Школьные воспоминания. Часть 2

Часть 1. Здесь: http://www.proza.ru/2013/09/16/1800

Переезд в 1995 году из райцентра (г.Павлоград Днепропетровская обл.Украина) в столицу (г.Минск, Беларусь) разделили мою жизнь на «до» и «после». В большом городе жить намного комфортнее и интереснее, это даёт больше возможностей для саморазвития – транспорт, театры, концерты, в том числе и гастроли коллективов из-за границы, общепит, самая большая в стране библиотека, аэропорт и ж/д вокзал с выездом куда захочешь, особенно я любила автобусные экскурсии по Беларуси с выездом, естественно, из Минска.
Но, что меня больше привлекает и заставляет сравнивать свою теперешнюю жизнь в большом городе с той, прошлой жизнью на «малой Родине»? Это люди, то воспитание, которое в нас, детей, вкладывали наши родители и учителя. Например, с первого класса нам прививали уважение к книгам, учили бережно обращаться с учебниками, не чёркать и не рисовать в них. Наша первая учительница была очень суровой женщиной, поэтому порча книги могла вылиться в большой скандал. Как-то в середине учебного года я перевернула страницу одного из учебников, а там по развороту шариковой ручкой были нарисованы круги и спирали – просто кто-то так ручку расписал, возможно, назло учителю за плохую оценку или просто из желания напакостить. Я испугалась, т.к. учительницы не особо любила меня и могла не поверить, что это сделала не я, а бывшие ученики – пользователи этого учебника. Когда одноклассники на большой перемене пошли в столовую (я в школьную столовую не ходила, так как однажды отравилась несвежими сосисками), то я подменила учебник, подсунув его девочке-отличнице, про которую всё равно никто бы ничего плохого не подумал. В Минске же у школьников уважительное отношение к книгам привито не было, поэтому учебники, по которым мы учились, вид имели очень потрёпанный.
Ещё в моей первой школе одноклассники были очень честными и порядочными по отношению к вещам друг друга. То есть, придя в класс (это уже в средних классах того времени, когда я жила на Украине – с 5-го по 7-й, потом я переехала в Минск) мы доставали нужный учебник, тетрадь, пенал с ручками, карандашами и линейками, сумку оставляли на стуле и шли на коридор – играть, общаться, в столовую или в туалет. Никто не боялся, что кто-то у кого-то что-либо украдёт. Вернувшись после звонка в кабинет, вещи мы находили в целости и сохранности. В Минске я не сразу поняла, что свои вещи надо держать всё время при себе, т.к. даже во время урока в сумку, висящую на спинке стула, может залезть кто-то из сидящих сзади. В первый месяц, когда я пришла в новую школу в новой стране, был такой случай, когда я, как обычно, достала свои вещи, положила на парту и вышла. Когда я со звонком вернулась, то у меня пропала ручка. Одноклассница с другого ряда увидела моё недоумение и прошептала: «Я забыла дома ручку и одолжила у тебя». Здравствуйте! А я чем писать буду? Но урок уже начался, выяснять отношения было некогда, писала в тетради простым карандашом, а потом, на перемене решала проблему с ручкой. Честно говоря, сейчас не вспомню, вернула ли мне тогда её одноклассница или пришлось самой у кого-то переодалживать. А у моей подруги был такой случай, что мы вернулись в класс после перемены, а одноклассник (он был из неблагополучной семьи – мать убила его отца (своего мужа), сидела в тюрьме, а его воспитывала бабушка, сам он был каким-то «манерным», с причудами, что выдавало в нём «голубого») уже по факту сказал ей: «Таня, я у тебя 5 рублей одолжил». В данном случае он просто влез в закрытую, стоящую на стуле сумку, и «одолжил» таким образом деньги, а ей уже по факту сказал, что одолжил. Таня не стала с ним спорить и отбирать обратно деньги, так как этот мальчик дружил ещё с тремя очень противными девочками из нашего класса, поэтому в случае каких-то противостояний они могли зачмарить кого угодно.
***
Музыку в те времена слушали в основном попсовую – Таню Буланову, Женю Белоусова, Михаила Шуфутинского, Анжелику Варум, Татьяну Овсиенко, группу «Комбинация», «Мираж», «Ласковый май». Проще всего было тем, у кого были старшие братья и сёстры. У старших были кассетные магнитофоны (двухкассетники, можно было друг дружке перезаписывать музыку – с оригинала на чистую кассету) и они как-то оперативней отслеживали все музыкальные новинки. Наслушавшись сами, они отдавали эти кассеты младшим братьям и сёстрам. Эта тенденция сохранялась и тогда, когда я заканчивала школу – будучи в выпускных классах, когда я шла в библиотеку (она находилась в крыле младших классов – с 1-го по 3-й), то слышала, как малышня пела на перемене в коридоре песни, которые мы слушали где-то с полгода назад. Были ли дискотеки в школе в Павлограде, честно говоря, не знаю. Либо не было, а если и были, то я на них не ходила. Но на 8 марта и 23 февраля мы с классом делали праздники – сбрасывались на сладкий стол, на подарки друг другу (в основном это были какие-то наборы канцтоваров, для всех одинаковые). Отмечание проходило в классном кабинете. Кто-то с дома взял магнитофон с кассетами, но танцевать умело всего 2-3 девочки из класса. Все просто сидели и смотрели друг на друга – мальчики с одной стороны класса, девочки – с другой. В Минске я недолюбливала своих одноклассников, поэтому на подобные мероприятия я не ходила, как не пришла в 11 классе на видеосъёмку нашего класса. Тогда был такой вид подработки у владельцев камер – написать сценарий, в котором ученики рассказывали о себе, о том, кем они хотят стать после окончания школы, общение с учителями, которые вели у нас занятия в то время в выпускном классе. В завершение на улице был хоровод и какие-то пожелания друг другу на будущее. В тот день я решила не ходить в школу, не оставлять одноклассникам памяти о себе, но кассету мне подружка скопировала, и она у меня осталась на память.
***
Были у меня в школе учителя, которые запомнились особенно, не только потому, что хорошо знали свой предмет, а тем, что умели находить к нам подход. Сделать так, чтобы мы через уважение и любовь к Личности Учителя полюбили тот предмет, который они вели. В Павлограде была такая Учительница русского языка и литературы, не помню её имени, знаю только, что она в нашей школе была завучем. Вела она у нас очень мало – около 1-й четверти. По литературе мы проходили какой-то рассказ, но я всё это время проболела (застала, может быть, только первое занятие по этому рассказу, но рассказ мы читали и анализировали несколько занятий), а когда пришла в школу, то меня ожидал сюрприз – в классе надо было написать сочинение по прочитанному рассказу. Учительница подробно рассказала нам, что она хотела бы, чтобы мы написали в этом сочинении, я внимательно выслушала и … буквально слово в слово записала в тетрадку то, что она говорила. Надо же было как-то выкрутиться в этой ситуации, чтобы не получить двойку по литературе и не дать повод одноклассникам поиронизировать над собой. На следующем занятии меня ждала пятёрка за сочинение, и оно было зачитано учительницей перед всем классом. Правда, до сих пор не пойму, была ли это ирония с её стороны или её действительно восхитило то, что я почти всё время проболела, а потом так сногсшибательно написала сочинение.
Там же в Павлограде была молоденькая, стройная и симпатичная учительница истории, имени которой я тоже, к сожалению, не могу вспомнить. Могу предположить, что она пришла в школу сразу после пединститута, т.к. столько профессионального энтузиазма и любви к детям бывает только у молодых специалистов. Кроме учебника, который мы сами должны были читать дома, она рассказывала нам много того, что в этом учебнике написано не было (и наша школьная библиотекарша рассказывала мне, что эта учительница много читает внеклассной литературы по истории). Потом каждому из нас она давала небольшие бумажки с вопросами по истории, а мы должны были подумать и ответить. Ответы на некоторые вопросы запросто можно было додумать логически. Сама учительница никого не муштровала, не «топила», а наоборот – всячески поощряла и наводила на мысль, как бы невзначай подсказывала. К большому сожалению, в нашем классе она преподавала не очень долго. Вообще, учителя в этой школе менялись очень часто, кроме 4-6, которым просто нужно было доработать до пенсии или же наоборот – учителя были работающими пенсионерами.
В Минске могу тоже выделить двух учителей, о которых вспоминаю с теплом и восхищением. По странному стечению обстоятельств они вели тоже русский язык/литературу и историю. Учительница русского языка и литературы в 8-м и 9-м классе была стройной, стильно одетой, красивой женщиной. Звали её Куцан Инга Валерьевна. Муж у неё был спортсменом, поэтому налицо был виден достаток во внешнем виде – дорогая одежда, украшения, длинные ухоженные волосы. У неё одной из первых я увидела пейджер, тогда в 1995-1996 годах они только начали появляться. Не знаю, дело ли в личной харизме или в самом предмете, который мне всегда нравился больше остальных, но мне всегда нравилось готовиться к её урокам, чтобы хорошо ответить и заслужить её похвалу. Она, как и я, по гороскопу была Рак, может быть, поэтому, но мы как-то очень быстро поняли друг друга. Я с 8-го по 11-й (это уже в Минске) всегда сидела на первой парте среднего ряда. Когда Инга Валерьевна давала нам какое-то задание, которое нужно было выполнить и ответить в классе, то я внимательно на неё смотрела. Если она впивалась в меня взглядом, то значит, что надо было усиленно готовиться – меня вызовут. Если она смотрела не на меня, а на класс, то можно было расслабиться. Ей не нужно было повышать на нас голос, как-то успокаивать, как это делали другие учителя – когда она входила в кабинет, то все замолкали. Во время урока все мы были такими тихими и сосредоточенными, что создавалось впечатление, что она нас загипнотизировала с первой секунды своего появления перед нами и до самого звонка с урока держала в неких невидимых клещах. Мне очень жаль, что она не вела у нас после 9 класса, я не видела её больше нашей в школе. При всей такой необъяснимой строгости, Инга Валерьевна могла и пошутить, и что-то весёлое рассказать из своей педагогической практики. Однажды речь на уроке зашла о сексе (сейчас не вспомню, как это относилось к теме урока, и как возник этот разговор) и Инга Валерьевна сказала, что если у нас есть по этому поводу какие-то вопросы, то чтобы мы не стеснялись и обращались к ней за консультациями.
Учительница истории, помню только её фамилию – Конопацкая (или Канапацкая), была новенькой в нашей школе и проработала около месяца. Могу ошибаться за давностью лет, но мне кажется, что это был последний месяц учёбы в 9-м классе, и эта учительница заменяла избитого и уволенного историка. Понравилась и запомнилась она тем, что умела подать историю интересно, сжато и информативно. Все её слушали, раскрыв рты. Да и сам её внешний вид – джинсы с джинсовой курткой, распущенные тёмные длинные волосы, не ассоциировался с учителем, а скорее с каким-то писателем, просто каким-то человеком вне учительской профессии. Работай она в школе постоянно, то могла бы взрастить поколение одарённых историков, реализовавших себя в качестве экскурсоводов, писателей, журналистов. Да и сами школьные учебники истории в её исполнении были в разы понятнее и интереснее. Но, к сожалению, она проработала только месяц до конца учебного года. Была ли она педагогом – не знаю, может просто историк, которого попросили поработать месяц до конца учебного года. Жаль, что не было возможности учиться у неё дальше.
***
Взаимоотношения «Учитель – школьный дневник – родители» были как трагичными, так и курьёзными. В первые годы моей учёбы – с 1-го по 3-й класс, может даже ещё в 5-м, дневники были напечатаны на толстой шершавой бумаге, линии разлинейки в них были толстыми, но какими-то нечёткими, как будто в типографии краски пожалели. Но зато двойки, выставленные в такой дневник красной шариковой ручкой, можно было аккуратно соскоблить бритвенным лезвием и исправить на что-то другое. Тройки дорисовкой необходимых чёрточек исправляли на пятёрки, а единицы – на четверки. Исправляли, правда, те, у кого хватало на это смелости. Многие родители ведь знали реальную успеваемость своих чад, поэтому в такие «четвёрки» и «пятёрки» могли бы не поверить. Некоторые мои одноклассники заводили 2 дневника: один для учителя, где были реально заработанные оценки, другой – для родителей, куда сами ставили те оценки, которые удовлетворили бы родителей, но и не вызывали бы излишних подозрений. Некоторые ученики дневники просто выбрасывали и ходили в школу без них. После разговора учительницы с родителями последними было куплено 10 штук этих дневников, наличие и заполнение которых строго отслеживалось. Если с дневником что-то происходило, тут же заводился новый из уже купленных.
Один мой одноклассник, круглый отличник, однажды схлопотал двойку. Не знаю, как это произошло, так как болела в эти дни. Пытался он её дома всячески извести из дневника. Сначала у него это получилось, но учительница, которая поставила ему эту оценку, вызвала его к доске. Пока он что-то там не ней изображал, учительница решила полистать его дневник, чтобы посмотреть, расписались ли родители за ту неделю, где была поставлена эта двойка. Неделю нужную нашла, двойку – нет. «Ладышев, а где двойка?!». Поставила ещё разок в нужное место (там, наверное, было заметно, что бумага истёрта после сведения оценки). Через какое-то время история повторилась, только двойка была на этот раз немного видна, наверное, уже нельзя было свести, окончательно при этом не продырявив страницу дневника. «Что-то твоя двойка плоховато видна, дай-ка обведу пожирнее!» - сказала учительница и обвела оценку для лучшей видимости. Этот эпизод произошёл в посёлке Свесса Сумской области Украины. Я с мамой и младшим братом жила там полгода с января по июнь 1993 у дедушки (маминого отца) после смерти бабушки.
Моя беда была в том, что классная руководительница каждую неделю проверяла наши дневники. И родители должны были каждую неделю расписываться в том, что они в них заглядывали. А классная руководительница потом перепроверит, чтобы родители действительно расписались. Я давала родителям дневник на подпись только в том случае, когда оценки не были ужасающими и чреватыми какими-либо последствиями в виде репрессий. Если мне в школе поставили что-то «страшное», то дневник я на подпись не давала. Либо подделывала мамину подпись в дневнике и это решало «проблему». На классном часу по итогам четверти классная (она вела физкультуру, что было вдвойне неприятно. По моим наблюдениям как в школе, так, позже, и в институте, физруки – это всегда очень недалёкие люди, складывалось впечатление, что они не смогли освоить ни одного школьного предмета, поэтому выбрали физкультуру. В общении с ними прослеживалась предвзятость по отношении к ученикам, несправедливые решения, грубость и самодовольство) открыто обвинила меня в подделке родительской подписи, но родителей в школу не вызвала и сама в гости не пришла, хотя за ней такие «визиты вежливости» числились. Мне просто везло.
Как-то классная руководительница уже в Минске сделала запись у меня в дневнике, что нет росписи родителей в дневнике за 2 месяца. Тогда оценки ставились красной ручкой, а журнал вёлся фиолетовыми чернилами. Какие-либо другие записи в школьном дневнике, кроме оценок тоже делались фиолетовыми чернилами. Школьники тут же приспособились выводить из дневника эти записи хлоркой («тётей Асей»). А однажды я видела журнал, но не нашего, а какого-то другого класса, где хлоркой свели целую колонку оценок за какой-то определённый день по одному из предметов. Причём, хлорка удалила не только оценки, но и клеточки, на которые был разграфлён журнал, а бумагу в месте нанесения сделала более белой, чем она была в самом журнале. Так вот, дома в туалете я незаметно отлила себе немного «тёти Аси» из большой литровой пластиковой бутылки в небольшую стеклянную из-под кетчупа. А в комнате, используя кисточку для рисования, аккуратно вывела из дневника учительскую запись о том, что у меня нет подписи родителей за 2 месяца. Запись исчезла на глазах, но остался устойчивый запах хлорки и белые полочки внизу страницы. Позже, когда папа решил проверить мой дневник, то спросил, что это такое. Я ответила, что что-то пролила на дневник, вроде поверил…
***
Когда я жила на Украине, то школу не прогуливала. Я часто болела, поэтому прогуливать не было смысла, всё равно на занятиях я бывала не так часто, как надо было. В Минске, где климат мне больше подходил, болела я реже, то, чтобы прогулять, я … прикидывалась больной и оставалась дома. У меня дома была своя комната, «заболев» таким образом, можно было поспать подольше, писать письма подругам с Украины или читать дамские романы, которыми я тогда увлекалась – взрослая жизнь, романтика, любовь и красивый секс меня очаровывали и притягивали. Только повзрослев, я поняла, какую муть пишут в тех книгах, и что к реальной жизни написанное там не имеет никакого отношения.
В 9-м классе таким образом я просачковала все контрольные работы по физике в течение года. По всем предметам для контрольных работ, диктантов и сочинений заводились отдельные тетради, которые хранились в кабинете учителя. На последнем занятии по физике, когда выводились итоговые оценки за четвёртую четверть и за год, учительница достала мою тетрадь для контрольных работ – абсолютно пустую, пролистала её в руках, чтобы все видели, и сказала, что если я собираюсь идти в 10-11 класс, то чтобы такого больше не было. Дальше я училась в школе и на контрольные ходила.
Любопытно прогуливали уроки мои одноклассники. Как-то одноклассница Таня (а имя это такое «редкое», что у нас в классе было целых 3 Тани) не пришла в школу. На перемене классная руководительница позвонила её родителям, чтобы узнать, почему их дочь не была в школе. Те ответили, что … она в школу ушла (точнее, уехала, т.к. жила она в пригороде, школьники которого относились к нашей школе), но до школы так и не доехала. То есть, из дома ушла, а уроки прогуляла.
Однажды я шла от остановки к школе (нужно было пройти около 100 метров) и встретила свою одноклассницу Веронику. Шла она медленно, почемe-то часто оборачиваясь назад. Я замедлила шаг, чтобы идти вместе с ней с той же скоростью. Но она сказала, что на первый урок она не идёт, чтобы я шла вперёд быстрее. Логики не вижу – по дороге ведь она могла встретить учителей, включая того, который вёл первый урок, либо одноклассников. Которые могли бы её «заложить» учителю – сказать, что видели, как она шла в школу, а на занятии так и не появилась.
***
Придумать обзывалку к моей фамилии – Шатерова было довольно сложно. Помню, были варианты – Шатёр, Шатрова или Шарикова (от «шариковой ручки» - это слово в 5-к классе мы проходили на немецком). Но этими кликухами пользовались крайне редко, поэтому лишних поводов для раздражения у меня не было.
С другими одноклассниками бывало смешнее. В начальной школе со мной училась умная и милая девочка по фамилии Иванченко (звали её, кажется, Наташей, но точно не вспомню). Как-то она пожаловалась учительнице, что одноклассник всё время дразнится. Та спросила, как же он её называет, оказалось – Иванча-саранча.
В 10-11 классе в рамках идеологического воспитания школьников у нас были экскурсии в Брестскую крепость и Мирский замок. Я на экскурсии не ездила, т.к. родители просто не давали мне на это денег. Не потому, что не было, а потому, что по определению они меня никуда не отпускали – после школы я сразу шла домой, и развлечений у меня вообще никаких в то время не было. После экскурсии в Мирский замок одну из моих одноклассниц – Машу – стали дразнить «Машка-какашка». Та при этом сильно смущалась и говорила: «Ну, хватит уже напоминать мне об этом». Я спросила у подруги, почему её так называют. Оказалось, что во время экскурсии возле Мирского замка её понос пробрал, а прятаться там было особо негде.

10.05.2014

Когда я пошла в 5-й класс (Украина, Днепропетровская обл. г.Павлоград, школа №4, осень 1992 года), то начало учёбы ознаменовалось двумя очень интересными событиями.
Первое. Нашу школу заминировали. Дело было так. Сидим мы на уроке украинского языка. Учительницей у нас была, как сейчас помню, толстая женщина, с длинными волосами, которые она укладывала в высокую причёску, в больших очках с толстыми линзами, суровая, сварливая атеистка. Посреди урока открылась дверь, и какая-то женщина сказала всего два слова:
- Выводите детей!!!
Дверь закрылась, женщина, как я поняла, пошла по другим кабинетам.
Без лишних разговоров нам было велено собирать вещи и на выход. Не понимая, что происходит, мы быстро покидали всё с парт в сумки, вышли на улицу. Был сентябрь, тепло, так как в гардеробе мы не толпились, значит, были просто в свитерах.
Сейчас не вспомню, знали ли мы сразу о том, что школа заминирована, или нам не говорили об этом, чтобы не сеять панику. Все учащиеся школы расположились на асфальтированной площадке между школой и стадионом, в нескольких десятках метров от школы. Сейчас я понимаю, что это было слишком близко, так как если бы действительно рвануло, то нас бы зацепило взрывом. Мы не понимали, чего мы ждём, не идём домой, не знали, чем себя занять: кто-то просто стоял, смотрел по сторонам, кто-то с кем-то разговаривал, более младшие дети водили хороводы. После некоторого ожидания, поступила некая команда и нас отпустили домой.
Позже, обсуждая это происшествие с одноклассницей, я узнала, что тревога была не ложная, а в школе было найдено 9 бомб. Не знаю, правда это была или одноклассница приврала, но рассказывала она мне это с очень серьёзным и честным лицом.

***

Второе событие. Как-то в конце учебного дня, тоже осенью, вышли мы из школы, чтобы идти домой. И увидели, что на стадион нашей школы приземлился вертолёт. Это произвело на нас неизгладимое впечатление, так как город у нас небольшой (райцентр), авиация не так, чтобы очень уж сильно развита, ну и мы были детьми, конечно, впечатлились.
Лопасти вертолёта создавали сильный ветер, поднимали в воздух пыль, пускали рябь по траве футбольного поля стадиона. Когда лопасти перестали вращаться, из вертолёта вышел лётчик, сходил в сторону школы, а когда вернулся, завёл снова двигатель и улетел. Кто-то наблюдал за вертолётом издалека, а кто посмелее – рванул вперёд, поближе. Одноклассница мне потом рассказывала, что она побежала к вертолёту, потом, правда, пожалела, так как когда лопасти снова завращались, то ей в рот пахнУло какой-то гадостью и противный привкус во рту был, пока она не пришла домой и не пополоскала рот.
Не знаю, связаны ли как-то эти два события между собой, и не смогу вспомнить в каком порядке они происходили, но события интересные.

***

Ещё одно интересное событие произошло, когда я уже переехала в Минск (Беларусь, школа №140, с 1995 по 1999 годы с 8 по 11-й класс). Это было в 9-м классе, значит, с сентября 1996 по май 1997 года. Была осень или весна, так как было не очень холодно. В 100 метрах параллельно школе стоял жилой дом, от дома до школы вела широкая улица, она была прямая, вела не только к тому дому, но и к служебному выходу магазина, там же был пункт приёма стеклотары, по улице в основном ходили пешеходы, машины ездили крайне редко, только если к магазину.
Однажды в том доме на одном из верхних этажей случился пожар. Как сейчас помню, был четверг, так как по четвергам у нас последними двумя уроками были труды. На большой двадцатиминутной перемене мы от других учеников школы узнали, что в том доме пожар. Когда об этом узнала наша учительница труда, то она отпустила нас с уроков и побежала домой, так как этот пожар был через стенку от её квартиры, она побежала смотреть, чтобы у неё дома ничего не загорелось.
Когда мы оделись и проходили мимо того дома, то пожар уже потушили, пожарная машина уехала. О пожаре напоминали закопченные стены вокруг окон одной из квартир, выброшенные пожарными из квартиры остатки мебели, которые могли долго тлеть и возобновить пожар, да толпа зевак на улице. А вечером в новостях я видела репортаж об этом пожаре, что там даже жильцы из окон выпрыгивали.
Мой младший брат тогда учился во втором классе и мама водила его в школу. Школа моя находилась не в шаговой доступности от дома, а в 4-х автобусных остановках, поэтому мама брата отвозила и забирала, чтобы он не заблудился. Как раз в это время она шла в школу мимо этого дома забрать брата. Когда прозвенел звонок на большую перемену, то чуть ли не вся школа выскочила на улицу и помчалась к этому дому с горящей квартирой. Огромная толпа школьников заполнила эту широкую, прямую и длинную улицу, пробежав по ней, как стадо бизонов. Маму это сильно впечатлило!!!
08.03.2015