Быть бабушкой

- Ты слишком балуешь внучек, - безнадежно возмущаются сыновья и невестки, прекрасно зная, что я им отвечу.

А отвечаю я им обычно следующее:

- Бог для того и создал бабушек, чтобы баловать внуков. И вообще, с вами я поговорю на эту тему, когда вы сами станете бабушками и дедушками.
Внучка Ладка подросла – лет этак до пяти, и я решила, что пора приобщать ее к Михайловскому.

Михайловское – это место, куда я еду, когда иссякают жизненные силы, и убывает оптимизм. Даже трех-четырех дней в Пушкинских горах мне обычно хватает, чтобы ближайшие месяцев шесть-семь улыбаться окружающему миру. То есть, пару раз в году мне надо там побывать обязательно.

- Вот уйду на пенсию и уеду жить в Михайловское, - говорю я, когда чувствую, что меня все достало.

Флегматичный старший сын на это обычно отвечает:

- Ты, мать, до пенсии не доживешь. Тебя пристрелят раньше.
- Ладка же пропадет там со скуки за неделю, - пожалела невестка дочь, когда я сказала, что мы едем с ней в Михайловское.

- Не пропадет, - возразила я и купила сказки Пушкина.

Как только мы сели с Ладкой в поезд и отделались от ее докучливых родителей, я достала вредную еду – чипсы и пепси-колу, и спросила внучку:

- Ты хоть понимаешь, куда мы едем?

- В Михайловское, - обреченно ответила Ладка, которая, судя по всему, прониклась материнским скептицизмом и не ждала от поездки ничего хорошего.

- А ты знаешь, что такое – Михайловское?!

Я достала Пушкина:

- У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том…

- Знаю-знаю: и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом, - продолжила Ладка, сосредоточенно хрустя чипсами.

- Так вот! Мы едем туда, где лукоморье, дуб со златой цепью и ученым котом, и где русалки на ветвях сидят!

Внучка перестала жевать и вытаращила глаза:

- А они бывают?

- Сама увидишь! – загадочно ответила я.
Мы с Ладкой стоим возле столетнего дуба в имении господ Пушкиных. У основания дуба прихотливо уложена «златая цепь». Звенья – сантиметров по тридцать, бронзовая краска отблескивает на солнце и впрямь как золото.

Внучка стоит с отвалившейся челюстью. Мы несколько раз обходим дуб в ту и другую стороны, пока она, наконец, не обретает дар речи:

- А ее не украдут?

 - Ты что? Она же волшебная! Если вор дотронется до нее, тут же налетят вороны, совы, нетопыри и заклюют его!

- А кто такие – нетопыри?

- Это такие гигантские летучие мыши.

- А у летучих мышей нету клювов, - возражает Ладка, дочь биологов.

- Ну, закусают и зацарапают!

- Значит, ее лучше не трогать, - задумчиво утверждает внучка. И я понимаю, что ей смерть как хотелось потрогать волшебную «златую цепь».

Я показываю Ладке на маленький, прихотливо вырезанный из дерева, теремок в густых ветвях дуба. Высоко-высоко над землей – не подпрыгнуть и не заглянуть.

- Кот – там!

- Но он же должен ходить и днем, и ночью! – возмущается Ладка.

- Понимаешь, днем тут слишком много туристов, а он боится людей, поэтому выходит из домика только в темноте. Но мы можем сходить и посмотреть. Заодно и русалку поищем, которая тоже должна на ветвях сидеть…

Решено! Ночью идем смотреть кота и русалку. А пока мы спускаемся к «лукоморью» - крутому изгибу Сороти, и собираем полевые цветы. Мы решили привезти из Михайловского в подарок родителям гербарий и теперь увлеченно беремся за дело.
Вечером, поужинав и дождавшись темноты, таинственно переглядываясь, мы выскальзываем с Ладкой из гостевого домика. Возле него - пара уличных фонарей под «старинные». А дальше – в усадьбе – кромешная тьма.

Как только мы выходим из зоны света и ступаем в черноту, Ладка намертво хватает меня за руку и прижимается ко мне. Я чувствую, как с каждым метром ноги ее становятся все тяжелее, шаг короче. И вот я уже почти тащу ее по направлению к дубу.

Слева стоит темной стеной и шумит хвойный лес, справа на лугу разливаются сверчки. Над головой – потрясающий, засыпанный звездами, млечный путь на густом фиолетовом фоне. Над Соротью поднимается круглая луна. Красота – неописуемая.

Неожиданно в лесу, совсем близко, заухал филин. Ладка взвизгнула и моментом забралась ко мне на руки.

- Все! Пошли обратно! Я не хочу кота! Я хочу спать!

- Ну как же так, - притворно сокрушаюсь я, тем не менее, разворачиваясь в сторону гостевого домика. – Мы же договорились.

- Я проголодалась! – применяет излюбленный прием Ладка, которая знает, что голодная внучка – это самое страшное, что может привидеться ее бабушке. – Только, чур, один йогурт и одно печенье! И сладкий чай!
Кота мы увидели на следующий день.

Мы пошли смотреть на гнездовье серых цапель и решили пройти кратчайшим путем через лес. И, выйдя на одну из полян, увидели его.

На большом живописном пеньке грелся матерый серый котище. Видимо, из местных и абсолютно ручных.

- Кот ученый! – заорала не своим голосом Ладка.

А он открыл янтарные глаза, сел, театрально потянулся и замурчал.

Ладка было ринулась к нему, но резко остановилась и повернулась ко мне:

- А нетопыри не налетят?

- Ну, уж не знаю…

- Котик, котик… Скажи что-нибудь… - бормотала внучка, наматывая круги вокруг пенька, не решаясь однако погладить кота.

А он сладко щурился, выгибал спину, подставляя солнцу то один бок, то другой. Сытый, красивый, ухоженный зверюга…

Так и не дождавшись от нас ласки, он, наконец, спрыгнул и величаво удалился, время от времени оглядываясь и помуркивая.

- А на пенек-то сесть теперь можно? - со священным ужасом в голосе спросила Ладка и, округлив глаза, осторожно присела на краешек, явно не уверенная, что сейчас не загремит гром, или она не провалится вместе с пеньком под землю.
Утром был дождь. Мы переждали его за «Русланом и Людмилой», перечитывая сказку уже в двадцатый, наверное, раз. А когда распогодилось, пошли гулять. На этот раз просто бродили по усадьбе.

За одним из поворотов, под деревьями, показался небольшой, аккуратно сложенный из бревен, домик. Какая-то из музейных хозслужб.

Ладка напряглась, остановилась на приличным расстоянии, долго, вытянув шею, разглядывала домик, а потом проговорила шепотом:

- Бабушка! Сходи, пожалуйста, к избушке. Посмотри, нет ли у нее случайно курьих ножек?
А вечером были русалки. Забегая вперед, скажу, что на этот раз испугалась даже я.

У спуска к Сороти стоит мельница. В ней, сколько я помню, всегда жили голуби-витютни.

На этот раз мы с внучкой  не стали ждать темноты и отправились к реке на закате. Решили выяснить, не прячутся ли русалки в заброшенной мельнице.

Около мельницы, возле спуска к реке, валялся старенький велосипед. Очевидно, его оставил кто-то из местных рыбаков, а сам пошел на Сороть зорьку коротать.

В глазах Ладки велосипед без хозяина приобрел зловещий вид.

- А где человек? – спросила внучка. – Его русалки утащили?

Она подошла к мельнице, залезла на прислоненный к стене каменный жернов и попыталась через щель в двери заглянуть внутрь.

Мы, видимо, потревожили голубей, потому что внутри мельницы вдруг послышалось хлопанье крыльев десятков заметавшихся птиц. А, главное, - их крики, похожие на человеческое стенанье.

Ладка заорала не своим голосом и бросилась бежать. Признаться, у меня самой в первый миг оборвалось сердце.

- Стой! Не бойся! Это не русалки, это голуби! – закричала я.

Внучка остановилась как вкопанная. Но не от моих слов, а что-то увидела на земле. Я подошла к ней. Через дорожку деловито ковылял ежик.

- Бабушка, а он обыкновенный или тоже сказочный? – спросила внучка, и я почти честно ответила ей:

- Не знаю!
С тех пор прошло пятнадцать лет. Ладка выросла. В Михайловском уже несколько раз побывала и навсегда влюбилась в него моя вторая внучка Регинка, которая мечтает окончить школу и поехать туда работать.

Она тоже прошла в свое время и златую цепь, и ученого кота, и русалок. С той только разницей, что русалок мы ходили с ней на закате кормить – как рыбок – хлебушком.

- Вон, смотри, выпрыгнула! А вон еще одна! - визжала от восторга Регинка.

И кто знает, рыбки это на вечерней зорьке выпрыгивали из воды или маленькие серебристые русалочки баловались?

В этом году я впервые повезу в Михайловское маленькую Майку. Уже куплена и положена в чемодан новая книга сказок Пушкина.

- Мам, ты там не очень-то, все-таки двадцать первый век на дворе, - осторожно сказал сын. – Сказки – сказками, но жить-то ей в реальном мире.

- Знаешь, реального мира ей еще предстоит хлебнуть. А вот сказки не будет, если мы ее не сделаем, - ответила я.
Трудно сказать, кто из нас прав. Спорить можно до бесконечности. Но как-то двадцатилетняя Ладка, которая уже всерьез задумывается над тем, чтобы сделать меня прабабушкой, обронила:

- Бабуля, я хочу, чтобы моим детям колыбельные пела ты, у тебя прикольно получается. Ну и в Михайловское к русалкам тебе надо будет их обязательно свозить.

Значит, все было не зря?..