посмел отойти ни один публицист. Откройте соответствующие страницы Интернета, и вы убедитесь, что всё, что там представлено о перелёте, а это десятки солидных книг, мемуарные издания, тысячи статей, заметок, - как цыплята в инкубаторе,  на одно лицо. Все они сработаны по книжной конструкции 1936 года, ставшей литературным шаблоном.
Весь полёт в книге представлен чередой героических свершений. Нет ни единого слова о том, что самолёт потерял связь, что над Охотским морем у экипажа сложилась трагическая ситуация, он едва не погиб, что на помощь пришли пограничники, что пилоты потеряли ориентировку и случайно заметили в море спасительный остров Удд. Ничего не сказано, какой ценой обошёлся пограничникам и воинам Нижнее - Амурского гарнизона взлёт АНТ-25 с песчаного острова…
Вот лишь несколько характерных строк той идиллии, которую нарисовали авторы, повествуя о вынужденном пребывании экипажа на острове:
«Наш самолёт был в полной исправности и был вполне готов к дальнейшему полёту в Москву. Но, к сожалению, прошло несколько дней, прежде чем наступила
хорошая погода и мы смогли вылететь отсюда в Хабаровск. Наше вынужденное пребывание на острове мы использовали для отдыха, охоты и для литературной работы. Мы привели в порядок записи в наших дневниках».
В переписке с В. В. Чкаловой я не мог не обозначить свою позицию по поводу грубых искажений в печати истинных событий полёта. О том, что даже второй пилот Г. Байдуков в своих мемуарах, иронизируя, словно насмехаясь над несведущими читателями, лакирует и перекраивает события, подменяет и исключает многие действующие лица. 
«У него была плохая память?» – спросил я Чкалову. Вот что Валерия Валерьевна ответила:
«Ваше, Владимир Фёдорович, эмоциональное восприятие всех этих событий мне понятно. Конечно, ни Байдуков, ни Беляков не могли указать фамилии тех, кто им действительно помог в этой сложной ситуации. Наверняка было указание вообще не писать о том, как было всё это на самом деле. Поэтому я Вам очень благодарна за всю присланную информацию. В письме Вы чётко изложили последовательность событий и роль пограничников в этих событиях.
Что касается Байдукова – конечно, он всё помнил, у него была прекрасная память. Но существовало слово «нельзя», поэтому и нечего рассказывать кому-то о действительном положении вещей. Была придумана «легенда», которая затем перепечатывалась из одной книги в другую. Но это я поняла только после того, как поработала в различных архивах и нашла много нового для себя».
Если вдуматься в слова, сказанные в адресованном мне письме В. В. Чкаловой, то в моём рассказе нужно ставить жирную точку. Если даже Чкалова считает, что «Была придумана «легенда», которая затем перепечатывалась из одной книги в другую». О чём можно рассуждать дальше? Ведь «легенда», по определению свободной энциклопедии, это не что иное, как: «недостоверное повествование о фактах реальной действительности».
Однако я не буду ставить точку, потому что в письме есть ещё одно примечательное выражение: «Но существовало слово «нельзя», поэтому и нечего рассказывать кому-то о действительном положении вещей». А ведь эти «кому-то», не виртуальные личности, а сотни миллионов потенциальных советских, а теперь – российских читателей. Правду им рассказывать было нельзя, а сказочки – сколько угодно? И делать это со шлифовкой и добавлениями всё новых порций героики полёта на протяжении полувека?
Не могу не согласиться с Валерией Валерьевной только в том, что само по себе мемуарное творчество эпохи господства в стране коммунистической идеологии и жёсткой сталинской цензуры вообще не могло носить объективного документального характера. Оно бдительно отслеживалось, постоянно корректировалось и неукоснительно направлялось в нужное пропагандистское русло. Со временем выверенные  цензурой
трактовки важнейших событий в жизни страны, а нередко и политические выдумки о великих делах и свершениях, которых на самом деле не существовало, обрастали штампами, костенели, приобретали незыблемый статус истины. Проходило время, сменялись эпохи, и хотя уже никакой надобности не было, новые авторы,  касаясь тех же событий, страховались от возможных неприятностей, не выходили за рамки наезженной колеи. Придерживались сложившихся легенд, даже не вникая  в суть описываемых событий и не утруждая себя хоть малейшими изыскательскими хлопотами. В таком подходе к формированию идеологических истин наглядно проявлялась суть советской пропаганды с основным её принципом – пропаганда должна иметь такую утверждающую силу, чтобы её было достаточно для исключения всех противоречий и частных мнений. Она должна носить системный, массовый и целенаправленный характер. Давить на сознание людей так, чтобы это сознание всецело было посвящено навязываемым идеям и идеалам.
Вот и в нашем случае нет смысла гадать, где могли оказаться основные документы -первоисточники, запечатлевшие ход и завершение полёта АНТ-25 на Дальний Восток.
В своих изысканиях я столкнулся с многочисленными примерами, когда  при советской власти остававшиеся на хранении документы, связанные с перелётом, неоднократно подвергались ревизии, их содержание опять же подгонялось под требования идеологической цензуры. В этой связи весьма характерным является такой пример. В Мемориальном музее В. П. Чкалова в городе Чкаловске Нижегородской области хранится копия бортового журнала перелёта на Дальний Восток. Её воссоздал по своим записям и воспоминаниям и подарил музею в 1947 году второй пилот экипажа Г. Байдуков. Уж он- то знал, что можно было писать, а о чём нужно было молчать. Но и при этом за время 
хранения копия журнала заметно похудела. Оказалась состоящей из нечётного количества пронумерованных страниц. В отдельных местах страницы поддерживаются
скрепками. Записи переговоров с землёй  в этом журнале выхолощены и обрываются сообщениями с борта самолёта, когда тот находился ещё над Камчаткой. О последних восьми часах полёта в нём нет ни единого слова.
Работники музея рассказывают, что их коллеги старшего поколения были свидетелями того, как в музей приходили товарищи из НКВД, из Главлита и изымали ранее хранившиеся в музее печатные материалы, отдельные страницы бортового журнала, «сошкорябывали» на музейных экспонатах-фотографиях лица «врагов народа».  Неудивительно, что и в разговоре со мной нынешние работники музея признавались, что практически ничего не знают о трудностях, которые экипажу пришлось пережить и преодолеть в полёте над Охотским морем. То есть о тех трагических обстоятельствах, которые стали причиной вынужденной посадки самолёта на безвестный остров Удд.
Так что же так тщательно скрывала советская власть от людей в триумфальном перелёте экипажа Чкалова из Москвы на Дальний Восток? Как на самом деле происходили события, «не причёсанные» советской идеологической цензурой? Ответы на эти вопросы я нашёл в подлинном содержании чудом сохранившихся архивных документов в Москве, Хабаровске и Николаевске-на-Амуре, многочисленных публикациях  1936 года в газетах Дальнего Востока, мемуарах участников полёта, воспоминаниях моих родных, а также тех, кто когда-то жил и работал на островах в Охотском море.