Фрагмент из рассказа «Память. Белый лунь золотой осенью»
Сентябрь — восхитительная пора для романтиков. Червлёные рощи очаровывают своим райским пригожеством. Воздух прогрет ярким светилом, которое не торопится подёрнуться дождливой пеленой.
В саду терпко пахнет ароматом созревших яблок. В лесу с дуба падают жёлуди, набравшие янтаря от солнца. Радужный листопад набирает силу.
На полях убран последний урожай зерновых и золотистые скирды пристроились с краю жнивья. Восторг, благолепие, нирвана для идеалистов и не от мира сего мечтателей. Состояние расслабленного упоения праздником жизни на земле.
Однако много ещё предстоит сделать до слякотной непогоди. Успеть бы осуществить задуманное в мечтах. Как оно сложится для каждого в следующий распрекрасный год на счастливую осеннюю пору — неведомо.
Любой человек, проживающий в средней полосе России, знает, что нет на свете ничего краше двухнедельной волшебной магии сентября.
Очаровательный пейзаж открывается в любую сторону, куда ни глянь. Разноцветные конверты с посланиями от божественной природы планируют над головой, тихо ложатся на землю и шуршат под ногами.
Осенние листья вообще не похожи на знойные приветы от летнего сезона — слишком хрусткие, ломкие на изгиб. Падалица всех оттенков радуги: зелёная, жёлтая, красная, бордовая, коричневая.
На удивление любителям природы парашюты могут быть одновременно трёхцветными. Хотя многие приветы флоры ещё в одежде хлебородной поры, лишь некоторые сменили расцветку. Не тронутые нулевыми заморозками мумифицированные папирусы чудесно пахнут обильным разнотравьем. Чай заваривать можно.
Лазурная твердь не потеряла до конца своей колоритной насыщенности. Белоснежные кучерявые облака, не напитанные промозглой влагой, парят диковинно высоко. Белошёрстные барашки своими мазками разбавляют лазурную синеву бескрайнего небесного океана.
Воздух прозрачный, свежий, густой, им невозможно надышаться. Аромат поспевших семян, увядающих цветов, набравших зрелость лесных плодов, слегка кружит голову.
Но в низинках, возле неглубоких заболоченностей, туман иногда такой плотный, что можно потрогать руками. Он лежит до обеда, словно вата между деревьев. Когда ощущаются дуновения лёгкого ветерка, кисельная масса начинает хаотично двигаться, обволакивать встречающиеся на пути стволы сухостоя.
Вырвавшись на свободное пространство, сизая дымка неспешно плывёт над тихой чёрной заводью водоёма. В поднимающейся рваными клубами мокрой туманности просматриваются искажённые силуэты зданий, с шоссе доносится приглушённый шум моторов. В конце концов, звук от автомобилей пропадает в безмолвии. Дурманящее марево. Опьяняющая теплынь.
Кстати, на полянках, где ещё радуют глаз последние цветы, пахнет ягодами, травой и прелой хвоёй. Земля слегка курится. От размякшей тверди исходят остатки живительной энергетики лета.
Накануне предполагаемой осенней затяжной непогоды последней божественной передышке искренне рады птицы. В разномастных ватагах у каждой птахи разная судьба.
Определённые беззаботные стайки собираются в дорогу на бескрайние просторы дальних стран. Некоторые, отъевшись за лето, готовятся пережить местную зиму.
Хамоватые молодые выводки, как всегда, необычайно активны, порхают, дерутся между собой, пищат, посвистывают, щебечут. Они ещё не знают, что такое зима и не ждут злобных неприятностей от непогоды. Ничего, с них станется. Всему своё время.
На склонах оврагов, где особо чувствительно пригревает солнце, в высокой траве шуршат ящерицы. Иногда рептилии надолго замирают и, высунув раздвоенный язычок, прикрыв веки, с удовольствием принимают лучезарные ванны.
Земноводные желтопузики — искусные маскировщики, не углядеть короткохвостов издалека. Только шелест и покачивание пастушьей сумки выдаёт их присутствие.
Издалека можно услыхать «легкомоторный» гул. Ещё изредка летают полусонные пчёлы, но их уже мало. Умиротворённое передвижение по воздуху карамельных дел мастериц тяжёл и спокоен. Натруженные жужжалки прекрасно разбираются в том, что делают: закрома их полны, сытная зимовка дружным семействам обеспечена.
Одинокая бабочка покачивается на тяжёлой головке иссохшего репейника. Красивый «огненный червонец» может сидеть, не шевелясь очень долго. Кажется, что сложив крылья, глазастая очаровашка приговорила себя навеки-вечные пыткой неподвижности, никогда не упорхнёт по своим легкомысленным делам. Большая обманка. Вздорный вымысел, нелепая побасенка.
Неожиданный, достаточно резкий взлёт мотылька не заставил долго ждать. Полуденка с лёгкостью взяла вертикальный старт и упорхнула лакомиться остатками пыльцы на соцветиях султанок.
Понятно же, что яснокрылой раскрасавице надобно поторопиться. Совсем скоро непогодь смахнёт с природного стола остатки былого роскошества со всяческими разносолами.
Можно придумать и отметить в подсознании, что по округе раскинулась волшебная земля, изумрудная страна чудес. Как в доброй сказке Пушкина: вот-вот из-за деревьев выйдет сказочное, но обязательно доброе существо с золотым сердцем.
Кроткий образ, словно ласковый щенок, припадёт к ногам, будет слегка потявкивать, заискивая, поглядывать в глаза, признаваясь в дружбе и любви. Подождём — увидим.
В благолепную пору бабьего лета при наличии душевных мгновений вселенского счастья погода в обязательном порядке дарит людям тепло уходящих деньков. Примите от всего сердца. Для чувствительных душ это любимое время года. Согласимся.
Однако легкоизменчивая, аморфная идиллия имеет двоякое предназначение в жизни. Сегодняшнее на удивление замечательное мироощущение, написанное в роскошных акварельных красках, назавтра может запросто обернуться совершенно иной, чужеродной стихией.
В искажённом от боли цвете зелёные листочки вполне могут оказаться серо-буро-малиновыми. С утра ясное, тёплое, умиротворённое солнышко к вечеру станет предательски беспощадно обжигать растрескавшиеся губы.
Силушки не останется терпеть, когда на пешем марше станет известно, что до ближайшего привала с водоёмом ещё с десяток вёрст. Глотательная мышца к нёбу прилипнет. Мочи нет, какой надрыв по золотой осени.
И вообще, эйфория от сиюминутной радости никогда не бывает постоянной. Иногда хочется как можно дольше продлить ощущение праздника. Но в какие-то мгновения ожидание превращается в утомительную, кисловато-вязкую истомину на языке.
Особенно, когда находишься на дистанции прямого выстрела в твою голову. В ожидании краха господнего небо с овчинку покажется. Миг до залпа станет вечностью. Поэтому каждой секунде личной истории — чрезвычайно-штучная осмысленность. Уникальная. У любого человека она своя, единственная.
Осознав величие и бескрайние возможности неповторимой поры, как никогда начинаешь ценить часы прожитой жизни. Недельки улетающего сквозь пальцы времени не вернуть. Было и прошло. Точка.
Что день грядущий нам готовит? Загадка со многими неизвестными. Удастся ли счастливо развести по углам вопросы насущного периода поднебесного существования? Далеко не факт.
Отсюда и порождение ностальгических воспоминаний, которые приходится доставать на поверхность из хранилища специфичной информации. А если мемуарные толкования с драматическим окрасом? Труба дело, насколько страшно ворошить памятные события былого лихолетья.
Однако не вытравить и не уничтожить в библиотеке стопроцентных достоверностей размытые записи о величайших достижениях своей персоны.
«А как же бабье лето?» — спросят некоторые. Ничего не имеется против благодатного времени года. Чудесное время — лишь толчок для очередной остановки и переосмысления прожитых лет.
В объятьях летучего паутинника сентября не грех порассуждать. Вполне вероятно окажется, что у каждого свой, ни с чем несравнимый результат.
Для желающих будет изготовлен билет в прошлое. Пусть себе на здоровье поприсутствуют на изломе героической эпохи. Милости просим перелистать страницы мемуаров неустрашимой и мужественной поры.
Как говорится, напророчили. Словно в воду глядели. Золотой осенью тяжёлые воспоминания нахлынули с новой силой. Страшно подумать, как оно было.
…Мандраж, горькую слюну сглотнуть невозможно — комок нервов в ожидании неминуемой смерти. Зелёная рвота на грязных бинтах, которые невозможно оторвать от тела — срослись с мышцами в разорванном паху. Обугленные до костей организмы мальчишек-танкистов. Гробы друг на друге в братской могиле при штабе полка.
…Испражнения в исподнее от адской боли. Тонны жидкой взвеси на сапогах. Вываливающийся ливер из вспоротого брюха соседа по капониру. Облитые кровью, бездыханные санбатовские медсёстры, аврально присланные на пополнение. Чёрные бочки расчленённых осколками трупов на нейтральной полосе.
…Тела, расплавленные немецкими огнемётами до белковой массы. Разрубленные на части конечности желторотиков, попавших под первую бомбёжку. Висящие на сухожилиях руки женщины из местных, подрядившейся постирать бельё красноармейцам.
…Струпья на живой, разорванной до сердца мышечной ткани, образованные свернувшейся кровью, гноем, отмершими тканями. Чтобы заткнуть фонтан кровищи из аорты, ребята залепили рану куском расползающейся глины с бруствера, накрепко обвязали исподним. Если жизнь не вытечет без остатка, повезёт мужику, эскулапы позже сами разберутся.
…Смрад разлагающейся белковой массы, блевотины, дерьма, пороховых газов, жжёной резины. Вонь — невыносимая. В окопе крови до взьёма сапога. По растерзанным протухшим мертвецам в несколько слоёв ползают жирные опарыши. В округе беспрерывно жужжат миллионы зелёных жирных падальных мух…
Предбанник светопреставления. Человеческих рук дело — преисподняя…
Март 2019 года