Как-то в детстве матушка притащила чудо поглазеть. Это была большущая книга, убить можно! Называлась чудно. – О вкусной и здоровой пище. – Это после войны-то, когда в стране жрать было нечего. Но красотища!
Раньше думал, что одной миски, кружки и ложки человеку для счастья хватит вполне. А там была прорва красивой посуды, да вся разноцветная!.. А продуктов?! Горы! И пишут, главное, чтоб не забывали следить за питанием… У меня такого никогда не было, чтобы забыть. Про еду я помнил всегда!
О вкусе – это мне понятно. У нас круглосуточно всё самое вкусное – и пшено, и картошка, и вода с дворовой колонки. Характерно, что мясом пренебрегали всегда, это был наш стиль послевоенной жизни.
И только к рыбьему жиру я привыкнуть не мог. Им насильно меня пичкали, с назиданием. – Маркс, Энгельс, Ленин, лично товарищ Сталин за обе щёки уплетали рыбий жир, и мне завещали. – Пей, Лёха, не будь дураком! – И я просто обязан был это сделать. А корочка хлеба с солью на закусь, была наслаждением.
К хлебу отношение было особое – его не хватало. Привозили дозировано – одна хлебовозка в день, вторую не обещали. А живая очередь, как ни крути, была на удачу – кто смел, то и съел. Там надо быть мужественным, и у матушки такое в характере было.
Я находился с ней рядом, на двоих полагалось две нормы. Причём не буханками давали, а по весу. И если был маленький довесок, то принадлежал он априори мне, я съедал его тут-же у магазина, до того есть хотелось.
Но самое вкусное у буханки не мякоть, а горбушка. А если ещё она полита растительным маслом, да посыпана солью! Ну, а если сахарным песком!!! Это приравнивалось к торту, который я видел в книге о вкусной еде.
Каша – это то, без чего не сможет выжить человечество, а на картошке рос и воспитывался наш гегемон. Она даже в конституции закреплена как стратегический продукт.
Я был причастен к стратегии, и картошку любил. Как правило она была на комбижире, сливочное масло тогда было редким. Но когда оно было, то сияло на картофельной горке маленькой звёздочкой счастья. Этого пережить я не мог.
Матушка выложит масло и уйдёт по хозяйству. – Пусть тает!
А я в картошке рою канавку, чтоб поболее мне натекло. И как правило кара фраеру была! Меня награждали подзатыльником и называли троцкистом, что обидней всего. Аппетит, однако, это не портило, ел за обе щёки.
Двор был большой, зелёный и в углу стояла липа шатром. В ней не только спрятаться, заблудиться можно. Выберешь сук, оседлаешь его и айда ртом хватать почки, молодую листву. Вкус конечно специфический, но сколько пользы!
Лиственницы плодоносят тоже. Молодые иголочки по вкусу сродни щавелю и конечно тоже очень полезные. Залезать только беда, ствол как напильник, да и плодов не так много.
А купаться идём?! Трава вся изучена. Что-то вкусно к луковице ближе, а что-то просто трава. Ляжешь и всегда найдёшь, чем червячка заморить. А у камышей стебель вообще был почти сладкий.
Ну, а меня, щекастого на рыбьем жиру, прозвали буржуем. Смешно, я ж пионер! И уже понимал относительность момента и не терзался мечтанием, понимал, чем это обязательно кончится.
Вся еда – и эта, и та, переваривается в один известный результат, и смотреть там было не на что. Так что рябчики меня не волновали, ананасы тоже. Мне милей было то, что на столе. Пшённая каша, картошка и горбушка хлеба политая подсолнечным маслом и посыпанная солью. А уж если сахарным песком!!!