Шурочка
Я знала их много, этих убеленных сединой людей, воевавших за Родину. Среди них были только мужчины и лишь одна женщина. Война и для мужчин большое испытание, что говорить тогда про женщин…
Александра Захаровна Игнатьева жила одна и занимала половину небольшого старого дома без всяких удобств. Низенькая кухня да комната с прохудившейся от времени крышей и верандой, обтянутой клеенкой – вот и все было жильё ветерана войны.
Молодые соседи за стенкой старушку недолюбливали и всячески прижимали - отняли добрую половину огорода, включали телевизор на полную мощность и слушали громкую музыку до ночи, а еще завели огромную злую собаку, которая бегала на длинной цепи и беспрерывно лаяла, нарушая покой ветерана.
Александра Захаровна никому не жаловалась, молчаливо терпела эти притеснения, избегая скандалов. Из соцзащиты к ней никто не приходил помочь, а помощь была очень нужна.
Это была невысокая худенькая пожилая женщина с яркими, голубыми, добрыми глазами. Открытая по натуре, она сразу располагала к себе, и мы быстро с ней подружились.
Как-то по моей просьбе она рассказала свою историю, и я записала ее в рабочий блокнот. И вот недавно наткнулась на эти записи. Думаю, что судьба этой женщины заинтересует читателей.
Родилась она под Москвой, в деревне Жаворонки Можайского района в большой крестьянской семье. Когда началась война, Шурочке исполнилось всего лишь 14 лет. Отец вскоре ушел на фронт, деревню в июле разбомбили немцы, и мать при бомбежке убило. Дети остались одни. Братья вскоре перебрались к родственникам в Серпухов, а Шурочка поехала в Москву к сестре Кате, которая к тому времени уже училась в институте.
Катя была очень талантливой и работала сотрудником газеты, она снимала комнату в коммунальной квартире, где кроме неё в этой квартире жили четыре семьи. Было тесновато, но жили дружно.
Немцы подходили всё ближе к столице, началась массовая эвакуация, заводы отправляли на Урал и в Сибирь, редакцию газеты, где работала Катя, эвакуировали в Куйбышев, а Шурочка не поехала – осталась в Москве с чужой бабушкой.
А НЕМЦы УЖЕ В БИНОКЛИ РАССМАТРИВАЛИ МОСКВУ.
16 октября была слышна канонада в самой столице. Началась паника. Люди бежали из города, по словам Александры Захаровны, куда глаза глядят, и Москва погрузилась во мрак, отключили свет и воду. Даже метро в этот день не работало. На улицах были баррикады. Жители тащили свой скарб и спешно эвакуировались, но Сталин остался в Москве, и это вселяло надежду москвичам.
Вечером Шурочка услышала, как по радио выступал товарищ Пронин - тогда председатель Моссовета. Он успокаивал москвичей, говорил, что Москву отстоим и немцам не отдадим. И паника прекратилась, а в столице были введены комендантский час и военные патрули.
В то время уже была введена карточная система, по которой можно было получить продукты по твердым ценам. У Шурочки не было ни карточек, ни денег. Она решила идти на фронт и 17 октября пришла в военкомат Кировского района. Ненависть к врагу жгла ее сердце.
- Дяденька, возьмите меня на фронт! – просила Шурочка пожилого военного.
- Какой тебе фронт! Уходи отсюда! - сердито говорил ей он.
А она не слушалась – каждый день приходила в военкомат и садилась в уголок. Так и просидела настойчивая девчонка там до весны. За зиму она выросла и превратилась в красивую девушку с пышными волосами.
Весенним апрельским утром, когда Шура сидела и смотрела, как солнечный зайчик играл на полу, она услышала, как один военный сказал другому:
- Да возьми ты эту девчонку. Неужели она тебе не надоела?
- Куда я её возьму? Она же - совсем малолетка.
Тут Шурочка соскочила со стула и снова стала просить:
- И вовсе я не малолетка, мне уже семнадцать лет,- слукавила она, прибавив себе целых два года…
- Ладно, - сказал майор. - Девчонка ты настойчивая, возьмем тебя, поедешь в часть, а там как хотят.
Так решилась судьба Шурочки, её записали и отправили на сбор в зенитную батарею в Барвиху, а с ней еще 27 человек. В то время по приказу Верховного Главнокомандующего набирали 100 000 тысяч девушек - зенитчиц защищать небо Москвы. Вчерашние школьницы стали солдатами, и Шурочка стала одним из них.
Нелегко было Александре Захаровне вспоминать то военное время, она надолго замолкала и задумчиво смотрела вдаль, оживляя в памяти свою далекую тревожную юность.
- А дальше – то, что было? - спрашивала я.
- Переодели нас, надели мы солдатские шинели, приняли присягу, - рассказывала Александра Захаровна. – И стали заниматься боевой и политической подготовкой. На этих краткосрочных курсах научилась я работать на станции орудийной наводки – СОН - 2. Так стала я зенитчицей, а бог хранил меня.
Стойко переносила Шурочка все тяготы военной службы: в мороз и непогоду, в любое время суток она готова была поддерживать доверенную ей боевую технику. Порой так хотелось выспаться и поесть вволю! А хлеба не хватало.
- Чем же вас кормили? - спрашиваю я.
- Давали суп, кашу, омлет, галеты. Иногда даже приходилось сырую картошку есть.
- А когда Вам было страшно?
- Два страха было у меня. Первый, когда меня посадили на гауптвахту за небольшую провинность - старшина у нас сердитый был, а меня сразу невзлюбил. На гауптвахте давали всего 2-3 сухаря и кружку воды. Так двое суток я просидела.
А второй был страх, когда шла одна темной ночью, сквозь кромешную тьму под проливным дождем с донесением на КП через лес, который еще недавно был занят немцами, и вдруг филина испугалась – он как заухает!
К концу первого года службы ранило меня при бомбежке, когда бежала я после выполненного задания на обед. У меня захлюпала кровь в сапоге, и стала я терять сознание. А в это время к нам на дирижабле прилетел комбат, увидел меня, подбежал, взял на руки и отнес в санчасть. Сделали мне там перевязку и отправили в санбат. Но я поправилась скоро – молодая была, здоровая. Оклемалась и снова в свою часть. Вскоре получила я орден Красной звезды, потом еще орден Отечественной войны 2 степени.
- А День Победы помните?
- А как же. Рано утром к нам в казарму прибежал старшина, весёлый такой и говорит:
- Девчонки, дайте патефон, - а потом как закричит:
- Война закончилась!
Что тут началось! Мы бесились и радовались, как сумасшедшие. Я садилась на шпагат – спортивная тогда была, ловкая. Потом все танцевали, и старшина нас приглашал по очереди. Все радовались, что живые. Потом к нам приехали два героя Советского Союза – Папанин и еще с ним другой. Папанин сказал:
- Война для вас закончилась, дорогие девчата. А трудности мы постепенно преодолеем. Карточную систему партия отменит. У вас будет всё впереди.
Так и случилось. Меня демобилизовали в конце июля 45 года. К тому времени переписывалась я с одним летчиком, звали его Аркадий Алексеевич. Осенью сорок пятого года мы с ним поженились, а через год родился у нас сыночек Леонид, хорошенький такой, беленький. Столько было радости! Жили мы хорошо, дружно. Муж любил меня и звал Шурёнушка. Работал он летчиком – испытателем, а я трудилась в столовой кулинаром. Мечтала я прожить с Аркашей до конца дней.
* * *
А в 1956 году случилось страшное несчастье - погиб мой Аркашенька во время ночного полёта в пяти километрах от военного городка, когда отрабатывал фигуры высшего пилотажа. Перед этим полетом у меня было нехорошее предчувствие - так не хотелось мне его отпускать, прощалась долго с ним. А он успокаивал, улыбался:
- Ты только жди, Шурёнушка, ничего со мной не случится. Береги себя и сына.
У меня после этого несчастья сердце словно окаменело от горя. Хоронила я портрет мужа, камни да песок…
Замуж я больше так и не вышла, сына вырастила, выучила на геофизика, и уехали мы с ним потом на Стрижевой нефть добывать. Он работал на буровой, а я в столовой поваром.
И опять несчастье мою жизнь подкосило – погиб мой сын трагически в 78 году. Он уже женатый был к тому времени, и остались мои внуки Илюша и Сережа без отца. А уж как он их любил!
В 80-м году переехала я сюда в Горно-Алтайск и с 81 года стою на очереди на квартиру. Но не дают мне квартиру. А у меня 27 наград и 56 лет трудового стажа,- говорила старая женщина с сокрушением.
Жила она очень скромно – всего на две тысячи рублей в месяц, покупала только самые необходимые продукты. Всю оставшуюся сумму от пенсии бабушка отправляла переводами своим внукам – студентам в Омск, считая своим долгом поддерживать их материально.
Квартиру Александра Захаровна при мне так и не получила, потом я ушла из школы, к Игнатьевой заходила редко, чаще звонила ей по телефону а через несколько лет узнала, что она уехала из города. Мне была очень интересна дальнейшая судьба этой женщины, и я спрашивала у ветеранов, где Александра Захаровна? Жива ли она?
Но никто не мог дать мне определенного ответа, и только недавно председатель городского совета ветеранов сообщила мне при разговоре, что квартиру Игнатьевой всё-таки дали примерно в 2011 году, там поселились её внуки, а потом квартиру продали. Сама же Александра Захаровна будто бы уехала в Омск и потерялась. Какая-то с ней приключилась якобы трагическая история.
Так и потерялся след этой удивительной женщины, которая юной девочкой- школьницей ушла на фронт защищать Москву.
Уходят из жизни наши дорогие ветераны, из женщин их осталось совсем немного. В войну эти Дуси, Машеньки, Шурочки, Зои бесстрашно взяли в нежные, девичьи руки грозное оружие. Беспощадное время посеребрило их когда-то густые, золотистые косы, избороздило лица морщинами, но душой они остались всё также прекрасны. А какой славный след оставили нам!
И как вдохновенно сказал о них Роберт Рождественский в своем известном стихотворении «Зенитчицы»!
Как разглядеть за днями след нечеткий
Хочу приблизить к сердцу этот след…
На батарее были сплошь девчонки,
А старшей было восемнадцать лет.
Лихая челка над прищуром хитрым,
Бравурное презрение к войне…
В то утро танки вышли к самым Химкам.
Те самые с крестами на броне
И старшая, действительно старея,
Как от кошмара заслоняясь рукой,
Скомандовала тонко:
- Батарея - а – а!
( ой, мамочка!..)
Ой, родная!..)
Огонь!
------------------------------------------
Зенитчицы кричали и стреляли,
Размазывая слёзы по щекам,
И падали и поднимались снова
Впервые защищая наяву
И честь свою (в буквальном смысле слова),
И Родину, и маму, и Москву.
Я смотрю на подаренный мне портрет, где Шурочка в солдатской гимнастерке, тогда еще совсем юная девушка с лучистыми светлыми глазами и пышными локонами, а на груди уже сияют боевые награды.
Всё будет в ее жизни после войны – счастье любви и безмерное горе, но она сумеет достойно прожить свою жизнь, как и ее фронтовые подруги - Дуси, Маруси, Зои, Любочки.
Пусть же их имена и славные, ратные дела не забудутся в памяти народной!
На фото Шурочка в 1944 году.
Свидетельство о публикации №215051900808