— Точно тебе говорю, завелось там чудище! А ещё мне кикимора сказывала: ползут оттуда туманы неведомые, из которых голоса слышатся, да лягушки разноцветные выпрыгивают, и все утверждают, что они принцессы заколдованные.
— Разберёмся, — перекинул с ладони на ладонь меч богатырский Никита, — посмотрим, кто тут лесных жителей в морок вводит.
— Ты только осторожнее, Никитушка, — тёрся о сапоги богатыря Горыныч, — ты у меня друг единственный, на вес золота! А вдруг там колдун какой заморский? Может, к Яге вначале зайдёшь? Она в котёл свой заглянет, поворожит. Глядишь, что и присоветует по своему колдовскому делу?
— Не пристало богатырю русскому от опасности за юбкой прятаться, — ответил, нахмурившись, Никита. — А к Яге обязательно зайду, но после, на пироги, заодно и Василису проведаем.
— Эх, друг ты мой любезный, защитник стороны русской, — вздохнул Горыныч и остановился, — я тебя здесь подожду, на опушке. А то вдруг помощь понадобится? А тут до деревни рукой подать, так я сбегаю, приведу.
— Ну-ну, приведи! — усмехнулся Никита и пошёл по лесной тропинке один, не оглядываясь. Горыныч же лишь слезу промокнул платочком и высморкался, глядя вслед удаляющемуся богатырю.
Тёмен лес, страшен. Редко кто в эту сторону ходит. Ни грибов здесь нет, ни ягод, одно болото да филины. Но есть посредине топи полянка заветная. Поговаривали, что когда-то там беглая ведьма скрывалась. И такую силу земле подарила, что любой смертный мог силу в себе колдовскую разбудить, если обряд провести. Вот туда-то и направился Никита проверить свои подозрения.
Тёмная фигура в длинном плаще склонилась рядом с котелком, что кипел над костерком, выпуская вверх разноцветные пузыри, которые лопались и расползались сиреневым туманом. Рядом, на пенёчке, сидели две лохматые лягушки в золотистых коронах и пряли из тумана шали. Фигура поводила над котелком руками, бросила в него корешок и отступила.
— За такие вот штуки тебя Яга сюда и сослала, — Никита вышел из-за дерева и приблизился к закутанной в плащ фигуре. — Что, не выходит?
— Нет, — шмыгнула носом Василиса, — я и так, и эдак, одни лягушки выпрыгивают.
Над котлом поднялся пузырь, надулся и лопнул. Из разбежавшихся в разные стороны капель повыскакивали несколько лягушек, вскочили на пенёк рядом с подружками и принялись прясть.
— Забавно, — Никита достал из туеска два сухарика, один Василисе протянул, второй сам надкусил. — А что должно было получиться?
— Зелье жизни, — девушка заглянула в толстую книгу, что тут же на рогатине закреплена была. — Ничего не понимаю. Всё же делала, как написано.
Никита подошёл к котлу, наклонился, принюхался, провёл пальцем по стенке:
— Так, а почему зефирками пахнет?
— Сладкого захотелось, — надула губы Василиса, — а что, я уже неделю на этом болоте торчу! Яга сказала без зелья не возвращаться. А я есть хочу! Вот и приходится в одном котелке и рагу из крольчатины готовить, и зелья варить.
— Понятно, — развёл руками богатырь, — тщательнее мыть оборудование надо.
Схватил котелок и окунул со всем содержимым в болото. Вода зашипела, забурлила, всё пространство заволокло паром. В разлившейся тишине было слышно, как, последний раз щёлкнув спицами, лопаются фиолетовые лягушки, оставляя после себя воздушные шали.
— Держи, — протянул отмытый котелок Василисе богатырь. — Ты вообще зачем к Яге-то в ученицы набилась? Что, замуж не хочется?
— Хочется, — вытерла нос рукавом девушка, — только ещё больше хочется доказать всем, что я не просто красивая дурочка. Я ж не просто так, а чтобы помогать всем!
— Ясно, — кивнул Никита, — ну, давай заново.
Василиса налила в котелок воды, подкинула в огонь хворост и ткнула пальчиком в книгу:
— Так: веточка удачи, пригоршня покоя, капля тумана, находчивость лягушки, от раны сердечной зелёная сныть, корешок мандрагоры — всю горечь забыть, для новой надежды — вереск и рута, сок алого мака для спокойного сна и незабудка с утренней звездой, чтоб всегда находился путь домой, — приговаривала Василиса, помешивая закипающее зелье.
Над котелком поднялся пар, и стала вырисовываться фигура девушки.
— Ква, — сказала фигура, кокетливо подмигнув богатырю лягушачьим глазом, одновременно вильнув круглым бедром, покрытым чешуёй.
— Брысь, — махнула метлой Василиса, разметав видение. — Может, это из-за того, что вода болотная? — предположила девушка.
— Или в рецепте что-то не так, — листал книгу Никита. — У меня предложение, давай свой рецепт забабахаем? А то что тут всё привороты-отвороты, принцы-царевичи? Словно наши девки это и без зелий не умеют.
— Умеют, — вздохнула Василиса, — вот только другой книги нет.
— Я ж говорю, своё! — вылил очередное варево в болото богатырь.
Василиса хитро прищурилась, радостно взвизгнула и кинулась мыть котелок. Потом вновь налила в него воду и поставила на огонь.
— Чуток чабреца, чернослива, чаги, черешни, черники, чары чуткости, чувственности, чарочку чутья, честь чарующих, черпачок чуда, чаёвники-чудотворцы чуют чаёк. Часы чаевания — чередой чародейных частей, чашка чая — и я чудеснейший чародей!
— Чародейка! — присвистнул Никита, улавливая волшебный аромат, идущий из котелка. — И что это, новое приворотное зелье?
— Не, просто чай, — ответила Василиса, не замечая, что уже с полчаса левитирует над котелком. — Понимаешь, чай — это зелье на все случаи жизни: от плохого сна, от грустных новостей, для храбрости, для нежности. Вкупе с шалями, уверена, Яга в восторге будет!
— А шали-то для чего? — не понял Никита
— Они сказки шепчут, — улыбнулась девушка, — закутаешься в такую шаль, возьмёшь кружечку чая в руки, и никакие метели не страшны.
— То, что не страшны, это хорошо, — опустил Никита в котелок кружку, что всегда с собой в рюкзаке носил, — может, ну её, эту книгу с заклинаниями? Какая-то она бракованная. Не просто так её спящий отдал, ничего взамен не попросив. Может, стоит свои заклинания придумать? Видишь, как вкусно получается!