Пепельница

               
Июль... Солнце забралось на верхушку неба и что есть силы палит в окно кабинета. Купается в зеркале у двери и столько того солнца много, что хоть руками разгребай.
Во главе стола сидит ответственный секретарь газеты: добивающий пятый десяток мосластый мужик. Лыс донекуда, но лысина его задубела от солнцепека и не нуждается в сочувствии. Душою Рувимыч на даче, среди грядок и смолистых досок. И руки его, наломанные за выходные, находятся там. Но понедельник есть понедельник…
Напротив секретаря поскрипывает стулом Антон Гордеевич Ярыгин. Примостив потертый портфель на коленях, он из-под густых   бровей взирает на Рувимыча. С годами Антон Гордеевич будто не меняется, а лишь становится строже и строже. И перо его строжеет.  Но то ли и  впрямь «пророков нет в Отечестве своём…», то ли перу Ярыгина нынче не хватило кропотливости, только Рувимыч, вникая в его рукопись, согласно не кивает.         
Я сижу рядом с Ярыгиным и проглядываю свой рассказ. Когда в тысячный раз видишь одно и тоже, то начинаешь потихоньку ненавидеть.
Но я глубоко ошибся, подозревая творение Ярыгина в излишней строгости, тут было иное!
- Тут понимаешь… - Рувимыч поскрёб пятернёй коричневый затылок и отодвинул рукопись. – Нет перспективы! Идем куда-то  гамузом, а куда?.. - И вдруг яростно подхватился: - Не-е-ет, батенька, так нельзя! Им, наверху, - кинул   взгляд на окно, имея в виду, конечно, не яркое светило, а государственных чиновников всякого ранга, - не до нас. Вот и пугают обывателя чернухой: там взорвалось, там перевернулось! Выжить бы, не до хорошего… Их  позиция понятна. Но нам-то, - вернулся Рувимыч к местному бытию, - зачем людей пугать?
 Любому ясно, куда он свою лодку рулит! Вот ту заботу и высвети. Глядишь, и других подтолкнешь к делу! …А у тебя чего?! – Рувимыч глядел уже не на  Ярыгина, а на меня: - Старик приезжает в родную деревню. А там бурьян да разруха. Он «Эхма!» - и в магазин. И пошел кренделя по деревне писать. – Рувимыч похлопал рукой по столу, выискивая карандаш, и на первом листке рукописи поставил жирную галку: смотрено, мол! – А читателю чего прикажешь? …Тоже напиться?
- Так правда же! – Ярыгин притиснул портфель  к груди. - Так оно и было… - и расстроено пощупал бока своего кожаного друга. – Я ведь ещё не все написал!  В больницу  того старика увезли: нельзя выпивать. Да жизнь-то заставит! Вы же ее, - Ярыгин окинул взглядом   кабинет ответсека, – отсюда не видите!   
Раздражённый упрямством Ярыгина, Рувимыч  сгреб рукопись со стола и потряс ею в воздухе:
- Всё я вижу! Каждую субботу на дачу трясусь, через те же  деревни еду. Но там и добрые дела творятся! Вот и выискивай эти дела. А у тебя только: «Эхма!» и зашиб дрозда. …Ищи трезвого героя!
- Ищи… - Ярыгин ядовито усмехнулся. -  Ладно ещё, не наркоманит тот старик!
- Так сам сотвори трезвого героя! – не удержался я и встрял в разговор. – Вон какие ужасы кругом сочиняют, сердце стынет! А ты чего-то светлое придумай, созидающее.   
- И я про то же! – поддержал Рувимыч. – Ищи доброе, поднимай настроение читателю!
- Да это только часть дела – настроение-то! – опять не удержался я. - Главное в другом: в побудке  мысли. …А сюжетов - море. Что тезка-то твой говорил?          
- Какой тезка? – ёрзнул бровями Ярыгин.
- Антон Павлович Чехов… Сидели они как-то с Телешевым в трактире для извозчиков. «Всё кругом нас сюжет, - говорит ему Чехов. - Вон стена, чего интересного?» Телешев глядит, а на стене сальные пятна от извозчичьих затылков остались. Вот зацепка художнику!
- А пепельницу помнишь? – кивнул на стоящую перед Рувимычем безделку. – Повертел он как-то такую же в руках и говорит собеседнику: «Хотите - завтра рассказ напишу?»  …Откуда бы он взял тот рассказ? Да всё оттуда: из души, из вымысла.   
- Пепельница… - Ярыгин цапнул из-под носа секретаря рукопись и принялся запихивать ее в портфель. – Это же образно он  сказал! Всё бы так легко и было… Сам-то много   «Пепельниц» выдумал?   
- Я-то? - Вот сейчас самый пустяк Ярыгину и выскажу! В кармане моего пиджака уже с неделю валялся вышедший из употребления металлический червонец, и до того он совпадал с нынешней рублевой монетой, что диву даешься. Вместо рублевки и сунула его мне как-то продавщица гастронома на сдачу.
И то сходство монет навело меня на мысль. …День, мол, назад добирался я на троллейбусе домой и увидел    кассовый аппарат, торчащий из сумки кондуктора. И сама кондукторша была невеличка, и аппаратик был подстать. Но больше всего меня поразило то, что кондукторша привычно надорвала вылезший из аппарата билет и лишь затем протянула его мне.
   - А зачем вы такое чудо порвали? - не удержался я. – Шедевр инженерной мысли…
          - Так контролеры заставляют! «Гасить», мол, надо.
 - Не понимаю, - говорю. - Время поездки на нём проставлено и хоть гаси тот билет - не гаси, срок годности не увеличится.   
- Вот начальству это и расскажите! Нам-то чего…
Хотел присоседить билет к червонцу начала российских реформ, но тут  обнаружил, что  монеты в кармане и нет. Видать, отдал ее вместо рубля с иной мелочью кондуктору.  …И не лучше, видать, я той разбитной  продавщицы, что сплавила негодный кругляш недавно мне.
И пошел в голову троллейбуса к кондукторше:
- Девушка! - Та повернулась в мою сторону. - Я вам старую десятирублёвую монету вместо рубля случайно подал!
И хотел добавить пару слов о нелёгком  кондукторском труде, да услышал  сердитый окрик:
- Что ко мне  привязались?! То билет не нравится, то монета какая-то примерещилась!
        Выскочил я тогда на первой же остановке из салона и  тут же увидел, что забыл в автобусе папку с документами. За «обман», выходит, случилось то наказание! 
 - Вот вам пример «Пепельницы», - закончил рассказ, - слабенький, конечно, но суть-то есть! От ерунды со старой монетой, да к душе обывателя и уехали. …На пассажира ведь легче накричать, чем возразить начальству.
 - И чего тут тобой придумано? – фыркнул Ярыгин. – Жизнь описана и всё! Да морали чуть-чуть прибавил…   
- Да не добавлял я ту мораль, размышлял просто! И если ты поверил, то всё, увлек тебя в нужную сторону. …Не было ведь у меня никакого троллейбуса. Придумал его. Где монета-то осталась по рассказу? 
- У кондуктора…   
- Да вот же она! - вытащил я из кармана монетку.             
Ярыгин ткнул портфель под мышку и качнулся от стола:   
- Скучковались тут! – гукнул уже от дверей. – Только свата да брата и печатайте. – Но не шибко громко гукнул-то: ответсек подобное не любил.   
 И верно, Рувимыч аж побагровел, норовя что-то выпалить в ответ, да поздно: дверь за Ярыгиным закрылась.
- Вот какой! - бросил тогда Рувимыч, -  Его правду и слепой видит… А ты разгребай мусор, думай! - И, неожиданно для меня, попросил: - Дай-ка сюда твою волшебную монетку! Может и я  рассказик напишу.       
- На… Глядя на пиво и плясать веселей!               
Рувимыч подкинул монету на ладони и, поймав, довольно выдохнул:               
- А чего? И напишу, вертится ведь уже  в голове один сюжетец. - И хотел еще раз продемонстрировать свою  ловкость, да этого и не получилось. Монета, блеснув потертым боком, сунулась мимо пятерни, скакнула на пол и юркнула в одну из щелей. - Всё, - удрученно выдавил из себя секретарь, - написал рассказ… Опять придется в выходные дни молотком стучать.